Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Привычка Василия Алексеева

Читайте также:
  1. А что вы думаете о мечте президента Пархоменко соединить двух великих атлетов — Алексеева и Ригерта — для управления сборной командой?
  2. Второе каноническое послание святаго отца нашего Василия, архиепископа кесарии Каппадокийския, к Амфилохию епископу Иконийскому
  3. Мать Василия Великого
  4. Общественная привычка?
  5. Правда и выдумки о привычках
  6. Правда и выдумки о привычках
  7. ПРАВДА И ВЫДУМКИ О ПРИВЫЧКАХ

Желание пошло в привычку —
Для взрослых и для детворы
Так хочется последней спичкой
Зажечь высокие костры".

М.Светлов

О Василии Алексееве я пишу уже не первый раз. И всё же вновь и вновь ставлю перед собой один и тот же вопрос: что выбрать как самое главное, самое интересное для людей в биографии этого великого спортсмена?

Прежде всего необходимо отметить, что Алексеев — человек удивительный во всём. Он ничего не принимает на веру. Он должен всё лично проверить, тщательно проанализировать. А самое главное — он всегда ищет новое.

И это вполне понятно. Для того чтобы стать неоспоримым лидером и совершить революцию в мировом тяжелоатлетическом спорте, совершить в нём грандиозный качественный скачок, нельзя довольствоваться прежним багажом. Нельзя жить наследством, какими могучими и знатными ни были бы "родственники", оставившие его.

Если постараться коротко сформулировать существо успехов Алексеева, то можно выразиться так: оно заключается в новой методике, в новом подходе к решению конкретных, будничных задач. Тренировка Алексеева — это непрерывный поиск и постоянное отрицание общепризнанных истин. Если в первые годы занятий мы ещё многому его учили и он сам жадно перенимал всё интересное, что видел у старших, более опытных товарищей, то сейчас многому можно поучиться уже у него самого.

Впервые я встретил Василия в 1967 году в Дубне, где он с командой своей шахты готовился к юбилейной Спартакиаде народов СССР. Результатами тогда он никого не удивлял и ничем особым не выделялся. В глаза бросились лишь его ершистый характер да поведение, которое порой, увы, выходило за рамки общепризнанных норм. Василию было трудно в спортивном коллективе, но коллективу, возможно, с ним было ещё труднее. Находились даже советчики, рекомендовавшие навсегда отлучить Алексеева от спорта.

К счастью, их никто не послушал. Да и нельзя было слушать: ведь спорт не может принимать только ангелов. Наоборот, одна из его главных функций — воспитательная. И спорт действительно счистил с Алексеева всё лишнее, наносное, привил ему чувство высокой гражданственности, сознание долга, чёткости, дисциплины. А ершистость... Как знать, может быть, именно она и позволила Алексееву так легко и непочтительно разрушать тяжелоатлетические аксиомы.

Василий не боится трудностей. Вернее, наоборот — он постоянно ищет их и создаёт сам: в тренировках, в поединках с металлом, во всей своей спортивной жизни. Разве можно назвать лёгкой жизнь человека, который за два с половинойгода 52 раза улучшил мировые рекорды в различных движениях и в сумме классического троеборья? Такие достижения сами не приходят и даром не даются. Такое вообще ещё никому и никогда не удавалось в истории нашего спорта.

Передо мной записи тренировочных нагрузок Василия. Я был свидетелем его подготовки к переходу заветного рубежа в 600 килограммов, а затем триумфальных выступлений на чемпионатах мира в Колумбусе, Лиме, на чемпионатах Европы в Венгрии, Болгарии, Румынии, на чемпионатах страны и, наконец, на V Спартакиаде народов СССР. И ни одна схема подготовки к этим соревнованиям у Алексеева не похожа на другую.

Для многих такое утверждение, бесспорно, покажется невероятным. Действительно, что можно придумать нового в старом искусстве подъёма штанги? А Алексеев придумывал. С первого взгляда даже нам, специалистам, всё это казалось чудачествами. Но стоило лишь чуть-чуть поразмыслить, и мы видели интересные замыслы, творческую смелость и даже лихость, видели, что найденный Алексеевым вариант наилучшим образом решает стоящую в данный момент перед ним проблему.

