Глава 13. Ты, как путник, вечно скитаешься в поисках чего-то неизвестного

Ты, как путник, вечно скитаешься в поисках чего-то неизвестного. Андрей Лукьяненко.

Это был знаменитый день неофициального открытия ресторана «Нифертири». Андрей, в очередной раз, узрев изрядно поднадоевшее лицо Романа Грунтова, устало вздохнул. Они с этим человеком общий язык найти не могли. Роман Грунтов, как дитя трущоб, выбравшийся на звёздный Олимп, почему-то считал само собой разумеющимся, что все вокруг были ниже по статусу и полностью никчёмными существами, а значит, он мог относиться ко всему окружающему миру с ядовитой презрительностью. Но именно к ним в журнал «такая важная персона» обратилась, чтобы соответственно провести рекламную акцию по повышению авторитета будущего творения современности. Определённо, этот супер важный клиент, если бы обошёл здание журнала «Unusual» десятой дорогой, Андрей спал бы спокойней.

На неофициальное открытие, где должны были присутствовать только важные гости, не пускались фотографы или хоть кто-то связанный с прессой. Исключением был небезызвестный журнал, которой по самой большой дурости подписал всё-таки договор с Грунтовым. Грунтов как человек актуальных взглядов, стремящийся по какой-то одному ему известной условности делать всё наоборот, в разрез с тем, как поступают объективно мыслящие люди, и теперь счёл нужным внести провокационные изменения в уже устоявшихся порядках рекламных ходов и пиаров. Его идея состояла в простых вещах – доступность знаний об открытии ресторана должна быть узкой, но хорошо доступной (для этих целей и был предназначен выбранный им журнал). Впрочем, Грунтов шёл верным ходом, так как отели и дома, настроенные им, он рекламировал громко, так громко, что даже человек, не уделяющий ни грамма вниманию таким вещам, наверняка знал о грозящихся событиях и, конечно, о том, кто был родителем сех детищ, а теперь кардинально менял политику действий. Этот контракт был как нельзя выгоден для журнала, потому что обещал большой подъём продаж. Но убирая все нелестные, отрицательные отзывы о вкусах Романа Грунтова, честно можно было сказать, что он отходил от принятых норм и именно этим мог заставить людей оживиться.

Что было в ресторане Грунтова такого многообещающего? Только тот факт, что он не собирался особо завышать цены и плюс в будущем ресторан должен был стать комплексом развлечений с боулингом, бильярдом, караоке и тому подобным. Просто коммерчески выгодное предприятие для владельца. Ничего столь выдающегося Грунтов открывать не собирался, но он ведь не действовал на благо человечества, а скорее стремился расширить свой финансовый капитал. Осуждать за столь эгоистичное стремление бизнесмена не имело смысла. Каждый дурак в Москве понимал, что выгода – это то, что руководит многими человеческими действиями. Возможно, можно сказать, что это лишь практичность, которая, что ни говори, позже всё равно становится жадностью, где главное урвать кусок побольше и пожирней. Таков мир бизнеса без поэтических красок и гиперболических преувеличений. Словно иной мир, где важное звено всегда отводится деньгам. Привыкаешь постепенно к устоявшейся атмосфере и то, что вначале казалось странным и непривычным становится твоим вторым нутром. Неправдоподобно звучит представление всех звёзд этого высшего общества, но стоит лишь раз оказаться здесь, и ты точно осознаешь, что каждый сам за себя и руководится лишь собственными интересами легко при этом, если это требуется, начинает лгать, притворяться и играть нужную ему роль, состоящую лишь из фальши. Главное – это достигнуть требуемой цели, исполнить свои желания.

- Не рановато ли тебе пить? – стукнув размашисто Андрея по плечу, проговорил Роман, подойдя сзади.
- Можешь не волноваться. К вечеру я буду всё так же как стёклышко.
- Каким это интересно чудесным способом, если ты уже при мне выпил две кружки виски и, по-видимому, не собираешься останавливаться?
- А вот это уже не твоё дело.
- Запиваешь горе? – иронично поинтересовался Роман, наблюдая за ним ледяными как скалы Сибири глазами.
- Или праздную.

