Нормандия встретила меня недружелюбно — серым небом, пронизывающим до костей ветром и мелкими брызгами начинающегося дождя. Воздух был пропитан горьковатым запахом моря, волны которого с мерным шуршанием накатывали на каменистый берег, лежащий далеко внизу.
Неприятный контраст после тепла, идущего от камина, сухих горячих губ и крепких объятий. Таких крепких, будто мы прощались не на месяц, а на целую жизнь.
Замок стоял на утесе, почти на краю отвесного обрыва, и с места, куда меня вынес портал, были видны его грубоватые очертания. Ни тонкости, ни изящества — грубая кладка, приземистые постройки, полное отсутствие и лепнины, и каменного кружева, только древние статуи, дремлющие в нишах, и витражи. Внутри много раз делался ремонт, да и над садом исправно трудились целые поколения домовиков, но вот снаружи здание как было, так и осталось неприглядной старой крепостью.
Когда-то замок был окружен рвом, но ров засыпали еще несколько веков назад, и единственным напоминанием о том, что он был, остался только широкий каменный мост. Откидного моста же здесь не было никогда — эта крепость строилась магами и для магов, и мало кто осмелился бы ее штурмовать. Вместо маггловской защиты были наведены мощные охранные чары, замешанные и на крови, и на черной магии, и Мерлин знает на чем еще — вплетенные еще на этапе строительства, они пронизывали каждый камень и опутывали замок тонкой невидимой паутиной.
Драконье гнездо — надежное и неприступное, почти как Хогвартс или Гринготтс. Настоящий дом всех Малфоев. Отец всегда с трепетом относился к этим владениям — я знал, что он не слишком любит замок, по роскоши и комфорту не идущий ни в какое сравнение с мэнором в Уилтшире, однако в его глазах всегда появлялся какой-то особенный блеск, стоило лишь вспомнить о Гнезде.
Не могу сказать, что я его не понимал. Каждый камешек здесь дышал прошлым, затерявшейся в веках историей и призраками великих людей. Я бывал здесь нечасто, не больше пары недель на летних каникулах, но каждый раз создавалось ощущение, будто стоит закрыть глаза — и прошлое обнимет за плечи, а великие маги, бывавшие здесь когда-то, вернутся, чтобы поделиться своими знаниями и могуществом.
Глупые детские мечты.
Я тряхнул головой, отвел взгляд от замка и посмотрел вдаль. Море волновалось, по водной глади, темной, почти черной, бежали белые пенные барашки, а горизонт тонул в густой сизой дымке.
Где-то там осталась Англия со всеми напыщенными индюками из министерства, Хогвартсом, Турниром, проблемами и безрадостными воспоминаниями. И, к сожалению, с Поттером.
Я вздохнул. Пора привыкать к долгим расставаниям, раз уж Поттер все равно уезжает в августе учиться. Может быть, моя поездка и к лучшему — в последнее время мне все чаще начинало казаться, что мы оба сходим с ума.
Узкую дорогу, по которой давно никто не ездил, — магглов родители у себя не принимали, а волшебники предпочитали аппарировать прямо к воротам, — размыло дождем, и жидкая грязь хлюпала под ногами. Правильнее было бы аппарировать, раз уж портал оказался неточен, но мне хотелось пройтись — несмотря на прохладную погоду и ветер, что-то было в этом воздухе, заставляя дышать полной грудью и наслаждаться короткой прогулкой.
Родители, конечно, не выбежали встречать меня к воротам — около кованой решетки стоял домовик в накрахмаленном полотенце. Увидев меня, он чопорно поклонился и протянул руку. Преодолев привычную брезгливость, я коснулся маленькой сухой ладони, больше похожей на птичью лапку, и уже через мгновение мы оба очутились во внутреннем дворе.
Мама, конечно, кинулась обниматься — я не успел толком ни осмотреться, ни даже оправиться, как оказался стиснут в крепких объятиях. Привычные самообладание и сдержанность ей изменили — она слишком соскучилась и слишком давно меня не видела.
— Драко, дорогой, — голос ее звучал ровно, но я все равно уловил в нем срывающиеся нотки, как будто она сдерживала слезы. — Наконец-то. Я боялась, что тебя не выпустят из страны.
— Они бы не посмели, — улыбнулся я, так же, как и она не торопясь разжимать объятия. От матери веяло такими знакомыми с детства запахами, напоминающими о прежних беззаботных днях, что я сглотнул.
