Глава 34. “Ведьмин досуг”, раскинув глянцевые страницы, как крылья

“Ведьмин досуг”, раскинув глянцевые страницы, как крылья, лежал на журнальном столике. Я старался не смотреть на него лишний раз, но взгляд то и дело, против воли, возвращался к ярким иллюстрациям.

По-хорошему, журнал следовало выкинуть или сжечь, а не бередить лишний раз себе душу. Ну или, по крайней мере, просто закрыть, а не устраивать сеанс непонятного мазохизма.

На фотографиях, напечатанных прямо на развороте, кружились в танце улыбающиеся, явно довольные жизнью люди.

Он — в прекрасно сшитой темной мантии, подчеркнуто строгой, разбавленной лишь белизной воротничка и манжет.

И она — в невесомом шелковом платье, перетянутом в талии тонким пояском, с распущенными по плечам золотистыми волосами.

Красивая пара. Оба молодые, богатые, уверенные в себе.

Ровня.

И по происхождению, и по воспитанию, и по отношению к жизни.

“Неужели нам всем вскоре придется услышать официальное объявление о помолвке Драко Люциуса Малфоя и Астории Джейн Гринграсс?”, — вопрошала статья, довольно короткая, чуть глуповатая и за версту отдающая Ритой Скитер.

— Не удивлюсь, если так и есть, — пробормотал я, в очередной раз глядя на журнал.

Можно было бы считать все это досужими домыслами корреспондентов, очередной жареной сплетней от Скитер, падкой на дешевые сенсации, — если бы не короткое интервью Люциуса Малфоя, поделившегося с Ритой расплывчатыми планами.

Он, конечно, не сказал ничего определенного, но по его словам выходило, что помолвка, а затем и женитьба Драко и Астории — дело уже решенное.

Нельзя сказать, что я был сильно удивлен. Наверное, чего-то подобного я и ждал, когда не хотел, чтобы Драко уезжал. Да и потом, он несколько раз недвусмысленными намеками давал понять, что обязательно женится в будущем, и я не обольщался насчет того, что хоть когда-нибудь мы будем жить вместе долго и счастливо.

Свою позицию Драко более чем ясно обозначил, когда мы сидели в маггловском ресторане. И, хотя прошел уже почти месяц, я до сих пор помнил и его спокойный уверенный голос, и жесткие интонации, с которыми он сообщал, что не собирается подстраиваться ни под мои желания, ни под мои принципы.

В конце концов, чего я ожидал? Это же, черт побери, Малфой.

То, что он слегка изменился и научился критически относиться к любой информации, вовсе не означало, что Драко стал другим человеком. В основных моментах он остался собой — расчетливым, хладнокровным слизеринцем, который собственные удобство и комфорт ставит гораздо выше любых других вещей в жизни.

Глупо было думать, будто хоть что-нибудь в этой жизни способно сбить Малфоя с давно намеченного курса.

Глупо, да. Но где-то в глубине души я все-таки на это надеялся — и теперь, глядя на фотографии, понимал, какой же я непроходимый наивный кретин.

Странно, но я не испытывал душераздирающей душевной боли, о которой так любят писать в бульварных романах, любимых Молли Уизли. Ни ощущения ухнувшего вниз сердца, ни раскаленной иглы, вонзившейся в грудь. Не выступили слезы, не перехватило дыхание.

Просто стало пусто, и вместе с пустотой пришло обыденное, ничем не примечательное разочарование, какое бывает, когда из чашки с Берти Боттс выбираешь самую яркую, симпатичную конфетку, а она оказывается со вкусом вареной капусты.

Я поднялся, закрыл журнал и швырнул его в камин.

— Инсендио.

Глянцевая бумага горела синеватым пламенем.

Я стоял, глядя на огонь, и чувствовал, как мир, еще недавно бывший красочным и ярким, понемногу выцветает и отступает в тень.

* * *

Я не стал ему писать. Выяснять отношения на бумаге — что может быть глупее и пошлее?

Злость и разочарование разъедали изнутри и растекались во рту неприятной горечью.

Я старался не вспоминать о дурацкой ситуации, о Малфое, который не удосужился даже прислать короткую записку — но, рано или поздно, все мысли сворачивали в эту колею, и не было никакой возможности прогнать их из головы.

