Глава 17 Часть 1

Если постоянно горевать, оплакивая собственную глупость, то, что тогда останется в твоей памяти? Плохие моменты нужно стирать хорошими. Хороших всегда больше, но плохие просто лучше запоминаются. Марина Минина.

И такая боль. Глубокая и сильная. Непонятная. Безысходная. Легче было бы испытывать физическую боль, ей хотя бы есть конец. Как в паршивой мелодраме, сжавшись в комочек, ты молишься Богу, прося его о единственном благословении: о потере памяти, о потере возможности чувствовать, дышать, жить. Воспоминания как медленный смертоносный яд, расходящийся по твоему организму. Кажется, постепенно он сжирает всё больше тебя, всё больше мутит твоё сознание, создавая странно пугающие образы. Она беспомощна. Потеряна. Как в лабиринте, который бесконечен, из которого нет выхода. Наверное, это высшая степень эгоизма – страдать оттого что тебе больно? Как-то нелепо.

Музыка, разрывая тишину одинокой квартиры, бьёт ритмами. Она начинает танцевать, потом падает, понимая, что это бессмысленно. Время тянется так медленно, так безнадёжно долго. А боль как прибой то становится сильней, превращаясь в дикого изголодавшегося зверя, то уходит, не исчезает, но пропадает. Она закрылась для всех, объявила ультиматум самой себе. Она спряталась в своей квартире, как в бункере, не пуская никого внутрь. Ей не хотелось никого видеть, слышать. Пустая квартира, четыре стены, доводит до сумасшествия. Она сама себя наказывала. Непонятные мотивы людских действий. Может ей нравилось ощущать себя жертвой? Эта мысль была противна, но не факт, что далека от истины. Может ей нравилось страдать? Может, она любила ощущение собственной боли? Похоже на грех. Похоже на слишком сильно взыгравшее самолюбие, когда мир словно крутится вокруг тебя.

Белый потолок часами на пролёт. Позже на нём появляются размытые картинки, придуманные её воображением. Жалость к себе так ядовита, что ощущает её привкус на губах. Наверное, она попадёт в ад. Пугает, на самом деле. Но такой исход событий, будет не так уж неожидан, ведь ей до идеальности, как до седьмого неба рукой. Успокаивает лишь то, что идеальность – скорее выдумка. За всеми за нами есть след из плохих слов и поступков.

Она заходит на кухню, включает воду, берёт стакан. Ждёт пару секунд, пока вода станет ледяной и наливает её в стакан. Пьёт залпом, задерживая дыхание. Она вся в черном, траур. Черная юбка, черная кофта, волосы, собранные в хвост. Смотрит в зеркало. Ей не идёт черный. Она выглядит как покойница со своей бледной до изнеможения кожей. Она выглядит больной, немного кружится голова. Так странно, но она не плачет. Просто пусто внутри.

Спускается вниз, видит Марину.

- Привет, Ли.
- Что ты тут делаешь?
- Жду тебя.
- Я бы и сама справилась.
- Я буду с тобой.
- Как группа поддержки?
- В этой роле тоже.

Они садятся в машину. Неестественная, давящая тишина. Марина напряжена. Странно видеть такой девушку, которая всегда уверенна в себе и завтрашнем дне.

Похороны. Этот момент ей напоминает, как в далёком прошлом она стояла над могилой матери. Только теперь было тяжелей. Тогда она была всего лишь ребёнком, который мало что понимал в этой жизни. Теперь осознание реальности происходящего давило больше, чем она хотела. Сентябрь в Москве. Холодный, промозглый именно этот день. Капает дождь, словно небеса плачут вместе с ней. Она чувствует себя виноватой. Ощущение собственных ошибок и упущений давит как стокилограммовая ноша на плечи. И в этот период её жизни единственной опорой и поддержкой стал Роман Грунтов. Есть такие моменты, когда ты ищешь спокойствие в окружающих тебя вещах, в словах людей, в разговорах с ними. Есть такие моменты, когда ты убегаешь от себя, находясь рядом с тем, кто всецело забирает твоё внимание от ненужных, больных, колючих мыслей. Роман умел отвлечь её от давящей реальности каждой минуты каждого дня. Он был её маленьким ангелом. Так поэтично звучит, не правда ли? Порой ты ищешь, успокоение и, находя, боишься его потерять. Взамен той боли, которой пропитана обыденная жизнь, взамен тех мыслей, возвращающих к тому, что причиняет боль, успокоение – это гавань, откуда не хочется уходить. Возможно, это лишь краткосрочная иллюзия и там, в будущем, ты будешь жалеть о сделанном тобой выборе, но в момент эйфории будущее лишь размывчатая ненужная картина.