Роман усмехнулся, лишь слегка приподняв уголки губ. Усмешка не отразилась в его глазах. Грунтов ушёл, оставив Андрея одиноко стоять около барной стойки, где уже наготове, работая, стоял бармен. Открытие должно было произойти через два часа.

- Я не поеду никуда, - упорствовала Лина.
- Ты обещала мне.
- Не обещала я ничего. Ты просто поставила меня перед фактом, не спросив моего мнение.
- Но ты, между прочим, не протестовала-то особо.
- Марин, я, правда, не в том настроении, - просительно взглянув на подругу, сказала девушка.
- Если делать что-то лишь, когда есть настроение, то вся жизнь пройдёт никчёмно.
- Без философии только. Я поеду, - вздохнув, согласилась Лина. – Всё равно ты от меня не отстанешь.
- Вот видишь, как ты хорошо меня знаешь, - с улыбкой сказала Марина.

Марина убежала в коридор и вернулась с внушительным пакетом.

- Это что? – с опаской косясь на пакет, поинтересовалась Лина.
- Сегодня там собираются исключительно влиятельные люди. А ты так и не захотела сходить на полноценный шопинг. Не можешь же ты пойти в джинсах. Вот, посмотри на это платье. Ну, просто… божественно, не находишь?
- Никакого белого, - со страхом откликнулась Лина.

Марина придирчиво осмотрела её и разочарованно сказала:

- Да, ангела лучше из тебя не делать. Пожалуй, лучше черный.
- Траур? – вздернув бровь, поинтересовалась девушка.

Марина рассмеялась.

Название «Нифертири» весело под некоторым наклоном, контур каждой буквы горел ярким серебристым светом, который, впрочем, не резал глаза. Вывеска была элегантно строгой, но современной. Четырехэтажное здание с современной отделкой, ничего общего с кирпичной кладкой. Широкие, входные двери из стекла. Девушки поднялись по лестнице и вошли в здание. Здесь было что-то вроде фойе с диванчиками и картинами на стенах, справа была гардеробная, где стояла девушка, принимающая одежду. Впереди стояла небольшая стойка, похожая на те, за которой обычно стоят промоутеры, рекламирую косметику и прочие товары, только эта стойка выглядела куда более респектабельно. Они подошли к ней.

- Марина Минина.

Девушка за стойкой улыбнулась, что-то быстро написала в гостевой книге и приглашающе махнула в сторону очередных дверей.

- Ваша семья уже здесь.

Мужчина открыл перед ними двери, и они вошли в ресторан.

- Не страшно? – поинтересовалась Марина.
- С чего бы?
- Ну, на тебя смотрит так много народу.
- Не на меня одну.
- Не стесняйся признавать свою красоту.

Марина не слукавила, сказав, что многие взгляды были обращены именно на Лину. Она была красива. На самом деле, без преувеличения. Она была красива той красотой, которая порой казалась слишком нереальной, которая всегда притягивала к себе излишнее внимание. Ее длинные светлые, пшеничного цвета волосы, тонкие черты лица, яркие глаза аметистовые глаза, бледная, с легким загаром кожа, которую оттеняло черное облегающее платье. И легкая улыбка на губах, словно она знает то, что никому неизвестно.

- Не тебе ли знать, что моя так называемая красота не приносит мне особой радости.
- Неужели? Ты хочешь сказать, что когда смотришься в зеркало, не восхищаешься собой?

Лина едва заметно толкнула локтём Марину в бок.

- А ты завидуешь?
- Было бы чему, - подразнила её подруга.

Лина уже не в первый раз была в таких местах и в такой обстановке, но каждый раз, словно заново оценивала то, что ее окружало. Этот мир, где богатство было само собой разумеющимся, был чужд ей. В ее жизни деньги имели серьезное значение, и она не позволяла себе каких-то простых легких радостей. Да, что говорить, она даже ни разу никуда не выезжала из Москвы. Необычайно скучно, не так ли? Но райская, обеспеченная жизнь не всем из нас обещана, и определенно за ней стоит большая очередь. Тем не менее, несмотря на свою отчужденность от этого мира, построенного на финансах, она всегда гармонично входила в общество этих людей, не чувствую себя при этом белой вороной. Она не сливалась с массой, в определенном смысле она именно выделялась своей независимостью и холодностью. Она не испытывала ярких вспышек радости при виде дорогих вещей, но внутренне всегда восхищалась.