Днем еще получалось не думать — работа, в которую я, как всегда в таких случаях, окунулся с головой, не оставляла лишнего времени для раздумий, — но вечера в будни занять было нечем. Можно было бы, конечно, пару раз напиться — но пить в одиночку было еще хуже, чем сидеть с книгой, тщетно пытаясь сосредоточиться на чтении и выкуривая одну сигарету за другой.

Хуже всего было то, что до возвращения Драко осталось всего несколько дней, а я до сих пор не знал, как себя вести при встрече и что говорить.

Я не знал, чего хочу больше — затащить его в постель и не выпускать оттуда целые сутки, или просто дать ему в морду и никогда больше не видеть. Или дать в морду, а затем затащить в постель.

Но одно я знал точно — встретиться с Драко мне просто необходимо. Неважно, чем закончится эта встреча, я подозревал, что ничем хорошим она закончиться не сможет уже по определению — но мне нужно было хотя бы поговорить с Малфоем. Поинтересоваться, что со мной не так, что я не смог заслужить даже откровенного разговора.

Проклятый хорек. К чему были эти многочисленные разговоры о доверии, все пущенные в мою сторону шпильки и укоры, если в итоге Драко все решил за моей спиной — и не нашел лучшего способа известить меня о том, что наше время закончилось, как через журнал? Через идиотский глянцевый журнал и статейку Риты Скитер, с которой его семейство всегда было на короткой ноге.

“А ведь такое уже было, Поттер. Вспомни тот вечер, когда ты застал Драко с другим”, — пронеслось в голове.

Да, в самом деле, было. Вот только тогда Драко ничего мне не обещал и не просил доверия.

И тогда я не чувствовал себя преданным.

* * *

— А ну-ка, выкладывай, что там у тебя случилось, — сказал Рон, когда я, слишком погруженный в свои думы, в очередной раз его о чем-то переспросил. — Давай, давай, и не прикрывайся занятостью, нам можно сегодня вообще уже ничего не делать — и так, твоими стараниями, недельная работа переделана за три дня. И вообще, такого прилива трудового энтузиазма я у тебя что-то давно не припомню. С осени.

Рон отошел от своего стола, поставил стул рядом с моим и уселся на него верхом, устроив руки на спинке. Отросшая рыжая челка упала ему на лицо, и он нетерпеливо отмахнулся от лезущих в глаза прядей.

Я огляделся. В маленьком кабинете мы были одни.

— Оглохни, — взмахнув палочкой, пробурчал Рон. — Слушай, я ни о чем не допытываюсь, но, может, если хочешь, сходим куда-нибудь, развеемся? После работы, конечно. Джордж тут раздобыл билеты на завтрашний концерт Ведуний, я как раз хотел тебя позвать. Правда, еще Гермиона будет… но ты ведь не против? Ладно, можешь не сообщать подробностей — но хоть в общих чертах скажи наконец, что произошло? Ты сам не свой.

Я вздохнул и устало прикрыл глаза. Сил держать все в себе и притворяться, будто совсем ничего не случилось, не было. Да и сколько уже можно бегать и прятаться от людей, ближе которых у меня никогда не было и не будет?

В конце концов, они имеют право знать, почему я уже полгода веду себя с ними так, будто бы не доверяю. Чего стоит дружба, если с друзьями даже нельзя поговорить по душам?

И если Рон возненавидит меня после того, что узнает — что ж, значит, так тому и быть.

— Ты уже несколько раз спрашивал, есть ли у меня кто-то… — начал я издалека. — Да, ты был прав, действительно есть. Ну, или, по крайней мере… была… был… было.

Черт, как же трудно порой говорить некоторые вещи даже близким людям.

Я глянул на Рона — он внимательно слушал, не торопясь перебивать и давать какую-либо оценку моим словам. Поймав мой взгляд, он едва заметно кивнул, готовый слушать дальше. Я собрался с силами и выпалил на одном дыхании, пока не успел передумать:

— Не знаю, как ты к этому отнесешься. Не знаю, будешь ли после этого по-прежнему считать своим другом. Но, гиппогриф меня затопчи, я такой, какой я есть, в конце-то концов. В общем… Я встречался… встречаюсь… кое с кем… — я осекся, помолчал немного, и добавил, ровно и спокойно: — С мужчиной.

