Глава 3. Мы все держимся за иллюзию лучшей жизни, к которой слишком легко привыкнуть

Мы все держимся за иллюзию лучшей жизни, к которой слишком легко привыкнуть. Марина Минина.

Кружка кофе на столе. Перед ней человек, любящий её. Большего и не надо. Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Обернулась, посмотрела на часы.

- Тебе уже пора?
- Да.
- Что-то не так?
- Ты о чём?
- Ты так внимательно смотришь на меня.
- Думаю о том, что я самая счастливая, потому что ты рядом.

Он улыбнулся так, как улыбался лишь он: по-мальчишески, искренне, тепло, нежно. Его взъерошенные светлые волосы, легкая щетина на скулах, внимательный, ласковый взгляд.

- Будешь скучать? – с озорной улыбкой, поинтересовалась она.
- Я бы сказал, что нет, но это была бы чистая ложь.
- Мог бы просто сказать, что о да, Лина, я буду сходить с ума каждую секунду, пока тебя не будет рядом.

Саша усмехнулся и, поднявшись, подошёл к ней. Лина подняла голову, взглянув на него, он наклонился, легко прикоснулся к её губам и прошептал:

- Ты – всё, что мне необходимо, - просто, открыто, сильно. Она задержала дыхание, улыбнулась.

Через пару часов серебристая лада остановилась перед обветшалой девятиэтажкой. Лина, сложив руки на руле, задумчиво смотрела на знакомый подъезд. Знакомый до ностальгии, символизирующий ее детство, напоминающий о давно ушедших, как она надеялась безвозвратно, днях. Она вышла из машины, открыла заднюю дверцу, достала объемные пакеты, набитые едой. Тяжесть потянула ее вниз, но она глубоко вдохнув, выпрямилась. Переложила один пакет в другую руку, сжав зубы, быстро нащупала в кармане ключи. Нажала на кнопку, машина пискнула, а Лина направилась к подъезду.

Лифт не работал. Лина прислонилось к стене, отчаянно вздохнув и начала подниматься, чувствуя, как режут руки ручки пакетов. На пятом этаже остановилась и, поставив пакет, нажала на звонок. Через пару минут дверь открылась, и она увидела отца.

Годы мало изменили его, хотя возраст сказался на внешности. Лицо было с большим количеством морщин, немного дряблая, уже немолодая, но загорелая и вечно, словно обветренная кожа. Поблекшие – когда-то бывшие живыми и яркими – глаза. Но его тело всё так же было подтянутым и крепким, что полностью свидетельствовало о жизни, проведенной в труде. Ее отец был настоящим работягой, в прямом смысле этого слова, без каких-либо оговорок. В его жизни было две вещи, которые он ценил – работа и его жена.

Он забрал пакеты, не выказав возмущения. Раньше они часто ругались из-за ее заботы, хотя это скорее была не забота со стороны Лины, а чувство ответственности за человека, который являлся её отцом. А он свыкся с тем, что Лина приходила, принося еду и готовя для него, убираясь. Сам он мало заботился о таких обыденных вещах.

- Я ждал тебя только завтра.
- Планы немного переменились.

Он ничего не сказал, а лишь пошел на кухню, а Лина следом. На кухне отец сел за стол, а Лина привычными движениями стала разбирать пакеты с едой.

Каждый раз, смотря на заметную убогость этой квартиры, которую она считала своим домом в детстве, Лина радовалась, вспоминая уют ее собственной квартирки. Здесь же, в этой квартире, ремонт не делался уже давно, наверное, несколько десятилетий, и об этом говорила всё. Пожелтевший, когда-то бывший белым потолок, ободранные обои, грязь, накопившаяся за годы, даже запах.

- Ты чем-то расстроена?

Лина посмотрела на отца задумчиво. Она была рада, что он заметил, что что-то не так, этот факт странно согрел её. Обычно она лучше скрывала свои чувства, а если отец, что и замечал, то просто молчал на эту тему. Так было заведено. У неё была собственная жизнь, которая мало его волновала, у него был собственный мир, сводящийся преимущественно к работе.

- На самом деле есть кое-что достойное внимания.

Разложив продукты, Лина в задумчивости застыла, размышляя, что приготовить. Отец молчал. Большего она и не ожидала. Ему было, в общем-то, неинтересно. Малоприятный факт, но Лина хотела ему рассказать о возникшей проблеме.