Шелест шелковой мантии, запах розовой воды и пудры, мелодичное позвякивание серег, негромкий голос — не думал, что мне настолько этого не доставало.
— Нарцисса, — усмехнулся отец в своей привычной холодно-ироничной манере. — Отпусти, ты его задушишь.
Я обнялся и с отцом, но уже куда сдержаннее — он не любил проявления эмоций, делая исключение только для злости и выражения своего презрения, и всегда старался держаться по-деловому даже с семьей, но я прекрасно видел, что и он тоже, как и мама, скучал и беспокоился.
Они оба выглядели хорошо — намного лучше, чем в последнюю нашу встречу.
На лицо матери вернулся румянец, и она снова напоминала себя прежнюю — складки шелковой мантии обрисовывали по-девичьи стройную фигуру, белокурые волосы были уложены в сложную аккуратную прическу, топазы в серьгах оттеняли бледно-голубые глаза. Если бы не беспокойство, навсегда поселившееся во взгляде, и не едва заметные морщины, я бы никогда в жизни не поверил, что еще год назад она бледной, бесконечно уставшей тенью скользила по мэнору и плакала у себя в будуаре от бессилия, когда думала, что никто не видит.
Отец тоже вернулся в форму — но от него я ничего другого и не ожидал. Пожалуй, никто в мире не умеет выживать лучше Люциуса Малфоя, которому что одна магическая война, что вторая, что, не дай Мерлин, третья. Внимательные холодные глаза, цепкий взгляд, старомодный, но великолепно сидящий костюм, зачесанные волосы, стройная осанка — чтобы убить у этого человека волю к жизни, потребовался бы кто-то пострашнее Волдеморта. Порой мне казалось, что единственное, чего бы не никогда не пережил мой отец — это банкротство. Все остальное — и разочарования, и унижение, и крах всех планов — оставляет свой след, но не способно уничтожить желание жить, выживать любым путем. Может быть, на гербе у Малфоев и нарисован дракон, но отец мой в душе — змея. Хитрая, изворотливая и опасная, умеющая в любой ситуации отыскать для себя выгоду или, по крайней мере, хотя бы лазейку к свободе.
— Ты голоден? — спросила мама, когда первые восторги улеглись, и мы прошли в одну из гостиных первого этажа. — Ужин будет в шесть.
— Надеюсь, вы отказались от идеи устроить пышный прием в мою честь, — усмехнулся я, наблюдая за тем, как на столике сами собой появились три бокала, наполненных вином. — В последнее время я слишком устал бывать на публике.
— Сейчас сезон, Драко, — чуть извиняющимся тоном сказала мама, подзывая бокал. — Гости бывают достаточно часто, придется тебе с этим смириться. К тому же, очень многие восхищены тем, что ты не только спонсируешь Турнир, но и принимаешь участие в его обустройстве. Что же насчет слухов о связи с Ты-знаешь-кем…
— С Волдемортом, мама, — я пригубил вино. — Он уже мертв, незачем больше бояться.
— Ты изменился, — отец посмотрел на меня с внимательным прищуром.
— Хочешь сказать, перестал быть трусом?
— Драко! — возмутилась Нарцисса. — Ну что ты такое говоришь? Ты никогда не…
— Прошу, — я накрыл ее руку ладонью. — Не надо. Мне кажется глупым бояться даже произнести вслух имя человека, который для всех нас уже, к счастью, навсегда остался в прошлом. В темном и весьма неприглядном прошлом. Так что же слухи? Многие верят, что я в шестнадцать лет получил метку?
— Надеюсь, ты понимаешь, что это не та тема, которую следует поднимать в обществе, — тон отца стал ледяным.
Я кивнул — я прекрасно осознавал, что во Франции им неприятности не нужны.
— Не беспокойся, Поттера здесь нет, так что выделываться мне не перед кем. Возможно, заведу несколько полезных знакомств. У нас в гостях будет кто-то полезный или только девушки из чистокровных семей, незамужние, приблизительно моего возраста?
Мама негромко рассмеялась — счастливо и беззаботно, переливчатым смехом, которого я не слышал в стенах мэнора с пятнадцати лет.
Я откинулся на спинку кресла, отсалютовал бокалом и только сейчас почувствовал, как истончается, развеивается, осыпается мельчайшей пылью камень, до этого момента незримо, но ощутимо давивший на плечи.
* * *
После двух лет, наполненных сначала страхом, потом паникой, потом глухой безысходностью и горечью эта поездка стала отдушиной, тем самым глотком свежего воздуха, которого мне не хватало.