Все. Скелет вынут из шкафа. Можно перевести дух и ждать реакции. Внезапно я понял, что готов к чему угодно — даже к потоку проклятий и ругани.

Но Рон, судя по виду, не собирался ни в ужасе отшатываться, ни требовать перевести его в другой отдел, ни даже кривиться.

На веснушчатом лице вообще не было ни презрения, ни жалости, только понимание, и, посмотрев на Рона, я с облегчением почувствовал, как меня захлестывает теплая волна признательности.

Мерлин, как мне в голову пришло в нем сомневаться?

— Спасибо, — от чистого сердца сказал я. — Спасибо, что не кроешь меня распоследними словами.

— Знаешь… — чуть виновато отозвался Рон. — Ты только не ори, хорошо?..

— Ты меня пугаешь, — честно признался я, настороженно его разглядывая.

— Ну, в общем… — уши у Рона стали пунцовыми. — Для меня это был не секрет.

— Прости, что? — остолбенел я. — Ты все знал?! Но когда? Откуда?

— Ну… — Рон немного замялся. — Так вышло… Ты помнишь, как мы ездили на открытие Турнира, в Хогвартс?

— Конечно… — сглотнул я, холодея и ощущая приступ острой паники, скрутившей живот.

Через панику пробился слабый голос логики, говорившей, что тут что-то не так. Не мог же Рон, всю жизнь ненавидевший Малфоя, вот так легко взять и принять тот факт, что я с ним встречаюсь с ноября?

Рон покраснел целиком — яркий румянец залил его лицо от подбородка до корней волос, — и сказал такое, отчего я с трудом удержался на стуле.

— Я вас видел. Мельком. Случайно. Ну, я сначала подумал, что, может, ты просто перебрал и немного пообжимался с ним в укромном углу. В конце концов, с кем не бывает. Но потом, когда ты попал в больницу, и он к тебе пришел, я понял, что это был не просто пьяный перепих… ну, или что там у вас было.

— Ого... — только и смог выдавить я, ошеломленный подобной новостью и абсолютным спокойствием Рона. — И.. тебя ничего не смутило?

— Поначалу-то, конечно, смутило, — не стал отрицать Рон. — Но, знаешь… во-первых, у нас в семье уже есть Чарли — хоть об этом и не принято распространяться. Мама еще вон… про Альфарда Блэка рассказывала. Короче говоря, не такая уж это и редкость. Да и вообще, какая мне разница, кого ты предпочитаешь, парней или девушек, ты же ко мне с подобными просьбами не приставал. А, во-вторых… не спорю, меня несколько удивил твой выбор, но, опять же, тебе не десять лет, и ты, вроде бы, отдаешь себе отчет в своих поступках. А я твой друг, а не нянька.

— А… — я не нашелся, что сказать, и продолжал сидеть, глупо пялясь на Рона. — То есть, в целом… ты не против него?

Рон усмехнулся.

— Ну, сам бы я, конечно, десять раз подумал, прежде чем с таким типом связываться, но ты же сам говорил, что он нормальный парень.

— Когда? — выдохнул я, окончательно сбитый с толку.

— Так на Турнире же. Да и картины его тебе еще на выставке понравились. Ты чего? — насторожился Рон, когда я сначала выдохнул, а потом засмеялся от облегчения.

Теперь все встало на свои места. Ну конечно, мой роман с Малфоем он вряд ли бы воспринял так легко, но Октавий Краст хоть и не понравился Рону сначала, вполне, видимо, подходил на роль моего партнера.

Я решил его не разубеждать — тем более что, чисто технически, можно сказать, что я и не вру. Ведь Октавий Краст, как бы это дико ни звучало, по сути — Драко Малфой.

— Послушай, — сказал я, справившись все-таки с удивлением. — А почему ты мне не сказал, что все знаешь?

Рон развел руками.

— Я решил, что тебе это не понравится. И что когда ты захочешь — то сам расскажешь. Чарли в свое время это далось… очень непросто.