- Бабушка в больнице.

Отец хранил молчание, но потом всё же спросил:

- И зачем ты говоришь это мне?

«И правда, зачем?»

- Сделай хоть вид, что тебе не безразлично.
- Это обязательно? Ты вроде всегда предпочитала честность вместо лжи.
- Она не чужая тебе.
- Очень даже чужая. Мы друг другу никогда особенно не нравились. Она мать твоей матери, ничего удивительного.
- Ты о чём?
- Любая мать хочет своей дочери идеального мужа. А идеальности, как известно, не бывает.

Лина задумчиво посмотрела на отца. Спустя минуту молчания, она произнесла:

- Ты можешь, конечно, говорить, что тебе всё равно. Но это важно.
- Для тебя.

Лина устало вздохнула.

- Я не знаю, что делать. Ей нужен уход, лекарства.
- Ты всегда в самые ответственные моменты прекращалась в беспомощного ребёнка, - жёстко сказал он.
- Не надо меня судить. Я не виновата, что мне слишком часто попадались ситуации, с которыми я должна была справляться исключительно сама, - резко ответила Лина.
- Тебе придётся ухаживать за ней.
- Я не могу. – Отец усмехнулся. – А кто тогда будет зарабатывать деньги, а?
- Ты мне предлагаешь ухаживать за ней? – поинтересовался отец тоном, говорящим, что он даже мысли такой не мог допустить, как и она, в общем.
- Я не могу на тебя положиться. Никогда не могла. Сейчас немногое изменилось.
- Я не понимаю, что ты здесь вообще делаешь, и для чего разговариваешь со мной об этом, - сухо отозвался отец. – Я ничем не могу тебе помочь. И мы оба это знаем. – «И ничем не хочу помочь», - мысленно договорила за него Лина.

Разговор был окончен. Отец встал и куда-то пошёл. Хлопнула входная дверь. Лина чисто автоматическими действиями продолжала чистить картошку.

И правда, на что она надеялась? На помощь отца? Определенно нет. Они с ним вообще редко о чем разговаривали, его мало, что интересовало в этой жизни. А Лина никак не могла понять, что за человек ее отец. После смерти мамы его, казалось бы, вообще перестало что-либо трогать. Он любил маму, какой-то своей, одному ему известной любовью, и она, по-видимому, была всем, что его волновало в этой жизни. Кроме работы, конечно. Ее отец относился к своей работе, так, как, наверное, должен был относиться к собственной дочери, настолько он был ею поглощен, и настолько она была ему значима. Лина в задумчивости оглянула маленькую, обшарпанную кухню, вспоминая их с отцом разговор. Они, наверно, никогда не вели с ним столь продолжительный разговор. Он не был бессердечным, его волновала судьба бабушки, пускай, не сильно, но всё же он не ответил полнейшим безразличием. Хотя, много ли это значило? Стоило уже усвоить мысль, что отец жил сам по себе, совершенно не интересуясь, что происходит за ограниченными рамками, которые сам создал.

Её хотелось остановиться. В какой-то момент замереть на месте и наконец-то понять, куда двигаться дальше, а не идти, заведомо не зная пункт назначения, не жить, не понимая для чего и почему. Её почти хотелось упасть и удариться так сильно, чтобы найти в себе силы больше никогда не падать, больше никогда не повторять уже совершенных ошибок. Она ведь лишь казалась независимой, но была подвержена многим страхам. Она воспитывала ту себя, которой сейчас являлась. Но можно ли постоянно прятаться от самой себя? Рано или поздно твоя закрытость, как спасение, станет твоим проклятьем, которое будет разрушать тебя постепенно, медленно, но верно.

Лава 4

Ты должен быть уверен в завтрашнем дне, иначе сегодняшний не имеет смысла. Андрей Лукьяненко.

- Тебе не позавидуешь.
- Ты мне скажи, у меня бывали вообще хоть когда-нибудь ситуации, которым можно позавидовать? – с иронией отозвалась Лина.

Марина задумчиво покусывала нижнюю губу.