Мы долго работали с Алексеевым рядом. И вот наступил 1972 год — олимпийский год. В самом его начале, выступая в Париже в новой, непривычной обуви, Алексеев получил травму бедра. Он не ходил по врачам, доверившись нашему массажисту Косте Громадину, и лечил травму сеансами психотерапии.

— Болит? Не должна болеть. Не будет болеть...

К июню состояние здоровья Алексеева улучшилось. Но на одной из тренировок у него сильно заболел локоть. Боль сравнительно быстро прошла, и я пишу об этом только потому, что интересен сам характер возникновения этой травмы.

Василий в тот период начал тренировки с немецкой штангой "Шнелль" — официальным снарядом XX Олимпийских игр. У этой штанги очень эластичный, гибкий, "мягкий" гриф. Чтобы приспособиться к нему, требуется какое-то время. Василий решил задачу привыкания к поведению штанги "Шнелль" оригинально: он ещё больше увеличил эластичность её грифа, для чего стал ставить блины ближе к его концам 1. Правда, случилась небольшая оказия, приведшая, как отмечалось, к болям в локте, но зато теперь, когда блины на "Шнелль" устанавливались обычным образом, новая штанга вела себя в руках Алексеева уже совершенно послушно.

В самом начале марта 1972 года в западногерманском городке Ульм, что неподалёку от Мюнхена, состоялась предолимпийская встреча сильнейших тяжелоатлетов мира. Наша сборная по тактическим соображениям прибыла в Ульм без своего капитана: Василий Алексеев остался тренироваться дома.

Из Мюнхена в Ульм я ехал в машине секретаря Федерации тяжёлойатлетики ФРГ господина Е.Фезера. Всю дорогу тот говорил, не умолкая.

— У вас, я вижу, прекрасное настроение... — сказал я.

— Ещё бы — весна... Приехали такие гости...

Но дело было, конечно, вовсе не в весне. Разговор постепенно подошёл к тому, к чему Фезер его и вёл. Оказалось, что он был в Париже во время турнира памяти Жана Дама и "имел там счастье" видеть Алексеева.

— Почему Алексеев не установил на Мемориале Дама ни одного рекорда? Да и результаты показал рядовые...

Я объяснил, почему так произошло.

— А почему ваш богатырь не приехал к нам сюда? Испугался Манга? Скажите откровенно.

— Да нет, он просто неважно себя чувствует...

Однако мой собеседник только лукаво улыбнулся.

— Я, — сказал он, — по профессии журналист и постараюсь осветить этот момент в прессе.

— Ну что ж, пишите, — пожал я плечами. — Бумага всё стерпит. В конце концов, важно лишь то, что будет продемонстрировано на помосте.

— Вот именно. Давайте подождём немного, посмотрим, что покажет наш Рудольф.

— Давайте, — согласился я.

Я действительно с интересом ожидал выступления немецкого силача, ибо давно уже не видел его. Манг, в отличие от Алексеева, выступает крайне мало. Не только за рубежом, но и у себя дома. Очевидно, его берегут от перегрузок и, главное, психологических травм, то есть поражений. А напрасно. Поражения не только огорчают, но ещё и закаляют. Опыт турнирных битв ничем не заменить.

Последний раз я видел Манга в Колумбусе на чемпионате мира. Тогда он во время жима получил серьёзную травму и вынужден был прекратить состязания. После этого — почти два года молчания.

И вот Манг снова вышел к снаряду. Ещё до того, как Рудольф прикоснулся к грифу, я понял, что за прошедшее время он сильно изменился: прибавил в весе, но ничуть не сдал в подвижности: остался по-прежнему резким, собранным, сильным.

Нужно отдать Мангу должное — в тот раз, в Ульме, он выступил блестяще и набрал великолепную сумму — 625 кг. А главное, установил первый в своей жизни мировой рекорд в жиме — 230,5 кг. Прежний принадлежал Алексееву.

Господин Е.Фезер выполнил своё обещание, он уже на следующий день опубликовал в спортивной газете Мюнхена статью, в которой рассуждал так: советский чемпион знал о возросшей силе Манга и не рискнул провести с ним очную дуэль. А ещё в одном издании мы увидели "шапку" на целую полосу:

"Медведь из Беленберга показал свои когти, и русские задрожали"

Однако, как известно, дрожь эта продолжалась недолго. Через две недели, выступая в Швеции, Алексеев вернул себе мировой рекорд в жиме, прибавив к результату Манга целых пять килограммов. Но западногерманская пресса, словно не заметив этого, продолжала писала о своём тяжелоатлете такие восторженные статьи, словно тот уже выиграл Олимпиаду.