Здесь, со своей семьей, я получил то, чего мне не мог дать даже Поттер — шанс почувствовать себя прежним. Иллюзию, что все хорошо, что нет никаких дел и обязанностей, нависающих над головой словно меч. Из всех забот — только мучительный выбор между несколькими парами запонок или книгами, которые хотелось бы прочитать в первую очередь.
Мне казалось, что долгое время я был связан по рукам и ногам, а теперь вдруг разом сбросил все веревки.
Никогда не думал, что буду искренне наслаждаться самыми простыми вещами — тем, что не нужно вставать в шесть утра; что не нужно идти в больницу Святого Мунго, один вид которой вызывал у меня тошноту; что не нужно выплясывать перед Макгонагалл, министром и высокими гостями, тщательно обдумывая и взвешивая каждое слово. И тем, что, в конце концов, рядом со мной моя семья.
Стоило потерять все, чтобы научиться ценить такие, казалось бы, совершенно привычные и обыденные мелочи.
И если бы не дикое желание увидеть Поттера, проснувшееся уже к концу первой недели — я, пожалуй, всерьез подумал бы, не остаться ли здесь навсегда.
Днем мне по Поттеру скучать было некогда: мать жаждала узнать все о моей домашней и личной жизни, отец — о жизни общественной. К тому же, мама считала своим долгом брать меня с собой, когда отправлялась в гости, так что уже через неделю я перезнакомился, пожалуй, со всеми влиятельными персонами магической Франции и с их детьми. И, если бы не чересчур назойливое внимание со стороны молодых незамужних девушек, я остался бы даже полностью доволен.
Но дни заканчивались и, лежа в постели, я вспоминал о Поттере. Не о сексе — а о каких-то дурацких разговорах, мелочах, которые казались совсем не важными, а сейчас почему-то приобрели огромное значение: движениях пальцев, сжимающих палочку, привычке сбрасывать с себя одеяло, подолгу торчать в душе, закусывать губу, читая какой-то особенно интересный фрагмент в книге. Жесты, мимика, несвязные обрывки каких-то фраз — все это вспоминалось ночью, в неясной размытой дремоте, на грани сна и бодрствования.
Приходил он ко мне и во снах — в них мы были свободны, летали на драконах, играли в квиддич и смеялись, валяясь на траве, не обращая внимания ни на кого. Просыпаясь, я старался удержать ускользающие сновидения, поймать их за кончик шлейфа, но они неизбежно таяли, растворялись в новом дне, оставляя после себя терпкую горечь и мурашки, бегущие по коже.
Несколько раз я ловил себя на том, что неплохо было бы написать Поттеру письмо — но каждый раз останавливался, не выведя ни строчки. Слова не хотели ложиться на бумагу, я не знал, как и что говорить. Я умел составлять и длинные витиеватые послания, и пошлые любовные записки, но это все было не то. С Поттером нельзя было притворяться, а о том, что я чувствую на самом деле, я писать не мог — не знал, какими словами выразить всю ту противоречивую гамму чувств, которые всколыхнулись, стоило уехать из Англии.
Но к концу второй недели я все-таки не выдержал — ушел в свою комнату пораньше, достал пергамент и углем набросал несколько рисунков. В конце концов, художник, в отличие от рассказчика, из меня был неплохой.
Почтовая сова, к лапе которой я привязал довольно объемное письмо, смотрела на меня укоризненно — ей не хотелось лететь в такую даль, в Лондон, а потом искать площадь Гриммо и дом, скрытый и от маггловских, и от волшебных глаз.
— Осторожнее с письмом, — строго напутствовал ее я. — Оно очень важное.
Птица только недовольно ухнула и клюнула меня в палец, прежде чем сорвалась с места и вылетела в узкое окно.
На выходе из совятни я наткнулся на маму — подхватив меня под локоть, она направилась в малую красную гостиную, где в такой поздний час только едва теплился камин и ровным волшебным светом горела лампа.
Оказавшись в комнате, она закрыла дверь и взмахнула палочкой, накладывая заглушающее заклятье.
— Мама? — осведомился я, наблюдая за ее манипуляциями. — Все в порядке?
— Да, конечно, — она немного нервно и устало улыбнулась. — Давай присядем, дорогой.
Мы опустились в глубокие мягкие кресла, придвинутые к камину, и мама снова взмахнула палочкой, призывая два бокала, наполненных сидром.
