Маруся проводила меня до самой калитки. Я крепко сжал в руке ее мягкую теплую ладонь.

В вечернем небе, словно празднуя уход лета, причудливо играло северное сияние.

Школа

Стояла глубокая осень. Навигация на Ангаре закончилась. Река, как и японские пленные, затаила дыхание. И вот пришла суровая зима.

Так называемое «демократическое движение» продолжало набирать силу, но мне, как ни странно, все еще удавалось держаться особняком и жить своими интересами. Я задался целью детально изучить уклад русской жизни и в связи с этим мечтал побывать в средней школе в Братске. В моем желании не было ничего удивительного. В Токио я слышал о системах обучения, разработанных Шацким и Пистраком, читал в переводе на английский труда профессора Московского университета Пинкевича, посвященные проблемам педагогики. Мне казалось, что знакомство со школой поможет узнать духовную атмосферу, в которой воспитывают молодое поколение, и понять направление развития культуры в Советском Союзе.

— Хочется посмотреть, как учатся советские дети. Предоставьте мне такую возможность, пожалуйста! — обратился я к Демину в один из дней, когда он был в хорошем расположении духа.

— Дети везде одинаковы, — ответил начальник лагеря после продолжительной паузы. — Не знаю, имею ли я право разрешить военнопленному посещение учебного заведения, но рассмотрю твою просьбу.

Шансов получить официальное согласие практически не было, но я все же не оставлял своей мечты. Я вспомнил, что Устяхин просил подыскать к зиме истопника для ежедневной работы в школе, и остановил свой выбор на солдате по фамилии Савада, который не отличался богатырским здоровьем.

— Почувствуешь себя неважно, говори без стеснения. Я всегда охотно подменю тебя, — сказал я ему.

Вскоре Савада принес в контору заявку от директора школы на одного пленного для ремонта печки. Я передал бумагу Устяхину и попросил отправить меня с истопником, чтобы помогать ему. И вот с любезного разрешения Устяхина и Михайлюкова, не доставив хлопот начальнику лагеря, я на следующий день «проник» в школу.

Школа совсем не походила на японскую. Она представляла собой обычное большое здание без привычного для нас просторного сада. Печка, нуждавшаяся в ремонте, обогревала две смежные комнаты, одна из которых была классной, а во второй дети играли на переменах. Работу мы закончили довольно быстро. Куда труднее было накопать из промерзшего грунта глину, необходимую для починки. Присев у теплой печки, я с любопытством глядел через маленькое оконце в классную комнату.

Мальчики и девочки, ученики третьего и четвертого классов, учились вместе: один класс занимался арифметикой, другой — русским языком. Дети были разного возраста. Учительница стояла перед черной доской. Преподавательский стол не располагался на возвышении, как в японской школе. Я сразу же почувствовал, что в классе власть учительницы непререкаема. Непослушным ученикам она делала строгие замечания. Рослого шалуна выставила за дверь. Он должен был оставаться до конца урока в той комнате, где расположились мы.

Я вспомнил «Дневник Кости Рябцева» Николая Огнева, где описывается школа в России накануне и после революции. В одном из эпизодов рассказывается, как председатель школьного комитета изгоняет с заседания неугодного учащимся преподавателя. Из «Дневника» ясно, что в той школе порядок исходил от «низов», а сейчас, у меня на глазах, он насаждался сверху. Если в старой школе уважалась инициатива учащихся (порой даже чрезмерная), то теперь царил страх ученика перед наказанием. Что это, индивидуальный характер учительницы в захолустном городке или суть государственной системы образования в СССР?

Я заметил, что на правом рукаве у девочки, которая постоянно поднимала руку, чтобы ответить на вопрос учительницы нашит значок конической формы из красной материи. Позже я узнал от одного из школьников, что таким образом выделяют отличников. Выходит, увиденное мной в сибирской школе отражало единый курс советских органов просвещения. Должен признать, он вполне соответствовал многим явлениям, которые я наблюдал в тогдашней жизни советского общества.

И еще одно. Я давно слышал о существовании в советской школе комплексной программы обучения, которая отвергла прежние методы индивидуального подхода к учащимся. Но, как мне показалось, учительница объясняла материал по родному языку и арифметике в соответствии со старыми канонами. А ведь на вид ей было лет тридцать пять, и она должна была бы хоть что-нибудь знать о новых экспериментах в советской педагогической науке...

Урок закончился, и ребята гурьбой бросились в комнату отдыха. Началась какая-то игра — дети образовали кружок, в центре его стоял ученик с закрытыми глазами. Потом они начали двигаться по кругу, распевая песню. Мне это напомнило японскую детскую забаву — дети водят хоровод, напевая: «Корзинка, а корзинка! Когда из тебя выпорхнет птичка?».

Дата добавления: 2015-10-16