Начался чемпионат Европы. Здесь два самых сильных человека планеты после перерыва длиной в год вновь сошлись лицом к лицу. В 1971 году на чемпионате Европы в Софии Василий победил Рудольфа, обойдя его в троеборьена 27,5 кг. На этот раз победа Алексеева оказалась не столь разгромной. И обыватели, которых богатырь из города Шахты, если быть откровенным, "разбаловал" своими результатами, начали жаловаться:

— Ну, что это такое — выиграл всего два с половиной килограмма? Да к тому же без единого рекорда...

И никто не знал, что всего за три часа до выхода на помост у Алексеева жесточайшей судорогой схватило мышцы живота. Ему предложили вообще отказаться от выступления, но он сделал резкий протестующий жест:

— Чтобы советский человек — и сам, добровольно отказался от борьбы? Никогда такого не было и не будет!

Алексеев, естественно, боялся не за себя, он опасался, что подведёт команду.

Посмотреть на дуэль Алексеева с Мангом пришла почти вся Констанца. Репортаж о заключительном дне чемпионата Европы телевидение вело на все страны нашего континента. Обозреватели на сей раз не скупились на прогнозы, причём далеко не все из них были в пользу нашего атлета. Но именно ему предстояло поставить последнюю точку в той борьбе мнений.

Взволновала ли нашего гиганта эта суетня? В какой-то степени, вероятно, взволновала. К тому же он неважно себя чувствовал... В общем, Алексеев, всегда безупречно терпеливый, на сей раз сам попросил:

— Поедем на соревнования пораньше...

Мы прибыли во Дворец спорта, где проходили состязания, одними из первых. Василий взвесился — стрелка показала 147 кг 700 г.

— Ничего, нормально, — улыбнулся силач. — Пойдём отдохнёмгде-нибудь...

Стоял ослепительно солнечный день. За одной из стен огромного здания мы нашли удобную — в тени — скамеечку. Вскоре к нам подсели врач и массажист, чуть попозже подошёл Яан Тальтс.

— Ну, как? — спросил он со своим привычным акцентом.

— Давай, Янчик, поговорим о наших друзьях-легкоатлетах, о футболистах, о боксёрах. Надоело всё про себя да про себя...

И разговор, действительно, постепенно перешёл к предстоящим олимпийским баталиям. Мы жарко спорили о шансах Валерия Борзова, о том, способен ли кто из наших повторить рекорд Валерия Брумеля...

— Ну всё, надо идти, — поднялся Василий. — Скоро представление участников.

Когда завершился парад, он вернулся на эту полюбившуюся ему лавочку и совершенно по-домашнему устроился на ней.

— Хорошо. Не душно. И солнце не печёт.

Я вошёл в помещение. На центральном помосте уже гремела штанга, борьба была в самом разгаре. Скоро в неё нужно было включаться и нам. Я вернулся к Алексееву.

— Ну, какой первоначальный вес будем заявлять?

Василий призадумался, что с ним в подобных ситуациях бывало редко. Потом встал, прошёлся по асфальту дорожки. Спросил:

— Соперники-то как?

— Рединг — 210 кг, Манг — 220 кг.

— Тогда давай закажем 225 кг.

Первым включился в борьбу знаменитый бельгиец. Начальный вес он зафиксировал очень легко, но потом застопорился на 220 кг и отказался от третьего подхода. Манг же 220 кг выжал на редкость легко и, сопровождаемый овацией зала, скрылся в двери, что вела в разминочную: знал, что настоящая борьба ещё впереди, и спешил отдохнуть.

На помост вызвали Алексеева. Все уже давно привыкли к мысли непобедимости Василия, и поэтому, когда он сорвался в первой же попытке, по огромному залу Дворца спорта пронёсся гул удивления. Только во второй попытке Алексеев ценой значительного напряжения зафиксировал начальный вес.

Неудача грозного соперника подействовала на Манга ободряюще. Он легко и, надо признаться, очень красиво выжал 230 кг. Потом сделал последний подходна 235 кг, но единственное, чего достиг, взял штангу на грудь. Дальше — ни с места.