- Я люблю жизнь во всех её проявлениях.
- Заблуждение, - уверенно опроверг Роман. Лина удивленно на него посмотрела. – Наша жизнь – это притворство, к которому мы привыкаем и перестаём замечать. Мы притворяемся, что счастливы, потому что иначе каждый день будет слишком сложен, чтобы его прожить, мы притворяемся, что любим, потому что нам нужен человек, который просто будет рядом, мы притворяемся другими людьми, потому что боимся, что мы настоящие никому не нужны.
- Я не хочу в это верить.
- Верить во что? – с улыбкой, словно она ребёнок, который по-детски отрицает истину, спросил он.
- Верить в то, что наша жизнь бессмысленна. Тогда каждый прожитый нами день, это пустая трата энергии в пространстве. Словно рыба, выброшенная на берег, которая пытается спастись, хотя заведомо очевидно, что ей это не удастся. Бессмысленность – это, чего стоит бояться больше всего.

Они спорили, дискутировали. Каждый из них упрямо отстаивал свою точку зрения. А смотрели они на многие вещи по-разному. Роман ненавидел наивность, розовые очки, сквозь которые люди смотрят на мир. Из-за этого хорошее в его жизни занимало один процент от ста. Как так можно было жить?

- Какие у тебя планы?

Она с удивлением взглянула на него.

- Планируют обычно те, у кого впереди ещё целая жизнь.
- Ошибочное мнение. Планы – это то, что ты создаёшь своими руками.
- К чему ты вообще завёл этот разговор?
- Я могу тебе предложить работу.
- У меня есть работа.
- Разве ты не уволилась?
- А тебе не говорили, что большое количество знаний может привести к сумасшествию?
- Ты не любишь чувствовать себя слабой перед кем-то. Мне это нравится.
- Я ненавижу слабости. Это как дырки в твоей защите, куда каждый, кто захочет, сможет плюнуть. Но, поверь, я не умею правильно себя вести.
- Мы такие, какие есть. Мы можем изменить что-то в себе, но не сможем никогда поменять свою суть. И если тебя не принимают такой, какая ты есть, значит, это не те люди, которые должны быть рядом.
- Ты подкупаешь меня? Это довольно интересный способ.
- Я не пытаюсь тебя подкупить. Ты сама вправе выбирать то, что тебе необходимо. Я лишь высказываю своё мнение, делюсь опытом.

Она наклонилась вперёд к нему, чтобы быть ближе. Взглянула в глаза, внимательно наблюдая. Его зрачки лишь немного были расширены, тёмно карие глаза вызывающе безразлично наблюдали, словно со стороны.

- Ты не похож на человека, любящего откровения. Не похож на добродетеля, раздающего советы. Ты похож на человека, учитывающего лишь свою выгоду.

Он усмехнулся. Теперь она всё чаще видела проявление его эмоций, холодных, поверхностных, но эмоций, которых раньше даже не наблюдалось.

- За то время, что мы знакомы, ты уже должна была смягчиться по отношению к моей расчётливой натуре. Но ты всё так же видишь меня таким, какой я есть.
- Первое впечатление о человеке – самое верное.

Лина побывала в его квартире. Элегантной, большой, обставленной с чисто мужским вкусом. Но квартира, а точнее это был двухэтажный дом, был пустым, до ощущения сквозняка.

