Глава 16. Леди, встречаем новую главу

Леди, встречаем новую главу.. Жду ваших отзывов и прошу отписываться хотя бы парами строк.. потому что ваше мнение важно для автора..

Порой очень тяжело понять человека лишь потому, что он мыслит не так, как ты, поступает не так, как поступил бы ты. Лина Афинская.

Ближе. Ближе. Ещё на сантиметр. Его улыбка, его взгляд. Его смех, его любовь. Лишь иллюзия мечтания, лишь мираж желания. Ближе. Ближе. Ещё на миллиметр. Слишком плохо без него, слишком больно одной. Тише. Тише. Будто в успокоение звучит его голос. Он ближе, ещё. Почти ощущает тепло его тела, почти чувствует его прикосновение. Ближе. Она громко вздыхает, так, что её дыхание отзывается в душе. Он совсем рядом. Она протягивает руку, смотря в его глаза. Он улыбается только ей одной, только для неё. И словно громкий, ядерный взрыв. Он есть, его нет. Она кричит, безумно, лихорадочно оглядывается. Ищет, зовёт. Голос срывается. Она не чувствует своего тела, не может встать, чтобы догнать его, не может заплакать, потому что внутри горит слишком сильный огонь, который всё рвётся ввысь, словно играя в смертельную гонку. Его нет. Нет. Нет. Он ушёл. Исчез. Испарился.

Лина резко открывает глаза, тяжело дыша, в жарком поту. Дышит громко, прерывисто, стараясь восстановить потерянное равновесие. Он ей приснился. Не впервые. Но впервые сон про него был таким реальным, таким настоящим, таким близким к действительности. Она чувствовала там, во сне, как с его приближением всё больше излечивается её кровоточащее, разорванное сердце. Она чувствовала, как боль сменяется успокоением, страх ощущением защищённости, одиночество, заполняясь, вымещается его любовью.

Она не любила врать себе. Его нежность, его забота, незабываемо. Но она не особенно радовалась перемене в нём, зная, что всё равно, несмотря на изменения в их отношениях, то, что она ожидает и желает получить от него не будет исполнено. Лишь какой-то сплошной замкнутый круг, из которого нет выхода. Она не относилась спокойно к дару, который сделала её судьба. Она психовала, безумно. Злилась, отчаивалась, вновь хотела бороться, чего-то добиваться и просто падала, убитая, сожжённая до пепла. Ей хотелось что-то сделать, как-то повлиять на обстоятельства, изменить, оспорить. И самым тяжёлым, наверное, было слышать собственные мысли. Которые упрекали, заставляли ненавидеть саму себя. Самым тяжелым было вставать каждое утро и проживать ещё один день. Она не заплакала ни разу, хотела. Но для неё слёзы были чужды, она плакала порой лишь в силу испытанных эмоций под давлением жизни, но после или до, как бы тяжело не было, она не плакала. Она научилась выживать, научилась возвращаться к жизни, лишь просто требуя время на восстановление. Этот момент не был исключением, она взяла таймаут и сидя в сторонке, собирала по кусочкам разбитое и растерянное. Смерть… смерть бабушки единственное, отчего она никак не могла оправиться.

Она звонила Саше, он не брал трубку, ожидаемо. Он разочаровался, разозлился, испытывал боль от расставания и разрушенных надежд и ожиданий. Грусть сожаления разрастается в сердце. Она скучала по нему, искренне и без притворства. Не хватало его тепла и надежности рядом, не хватало его улыбки и любви. Она скучала, хотела вернуть всё назад, изменить, переписать сценарий уже прожитой сцены. Но был ли в этом смысл? Тогда… она бы объяснила ему всё, он бы понял, простил, она в этом была уверена. А что дальше? Круговорот уже знакомых эмоций, круговорот нерешительности и сомнений. Она не смогла бы никогда полюбить его так, как он этого заслуживал. Отпустить Сашу было самым верным и правильным шагом. Пускай, тяжело без него, пускай, пусто и страшно. Он тоже жил в иллюзиях, он верил в то, чего не было на самом деле. Она никогда не говорила о том, что любит его, не обещала совместного будущего. Он ведь знал где-то на подсознательной уровне, что она не отдаёт себя ему без остатка, но закрывал глаза, не замечал. Он бы никогда сам, первый не оставил её, не ушёл, устав и просто хлопнув дверью, он был бы с ней до конца, чтобы не происходило, даже если бы уверился, что она его не любит. В этой пьесе будущее их отношений зависело лишь от Лины.

