Глава 28. Мне не хватало воздуха

Мне не хватало воздуха. Было жарко, губы пересохли и, казалось, покрылись коркой, а под веки будто бы насыпали песка. Кожа горела, и что-то давило на грудь — стискивая, сжимая ребра, не давая вздохнуть.

Хотелось подняться, сбросить с себя всю эту тяжесть, прогнать темноту, окутывающую плотным коконом, напиться воды, но руки и ноги будто сковало, и, сколько бы ни пытался, я никак не мог пошевелить и пальцем.

Собрав всю волю в кулак, я дернулся — резко, отчаянно, стиснув зубы и вкладывая в это движение все оставшиеся силы. Понимая, что, если ничего не выйдет, на второй рывок меня может и не хватить.

Ничего не происходило.

Чувствуя, что еще немного, и я не выдержу, я постарался напрячь все мышцы, мысленно едва ли не воя от напряжения и беспомощности.

Ну же… еще немного… еще чуть-чуть.

Мелькнула паническая мысль, что будет, если мне не удастся пошевелиться. Провести остаток жизни вот так, парализованным, не в силах даже сделать глубокий вздох или открыть глаза?

Нет. Не для этого я выживал на протяжении всей войны.

Я этого не хочу!

Мне удалось двинуть пальцем. Воодушевленный, я пошевелил кистью, в ту же секунду по всему телу прошла волна дрожи, я вздрогнул, дернулся, и все кончилось — вязкая тишина отступила, реальность обрушилась сонмом звуков и ароматов. До слуха долетал приглушенный шелест дождя, чьи-то далекие шаги, шепот, пахло травами и еще каким-то специфическим, острым больничным запахом. Я глубоко вздохнул, ловя ртом воздух, и открыл глаза.

Вокруг царил полумрак, и без очков очертания предметов смазывались в единое серое пятно.

Я кое-как огляделся, поняв только, что нахожусь в небольшой комнате, попробовал приподняться и поморщился: голова не болела, но казалось, будто бы она налилась свинцовой тяжестью. Сердце частило, по всему телу разливалась слабость, а во рту стоял неприятный металлический привкус. И все еще очень хотелось пить.

— Эй, — прохрипел я, удивившись хриплым, каркающим интонациям в голосе. — Эй!

Сначала никто не отзывался, но прошло несколько секунд, и вспыхнул свет — неяркий, но все равно резанувший по глазам. Я зажмурился, заморгал, пытаясь привыкнуть, и услышал, как кто-то воскликнул:

— Он очнулся! Очнулся!

Послышался звук открывающейся двери, топот ног, невнятные перешептывания, а затем кто-то загородил свет и спросил, негромко, но внятно:

— Мистер Поттер, как вы себя чувствуете?

Вместо ответа я попросил, ощущая, как едва ворочается пересохший язык:

— Пить…

Тут же в губы мягко толкнулся край стакана, я сделал жадный глоток, наконец-то дорвавшись до живительной влаги. И только напившись и стерев навернувшиеся на глаза слезы, поднял голову.

Около моей кровати стояли двое — хрупкая девушка и немолодой грузный мужчина. Я нечетко видел без очков, но смог разглядеть и лимонно-желтые халаты, и вышитые эмблемы, и шапочки на волосах.

Значит, я в Мунго?

— Клара, никого не впускай, особенно Скитер. Скажи им всем, что тревога ложная, и он еще не очнулся, — коротко бросил мужчина. Девушка тут же кивнула и ушла, плотно прикрыв дверь, а целитель присел на стул рядом с кроватью и внимательно на меня посмотрел.

— Меня зовут Гектор. Мистер Поттер, вы меня видите? Вы помните, что случилось? — лицо у целителя оказалось осунувшимся и очень усталым, под глазами залегли глубокие тени.

— Да. Мы отправились на задержание… Стивенсон… мой начальник, полез внутрь, я за ним, и взрыв… кто-нибудь еще пострадал?

— Как вы себя чувствуете?

— Рон жив?

— Мистер Поттер… — начал было Гектор, но посмотрел на меня и осекся. — Да, мистер Уизли жив. Сломал руку, но мы срастили в тот же вечер, ничего страшного. Стивенсон и Уоллес погибли, многие попали в Мунго, но их жизни ничего не угрожает. Вернемся к вам. Как вы себя чувствуете?

