Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Я был сбит с толку.

— Я не очень разбираюсь в этом вопросе. Могу только утверждать, что в прошлом веке японская культура бедствовала, правда, и сейчас положение не лучше... Хочу еще заметить, что в русской литературе преобладает роман. «Война и мир», «Жизнь Клима Самгина» — это же симфонии в слове. Японской же литературе свойственна малая форма — рассказ, то есть соло, как произведения Чехова. Русские переводчики японской литературы, похоже, еще не осознали эту особенность... Есть и другие обстоятельства...

Я немного подумал и, почувствовав себя так, будто нашел заветный ключик, уверенно добавил:

— Язык, например! В России про что-либо абсолютно непонятное говорят «китайская грамота». Японский такой же трудный, как и китайский. А русский и западноевропейские языки, так сказать, родственные. Языковой барьер — действительно серьезная проблема!

Мною вдруг овладели странные патриотические настроения, и очень захотелось взять назад слова о невыразительности японской литературы нового времени.

Достав из кармана книжечку издательства «Синтёся», с которой я никогда не расставался, я протянул ее Марии.

— Как она называется?

— «Врата».

— «Врата»? Куда?

— В храм. Это психологический роман. Некий студент, влюбленный в жену друга, женится на ней. Живут они счастливо, но героя постоянно мучает совесть. Моральные терзания приводят его в храм. Он не вступает в беседу со священником, а только доходит до врат и возвращается домой, потому что не может уверовать в Бога.

По лицу Марии было видно, что она совершенно не понимает меня. Пересказать этот роман иностранцу очень трудно не только из-за языкового барьера.

«Нужно изменить тему разговора», — подумал я. Должен признаться, меня давно интересовала история развода Марии. Это, верно, характерное для японцев любопытство к человеческой судьбе.

— Маруся, как вы относитесь к теории Коллонтай?

— Какая теория?

— Соратница Ленина, первый посол Советской России в Швеции, Коллонтай изложила пролетарскую мораль в сочинении «Великая любовь». Мораль такова: понравился кто- то — женись или выходи замуж, разонравился — разводись...

— Я не читала эту работу, но скажу, что сама думаю. По-моему, Коллонтай хотела подчеркнуть право на свободу выбора супруга, поэтому осудила старые нормы брака, которые сложились под влиянием политики, религии и других общественных факторов. Ни в коем случае нельзя считать, что она выступала за анархию в браке.

— А как вы относитесь к разводу?

— Жить в браке без любви неправильно. Мой развод — это мое несчастье. Вот и все отношение, — ответила Маруся, глядя на меня огромными, бездонными глазами.

Она, видимо, уловила подтекст в моем вопросе, поэтому ответила мне коротко и без обиняков. Я подумал, что японка испытывала бы стыд, говоря постороннему человеку о своем неудавшемся замужестве. В тоне Марии я почувствовал глубоко затаенную грусть и пожалел, что задал неделикатный вопрос.

Трезвый ум, несгибаемая вера, ясная воля, человечность — и все это воплощено в одной молодой женщине двадцати четырех лет! Как щедра социальная почва, на которой здесь, в сибирской глуши, вырос столь прекрасный цветок рода человеческого!

— Большое спасибо, Мария! Сегодня я по-настоящему счастлив. Откровенно говоря, боюсь, что в отделе пропаганды меня считают шпионом и могут поэтому сослать в тайгу. Я ненавижу политработника-бюрократа. Вот причина моей депрессии. Начальник лагеря и Михайлюков сердечно относятся ко мне. Вы тоже, Мария. Я верю только вам троим. Настоящие пропагандисты — это вы, Демин и Михайлюков!

Я был почти на пороге, когда Мария попросила задержаться на минутку. Сняв с книжной полки иллюстрированный учебник «История СССР» для средней школы, она написала на обороте титульного листа: «Итиро на память о конторе. Маруся». Провожая меня, она что-то напевала потихоньку, и я удивился, узнав песню «Под крышами Парижа».

Я был так растроган этим вечером, что смешался, не зная, как выразить свои чувства. Стараясь скрыть смущение, почти бессознательно я снял куртку, стянул с себя свитер ручной вязки и протянул его Марусе.

— Сделайте из него что-нибудь для сына!


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 58 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Политработник явно имел в виду нашу самоделку. Видимо, кто-то донес на меня. | Солнце всходит и заходит, | Я пересказал Марии смысл высказывания Кодзавы. На обратном пути в контору она не вымолвила ни слова. Верно, обиделась. | Надо было как-то смягчить гнев Устяхина. | Однажды в контору приехал инспектор по кадрам из отдаленного таежного лагеря. Он, похоже, был давним знакомым Михайлюкова. | От слов Демина на душе стало мрачно, я невольно опустил голову и сжался в комок. Так я просидел до тех пор, пока начальник лагеря и Косов не покинули контору. | Инженер лежал на траве, глядя в небо широко раскрытыми глазами. | Потом он поведал интересную историю о том, как один из русских царей непременно хотел выстроить дворец на обрыве скалы. | Словно как тающий сахар лежит; | Старший лейтенант словно читал мои мысли. |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Вскоре она вошла с малышом на руках.| Маруся проводила меня до самой калитки. Я крепко сжал в руке ее мягкую теплую ладонь.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.006 сек.)