— Прости, — я виновато улыбнулся, чувствуя себя намного легче. — А Гермиона? Она знает?

— Ну… — снова замялся Рон, и по его виду я все сразу понял. — Но больше никто, клянусь. У тебя с Крастом проблемы?

— Можно сказать и так, — хмыкнул я. — Ничего такого, просто… все истории рано или поздно заканчиваются. Думаю, в этой тоже пришла пора поставить точку.

— Что-то в тебе не видно особенного счастья. Ты уверен, что хочешь этого?

— Мало ли чего я хочу, — я снял очки и потер переносицу. — Мне не хочется скрываться и всю жизнь провести в роли грелки для постели, в то время как он будет заниматься своей жизнью. А ему нужна семья, даже не семья… ребенок. Не приемный, а свой, родной. Наследник.

— Пф, — фыркнул Рон. — Вот уж нашел проблему. Мы же маги, Гарри, у нас даже Хагрид каким-то образом родился, а ты переживаешь из-за того, что двое мужчин не смогу завести себе детей? Хочешь сказать, ты сам не хочешь дочку или сына?

— Не знаю... — растерялся я. — Я пока как-то совершенно не думал о детях. Но… как? И почему ты об этом знаешь, а я или он — нет? Октавий же чистокровный маг, он должен знать о таких вещах.

— Ну, видимо, потому что он никогда ничем подобным не интересовался, — пожал плечами Рон. — А Чарли как раз недавно разговаривал об этом с мамой. Говорят, у магглов технологию переняли.

— Так что за способ-то?

— Я сам не очень хорошо знаю… Но, вроде бы, у магглов ребенка просто вынашивает другая женщина — ну, понимаешь, ребенок, как бы, получается и ее, и твой, только она отказ подписывает… точно не уверен, но как-то так. А у нас для этого как-то применяется волшебство… хотя, может, тоже каких-нибудь женщин привлекают — что не сами мужчины рожают, это тебе точно говорю, тут не волнуйся даже. Ну, вообще, тебе об этом лучше с целителями из женской больницы имени Святой Бригитты поговорить, там года два назад даже отдельное отделение открылось — они сначала такое решение проблемы предлагали тем волшебницам, которые никак забеременеть не могут. Но способ точно есть, Чарли радовался. Скажи об этом своему Красту, вдруг еще передумает.

Наверное, я никогда не перестану чувствовать себя среди волшебников чужаком. Смешно — спаситель магического мира, который почти ничего об этом мире и не знает.

Больница имени Святой Бригитты, значит. Я представил себе лицо Малфоя, когда он об этом узнает, и хмыкнул. Вот только ситуацию это все равно не изменит. Если бы дело было только в наследнике… Я хорошо, даже слишком хорошо помнил доводы, которые он приводил — репутация, общественное мнение, положение в обществе…

Все это было Малфою слишком дорого, чтобы от этого отказываться. И уж явно он не собирался жертвовать этим ради какого-то мальчика-который-выжил.

Своим поступком, этой статьей он явно дал понять, насколько важны для него и моя жизнь, и мое мнение.

— Спасибо, Рон, — искренне сказал я. — Спасибо за поддержку, правда.

— Да ну что ты… — начал он, но я прервал его взмахом руки. Улыбнулся, чувствуя, что уголки губ все равно неудержимо ползут вниз.

— Так что там с концертом Ведуний?

* * *

Народу было — не протолкнуться.

Я чувствовал себя неуютно, как всегда бывало, когда я появлялся на людях, но сегодня никого, похоже, не интересовала моя личность — вся огромная толпа пришла слушать концерт, а не любоваться в очередной раз на национального героя. Надо сказать, меня это более чем устраивало.

Джордж с Анджелиной куда-то улизнули, а я, Рон и Гермиона, неожиданно для себя, оказались в весьма выгодном месте — недалеко от сцены, но при этом чуть в стороне от основной толпы.

Против воли я вспомнил, как стоял под мантией-невидимкой, обнявшись с Драко, и смотрел на салют, а Драко нервничал из-за того, что нас могут обнаружить. Тогда все это казалось смешной игрой, несерьезным, но интересным приключением — и я даже подумать не мог, к чему все это, в конце концов, приведет.