- Тут пустовато, - вынесла вердикт Лина, осматривая обстановку и совершенную чистоту. Всё тут лежало на своих местах, словно дизайнер только что закончил свой проект.
- Я редко здесь бываю.
- Я не удивлена.
- Зато моя домработница довольна.

Лина улыбнулась. Обстановка его дома была создана в какой-то современно элегантной манере, но в тоже время не было тех изысков, которые говорили бы, что владелец этого дома любит вычурную роскошь. Дорогая мужская элегантность. Во всём здесь чувствовался вкус.

Они с Романом как родственные души. Возможно, это лишь её иллюзия. Он ее подавлял во всем, но, тем не менее, она умудрялась оставаться с ним наравне. У него был сильный характер, он привык к доминированию, он был лидером, вел других за собой, его решения были первостепенны и неоспоримы.

Марина стояла на пороге квартиры, обычно сверкающие жизнерадостностью глаза, сейчас были молчаливы. Её кожа всегда загорелая казалось бледной, а под глазами синяки от недосыпа. Лина встревоженно разглядывала Марину.

- Ты изменилась, - наконец спокойно сказала Марина.

Они сидели на кухне, пили кофе с шоколадными печеньями.

- В худшую сторону?
- Просто стала другой.
- С чего ты взяла?

Марина молчала недолго, но потом безэмоционально произнесла:
- Прошло уже почти две недели. А ты ни разу не позвонила мне, не ответила на мой звонок. И вот только, когда я оказалась под твоей дверью и держала звонок, не отпуская, ты соизволила открыть.
- Будешь ещё кофе?
- Лучше чай. Ты не хочешь это обсуждать?
- Да, я не хочу об этом говорить.
- Что происходит, Ли?
- Ничего. Всё хорошо.
- Когда тебе говорят «всё хорошо», значит, хуже и быть не может.
- Ты выдумываешь, - усмехнувшись, заявила Лина.
- Я не слепая и не тупая, - разозлившись, повысила голос Марина.

Лина, вздохнув, села напротив подруги.

- Просто это не самый лучший период моей жизни.
- Я бы даже назвала его худшим. Но почему ты избегаешь меня?
- Если ты боишься, что в одиночестве, я сойду с ума, можешь не беспокоиться.
- Теперь, конечно, я не буду волноваться.
- Мне помогает Роман.
- Кто, прости? – поперхнувшись чаем, переспросила Марина.
- Роман Грунтов. Почему ты так удивлена?
- Я не то, чтобы удивлена, я скорее… в шоке. Роман Грунтов не тот человек, который будет играть роль жилетки, когда красивой девушке плохо, и она страдает.
- Но, тем не менее, он мне сейчас необходим.
- Что я слышу? Это мне говорит та самая девушка, которая всех богачей считала самовлюблёнными циниками?
- Он другой.
- И чем позволь узнать он лучше?
- Почему ты так относишься к этому? Чем он тебе так не нравится?
- Потому что он поганая личность.
- Закрыли тему, - коротко отчеканила Лина.
- Да, ты права. Не стоит об этом говорить. – Марина встала и, взяв сумку, пошла в коридор.
- Куда ты? – Лина шла следом.
- Ухожу.
- Почему?
- Мы не можем найти с тобой общий язык. Разве непонятно?
- Марин…

Но дверь за Мариной уже захлопнулась. Лина продолжала удивлённо смотреть на входную дверь.

Кем она была? Кем она хотела быть? И кем она стала? Запутанный калейдоскоп желаний, стремлений и результатов. Когда идешь по выбранному тобой пути и что-то не выходит, не получается, всегда кажется, что будет возможность исправить, изменить, сделать так, как хочется, чтобы было. Но рано или поздно твое вечное «завтра» становится настоящим «сегодня», каким, по сути, изначально и являлось без иллюзий и фантазий. И вот ты сталкиваешься с грубой реальностью, которая мало дала, но много забрала, ты видишь ясно, что разрушил, сломал, что не сделал, отложив это на потом. Твоя постоянная борьба за что-то непонятное, твоя погоня за чем-то неизвестным - всё пусто, глупо и никчемно. Падать всегда больно, но сложнее всего вставать. Не просто встать, приняв и, может, поняв свои ошибки, и пойти дальше, а разобраться, изменить, сделать лучше, чем есть и было.