В углу стояли музыканты, играя спокойную, мелодичную музыку. Около стены, в противоположной стороне от входа, была барная стойка, которая чётко вписывалась в обстановку. Столики стояли полукругом, а центр ресторана был отделан разноцветной плиткой и, скорее всего, предназначался для танцев. Что ж, люди вводили в мир всё более новые и удивительные вещи. Вот этот ресторан был одним из подтверждений этой теории – уж слишком необычной и непривычной была обстановка и планировка. Но было тут то, что заставляло Лину гордо приподнимать подбородок, показывая высокомерность. Богатство. Каждый человек в какой-то степени неуверенный в себе и не имеющий большого имущества, будет, так или иначе, чувствовать себя не так свободно, потеряно и даже по-своему беззащитно. Слишком всё не его, слишком не привычно, слишком далеко от того к чему он привык. Всего будет «слишком», в том числе и денег.

А она, словно золушка из бульварного романа. Из повседневности в роскошь. Не сказать, что она ожидала, что появится принц (если верить сказке о Золушке, то так и должно было бы случиться), но само ощущение, когда тебя окружает что-то красивое, значительно отличное от привычных стандартов, то, чему ты должен соответствовать, когда надо спрятать все твои страхи и комплексы подальше, поглубже и быть лучше, чем когда-либо. Вот это бодрит, как ничто иное. Словно отборный коктейль из экзотических фруктов с изрядной долей алкоголя.

- Радостное местечко, - пробормотала Лина.
- А по-моему здесь неплохо. Улыбайся, Ли, - взглянув на подругу, посоветовала Марина. - Мы ведь не на похоронах.

Что же здесь было такого, что так отличалось от обыденности? Такие же земные люди, с одной головой и пятью пальцами на одной руке, если не считать, что эти самые пальцы были увешены всеми возможными кольцами разной, но далеко не маленькой стоимости. Всё здесь, абсолютно всё, опровергало жизнь среднестатического человека. Здесь слово «достаток» означало большие деньги, большие привилегии. Конечно, это скорее было лишь первое, внешнее впечатление. Ведь все мы при встрече не показываем себя настоящих, чаще играя какую-то роль, возможно, в попытке самозащиты. Мы закрываем себя, чтобы чужие люди ненароком не причинили боль. А, может, мы так не защищаемся от боли, просто это реакция на чужих людей, которые оценивают тебя, выносят свой вердикт, а мы в этот момент не хотим чувствовать себя открытыми и беззащитными, нам легче спрятаться и, что ни говори, по-своему, это тоже правильно.

Её взгляд скользил по планировке ресторана, подмечая всякие мелочи, но ни на чём не акцентируя внимания, до той секунды, как их взгляды встретились… Она замерла, забывшись, выпав из реальности.

Порой происходит что-то, чему ты не можешь дать определения и названия. Что-то на уровне чувств и ощущений. Ты просто смотришь на кого-то и так странно… ощущаешь, как сердце останавливается на долю секунды даже не от неожиданности, а от чего-то более сильного, глубокого и непонятного, останавливается так, словно этого сердца и не существует внутри тебя вовсе. Эти эмоции при виде того, кото ты любишь, незаменимы ничем. И счастье… безграничное, неосязаемое, но стоит лишь задуматься на секунду, и ты понимаешь, что тот огонь, что зажигается в крови, это и есть самое настоящее, неповторимое, парящее счастье.

- Ты не ответила на вопрос. Что мы тут делаем?

Мари как-то загадочно улыбнулась.

- Папочка любит, когда на вечера мы выбираемся вместе. И между выходом в свет всей семьёй и ссорой между членами семьи, нет никаких препятствий, чтобы всё же прийти вместе на эту встречу.
- Родители? – почти с ужасом переспросила Лина.