Андрей… Её мания, её дурман, её наркотик. Она испугалась той нежности и заботы, что он ей подарил. Не верила, что между ними может быть что-то большее, чем, дай Бог, нейтральные отношения. И когда так близко замаячила возможность изменить то, с чем она уже давно смирилась, она испугалась. Не доверяла, сомневалась во всём, что было. Может, она всё себе придумала? Андрей всегда был надежным человек, стеной, за которой можно спрятаться. Тот человек, о котором с полной уверенностью можно сказать, что он не бросит тебя в трудную минуту. Она придумала тысячи причин, почему он был с ней рядом, почему не ушёл, не оставил. Тысячи объяснений его поступку и ни одного, где числилось бы, что он просто захотел помочь без задней мысли и глупых поводов. Внутри образовывалось отчаяние на грани истерики. Это был переломный момент в её жизни. Так, кажется, это называют. Когда удары сыпятся слева, справа, сверху, снизу.

Всё это время Лина жила у отца. Пожалуй, в этот период её жизни он стал её спасательным кругом. Какая ирония! Кто бы мог подумать, что когда-то она будет нуждаться именно в том человеке, который вероятно сделал всё её детство сплошным адом. Они разговаривали с ним о той жизни, далёкой, размытой, практически забытой и спрятанной глубоко в потёмках.

- Я любил твою мать, - он говорил это с горькой усмешкой. – А если мужчины любит, весь мир для него – это она одна. – У неё аж дрожь пробежала от этих слов. – И когда она начала падать в пропасть, я не смог ей ни помочь, ни отказаться от неё.
- Но почему… почему ты ей не помог?
- Потому что она не чувствовала, что падает. Она считала, что ей не нужна помощь, что всё нормально, как и должно быть. Я не мог её переубедить, никто бы не смог. Такова суть людей, до них без их желания нельзя достучаться.

Они замолчали. Он вспоминал, а Лина восстанавливала картину давно минувших событий.

- А я? – наконец тихо спросила Лина. Отец посмотрел на неё, немного поморщившись, зная, что то, что скажет, будет крайне неприятным. Но Лина просто хотела услышать правду, попробовать понять.
- Просто для тебя не осталось места. Я был слишком занят мыслями о ней. Я ненавидел и любил её, а ты была… кем-то, на ком можно выражать свои чувства.

Она скривилась, услышав это.

- Но я же твоя дочь.
- По большей части мне было всё равно. Я получил, как мне показалась, такой разряд предательства, от которого по своей слабости не мог уйти, постоянно возвращаясь, что для меня окружающий мир сузился до масштабов моей собственной разрушенной жизни.

Наверное, он очень много думал об этом. Не свойственно её отцу было говорить такие длинные предложения, так загружая их смысловой значимостью. Он говорил красиво, объяснял понятно. Он слишком много думал об этом.

Лина встала и ушла. Не потому, что обиделась или расстроилась, жизнь научила её не тратить время на обиды. Просто ей надо осмыслить, сказанное им. Поверить в тот факт, что она просто оказалось лишней. Но могут разве дети в один прекрасный момент оказаться помехой, ненужной вещью, которую жаль выкинуть, но и места ей не получается найти. Хорошо, пожалуй, ей было обидно. Обидно и горько от воспоминаний о своём детстве, которое могло бы быть совсем иным.

Но всё это было уже прожитым прошлым. Пускай прошлое в нашей жизни играет немаловажную роль, но Лина старалась его перечеркнуть, немного затуманив воспоминания, убрав их яркость.

- Ты вообще ничего не чувствуешь? – спросила Лина у отца.
- К чему этот вопрос?

Отец не смотрел на неё. Он всегда таким был, сам по себе. Они, может, и сблизились, но он не стал её горячо любить от этого или вымаливать прощения за сделанные ошибки, за свои опущения. Он жил своей жизнью и не хотел ничего менять, признавать, что где-то напортачил.