— Стивенсон и Уоллес… — пробормотал я. Нельзя сказать, чтобы новость шокировала, — я не настолько хорошо знал своего начальника и его главного помощника, — но и приятной назвать ее было сложно. Гектор все еще выжидающе на меня смотрел, и я честно признался: — Голова тяжелая, ломит кости. Еще слабость и тошнит. Но, в целом, я в порядке.

— Не совсем, — вздохнул целитель. — Видите ли, в вас попало весьма неприятное проклятье. Точнее сказать, в вас, Стивенсона и Уоллеса. Возможно, вы знакомы с Дыханием Танатоса?

Я покачал головой: название-то я мельком слышал, а вот принцип действия представлял себе довольно смутно. Стивенсон успел сказать лишь пару слов, прежде чем началась облава.

— Как вы догадываетесь, это темная магия. Думаю, вам еще предстоит о нем узнать, и не буду сейчас забивать вам голову лишней информацией, скажу лишь, что проклятье очень опасное, и приводит к отсроченной смерти — после долгой, болезненной агонии. Не помню, чтобы его часто использовали, даже Сами-знаете-кто не любил пускать его в ход: несмотря на великолепный, если так можно выразиться, эффект, проклятье требует долгой подготовки, большого расхода сил, а в результате ошибки обрушивается на заклинателя. Не знаю, почему преступники выбрали именно его.

— Они хотели использовать “Дыхание” на маггловском квартале, — тихо сказал я, вспоминая, что говорил Стивенсон. — Стивенсон им не дал. Я и Уоллес… мы попали под него случайно. Как и когда они?..

— Стивенсон — почти сразу, Уоллес — вчера. Все эти дни мы боялись, что и вы нас покинете, мистер Поттер. Но вам очень повезло с друзьями, скажу я вам.

— Подождите… — я непонимающе посмотрел на врача. — Какие еще эти дни? Сколько я... и почему?..

Вместо конкретных четких вопросов у меня вырывалось что-то невнятное. Я хотел спросить о многом, но нужные слова никак не шли с языка, не получалось оформить до конца ни одной мысли. Но Гектор, кажется, правильно понял мое обрывочное бормотание.

— Вы были без сознания неделю. Сегодня уже одиннадцатое декабря.

— Одиннадцатое… — охнул я.

Значит, первое испытание в Турнире уже прошло… Интересно, кто победил?

— Надо сказать, мистер Поттер, вы явно родились в рубашке. В который раз вы уже выживаете там, где другие неминуемо гибнут.

— Можете открыть букмекерскую контору и делать ставки, — буркнул я. Гектор усмехнулся, но глаза остались серьезными. — Я не понимаю… если Стивенсон и Уоллес погибли, то почему я жив? Проклятье не подействовало? Или не задело?

— Слезы феникса, — пожал плечами Гектор. — Вам очень повезло с друзьями, мистер Поттер. Представления не имею, где в такие кратчайшие сроки ваш друг раздобыл слезы — это редчайшая вещь, и стоит баснословно дорого. Мы, конечно же, в любом случае собирались их для вас заказать, но слезы феникса не так-то просто найти, тем более после войны, а ваш друг принес флакон уже на второй день.

— Друг? Рон? Или Гермиона?

— Нет-нет, это был не мистер Уизли. Он представился мистером… — Гектор наморщил лоб, вспоминая, — мистером Эртвудом. Чуть из меня душу не вытряс, пока выяснял, что с вами случилось. Понятия не имею, как попал в мой кабинет, там защитные чары, да и Клара никого постороннего бы не пропустила — а он прошел, да еще так нагло. И, между прочим, угрожал — видите ли, поскольку он не родственник, я был не вправе рассказывать ему о вашем состоянии. Но пришлось. Он исчез, а на следующий день, к вечеру, вернулся. С флаконом слез феникса. Возможно, мне не стоило прибегать к его помощи, но вы умирали, и выхода не было.

— Интересно… — протянул я. Что еще за мистер Эртвуд, способный потратить целое состояние на лекарство для мальчика-который-в-очередной-раз-выжил-всем-назло? У меня было предположение, но оно казалось слишком уж невероятным, а больше на ум никто не шел. Хотя, вполне возможно, что у меня просто завелся какой-то богатый сумасшедший поклонник. — Сколько мне здесь еще лежать?