Василий "взвинтился": стал прогуливаться из стороны в сторону. И, судя по всему, уже забыл о своих судорогах.

— Пусть установят 237,5 кг! — произнёс он безапелляционным тоном.

Я не возразил, хотя понимал, что этот вес, превышавший мировой рекорд, Алексееву было не одолеть. Не возразил потому, что прекрасно знал победную психологию нашего богатыря и то, что меньший вес его просто не устроит.

Итак, жим Алексеев проиграл. Это было вообще первое его поражение с тех пор, как он стал признанным лидером мирового спорта. Если честно, я очень боялся, что оно поколеблет веру Алексеева в себя. Но нет, не произошло ничего страшного — во всяком случае внешне Василий никак не изменился. А если и изменился, то лишь в лучшую сторону: стал больше шутить и успокоился. Одним словом, повёл себя истинно по-чемпионски.

Рудольф Манг являл собой в тот момент полную противоположность нашему богатырю. Он был угрюмым, неразговорчивым, всячески сторонился людей. Всё время глотал какие-то свои пилюли и внимательно, с прилежностью первого ученика слушал своих тренеров, среди которых все сразу узнавали знаменитого Томми Коно.

На помосте и вокруг него завязывались психологические и тактические хитросплетения. Вот немецкие тренеры заявили первоначальный вес Манга в рывке — 165 кг. Я записал Василию 170 кг. Немецкий спортсмен, едва только увидел это, тут же перезаявил свой первый подход тоже на 170 кг.

Едва только мы узнали об этом, как я сразу почувствовал на своём плече увесистую руку Алексеева.

— Давайте шарахнем со 175 кг, а? — посмотрел он мне в глаза.

Василий уже забыл про свои судороги, но я — нет. И потому не поддался:

— Давай начинать, как решили. Нам, Василий Иванович, не нужен неоправданный риск.

Алексеев согласился, — правда, весьма неохотно. Но, как оказалось, мы поступили очень правильно, что не сделали перезаявку, ибо, вырвав вес,в общем-то, идеально, Алексеев поднялся с ним из седа с большим трудом, заставив нас всех изрядно поволноваться. Окажись в тот миг на штанге лишних пять кило, Алексеев, право слово, мог бы её и не зафиксировать.

Вслед за Василием очень легко зафиксировал 170 кг и Манг. Публика загудела, предвкушая интересный, лихо закручивающийся сюжет поединка.

Алексеев пошёл на 175 кг и вырвал этот вес. Публика ответила бурной овацией. Василий был явно доволен и, чтобы скрыть свою радость, забурчал:

— Говорил же вам, что надо начинать со ста семидесяти пяти... Озадачили бы мы тогда Рудольфа...

Я только пожал плечами:

— Давай посмотрим, чем он ответит сейчас...

Манг перезаказал подход, попросив установить на штангу 177,5 кг.

— Молодец. Храбро себя ведёт, — прокомментировал Алексеев, и в его словах я уловил неподдельную искренность.

Вот таков он, наш богатырь: в любой обстановке радуется настоящей спортивности, кто бы её ни проявил.

В третьем подходе Манг зафиксировал заказанный вес. Алексеев пошёл на рекорд вес — 180,5 кг. Но его постигла неудача. В результате после двух движений чемпион ФРГ вышел вперёд, имея солидную фору в 7,5 кг. А поскольку Манг был значительно легче Алексеева, то последнему нужно было для победы отыграть у лидера целых десять килограммов. Отыграть десять килограммов — это трудная, почти невыполнимая задача. Манг сие прекрасно понимал, и настроение у него резко улучшилось. Он даже замурлыкал себе под нос какую-то песенку.

Стояла изнурительная жара. Пот катил градом не только со спортсменов, но и со всех нас — тренеров, судей, зрителей. Все жадно пили: кто из принесённых фляжек или бутылок, кто прямо из-под крана, а Манг — из хрустального бокала. Его "оруженосцы" наливали в гранёный, отливающий ярким светом сосуд живительную влагу и подносили его Рудольфу с какой-топодчёркнутой торжественностью. Словно он уже был победителем. И вообще тогда многие считали, что Алексееву не удастся догнать своего молодого соперника. Возле Манга столпились фоторепортёры, ослеплявшие его своими вспышками.