- Я про бабушку.
- Все люди умирают, - заметил он в ответ.
- И тебе не больно?
- Может, и больно. Но я не привык жалеть о том, что нельзя контролировать и уж тем более изменить.

Этим они тоже отличались. Она не умела быть такой пофигистично-эгоистичной. Сколько не учись, не пытайся.

- Ты любил её настолько сильно, что не мог от неё отказаться?
- Я любил её настолько сильно, что не хотел от неё отказываться.
- Не понимаю.
- Люди могут всё. Не существует «могу» или «не могу». Есть «хочу» и «не хочу». Если ты захочешь ты бросишь, кого угодно, как бы не любил, если захочешь, мир упадёт к твоим ногам.

Она не понимала этой точки зрения. Но удивилась, слушая такие рассуждения. Её отец был работягой, всю жизнь, и философия, как таковая, была ему незнакома. Но он был как энциклопедия, как величайший из поэтов. Если он говорил, тебе нужно было внимательно слушать и запоминать, а лучше записывать. Он могу казаться таким простеньким, даже глуповатым. И только когда он позволял себе говорить то, что хотел сказать и считал нужным, чувствовался не дюжий ум.

Он сделал маленький глоток обжигающего кофе и улыбнулся, видя как Марина пробирается к нему, обходя столики и извиняясь каждый раз, когда кого-то задевала. Ресторан в вечернее время был полон народа, особенно часто по залу в спешке проходили официанты, и Марине приходилось постоянно изгибаться как-то совершенно немыслимо, чтобы не задели её, и она ни с кем не столкнулась.

- Ты, верно, сидел здесь и сходил с ума от радости.

Он усмехнулся:

- Ты была великолепна, неповторима.

Марина улыбнулась и поцеловала Андрея в щёку.

- Я всегда знала, что у меня намного больше талантов, чем у тебя.
- Это бы я в жизни не поставил под сомнение.
- Надо же, за те несколько дней, что мы не виделись, ты вдруг стал не в пример скромным? - с деланным удивлением спросила она.
- А я когда-то был лишен скромности?
- До некоторых пор ты даже не знал, что значит это слово.

Он громко рассмеялся, закинув голову.

- Как продвигается работа? – поинтересовалась Марина, садясь напротив него.

Он, усмехнувшись, постучал пальцами по столу.

- Грунтов тяжёлая для восприятия личность.
- Ты же всегда отличался гигантским терпением даже в самых критических ситуациях.
- Ты сейчас вроде как сделала пробный выпад?
- Не пойму о чём ты, - невинно отозвалась Марина.
- Проверяешь моё психическое и эмоциональное здоровье? – чуть наклоняясь к девушке вперёд, поинтересовался Андрей.
- Хочешь услышать диагноз?

Андрей откинулся назад.

- Уволь.
- Трус, - насмешливо сказала Марина, впрочем, не пытаясь его обидеть.

Вдруг лицо Марины стало серьёзным, тревожным. Улыбка пропала с её лица.

- Ты не знаешь, где Лина?
- А должен знать?
- Я разговаривала с ней три дня назад. Она просила не искать её и не волноваться.

Марина так внимательно, почти прожигая, смотрела на Андрея, словно ощущала седьмым или шестым чувством, что и он причастен к нынешнему побегу Лины.

- Вот и следуй выданным инструкциям.
- Тебе даже не интересно, что произошло?

Ему было не интересно. Он и так знал, знал даже больше, чем, наверное, Марина.

- Нагуляется и вернётся, - резко сказал он, но девушка, сидящая напротив, не обратила внимания на эту спонтанную резкость в голосе.
- Я волнуюсь за неё.
- А зря. Она слишком эгоистична, чтобы решится на что-то большее, кроме как изображать из себя мученицу.

Марина послала ему красноречивый взгляд:
- Не забывай, что ты сейчас говоришь о близком мне человеке, - в её голосе звучало предупреждение.
- Ты сама начала этот разговор.