Марина рассмеялась.

- Спокойней-спокойней. Давай без обмороков. А ты что думала, когда я ещё в самом начале про отца сказала?
- Про отца и думала, но не про мать ведь…
- Ты мою маму больше, чем папу боишься? – в первую секунду опешив, но в другую звонко рассмеявшись, спросила Мари.

Лина пожала плечами, не желая отвечать. Вообще у Мари была чудесная мама. Как цветок, такая же нежная и хрупкая, но вот глаза такие внимательные, выворачивающие всю душу на изнанку. И голос всегда такой не ледяной, а просто холодный, скрывающий все эмоции этой женщины. Не знала Лина, что было в Марининой маме такого странного, но встречаться стремилась с ней пореже. А кто захочет почувствовать себя обнажённым, при том в душевном плане, а не физическом? Словно все грехи вылезли на поверхность. Ничего приятного в этом нет. Но по рассказам подруги выходило, что ей мать нежная, заботливая, добрая и понимающая. Удивительная аксиома.

Они вместе подошли к столику, где сидел Сергей Минин и его жена Наталья Минина. Мужчина сразу подобрался, и улыбнулась отеческой улыбкой, показывая, как соскучился.

- Мариночка, солнышко, - пропел мужчина, став на удивление нежным. – Я так соскучился, и мама тоже. Правда, мама? – обратился он к жене, явно ожидая поддержки.

Наталья повернула голову, внимательно смотря своими чистыми голубыми глаза, казавшимися бездонными и глубокими, которые видели, казалось самую суть. Лина не уверенно улыбнулась. Наталья внимательно посмотрела на неё, осматривая с головы до ног, словно сканируя, а потом, переведя взгляд на дочь, улыбнулась и, поднявшись, обняла Марину.

- Не слушай папу, дорогая. Он бурчал весь вечер, и я уже почти готова была оставить его дома.

Все рассмеялись, кроме самого объекта обсуждения, который с осуждением посмотрел на жену, но в его глазах была видна любовь и нежность. Подсмеиваться над таким человеком, как Сергей Минин, могли минимум людей.

Напряжение, неуловимо витающее до этого, ушло, и все сели на места, начиная переговариваться, а отец Марины, как она и сказала ранее, стал читать нотацию. Лина оглянулась, скользнув взглядом по тому месту, где стоял до этого Андрей. Он также продолжал стоять, опираясь на барную стойку и хмурясь. Их столик был недалеко, и Лина воспользовалась его занятостью и невниманием к её персоне, чтобы, наконец, за столь долгое время насладиться видом этого мужчины. Красивый, чисто чёрный костюм, сидел, как влитой, обрисовывая все мышцы. Белая рубашка, составляющая яркий контраст с костюмом была расстегнута на несколько пуговиц, открывая взору загорелую кожу. Лина сжала ножку бокала в руке, стараясь подавить, почти не преодолимое желание к этому мужчине. О да, она его желала. Так сильно и неумолимо, что порой ей, становилось страшно. Ей хотелось чувствовать его каждой частичкой своего тела. Довериться ему, отдать всё, любить его. Так хотелось прижаться к его горячему телу, чтобы он собственническим жестом прижал к себе, чтобы его руки блуждали по её телу, ласкали…

Лина перевела взгляд на мужчину, с которым Андрей разговаривал. Солидный, на вид лет тридцать пять. И его возраст скорее выдавали морщинки на лице и какая-то мрачность. От него волнами исходила властность и твёрдость характера. Чёрные, как смоль, волосы, казались, удивительно мягкими и шёлковыми. Спортивное телосложение, удивительно дорогой костюм, скроенный точно по телу, и какая-то странная, совершенно необычная притягательность. От него исходило что-то вроде опасности, но всё равно хотелось подойти ближе и услышать голос человека, вызывающего такие противоречивые эмоции.

Наконец, вечер начался и тот самый мужчина с чёрными как смоль волосами заговорил:
- «Нифертири» - это символ нового времени. Сейчас мы можем видеть только ресторан, но в будущем здесь будет целый комплекс того, что необходимо человеку для отдыха. Это место соединит в себе великолепие нашей жизни. Через две недели будут закончены все работы, и осуществится официальное открытие. А пока что, наслаждаетесь этим вечером.
- Марин, а это и есть Грунтов? – поинтересовалась Лина, внимательно смотря на мужчину.