- Каждому нужен кто-то кто будет рядом в тяжелую минуту, - говорит Лина.

У них с Романом очередной «вынос мозга». Такое название она дала этому действу мысленно. Потому что два здравомыслящих, адекватных человека не будут копаться в смысле бытия и первопричинах душевных и психологических травм, находясь при этом в абсолютно трезвом состоянии.

- Самостоятельность - вот оберег на все случаи жизни. Самостоятельность во всем, - отвечает он.
- Это называется одиночество. И не каждому по силам так жить.
- Что такое одиночество? Состояние? Вызванное чем? Твоими собственными мыслями и ощущениями? Одиночество, это то же самое, что болезнь, даже неизлечимая. Рано или поздно ты научишь с этим жить, и даже будешь не замечать.
- Неизлечимая синонимично со смертельная.
- Кто-то борется и побеждает, кто-то сдается, оправдываясь несправедливостью жизни и нехваткой собственных сил для борьбы. Каждый сам выбирает, что делать и как поступать.

Порой у неё не получалось понять способ его мышления, взгляды на жизни, принципы, руководящие им. Он слишком отличался. Но это и притягивало, в какой-то степени завораживало. Он был другим, иным, он открывал, показывал ей что-то новое. Он совмещал в себе жестокий реализм и лирический романтизм. Его полная противоположность обыкновению, его уверенность в правильности собственных слов, он весь выражал собой то, к чему Лина хотела бы устремиться и чего хотела бы достичь. Он был провоцирующим фактором изменений в ней, глобальных, масштабных. Столько лет она пыталась просто подстроиться под окружающую симфонию, и только с его появлением в ней появился триггер протеста. Он говорил о том, что быть личностью не значит нравиться всем, ждать одобрения, а, значит, иметь к себе самоуважение.

- А у тебя есть человек, которого ты любишь? Любишь так сильно, что порой не веришь, что что-то можно чувствовать настолько сильно?

Лина внимательно изучала реакцию Романа. Его лицо спокойное, отстранённое, но черты лица стали жестче, более угловатыми.

- Был. Но сильные чувства слишком тяжело уместить в обычную жизнь, где сложности рушат всё, к чему ты привык.

Для него, оказывается, чувства – всего лишь сложность, а сложность – ненужная помеха.

- Философски. Но, согласись, это не честно. Не честно, что то, что ты хочешь больше всего, всегда слишком сложно получить.
- Ты никогда не получаешь ничего просто так. Если ты, конечно, не везунчик, - он слабо улыбнулся иронии собственного вывода.
- А вот это уже грустно.

Ты лишь пушинка в этом мир маленькая, незначительная. Слабый порыв ветра, и ты уже рассыпаешься на ещё более меньшие составляющие. Ты не единственный у кого есть страхи, проблемы, предубеждения. И так странно порой осознать свою незначительность в этом мире, на этой планете.

- Интересно, люди сами выдумывают счастье или оно существует на самом деле?

Лина сидела на кухне у отца. Они пили чай. Он внимательно посмотрел на неё, хотя его внимательность была преувеличением, он просто участвовал в разговоре.

- С каких пор тебя стали волновать такие вопросы?
- Просто я подумала о том, что счастье невозможно представить в виде какого-либо образа… так, как же понять, когда оно появляется в твоей жизни?

Теперь отец на неё взглянул с лёгким любопытством.

- И давно ты стала размышлять о жизни?
- Как только у меня появилось больше свободного времени.
- Самая главная проблема человека. Он думает не о том, как сделать жизнь лучше, а о том, почему всё так плохо.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- А что ты от меня ждешь? Чтобы я нарисовал тебе абстрактную картину счастья? Описал его приметы, чтобы тебе было проще его узнать?

