Около магазина ко мне подошел старик и зашагал рядом.

— Слышь! Скоро домой вернешься. Сын мой работает на железной дороге. Так вот, он говорит, нет дня, чтобы на восток не отправляли эшелоны с пленными японцами.

Это был именно тот простодушный мужик, о котором я знал из русской литературы прошлого века.

— Я сам в 1905-м сидел в японском плену. Все повидал — Сингапур, Иокогаму, Мацуяму. В Мацуяме и сидел. Что домой поедем, нам сказал японский военврач. Уж как мы радовались тогда!

Старик улыбался так, словно только сегодня получил это известие. Расставаясь, он попрощался со мной по-японски:

— Саёнара!

«Сколько лет минуло, а он еще помнит японское слово», —подумал я. Потом ко мне обратился здоровенный детина, но я ничего не понял. Мне показалось, что он говорит не на русском языке. Я прислушался повнимательнее.

— Я же тебе по-японски толкую, что в войну побывал на Южном Сахалине. Автодороги там отличные! А еще мне бардак в Южно-Сахалинске очень понравился, заявил незнакомец и с тем удалился.

Через несколько минут за мной увязалась стайка ребятишек. Японец, видимо, был здесь в диковинку. Я обратил внимание, что даже девочки были коротко острижены. «Детдомовские, видно», — мелькнуло у меня в голове.

Советский детский дом —это государственное учреждение, куда направляют сирот, потерявших родителей в войну, детей, чаще всего внебрачных, от которых отказались родители. До четырнадцати лет воспитанники живут и учатся за казенный счет. Я слышал, что система коллективного воспитания в детских домах насквозь пронизана политикой.

Ребята были в пионерской форме с большими красными галстуками.

— Всегда готов! — прокричал я их заветный лозунг.

— Дяденька, неужели вы коммунист? — спросил один из них, удивленно разглядывая меня.

— Да здравствует товарищ Сталин! — бодро произнес я, решив еще немного побалагурить с детьми.

— А Сталин плохой, — вдруг произнесла маленькая девочка.

Я крайне удивился: подобных слов от девочки с красным галстуком на шее я никак не ожидал.

— Почему же?

— Потому что хлеба мало, — спокойно ответила девочка.

«В этом поселке, видимо, живут бывшие заключенные. Или в детском доме в такой глуши не пользуются методами официальной педагогики», — подумал я.

— Это девочка — японка! Правда! Ее дедушка был японцем, жестянщиком работал, —закричали ребята, показывая на нее пальцами.

Действительно, похожа. Но как сюда могло занести японца? Скорее всего она бурятка, монголка или кореянка.

Расплакавшись, девочка отошла в сторону. Услышав, как она плачет, я подумал, что, вероятно, в ней действительно есть японская кровь. Дети других национальностей в подобной ситуации не распускают слезы, а если и всплакнут, то не так жалостливо.

Дата добавления: 2015-10-16