Марина кивнула. А Лина, встретившись с ним глазами, удивлённо почувствовала фактически физически ощутимую тяжесть от его взгляда. Он пошёл ей на встречу, не разрывая зрительного контакта. Она смотрела на него, просто не могла отвести взгляд. Его медленные, уверенные шаги, он подходит так близко, что она чувствует запах дорого одеколона, приятного. Наклоняется чуть ниже, тихо говоря:

- Вы не против потанцевать со мной? – глубокий, соблазнительный, чуть рокочущий голос. Именно таким она представляла себе его голос.

Лина оглянулась на сидящих за столом, скользнув взглядом по нахмурившейся Марине. Уверенно встав, вложила свою руку в протянутую мужчиной ладонь. Он, не спрашивая, не интересуясь о её мнение, просто положил руку на талию, прижав её к себе, не сильно, но ощутимо. Они вышли на середину, он сплёл их пальцы, а другую руку оставил на талии. Медленно стали двигаться в такт спокойной, лиричной песни.

- Вы красивы, - спокойно говорит он, и в его устах это не комплимент, не похвала, а просто общепризнанный факт.
- Тоже самое могу сказать о Вашем костюме.

Он усмехается, еле заметно, и сразу создаётся ощущение, что этот человек не просто редко смеётся, а вообще не улыбается. Резкие черты лица, тёмные, безразличные глаза. В лице ни намёка на благодушие и доброту, его окружает тёмная тяжёлая аура, ощутимая вопреки её невидимости. Чёрный костюм, сшитый точно по телу, облегал Грунтова, создавая образ эдакого соблазнительного дьявола, не доброго, но порочного. Они смотрели друг на друга, не пряча взгляды, не скрываясь, оценивали с первого взгляда, делали выводы.

- Вам нравится вечер?
- Изысканно, дорого, со вкусом.
- Вы хотели сказать слишком вычурно?
- Почему же? Этот вечер устроен для того, что установить контакт с влиятельными личностями. Для этой цели всё выполнено идеально.
- Это не идеальность, это предусмотрительность.
- Бизнесмен Вашего масштаба предвидит всё на несколько шагов вперёд?
- Не предвидит, а точно знает. – Его тон уверенный, неоспоримый, он точно знал, о чём говорит.

Музыка плавно закончилась, он поцеловал её руку, продолжая удерживать их зрительный контакт.

- Благодарю за танец.

Она улыбнулась и пошла к своему столику. Марина на неё не смотрела, разговаривая с родителями, но от неё словно исходило осуждение.

- Как тебе новый знакомый? – наконец, обратив внимание на подругу, спросила Марина с усмешкой.
- Интересная личность.
- Первое мнение зачастую бывает ошибочно.
- Просто один танец. Это не значит, что нас теперь что-то связывает.
- Грунтов не из тех людей, который уделяет внимание обычным смертным без определённой цели.

Лина пожала плечами, не особо прислушиваясь к словам подруги. Мы часто не слушаем близких людей, считая, что и сами всё знаем лучше других. А осознаём свою ошибку лишь, когда происходящее достигнет критичной точки, а судьба ткнёт носом в ошибки. Только тогда мы вспоминаем о словах дорогих нам людей, вспоминаем их предостережения и советы, но слишком поздно приходит осознание. Бесполезно поздно, так же как не успеть сесть в улетающий самолёт или забежать в уходящий поезд.

Этим же вечером Лина лежала рядом с Сашей, а её пальцы бездумно пробегали по его коже. Он приобнял её одной рукой за плечи, позволив ей положить голову ему на плечо, и уткнулся носом в её волосы.

- Саш, - тихо прошептала она и, помолчав немного, добавила: - Я боюсь сделать тебе больно.
- Так не делай, - спокойно отозвался он.
- Это ведь невозможно, ты понимаешь, да?

Он сел и, обернувшись, посмотрел ей в глаза.