Музыканты уже отыграли несколько песен, я немного расслабился и на какое-то время сумел отрешиться от всех мыслей — невозможно было не позабыть обо всех проблемах под зажигательные мотивы бесшабашных парней, творящих на сцене черте что.

Но вот они прервались ненадолго, настроили инструменты — и первые аккорды следующей песни заставили меня вздрогнуть.

— Посвящается тем, кто когда-то любил и терял, — проговорил в микрофон солист, прежде чем запеть.

Песня полилась со сцены — пронзительная, пробирающая до костей, рвущая душу. Воскрешающая целый ворох эмоций, заставляющая инстинктивно сжать кулаки и слушать, чувствуя, как предательски начинает жечь глаза, а в горле встает колючий комок.

С каждым аккордом, с каждым новым словом солиста, стоящего на сцене неестественно прямо, прикрыв глаза, словно он находился в двух мирах одновременно — я чувствовал, как обрывается, исчезает что-то внутри.

Я услышал хриплый вдох — и, повернув голову, увидел, что глаза Гермионы влажно блестят. Она сглотнула, Рон бережно взял ее за руку, она улыбнулась в ответ, и в эту секунду, глядя на ту мимолетную нежность, которая сквозила в каждом их движении, я понял, о чем пишут все эти неуемные авторы глупых любовных романов в карамельных обложках.

Единство душ, одно дыхание на двоих, сердца, бьющиеся в унисон, — не просто дурацкие метафоры. Все это действительно существует, я только что видел собственными глазами. Рон и Гермиона стояли рядом — двое самодостаточных, вполне способных жить по одиночке взрослых людей. И, несмотря на это, они были будто бы половинками чего-то целого, незыблемого и нерушимого.

Это было странно — видеть людей, настолько естественно смотрящихся рядом.

И жгучей волной, хлестким ударом пришло осознание — у меня такого никогда не будет.

Потому что тот, кого я хочу держать за руку, целовать на виду у всех, а не прятать в шкафу как самый неприглядный секрет — меня никогда в этом не поддержит. Не захочет лишних сложностей, да и попросту не сможет — ему же не наплевать ни на общественное мнение, ни на косые взгляды бывших однокурсников.

От этих мыслей мне стало горько и невыносимо тошно.

Я и раньше все это знал, как и то, что у той пародии на отношения, которая была у нас с Драко, нет никакого будущего, но только теперь — почувствовал.

Пропустил через себя, оглянувшись вокруг и будто впервые увидев, какими бывают по-настоящему счастливые пары.

— Гарри, ты нормально себя чувствуешь? — как сквозь вату послышался голос Гермионы. — Ты побледнел.

— Да что-то… голова заболела. Я пойду, — неуклюже попрощавшись, я достал палочку и аппарировал. Очутившись дома, прошел в кабинет, налил себе огневиски, сделал глоток, поморщился и торопливо отставил бокал — меня замутило.

Взгляд сам собой упал на рисунки Драко, лежащие на столе — вчера вечером я долго сидел здесь, рассматривая их. Я сгреб листки, поднес к лицу — и застонал сквозь зубы, уловив едва заметный, но такой знакомый запах.

Кровь стучала в висках, и все сознание накрывало какой-то серой, тяжелой плитой безысходности.

Вот он — момент, когда нужно выбрать, куда идти дальше. Развилка, когда надо решаться, на какую из двух дорог свернуть, когда на самом деле хочется пойти по третьей, недоступной и от этого еще более манящей.

Я посмотрел на небольшую красивую сову, дремлющую в своей клетке. Будить ее не хотелось, но все почтовые отделения в одиннадцать часов вечера, конечно же, уже были закрыты.

Присев за стол, я написал пару слов на небольшом куске пергамента, скатал его в трубочку и привязал к лапе птицы.

— Отдай письмо, и сразу возвращайся. Не задерживайся.

"Будь счастлив. Желаю удачи", — ужасно глупо, избито и пошло, но на ум больше ничего не пришло.

Я открыл окно и проводил сову взглядом, пока она не исчезла в ночном небе.

Вот теперь, пожалуй, можно было и напиться.

Глава опубликована: 24.03.2013

Дата добавления: 2015-09-06