Могло показаться, что он нагло грубит, но на самом деле он не был груб с Мариной, он лишь грубо отзывался о той, которая вызывала в нём раздражение. И Марина это знала. Она всегда отличалась хорошим умением в понимании людей, интуитивно или логически, может, приходя к суждениям умственными заключениями, но она всегда знала суть человека. Поэтому её карьера адвоката пошла на взлёт резко и быстро. Сейчас эта девушка сидела, спокойно едя заказанную Андреем еду, не злясь на него, не осуждая. Тема разговора уже ушла в иную сторону, а щекотливый разговор более не поднимался. Ещё один плюс Марины, что она никогда не вставала на чью-либо сторону, только в том случае если правота одного и вина другого была явно выражена. Марина всегда держалась профессионального нейтралитета, но не стояла в стороне, а участвовала в процессе любых стычек и непониманий.

Марина заправила выбившийся крутящийся локон за ушко и сказала:
- Знаешь, я сегодня разговаривала с Алиной…

Аля…

Это имя, словно заклеймённое в разуме, всплывало всегда, везде. Он давно позабыл, что значит испытывать боль. Но вот теперь он был полным олухом, который страдал чертовой влюблённостью к девушке, которая выбрала не его. Он продолжал скучать по ней, и слишком часто вспоминал её, думал о ней. Даже после прошедшего времени с её отъезда она всё так же не забылась для него, её образ не поблек, не стёрся. Его Аля была нежной и хрупкой, и временами она жутко напоминала ребёнка. Но она, безусловно, была сексуальной, смеялась всегда искренне и громко, находила добрые слова, когда это требовалось, и молчала, когда слова были не нужны. Она никогда не была спокойной, скорее волнительной, любила яркие события полные эмоций, хотя и отрицала это. И рядом с ней Андрей часто улыбался, просто смотря на неё, слушая её голос. Она была воплощением всего, о чём он мог только мечтать.

Его жизнь скорее похожа на черно-белое кино, где нет красок, нет совершенно ничего. А Алина была тем дополнительным множителем, который помог справиться и уничтожить нудность собственной жизни. Но ничто не бывает в этом мире долговечным. Мы находим, мы теряем. Кто-то смиряется с потерей, а кто-то не может ее принять… Он всё ждал, пока чувства к ней уйдут, исчезнут. Так всегда бывало. Ложь. Он вообще не был знаком с таким чувством как любовь до неё. Правда. Хотелось коснуться её как когда-то, обнять, почувствовать тепло её тела, хотелось, чтобы она просто оказалась рядом. Тот факт, что она уже была замужем, просто не укладывался в голове, не принимался в осмысление.

Через час они с Мариной вышли из ресторана, над Москвой уже смыкались сумерки. Сегодня был сырой и пасмурный день, хотя Москва всегда была полна своих сюрпризов насчёт погоды. Марина передёрнула плечами.

- Холодно?
- Мерзко, - смешно скривившись, ответила она.

Он проводил её до машины, попрощался и пошёл к своей. Выехал на дорогу и сам не заметил, как начал спрашивать себя о том, где Лина. Ей было тяжело. Смерть родного, близкого человека. Он всё так же злился, вспоминая это её «уходи». Он приходил в ярость, вспоминая эту грёбанную двуличность. Он вспоминал, как прижимал её тело к себе, близко, как она сама тянулась к нему, такая беззащитная, открытая. Он вспоминал её слезы, её бледное лицо, вспоминал собственное желание, защитить, уберечь от всего поганого внешнего мира с его грязью и болью, с его фальшью и обманом. Что было настоящим из всего того? Чтобы было правдой? Что было на самом деле и чему можно было верить?

Он подъехал к дому, вышел из машины, направился к подъезду, ничего не видя, погружённый в свои мысли, но замер. Вдруг увидел ту, о ком думал, и ему показалось, что это мираж. Слишком много он о ней думал, слишком много вспоминал. Она стояла чуть в тени, хотя темень была везде, но свет фонаря на неё не падал. Она обнимала себя руками, словно замёрзнув. Слабо улыбнулась, увидев, что он её заметил. Андрей подошёл к ней, внимательно изучая. Желая спросить, где она была эти чёртовы три дня, что делала? С кем она была? С тем парнем? Заглаживала свою вину перед этим молокосом?