- Почему это – невозможно?

Его мелодичный голос так отличался от низкого голоса Андрея, - внезапно подумала Лина.

- Я сейчас рядом с тобой и думаю, что расстаться – это верно. Но когда доходит до дела, мне кажется, что всё, что я делаю или собираюсь делать неправильно. Да и кто впрочем, я такая, чтобы что-то решать? – рассуждала Лина.

Саша резко поднялся и, как и был обнажённый, ушёл из комнаты. Лина обеспокоенно приподнялась в кровати, но услышав шум в кухне, вздохнула спокойней. Потом резко соскочила с кровати и быстро вошла в кухню, желая сказать Саше то, что считала важным.

- Ты сейчас единственный человек, которому я доверяю, которому открываю душу. Разве верно было бы, если бы я лгала? Ты для меня, как спасительная гавань. Это ощущение, что я кому-то нужна, для меня очень важно.

Она ждала услышать от него что-нибудь о том, какая она эгоистка, ожидала услышать, как он будет обвинять её, при чём вполне справедливо. Лина даже надеялась услышать что-то в этом роде, это было заслужено, она это заслужила.
Саша стоял около окна к ней спиной. Он некоторое время молчал, а потом сказал:

- Ты всё рушишь. Всё, что есть между нами. - Он обернулся и посмотрел ей в глаза. - Я люблю тебя. Но если ты захочешь уйти, я отпущу, я не буду держать.

- Ну же, куколка, поцелуй меня, - хрипло приказал Андрей.

Она поцеловала.

В его голове совсем другая девушка. Его мысли совершенно далеко отсюда. Движения почти автоматические, на уровне восприятия и подсознания. Он пытался забыться в страсти, пытался выместить свои чувства в яростном сексе, но в мыслях всё так же оставалась его Аля. Её улыбка, её голос, её глаза, её поцелуи. Все, что происходило сейчас, было лишь жалкой попыткой заменить то, что ему на самом деле хотелось бы иметь, хотелось бы получить сейчас.

Девушка, что так страстно отдавалась на волю его желаниям, была не той, которую он на самом деле хотел. Но она была пускай слабым, но заменителем. Её духи были несколько приторными, но Андрей этого почти не замечал или просто хотел не замечать. Он сжимал её настолько сильно, что, скорее всего, оставлял синяки на её теле, но она послушно отвечала на его действия. Он притиснул её к стене, схватив за волосы, оттянул голову и яростно впился в её губы. Она застонала. Он был груб, даже слишком, но она словно и не обращала на это внимания или считала это само собой разумеющимся.

Их одежда оказалась на полу. Она была страстной, горячей и в эту секунду как никогда желанной. Он хотел освобождения, он жаждал дать свободу своим эмоциям. Андрей повалил её на кровать и сам лёг сверху, придавив её своим телом. Она обвела его ногами за талию и впилась ногтями в спину, смотря в его потемневшие глаза. Он вошёл в неё, так резко и жёстко, что дыхание вырвалась из её губ с шумом. Он вбивался в неё, даже не стараясь быть нежным. Но она не возмущалась, не противилась, а страстно отвечала на его грубые движения. Извивалась под ним, стонала. Он смотрел в её глаза, видя в них желание, смотрел на её лицо, покрывшееся капельками пота, на котором без труда можно было прочесть наслаждение, удовольствие, что она сейчас получала. Она была не в его вкусе, не обладала ничем, что привлекало его в девушках. Слишком много косметики, крашенные светлые волосы, слишком влюблённая в себя и уверенная в собственной неотразимости. Он не любил заменители настоящего. Он был реалистом. Он любил жизнь именно такой, какая она есть и видел что-то неправильное в слишком, до фанатизма, ухаживающих за собой женщинах. Эта их зацикленность на себе не нужна была ему даже даром. Но сейчас, в это мгновения, когда она была рядом с ним, когда она была под ним, все посторонние мысли отошли на задний план. Остался лишь звук их прерывистого дыхания в темноте комнаты, их сплетённые тела, его яростные движения, её громкие крики.

Дата добавления: 2015-10-16