— К чему такая секретность? — я взял свой бокал.
— Мне просто не хотелось, чтобы нам мешали. Драко… наверное, мой вопрос покажется очень странным и неожиданным, — я внутренне подобрался, ожидая худшего и стараясь внешне выглядеть невозмутимым, — но как дела у Андромеды?
Наверное, облегчение все-таки ярко отразилось на моем лице, потому что мама тут же насторожилась и уточнила:
— Ты что-то скрываешь?
— Нет… ничего серьезного, — беззаботно отозвался я. — Я встречался с ней.
— Да? — мама оживилась. — Она в порядке?
— Почему бы тебе ей не написать? — поинтересовался я, делая глоток. — Мне кажется, она была бы не против. По крайней мере, со мной она была вполне дружелюбна и, кстати, тоже интересовалась тем, все ли с тобой в порядке. Вы же сестры.
— Мы не общались много лет, — вздохнула мама. — Когда Андромеда сбежала с этим грязнокровкой…
— Магглорожденным, — мягко поправил я, и мамины глаза удивленно вспыхнули.
— Магглорожденным, — кивнула она. — Мы какое-то время еще переписывались, я даже высылала ей деньги, но потом вышла замуж за твоего отца. И ему это… не нравилось. Ты знаешь, я люблю и уважаю Люциуса, — поспешно добавила она, как будто я мог в этом усомниться, — но порой он бывает чересчур категоричен. Ну и, к тому же, мы принимали у себя Темного Лорда — а тогда он был очень силен и очень хорошо умел убеждать.
— Я видел, как он умеет убеждать, — скривился я.
— Тогда он был не сумасшедшим идиотом, решающим все с помощью силы. Он умел говорить так, что одних его слов многим хватало, чтобы схватиться за палочки. Твой отец в те времена боготворил его… все мы боготворили. Он умело дергал за ниточки — рассказывал о низости магглов, обещал, что грязнокровки и сквибы, не говоря уж о магглах, должны быть урезаны в правах. Он взывал к нашей гордости, к чистой крови и былому величию — и люди шли за ним, потому что он обещал нам свободу.
— Разве вы не были свободны?
— Он обещал нам весь мир, Драко. И силу, и вечную жизнь. Ты бы видел, какие люди вставали под его знамена — почти все древние волшебные семьи. Конечно, тогда мне было не до общения с сестрой, которая предпочла всему этому выйти замуж за грязнокровку.
— Пожалуйста, — попросил я. — Давай не будем употреблять это слово.
Мама понимающе улыбнулась.
— Мне жаль, что я так и не извинилась перед ней. Не думаю, что Андромеда сможет меня простить.
— На твоем месте я бы все-таки попробовал. Конец света не наступит, если ты напишешь своей единственной оставшейся в живых родственнице.
— Ты очень повзрослел, — заключила мама, окинув меня долгим внимательным взглядом. И добавила, резко меняя тему: — У тебя есть кто-то? Ты ей отправлял письмо?
— Я не хотел бы об этом говорить, — я повертел в руках бокал, глядя на тлеющие угли. — Это не важно.
— Не принимай близко к сердцу все, что говорит Люциус, — неожиданно сказала мама. — Он, безусловно, желает счастья и тебе, и семье в целом, но иногда бывает чересчур упертым. Он твой отец, Драко, но ты уже совершеннолетний, и он не может влиять ни на твою жизнь, ни на твои решения — как бы ему ни хотелось. И если даже ему что-то не нравится, ты вовсе не обязан строить всю свою жизнь так, как он считает нужным.
— Меньше всего я ожидал услышать от тебя нечто подобное, — потрясенно пробормотал я, глядя ей в глаза.
— В этом я Люциуса не поддерживаю, если хочешь знать. Тебе уже не десять лет, и, я надеюсь, ты можешь нести ответственность за свои поступки и желания, — мама поставила свой бокал на столик и грациозно поднялась, шелестя мантией. Она подошла к окну и остановилась, глядя на неспокойную водную гладь. — Ты наш единственный сын, Драко, и, разумеется, Люциус волнуется за твое будущее — но иногда меня пугает его фанатизм.
— Пока он давал мне вполне дельные советы. Как с Турниром, например, — заметил я.
Мама обернулась.