Они с Мариной познакомились давно. Обе жили в одном общежитие, хотя и учились в разных заведениях. Наверное, их познакомила сама судьбу, устроила такое стечение обстоятельств, так по крайне мере считала Лина. Разница была только в том, что Лина жила в общежитие по необходимости, а у Марины это был лишь показной бунт, громкий, явный, чтобы доказать свою самостоятельность. Отец Марины, Сергей Минин, человек не просто обеспеченный, а богатый, денег на любимую дочь никогда не жалел, но вопреки всем законом природы и устройству жизни её подруга не выросла избалованной. Для неё деньги не имели мировой ценности. И когда её отец, позволяя многое сыну и запрещая дочери, слишком уж начал ограничивать из без того небольшой простор свободы, Марина взбунтовалась и ушла из дома. Отец считал, что девочка быстро одумается, осознает нехватку привычной роскошной жизни, но Марина, по натуре совершенно упрямая личность, не желала зависеть от разменных купюр. Пускай будет есть обычную лапшу быстрого приготовления после комбинированного питания, работать до седьмого пота, чтобы иметь хоть какие-то деньги, не высыпаться, уставать как морально, так и физически до истощения всех возможных резервов, но докажет свою самодостаточность. Подруга хотела свободы, но её поступок был не просто показом своенравности характера, а верно и точно поставленной целью.

- Составь список «Самые счастливые дни моей трудной до невыносимости жизни».
- У меня нормальная жизнь, - возмутилась Лина.
- А я неплохо танцую балет.
- Прелестная ассоциация, - проворчала девушка в ответ.

Марина приложила к своему телу ещё одно платье, покрутилась. Лина отрицательно качнула головой, и подруга, со вздохом повесив наряд, принялась выбирать дальше очередное платье «своей мечты». Её каштановые кудрявые волосы обрамляли лицо, а тёмные тёплого шоколада глаза радостно сверкали. Сейчас эта Марина никак не напоминала ту серьёзную, важную особу, которой зачастую была. Не напоминала начинающего, но уже преуспевающего адвоката в строгих костюмах. Марина умела быть разной. И вот когда она была такой – воздушной, взбалмошной, яркой, нежной – просто покоряла.

- Давай посмотрим на ситуацию с предельной логичностью, - секунда молчания, ещё одно платье. – Тебе нужна работа.
- Ты просто чудо. Мне сразу стало всё ясно.
- Давай ограбим банк, - с весьма серьёзным видом предложила Марина.
- Может, сразу пойдём в наёмных убийц? – отозвалась Лина в ответ.
- Неплохая мысль. Но, честно говоря, я не переношу вида крови, - картинно скривив носик, заявила подруга.
- Это разве проблема? Придумаем что-нибудь.
- Кстати о проблемах и их решениях. Может, тебе сходить в журнал Алины?
- Это ещё зачем?
- Думаю, там найдётся для тебя работа.
- Кем, интересно? Уборщицей или, может, я буду открывать двери, при этом мило улыбаясь во все зубы?
- Не глупи. Ты вполне подходишь на более масштабную работу.
- Я не пойду туда, - отрезала Лина.

Марина посмотрела на неё, сведя, как предполагалось грозно, брови.

- Что за детский сад ясельной группы? Тебе нужна работа, ты можешь её получить. Я не вижу никаких препятствий.
- Этот путь, предложенный тобой, сплошняком состоит из одних препятствий.
- Ты просто боишься. Трусиха.
- Я не боюсь, - громко сказала Лина, когда Марина скрылась в примерочной.
- А как ты охарактеризуешь своё полное отрицание реальной возможности найти работу?
- Думай, что хочешь, но я не буду устраиваться на работу туда, где работает Андрей.
- Вот мы и добрались до основной причины. – Марина вышла из примерочной и покрутилась, демонстрируя серебристое платье классического кроя. – Ну как?
- Сногсшибательно.
- Значит, берём.
- А для чего это оно тебе?
- А что никогда не покупаю платья просто так? Просто, чтобы оно занимало место в шкафу?
- Никогда, - утвердительно заявила Лина.
- Получается, я купила его для чего-то особенного, - загадочно объявила Марина.
- Ты пытаешься разбудить моё любопытство? У тебя выходит.
- Послезавтра мы отложим все дела и пойдём в одно скучное местечко.
- Звучит многообещающе, - с сомнением ответила Лина.
- Будем надеяться, что реальность окажется лучше ожиданий.
- И это всё, что ты мне скажешь? И ничего не станешь объяснять? – возмутилась она.
- А тебе разве интересно?
- Кто-нибудь сделайте с ней что-нибудь, - протяжно простонала Лина.