Лина вздохнула и сделала глоток чая, понимая, что ответа на вопрос не получит, но отец немного помолчав добавил:

- Каждый по-своему представляет счастье. И весь вопрос в том, чем для тебя является счастье, а не какое оно у других людей.

Лина улыбнулась, посмотрев на отца. Он улыбнулся ей в ответ.

Когда мечты превращаются в пыль? Когда мы начинаем понимать, что реальность слишком груба и непостоянна, чтобы вечно прибывать в мире иллюзий? Любовь важна. Это первоисточник жизни и эмоций. Но стоит ли ломать все мосты на пути в неизвестность? А так ведь обычно и бывает. Мы идём к тому, чего так сильно хотим, идём, совершая глупости и даже осознавая цену своих ошибок. Мы причиняем боль, мы лжём себе, другим, но что может остановить нас, если впереди то, что мы так желаем заполучить?

Через несколько дней официальное открытие ресторана «Нифертири». Роман пригласил её, она долго протестовала и сопротивлялась, но он был настойчив. Она согласилась, не имея ничего против возможности провести с ним вечер. Грунтов обещал заехать, и Лина, собравшись на полчаса раньше, с нетерпением заламывала пальцы. Она волновалась, хотя не впервые ей приходилось проводить время в роскоши, которая была чужда, среди людей, подверженных классовым предрассудкам. Но она нервничала, словно провинившаяся школьница, родителей которой вызывали к директору.

Он был так красив. Как Аполлон. Синий костюм облегал его тело, тёмно-каштановые волосы, карие безразличные глаза, светло-голубая классическая рубашка. Он был магически привлекателен. Другого объяснения его внешней притягательности она не могла найти. Он словно соблазнял своей холодностью и грубоватой мужественностью, своей независимостью и самоуверенностью.

- Ты закончила осмотр? – Роман улыбнулся.
- Ты прекрасен.

Он оглядел ей с ног до головы. На ней было светло-голубое платье чуть светлее его рубашки, тонкий пояс, подчёркивающий талию. Это платье подчёркивало в ней именно женственность, нежность.

- Ты божественна.

Он взял её руку и поцеловал, слегка касаясь, как делали когда-то давно, наверное, в прошедшем далеко столетии. Они сели в его машину и впервые близость с этим человеком физически нервировала её. До этого он воспринимался ею не больше, чем стол в кухне или стул в прихожей, а теперь что-то заметно видоизменилось.

- Ты нервничаешь?
- Это так заметно?

Он усмехнулся. Сегодня он особенно часто улыбался. Это заставляло её ещё больше волноваться.

- Успокойся. Это обычный вечер. Ты не раз бывала на таких.
- Да, я знаю. Но ты ведь представишь меня как свою спутницу, - этот факт и в самом деле беспокоил её.
- Разве ты наоборот не должна этому радоваться?
- Стать центром обсуждения каждого человека из сотни, что будет на вечере. О Боже. Теперь мне стало ещё хуже.

Он опять улыбнулся.

- Ты сама на себя не похожа.
- Помада размазалась или тушь? – обеспокоенно поинтересовалась она, повернувшись к нему и смотря в его глаза. Машину тряхнуло, и она упала на него. Он удержал её, их лица оказались на миллиметровом расстоянии. Её дыхание едва заметно участилось. Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, словно загипнотизированные, которые не могут отвести взгляд.
- Мне нравится, когда ты такая, - тихо сказал он.
- Какая?
- Счастливая.

Он сел ровно, убрав руки, а Лина удивленно посмотрела на него. Разве сейчас он не должен был поцеловать её? Кто писал сценарий этой сцены? Они в молчании ехали дальше.