— Да, но не позволяй на себя наседать. Я знаю, он будет давить на тебя с этой женитьбой… Люциус убежден, что ты должен жениться исключительно на чистокровной и родовитой девушке, он не понимает, что времена изменились и что женитьба на полукровке или даже магглорожденной, наоборот, может лучше повлиять на твою репутацию. И если ты любишь кого-то… он побушует, конечно, но простит.
— Не думаю, — глухо ответил я.
— У него нет другого наследника, Драко, — отмахнулась мама. — Точнее, есть там какой-то… несколько дальних родственников, к которым может перейти мэнор, но они не Малфои. Так, какие-то побочные ветви... Люциус никогда не пойдет на это, даже если ты приведешь сквиба. Извини, что лезу к тебе в душу, просто я не хочу, чтобы ты всю жизнь жалел из-за принятого решения.
— Спасибо, — искренне ответил я и тоже поднялся. Мама подошла ко мне, порывисто обняла и коротко поцеловала в щеку.
— Я пойду спать, — мягко сказала она. — Подумай над моими словами.
— Спокойной ночи, — я улыбнулся, пропуская ее к двери.
Оставшись в одиночестве, я едва не расхохотался от идиотизма ситуации.
Отлично. Превосходно. Восхитительно.
Я могу делать все, что мне заблагорассудится — но не в состоянии воспользоваться этим правом. Потому что если сквиба или магглорожденную мне отец когда-нибудь простит — предварительно поорав, пообещав лишить наследства и прислав несколько вопиллеров, конечно же, — то о том, чтобы простить связь с мужчиной, не может быть и речи. Главное, что нужно отцу — это наследник, продолжение рода, а мой партнер при всем желании не сможет этого обеспечить.
К тому же… к тому же я сам хочу сына, а пока, к сожалению, не существует такой магии, которая позволила бы мужчинам рожать. Правда, не уверен, что, даже если бы такой способ и был, я бы рискнул им воспользоваться. Уж слишком это дико.
Я посидел еще немного у камина, по всякому прокручивая в голове ситуацию и пытаясь найти из нее выход, устроивший бы всех, но так ни до чего не додумался и отправился спать.
И всю ночь мне казалось, будто Поттер где-то рядом, стоит только протянуть руку, и я его коснусь. Еще немного, еще чуть-чуть, еще… я отчаянно вытягивал пальцы, но каждый раз они хватали пустоту.
* * *
Письмо от Поттера пришло на следующий день, за завтраком — к счастью, он отправил его с той же совой, а не прислал птицу, которую я подарил ему на Рождество.
Сова опустилась прямо на белоснежную скатерть, ровно между молочником и кувшином с соком, и важно протянула лапу, к которой был привязан маленький запечатанный конверт. Я отвязал его под пристальным взглядом отца и матери, но вскрывать не стал — сунул в карман и вернулся к яичнице, как будто ничего и не произошло.
Мама улыбнулась себе под нос, отец, к моему удивлению, ничего выспрашивать не стал, но поморщился и снова уткнулся в свою газету.
Завтрак прошел в полном молчании, и, закончив есть, я хотел отправиться к себе и прочитать письмо, но отец не дал уйти — он поднялся вместе со мной и спросил, не прогуляюсь ли я с ним по саду.
В саду было на редкость неуютно и свежо. Деревья и кусты стояли еще голые, с дрожащими на ветках каплями, а древние статуи, обрамлявшие дорожку, в тусклом дневном свете казались еще суровее, чем обычно.
— Я бы хотел поговорить кое о чем, Драко, — издалека начал Люциус.
— Да, отец, — я сделал вид, что не понимаю, куда он клонит, и натянул на лицо вежливую улыбку, приготовившись слушать очередные размышления насчет помолвки, свадьбы и рождения наследника. Но ему удалось меня удивить.
— Не могу не отметить, в очередной раз, что с турниром ты справился блестяще, — сказал отец.
— Твои идеи всегда приходятся очень кстати, — заметил я, лихорадочно соображая, о чем дальше пойдет разговор.
— Я рад, что ты также занялся благотворительностью. Мне нравятся слухи, которые долетают о тебе и до этих мест — фамилию Малфоев, наконец-то, стали связывать не только с Темным Лордом, войной и продажных министрах. Но этого недостаточно. Турнир — это хорошо, это известность, репутация, но и только.
— Я думал, что мы именно этого и добиваемся, — я остановился около статуи одного из предков, кажется, Арманда, разглядывая тонкие черты лица, которые неизвестный скульптор смог отлично передать в камне.