Этим «скучным местом» было открытие ресторана «Нифертири». Роман Грунтов, как рассказывала Марина, имел хорошую репутацию в мире бизнеса, но не очень впечатляющую как человек, в основном из-за того, что был полностью бескомпромиссным, привыкшим к власти и к собственной значимости личностью. Влиятельный бизнесмен, о котором просто не могли не отзываться без уважения в голосе, так как Грунтов «построил себя сам», выбравшись из трущоб бедности. Ресторан «Нифертири» его новый многообещающий проект, который в будущем должен был стать неплохим местом для развлечений, комплексом с множеством компонентов.

- Выбирай день, когда мы пойдём покупать тебе платье, - они уже сидели в машине Марины.
- У меня есть особый простор в выборе?
- Завтра или… завтра. Как видишь, я очень щедра.
- Просто немыслимый факт. И что, в общем-то, я там буду делать?
- Будешь моей бригадой поддержки.
- Могла бы сказать что-то более мотивирующее.
- Что ж. Я сегодня не особенно предусмотрительна. Да и, кстати, о журнале…
- То, что ты предлагаешь просто безумно, - перебила её Лина. - Ты думаешь, я сама, по собственной воле и желанию, пойду к Андрею и стану просить его о работе?
- Вообще-то, я хотела сказать о другом, но что ж, твоя речь была очень информативной.
- Я рада, что ты оценила мои ораторские способности. – Лина немного помолчала и всё же спросила: - Что ты хотела сказать мне?
- Тебе не говорили, что любопытство – это чистейшей воды порок. А в тебе его с избытком.
- Спасибо за оценку моей индивидуальности.
- Не за что. А хотела я сказать, что Алина с Кириллом уезжают на медовый месяц.
- Я рада за них.
- Тебе пора с ней помириться, - осторожно предположила Марина.
- У тебя проснулся материнский инстинкт? Столько заботы в один день, подозрительно, - оглядев подругу, сказала Лина.
- А я, что, хочешь сказать не заботливая эгоистка?
- Я пока ещё не решила, - задумчиво отозвалась Лина.
- Звучит весьма устрашающе, - скорчив ужас на лице, произнесла Марина.

Лина посмотрела в окно на проносящийся мимо город. Москва, во всем ее великолепии, была пугающим городом, возможно, из-за деградации интересов постепенно сводящихся исключительно к повседневной рутине. Возможно, из-за самодостаточности людей, которую те вообразили себе, пряча истинное одиночество и потерянность. Иногда, становится незаметной в многоликой толпе - это то, что необходимо, а порой ощущение собственной незначительности вгоняет в глубокую грусть и тоску. Но что-то есть – в этих улицах, в этих запах, в этих красках – такое знакомое и родное. Возможно, так лишь потому, что ко всему, что знакомо тебе так давно, ты привыкаешь. А привычка – вещь очень пагубная и занудная.

- Я тут вспомнила, как мы познакомились, - весело усмехнувшись, произнесла Марина.
- Это в тот раз, когда ты пролила на себя какой-то коктейль и что-то бессвязно лепетала?
- Ох, я была молода, в общем-то, я вообще тогда была ещё младенцем.
- Для младенца ты была как-то слишком крупновата.
- Ха-ха, как смешно. Я серьёзно. Вспомни. Ты пришла, а я рыдаю. Как кстати звали того парня, с которым я рассталась? Ты так села ко мне и говоришь: «Странно, что ты плачешь сейчас из-за какого-то недоноска, а вот из-за испорченного платья в прошлый раз не проронила не слезинки. Это как-то нелогично, не находишь? Платье-то было просто отпадным, я бы из-за такого слёзы лила несколько дней».
- О да… как я могла забыть незабываемое зрелище твоего заплаканного лица?
- Оказывается, не одна я сегодня удивительно многословна, - парировала Марина с довольным выражением лица. Она громче включила музыку, и машина понеслась ещё быстрее.

Через двадцать минут Лина зашла домой. Стояла в коридоре, снимая обувь. Саша бесшумно подошёл и обнял её за талию, крепко и надежно. Она рассмеялась.

