Я сбегал в барак за теплой одеждой.

— Теперь хорошо! — улыбнулась мне Маруся.

В ожидании отправки машины простояли около ворот почти час. Некоторые из слабосильных пленных, видно, от нервного перенапряжения мочились прямо с грузовиков, не обращая внимания на женщин и на мои уговоры. Я сгорал со стыда.

Наконец колонна тронулась, все дальше отступала группа русских, что-то кричавших и махавших нам вслед. Ни один пленный не улыбнулся и не оглянулся на провожающих.

Грузовики направились не по дороге, ведущей к станции Тулун, а въехали в тайгу, еще по-зимнему окутанную белыми снегами. Убаюканный ритмичным покачиванием и вчерашней усталостью, я незаметно для себя заснул.

Путешествие в тайгу

Товарный состав с полутора тысячами военнопленных отошел от станции Тайшет и двинулся на восток...

Я обманулся в своих надеждах — наша автоколонна не направилась на станцию Тулун, а но новой автомобильной дороге, построенной японцами, добралась до Тайшета.

В первой партии среди трехсот человек были мои однополчане еще времен службы в Маньчжурии. Они выглядывали в крошечные оконца товарняка, крича мне прощальные слова. Пункт назначения эшелона не объявили, но русские офицеры, сопровождавшие пленных из других лагерей, говорили, что он направляется в Маритуй, живописную местность на южном берегу Байкала, а после одного-двух месяцев отдыха и лечения пленных доставят в порт Находка. Японцы опасались, что их могут отправить в Среднюю Азию, климат которой больше подходил для восстановления здоровья. Поэтому, когда состав двинулся действительно на восток по Транссибирской магистрали, лица пленных озарились неземным счастьем.

Поезд, увезший моих боевых товарищей, и среди них Инаду, скрылся из виду, и меня охватило отчаяние. Оставшись один, к тому же без привычных хлопот, я почувствовал пронзительную тоску по родине. Угнетало сознание, что вновь предстоит одолеть триста пятьдесят километров через тайгу до лагеря. Было ощущение, словно меня с яркого солнечного света заталкивают в темный погреб. Но оставалось лишь смириться с судьбой: надо было успеть вернуться в Братск до весенней распутицы.

Сибирская весна похожа на морские приливы. «Генерал-мороз», прочно сковавший стужей природу, сдался под натиском весны, и она налетела ураганом, неузнаваемо преображая пейзаж. В поэзии «хайку» про такую весну написали бы, что она «согрела снега». Мне казалось, что даже английская и немецкая лирика, множество строк которой воспевают весну, оказалась бы бессильной перед буйством пробуждения сибирской природы. Только музыка и кино, пожалуй, могли бы отразить этот триумф. Я вспомнил виденный когда-то в Токио советский документальный фильм «Турксиб», где были эпизоды прихода весны. На березах лопались почки, ледовые дороги таяли, превращались в журчащие ручейки, сливавшиеся в могучие потоки. По реке плыли льдины, потом начинался весенний паводок. Преображение природы происходило стремительно и неистово.

«Надо и мне бороться за жизнь», — думал я, глядя в на мир, восстающий из зимнего оцепенения.

Дежурный офицер Скиба, сопровождавший вторую партию пленных, отправился на первую автобазу за десять километров от Тайшета, чтобы раздобыть грузовик до Братска. Михайлюков пошел в Тайшетский строительный штаб — нужно было договориться о получении рабочей силы из числа советских заключенных, которая заменила бы триста уехавших японцев. Мы условились встретиться на автобазе. Закинув рюкзак за спину, я в одиночку зашагал по направлению к ней...

Дорога шла по лесу, через сопки: поднимаешься на сопку, спускаешься — и вновь в тайге. Вид, открывающийся с вершин сопок, завораживал. Высоко над долиной, еще укрытой снегом, парила птица. Сюда не доносился ни один звук. Горная тропинка привела меня в маленький поселок Квиток.

Дата добавления: 2015-10-16