Впрочем, в те минуты журналисты не обделяли своим вниманием и нашего Василия. Они подходили к нему один за другим и спрашивали с удивительной прямотой, граничившей с бесцеремонностью:

— Это ваш первый проигрыш за последние годы. Какое чувство вы сейчас испытываете?

— Хорошее, — улыбался Василий. — Да разве же это плохо — оказаться вторым на чемпионате Европы?

Данные слова он, повторяю, говорил бесцеремонным журналистам — одному за другим. Но за кулисами вдруг шепнул мне в ухо так горячо, словно давал клятву:

— Умру, Сидорыч, а вперёд всё же выйду!

Началось последнее действие этой бесспорно захватывающей спортивной драмы. Снова началось тактическая игра. Алексеев в первом подходе чёткотолкнул 220 кг и затем пропустил соперника вперёд.

— Пусть, покажет всё, на что способен, а потом я скажу своё слово.

Немецкий спортсмен во второй попытке поднял 222,5 кг и пошёлна 227,5 кг. Но тут его уже ждала неудача.

— Теперь ясно, какой нужно делать ход, — проговорил Василий и вытер рукавом лоб.

Он всё-таки нервничал. Обстановка была острой. Да и вес на штангу поставили порядочный — 232,5 кг. Алексеев отхлебнул из чашечки глоток кофе, насухо вытерся полотенцем и пошёл на помост. За ним следили тысячи зрителей во Дворце спорта, за ним жадно наблюдала вся Европа. Под тяжестью миллионов взглядов Василий выглядел каким-то скованным, необычно медлительным.

Но вот он резко взял снаряд на грудь. Потом легко поднял над головой. И тишина лопнула:

— Ура, Алексеев! Браво, Россия! — неслось со всех сторон.

Да, Алексеев действительно не изменил своей привычке и поднялся на высшую ступеньку пьедестала почёта. Теперь впереди оставались только Олимпийские игры.

Ещё в начале года, рассуждая о предстоявших ответственных стартах, Василий как-то обронил:

— В Мюнхене надо будет начинать в жиме с 230 кг, в рывке — со 175 кг, а в толчке с такого веса, который только потребуется для победы. Манг будет очень силён, особенно у себя на родине, но его надо будет одолеть во что бы то ни стало.

Одолеть соперника, победить, завоевать своей Родине золотую медаль — иного Алексеев себе и не представлял. Он всё время был молчалив, но о его планах и намерениях догадаться было совсем не трудно. Не трудно, ибо тренировался он теперь с необычайными напряжением и ответственностью.

Заключительный этап подготовки к Олимпиаде наша сборная проводила на тренировочной базе под Подольском. Стояло изнурительно-жаркое лето. Кругом дымили лесные пожары. Пахло гарью. Ребята уходили в помещение, чтобы спрятаться от дыма.

Только Василий решил тренироваться в лесу — "на природе", как он говорил. Специально для него соорудили помост и прочие тяжелоатлетические приспособления — и пошла взлетать штанга.

Каким бы душным и дымным ни выдавался очередной денёк, как бы ни было трудно, Василий действовал по раз и навсегда установленному правилу: обязательно выполнить то, что запланировано.

В Подмосковье давно уже не было дождя. Иссохли грибницы. В воздухе стояла жара и мелкая-мелкая пыль. Стволы берёз и высоких, безжизненно застывших сосен источали духоту. В лесу было тихо. И только где-то с утра до вечера, словно гигантский дятел, стучала падавшая па помост штанга:тук-тук-тук-тук, тук-тук-тук-тук...

В начале августа к нам приехали ребята из Всесоюзногонаучно-исследовательского института физкультуры. Привезли с собой спортивный журнал, выходящий в ФРГ. Его страницы вернули нас на несколько месяцев назад — к уже описанному мной времени в марте 1972 года, когда Рудольф Манг отобрал у Алексеева мировой рекорд в жиме, показав бесспорно выдающийся результат — 230 кг. Многие обозреватели назвали его феноменальным и даже фантастическим. Но Василий, как известно, не остался в долгу и ровно через две недели прибавил к достижению Манга ровно пять килограммов. И вот теперь мы прочли в журнале по этому поводу высказываниечемпиона ФРГ:

— Я, конечно, ожидал, что Алексеев постарается вернуть себе рекорд, но то, что он сделает это столь быстро, с таким отрывом, не предполагал. Признаюсь, этот русский богатырь ошеломил меня.