- Мне нравится, когда ты смеёшься, - тихо прошептал он ей на ухо.
- Эгоистичное заявление.
- Любовь и эгоизм разве не синонимично?
- Странно, такое заявление слышать от тебя, - она повернулась к нему лицом, взглянув в глаза.
- Почему?
- Я думала, ты видишь любовь иначе.
- Я не такой уж мечтатель, - запротестовал он.
- Сомневаюсь, - с улыбкой сказала Лина. Она прижалась к его груди щекой, тихо прошептав: - Обними меня. – Он прижал её к себе, бережно. – Я когда-нибудь говорила тебе, что ты самый лучший, самый добрый, самый прекрасный в мире?
- Впервые это слышу. Но готов слышать ещё раз и ещё, - он поцеловал её в макушку, а она тихо рассмеялась, на миг, почувствовав себя счастливой.

Она ведь никогда не любила идеализировать себя. Принимать себя, свои поступки, такими, какие они есть на самом деле, намного тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Иной раз хочется оправдать себя, найти объяснение своим действиям, но Лина не позволяла себе этого. Может, в каком-то смысле это было ее главной ошибкой. Если она делала что-то неправильное, она не принимала всё как есть, она винила себя, думала об этом постоянно, и постепенно это начинало грызть изнутри. Она теряла ощущение свободы. Ее мысли очень часто были сконцентрированы на обвинениях самой себя. Она скрывала это от других, и получалось это довольно хорошо. Лина была закрытым человеком, во многом из-за своего детства. Она привыкла скрывать свои мысли и чувства, но невозможно держать всё вечно в себе, это ломает, рушит тебя. Поэтому так часто она противоречила самой себе. Она не была реалисткой, наоборот, она жила в своих мыслях, но, тем не менее, замечала существование темных негативов жизни и редко замечала яркое счастье, которое всегда находится близко, оставаясь невидимым.
Глава 5

Девочка сидела за столом, которому, наверное, был не один десяток лет. Её светлые волосы были заплетены в две косички, а сама она, нахмурившись, усиленно старалась решить пример по математике. Когда у неё в очередной раз получился неправильный ответ, она резко встала, чуть не уронив стул, и раздражённо закрыла тетрадь. Прошла на кухню. Там сидели три женщины. Её мать и две её подруги. Они смеялись, о чём-то громко говорили, каждая пыталась прервать другую, чтобы сказать то, что хотела и из-за этого их голоса становились всё громче. Перед женщинами на столе стояли бутылки пива, а Лена знала, что в мусорке уже стоит ещё несколько. Тихо подошла к холодильнику, достала суп и принялась разогревать его. Женщины не обращали на неё внимания, словно и не заметили, хотя так, скорее всего и было. Кухня была маленькая, но девочка при желании могла быть очень даже незаметной. Из-за плохого питания и постоянного нервного напряжение, она была болезненно худа для своего возраста.

- Когда придёт папа? – наконец спросила она громко. Её не услышали с первого раза, она ещё пару раз повторила свой вопрос, повышая голос, чтобы быть услышанной. Мама всё же услышала её и, скривив нос, ответила:
- Откуда я знаю. Он работает.

После этого Лена не сказала ни слова. Разогрела быстро суп и незаметно ускользнула в свою комнату. Вздохнула с облегчением, оказавшись в относительной тишине своей комнаты. Через час пришёл папа. Лена не вышла из комнаты, лишь замерла, ожидая, что будет дальше. Долго ждать не пришлось. Послышался крик отца, ещё какие-то звуки. Девочка понимала, что папа наверняка выгоняет подруг мамы. Такое случалось не впервые, мама часто приводила кого-то в гости.

- Ты когда устроишься на работу? – услышала она злой голос отца. – Думаешь, я так и буду оплачивать твои пьянки. Я что похож на идиота?
- Прекрати, Толя, - как можно спокойней отреагировала мать. – Я искала, но ничего не получается.
- Ты сама слышишь, какую хрень несёшь? Мы что живём в глуши, я не пойму? Так сложно отодрать свою задницу, и наконец, устроиться на работу?

Дальше Лена не слушала, она воткнула наушники в уши, сделала музыку погромче и опять принялась решать математику.

Дата добавления: 2015-10-16