Синяки под глазами, он заметил их даже несмотря на темень вечера. Чуть покрасневшие глаза от недосыпания, немного ссутулившаяся осанка, словно на неё давил невидимый груз. Но она была красива, как всегда, вопреки усталости после прошедших дней. Красива, той холодной красотой, дешёвой и ненужной, обманчивой. Он не чувствовал ярости, лишь глубокое презрение, безразличие. Ему хотелось причинить ей боль, такую, какую он испытывал сам, потеряв самое дорогое по её вине, потеряв Алю. Хотел унизить её так, как она унизила его своей выходкой. Хотел видеть, как её глаза будут темнеть от боли, как её лицо будет кривиться, вмиг становясь омерзительным. Лучше бы она никогда не появлялась в его жизни.

- Что ты здесь делаешь?

Лина неуверенно посмотрела на него, будто боясь чего-то, но потом её глаза приобрели льдистый оттенок, подбородок вздёрнулся, показывая, что она вернула себе прежнюю самоуверенность.

- Всего лишь хотела извиниться.

Он криво усмехнулся:
- Акт щедрости?
- Я не настолько лицемерна.
- А вот с этим ещё можно поспорить.
- В тебе сейчас говорит раненное самолюбие? – поинтересовалась она.

Его глаза угрожающе сузились.

- Лина, прекрати воображать, что ты что-то значишь для меня.
- А то, что было? Ничего не значит?
- Дань вежливости, порыв доброты, не более.
- Грубо.
- Правда.

Они смотрели друг другу в глаза, пару минут прожигая взглядами. Между ними сквозило напряжение, накаляющееся с каждой секундой, так, что казалось, словно вокруг всё заискриться, засверкает.

- Ты можешь ещё долго проклинать день, когда познакомился со мной, - яростно отчеканила она. – Я даже подыграю тебе, изображая ужасную стерву. А почему бы и нет?

Он схватил её за плечи, заставив охнуть от боли.

- И я буду проклинать. Я буду ненавидеть. И ты не переубедишь меня в том, что тебе можно доверять.

Она любила его злость. Любила, как его чувства, проникая в нее, будоражат, зажигают. Его короткие тёмные волосы взъерошены, взгляд тёмен, почти чёрен, как пропасть между скалами, на скулах ходят желваки. Это было прекрасно, божественно… Просто видеть, как он злится… какое-то извращение, не правда ли?

- Я и не прошу доверия, но и ненависти не хочу, - смотря ему в глаза, ответила Лина.

Она вырвалась, сверкнув аметистовыми глазами. Он почувствовал возбуждение. Глубокое, сильное, непреодолимое, ненавистное и желанное. Потребность в этой девушке, потребность в её запахе, голосе, близости. Он яростно зарычал и, схватив её, прижался к губам. Она сопротивлялась, отталкивала. Но он целовал, кусал, возбуждал, вынуждал. Она сдалась, поддалась. Жгуче ядерный поцелуй, пропитывающий собой всё существо. Он словно набрасывался на неё, желая, изнемогая. Он целовал, целовал, а его руки уже сами скользили по изгибам её стройного тела. Он прижимал Лину всё ближе, так, что её тело впечатывалось в него. Он зарылся рукой в её густые светлые волосы, потянул не грубо, не жёстко, а лишь отклоняя её голову, чтобы поцелуй перерос ещё одну грань серьёзности. Она застонала, его губы скользнули к шее, посасывая, покусывая, лаская. Но в следующую секунду он оттолкнул её. Лина смотрела на него расширенными глазами, пытаясь восстановить равновесие. Её рука, дёрнувшись, прикоснулась к губам, которые ещё хранили след его поцелуя, жар, вкус.

- Что ты со мной творишь, - гортанно прорычал он, так, что по её коже пробежали мурашки, и что-то глубоко внутри сжалось, приятно, тягуче. Его тёмные, бездонные глаза, искажённое, словно от боли лицо. Он резко пошёл назад, всё так же, позволяя ей смотреть ему в глаза. Потом отвернулся и спокойным, размашистым, уверенным шагом пошёл к дому, так, словно не он только что был на грани желания.

Дата добавления: 2015-10-16