Когда Василию Ивановичу перевели данный текст, тот прокомментировал его по-своему:

— Это у меня в характере с детства: никогда не бить первым, но если уж случится, так дать сдачи, чтоб запомнилось...

Быстро катилось время. Вот уже вступили в бой передовые отряды олимпийцев. У нашей команды, укомплектованной очень сильными атлетами,что-то трагически разладилось. Почему? Сейчас писать об этом не время, я ещёкогда-нибудь вернусь к этой теме 2. Но настроение было ужасным: сорвались подряд четыре участника сборной. Кто-то сказал тогда:

— Нашего капитана здесь нет. А с ним всегда веселее и легче.

Алексеев с Тальтсом прилетели в Мюнхен 2 сентября, за два дня до своих выступлений. Так было задумано: мы хотели сберечь нервную энергию участников.

Мы получали тогда много щелчков в виде злых, колких шуточек. Вечером накануне выступления Алексеева пришла большая телеграмма.

— Опять какие-нибудь нотации, — сказал кто-то, но Василий попросил:

— Переведи!

Мы начали разбирать латинские буквы и прочли:

"Четыре колеса уже есть. Ждём остановки. Точка. Болельщики Костромы".

Сначала мы не уловили тонкого, доброго юмора этого текста, но потом все дружно расхохотались. Это был первый здоровый смех после дней горечи и отчаяния. Когда он стих, Василий поднялся и сказал необыкновенно серьёзным голосом:

— Ну, что получилось, то получилось. А нам с тобой, Яан, надо спасать честь советских штангистов. Так что давай, брат, продумаем всё до мелочей. К чёрту сенсационные результаты. Сейчас нам нужна победа. Только уверенная победа.

Не думаю, что Алексееву было легко произнести эти слова. Целый год он вёл колоссальную, изнурительную работу, подводя себя к действительно феноменальной сумме в 660 кг. И он был реально готов показать её в Мюнхене. Но когда потребовали интересы дела, интересы советской олимпийской команды, Василий решительно "стал на горло собственной песне".

Василий Алексеев не раз уже выступал на крупнейших международных состязаниях. Я видел его на помосте и необыкновенно смелым, и неповторимо сильным. А вот в Мюнхене его козырем стала спортивная мудрость. Он показал здесь образец тактического расчёта и тонкой, предельно точной игры с соперником. Алексеев в каждом движении по пятам следовал за Мангом, а потом в решающей попытке обходил его.

Впрочем, напомню, как всё было, И сами состязания, и их результат, право, достойны этого напоминания.

Интерес к новой битве штангистов-гигантов превзошёл все ожидания. Все зрители надеялись, что в олимпийском Мюнхене Алексеев и Манг устроят ещё более волнующую и напряжённую дуэль, чем за год до того в Констанце. А немецкие зрители надеялись, к тому же, стать свидетелями сенсационной победы своего атлета.

Но так получилось, что Манг "сгорел" раньше времени. Для начального подхода в первом упражнении классического троеборья — жиме — онзаказал 222,5 кг. Переполненный до отказа многотысячный зал встретил своего любимца овацией, а проводил едва слышными хлопками: Рудольф не смог зафиксировать штангу ни в первом, ни во втором подходах. В воздухе запахло нулевой оценкой, не такой уж редкой на том турнире.

Однако в эту критическую минуту Манг проявил редкое мужество и попросил добавить к непокорному весу еще 2,5 кг.

На штангу поставили 225 кг. Первым к этому весу подошёл Алексеев.Когда-то, составляя раскладку олимпийского выступления, он намечал начать жим с большего веса, но сейчас сам предложил занизить свои "плановые намётки".

— Бережёного и бог бережёт, — грустно улыбнулся он.

И я отлично понял смысл улыбки Василия: он не привык жить, опираясь на подобную философию.

Алексеев легко поднял штангу. Судьи вынесли единое решение: "Засчитать!"

Вслед за Василием на помосте появился Манг — он вышел через персональную левую дверь. В зале наступила мёртвая тишина — та напряжённая тишина ожидания, которая волнует больше, чем рёв тысячеголосой толпы.