Ресторан Грунтова временно приобрёл вид фактически ночного клуба. Огромное скопление народа, столы убрали, очистив помещение для большего простора, никакой вычурной фешенебельности. Фотографы, куча народа разных мастей и с разной финансовой обеспеченностью. Те, кто первые успели выкупить место, те и попали сюда. Музыка играла где-то на заднем фоне, шум разговоров. Роман обнимал её за талию. Они вошли, и все взгляды переместились исключительно на них, возникла секундная тишина, а потом взрыв аплодисментов, какие-то выкрики. «Нифертири» с этой секунды было официально открыто для общественности. Роман продолжал обнимать её, не отпуская, на его лице играла слабая улыбка, улыбка победы. Он подводил её к людям, знакомил с ними. Так много новых лиц, разговоры, которые перемешались в голове. В её жизни никогда ещё не было такого. Она была интересна всем, никто не знал, что эта за блондинка, которую Грунтов не отпускает от себя ни на шаг. Она чувствовала себя маленькой колибри, которая, наконец, вырвалась на волю. Она чувствовала себя увлечённой, поглощённой, интересной, свободной.

Вздрагивает, чувствуя чьи-то горячие руки на своей талии. Дыхание на шее, словно обжигает, она неосознанно поддается назад, стараясь сократить расстояние между ними. Андрей поворачивает её к себе лицом, притягивает, их тела соприкасаются. Медленные движения под звук грустной мелодии. Его глаза безразличные, незнакомые. Но его близость дурманит. Он бы значим, нужен и важен. Без шуток, иллюзий и притворства. Вы когда-нибудь попадали в такое место, как рай, находясь телом и разумом на земле? Рай – это лишь условное обозначение тех ощущений, что создаётся в нашем внутреннем мире. Того несравнимого яркого блаженства, забытья и одновременного скачка всех возможных резервов организма. Это лихорадочно бьющееся сердце, яснее слов говорящее как сильно его близость действует на неё. Одна минута с ним дороже всей жизни. Фанатично звучит. Но в момент, когда он прижимал её к себе, казалось, что всё, что когда-то имело значение и смысл, сейчас было ничем, пустым звуком, сплошной бессмысленностью. Любовь – это тяжелая форма неизлечимости желания ощущать нужного тебе человека рядом. Крайне странно, говорить в такие моменты о независимости женщин. Именно он был панацеей от боли и страхов, от одиночества.

- Тебя купили его деньги? – будничным тоном спрашивает он, разрушая всю магию.
- Я, наверно, должна чувствовать себя польщенной, - с иронией отзывается она. - Ты такого высокого мнения обо мне.
- Ты получила всё, что хотела, не так ли?

Он разворачивает её, прижимая к себе. Она ощущает его возбуждение, дрожит. Он не скрывает своего желания. Самоуверенный, эгоистичный. Его слова ироничные, колкие, будто он старается найти слабое место для более удобного и больного удара. Вроде он и не говорил ничего унизительного, ужасного, но как он это говорил, как он смотрел, как он держался. Эта ненависть, это презрение. Не наигранное, нескрываемое, а ощутимое, показное. Она запуталась, окончательно.

- Отпусти меня, - тихо шипит она, чувствуя, как его рука скользит по животу всё выше к груди. Он усмехается, она чувствует его усмешку кожей.

Он не слушается, действует наперекор, ещё сильнее вдавливаясь в неё своим возбуждением. Ей безумно хочется дать ему пощёчину. Звонкую, отрезвляющую. Лина никогда в себе до этого не замечала желания воздействовать физической силой. Но этот чертов упрямый баран был просто... С ним было бесполезно спорить, особенно если он был уверен в своей правоте. Что ему ни говори, он не слышал, просто не слышал. Такое ощущение, что моментами он серьёзно становился глухим.

Он снова поворачивает её к себе лицом, а Лина мысленно отсчитывает секунды до конца мелодии.

- Ты знаешь, что мне больше всего нравится в тебе?
- Откуда мне знать? Я никогда не увлекалась предсказаниями.

Он усмехается, уничтожающе, словно готовит гадкий и отвратительный сюрприз.

- Твоя доступность.

Конец мелодии. Он уходит, а Лина стоит ошеломлённо среди танцующих уже под другую мелодию пар.

Дата добавления: 2015-10-16