— Малфои всегда имели влияние на Министерство Магии, — наставительно произнес отец. — Но тебя, насколько я знаю, туда не взяли.
— Думаю, это вопрос времени. Через год или два, если я продолжу заниматься тем же самым, они вряд ли мне откажут.
— Это вариант, но не самый лучший.
— У тебя есть другой?
— Конечно, есть, — чуть раздраженно сказал он. — Зачем бы я тогда завел сейчас этот разговор? В Саламанке лучшая в Европе кафедра магического права — и они согласны принять тебя на обучение уже этой осенью.
— Саламанка? — я резко обернулся. — Магическое право? Зачем?
— Затем, что если ты на четыре года исчезнешь из поля зрения министерства, о тебе и твоих прошлых ошибках все успеют позабыть! А вот о Турнире-то уж точно не позабудут, это было очень громкое событие. И о благотворительности тоже. Это очень уважаемое учебное заведение, и, когда ты вернешься в Англию с их дипломом и великолепными знаниями, министерские работники будут идиотами, если откажут тебе в поступлении на службу. И не на должность секретаря, заметь.
— Мне нужно подумать, — быстро сказал я, ошарашенный таким предложением. — А что, — я подозрительно посмотрел на отца, — ты уже договорился?
— Декан магического отделения кое-что задолжал мне… по старой памяти. Он не откажет, — по-змеиному улыбнулся отец. — Я уже писал ему, и тебе остается только подать документы.
— У меня нет результатов тритонов. Когда все сдавали экзамены, я ждал суда в Азкабане.
— Не беспокойся об этом. Это несущественно. Но на твоем месте я бы не стал отказываться от такого щедрого предложения, — веско проронил отец и ушел, оставив меня наедине с каменным Армандом.
Арманд смотрел на меня грозно и сердито.
Я вздохнул. Четыре года… Всего на год больше, чем учеба Поттера. Саламанка. Магическое право.
Довольно неожиданно, но, и правда, весьма и весьма заманчиво. Над этим действительно стоило всерьез задуматься — если я хочу чего-нибудь добиться в министерстве, обучение могло бы стать неплохим шагом вперед.
— Думаешь, это хорошая идея? — спросил я у статуи, возвышавшейся надо мной на целый ярд. Каменная статуя молчала — в отличие от картин изваяния в замке не двигались и не разговаривали.
Молчание — знак согласия. Впрочем, я и без этого знал, что отец, безусловно, полностью прав.
Интересно только, как теперь отреагирует на эту новость Поттер.
* * *
Мама не зря предупреждала меня насчет некоторой фанатичности отца. Вечером, когда мы сидели в гостиной, он сказал, попыхивая трубкой, словно бы между прочим:
— Я пригласил к нам на уик-энд Гринграссов. Они прибудут в пятницу вечером, все, даже Астория договорилась, чтобы ее отпустили на выходные из Хогвартса.
— Люциус… — вздохнула мама. — Зачем так торопиться? Ему же всего восемнадцать.
— Я ни на чем не настаиваю, — пожал плечами отец. — Мы с Полом старые друзья, и я решил, что приглашать только его было бы невежливо.
— Разумеется, — хмыкнул я. — Прошу меня извинить.
Я курил третью сигарету, когда услышал перестук каблуков. Мама вошла в кабинет и неслышно прикрыла за собой дверь.
— Теперь понимаешь, о чем я говорила? У Люциуса навязчивая идея насчет тебя и Астории Гринграсс.
— Ничего не имею против, — ровно отозвался я, свободной рукой нащупывая в кармане короткое письмо от Поттера, словно сложенный вчетверо лист пергамента с неожиданно теплыми строчками был единственным препятствием перед пропастью, в которую я падал. — Мне все равно.
Мама подошла ближе и взяла портсигар. Выудила сигарету, поднесла к ней палочку, затянулась — и я едва не открыл рот, наблюдая за тем, как она быстро и по-деловому курит.
Никогда в жизни я еще не видел собственную мать с сигаретой — и это выглядело так дико и экзотично, что я никак не мог отвести от нее взгляда.
— Может быть, — сказала она, выпуская дым, — есть что-нибудь, о чем ты хотел бы рассказать? Я вижу, что тебя что-то мучает.
— Тебе показалось, — проговорил я. — Все в порядке.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотала она.
Я благодарно положил ей руку на плечо.
Спасибо, мама. Но прости. Эту дорогу я должен пройти сам.
Глава опубликована: 16.03.2013
Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 32 | | | Глава 34 |