Вес Манг поднял, но с таким огромным напряжением, что стало ясно: для дальнейшего сражения у него просто не осталось сил.

Заходя в тот момент в разминочную, я, если честно, опасался, что Василий — темпераментный, необузданный в порыве спортивной страсти — потребует сейчас резко увеличить вес, захочет пойти на мировые рекорды. Но передо мной был на удивление спокойный человек. Он деловито соображал, как действовать дальше, и высказывал свои мысли вслух:

— Надо закрепить успех. Пойду на 230 кг.

Алексеев красиво зафиксировал этот вес. Потом пошёл на 235 кг. И тоже поднял его.

Зал начал бесноваться;

— Рекорд! Давай рекорд!

Василий, взмокший, но не тронутый ещё даже первым приступом усталости, произнёс:

— Вообще-то, чувствую себя так, что один рекордик-то отворотить можно. Но не до него сейчас...

— Верно, друг, — обрадовался Яан Тальтс, взявший на себя в этот вечер роль секунданта, — сегодня надо себя беречь. Надо действовать по-умному.

Именно так и поступил в те незабываемые часы атлет из города Шахты, родившийся на исконно русской, рязанской земле. Очень осторожно, не зарываясь, не думая о красоте, не стремясь никого ошеломить, он твёрдой поступью пошёл к намеченной цели. Пошёл так, чтобы не допустить ни одной ошибки. Чтобы не оставить соперникам ни грамма надежды. В рывке Алексеев обошёл Манга ещё на пять килограммов. И в сумме сделал 640 кг. Манг же собраллишь 610 кг.

Одним из первых Алексеева поздравил с выдающейся победой сам Рудольф Манг.

— Я восхищён твоим мужеством и твоей силой, — искренне произнёс он.

Иногда такие признания бывают, право слово, не менее ценны, чем медаль самой высокой пробы.

Потом Алексеев "попал в плен" к журналистам. Они "терзали" его и напресс-конференции, и после неё. Некоторые вопросы и ответы я тогда записал.

— Что вы любите больше всего на свете?

— Свою страну. Свой народ, представителем которого и чувствую себя здесь.

— Какую главную задачу вы ставили вы перед собой на Олимпиаде?

— Оправдать доверие, которое мне оказали.

Последний раз перед написанием этого очерка мы с Алексеевым встретились на правительственном приёме. В тот день Василию Ивановичу Алексееву вручили в Кремле орден Ленина, которым страна отметила спортивный подвиг горного инженера из рабочего города Шахты.

Было поздно, когда мы вышли на улицу. Решили пройтись до Ленинских гор. Огромная, необъятная, залитая молочным светом электрических огней, окаймлённая чёрной лентой реки, простиралась вечерняя Москва. Всё, что открывалось перед нашими взорами, располагало к душевному порыву, к откровенности. И я спросил Алексеева:

— О чём ты думаешь в эту минуту, Василий?

Алексеев помолчал. Потом повернул ко мне своё лицо.

— Теперь жима нет. И сумма в 700 кг может оставаться только в воображении. Людям теперь придётся привыкать к иным представлениям, к иным ориентирам силы. Если сложить сейчас рекорды мира в толчке и рывке, тополучится 417,5 кг. А 450 кг будут равноценны семистам в троеборье. Хочется, понимаешь, очень хочется дойти до этого рубежа, оставить на память людям хороший подарок. Хочется до последнего момента, пока есть силы, благодарить свою страну за эту высокую награду, за себя и за своих друзей-спортсменов. И ещё хочется зажигать своим примером других и звать молодых к большим свершениям!

Думаю, что эти слова не нуждаются ни в каких комментариях.

 

А.Сидоров


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава 1 Начало великого восхождения | Глава 2 Первый шестисотник — советский | Глава 3 Чемпионы сами не уходят | Глава 4 Америка аплодирует стоя | Глава 5 Богатырь "колючий", но по вкусу | Глава 6 Так улыбаются сильные | Глава 7 Быть самим собой | Глава 9 Лучший во всём | Глава 10 Когда земное притяжение берёт каникулы | Глава 11 Сила для доброго дела |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 12 Наука побеждать, как её понимает Василий Алексеев| Верность

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.055 сек.)