— Учитывая ваше состояние… думаю, к Рождеству мы уже сможем вас выписать, — видимо, мое лицо очень вытянулось, потому что Гектор покачал головой и добавил: — Не терпится на работу? Вы едва выжили, мистер Поттер, как минимум несколько дней еще потребуется провести в кровати. Слезы феникса сняли проклятье, но полностью вылечить все последствия даже им не под силу.

— Ко мне приходил… кто-нибудь?

— О вас всю неделю пишут газеты, — хмыкнул врач. — Ваши друзья приходили каждый день, поклонники топчутся в вестибюле, журналистов и вовсе еле удалось выгнать. Но сегодня — никаких посещений, вам нужно отдохнуть и поспать. Всё завтра.

— А мистер… Эртвуд? — спросил я, не зная, хочу ли услышать ответ. Гектор отрицательно покачал головой.

— Нет. И он настоятельно просил не говорить никому о его участии в вашем спасении. Мы проверили флакон, но он оказался полностью чист, так что не понимаю, к чему такая секретность. Но больше он не приходил. Сейчас Клара принесет зелья, а затем вам нужно будет поспать.

— Пошлите сову… Уизли. Скажите им, что все хорошо, — попросил я. — Они же волнуются.

— Простите, мистер Поттер, но всё завтра утром. В вашем состоянии никаких посетителей. Отдыхайте.

Он поднялся и хотел уже идти, но я успел задать еще один — очередной — вопрос.

— Сэр, извините, но… почему вы не заказали слезы феникса для Уоллеса, а оставили его умирать? Ведь если вы все равно собирались для меня…

— Мистер Поттер, — тяжело вздохнул Гектор, будто я спросил у него несусветную глупость. — Больница Святого Мунго финансируется Министерством, и Министерство не посчитало нужным выделить для Уоллеса необходимую сумму.

— Но они же все равно хотели… для меня.

— В этом все и дело. Для вас у Министерства есть все, — в голосе врача не было неприязни, но мне всё равно захотелось провалиться сквозь землю. Я прикрыл глаза.

— Надеюсь, вы не ненавидите меня, сэр.

— Нет, — ответил он слегка удивленно. — Вас-то за что? Доброй ночи.

Стоило ему уйти, как вошла Клара. Напоила меня укрепляющим зельем и еще какой-то горькой гадостью, пожелала спокойной ночи и ушла, выключив свет.

Я откинулся на подушку. Несмотря на слабость, сон не шел, а от снотворного я сам отказался.

В голове роился целый сонм мыслей. Странно, но факт очередной почти-смерти меня задел мало: видимо, за прошедшие годы я слишком успел привыкнуть к опасности, чтобы теперь относиться к ней со всем пиететом.

А ведь, если бы не счастливая случайность по имени мистер Эртвуд, я бы вполне мог разделить участь Стивенсона и Уоллеса.

Хотя, постойте. Для меня же у Министерства есть все.

Я скрипнул зубами — ничего не изменилось. Несмотря на то, что министром теперь стал Кингсли, некоторые вещи остались неизменными. Как Фадж, спустивший мне на третьем курсе колдовство вне школьных стен, так и Кингсли сейчас спасает исключительно тех, кто ему нужен в аврорате. Хотя, может быть, это инициатива Джонсона: главный аврор не может позволить себе потерять победителя Волдеморта.

В школе я даже не подозревал, что аврорат — то еще осиное гнездо. Как оказалось, он ничем не лучше Министерства в целом. Те же внутренние интриги, борьба, коррупция. Кингсли борется со всем этим, и довольно успешно, но он не может в одиночку контролировать все отделы.

Определенно, выиграть войну было проще, чем работать в Министерстве магии.

Еле слышный шорох заставил меня вырваться из мыслей и напрячь слух.

— Кто здесь? — я открыл глаза и сощурился, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в полумраке. Выпростав руку из-под одеяла, я дотянулся до тумбочки, едва преодолевая слабость, и нашарил-таки очки. Осторожно, стараясь не уронить, поднес к лицу и надел.

Предметы тут же обрели четкость, на месте одного размытого пятна обнаружилось кресло, на месте второго, более светлого — окно, задернутое шторой. В комнате было пусто, но я готов был дать руку на отсечение, что шорох мне не послышался. Вряд ли в больнице живут мыши.

— Кто здесь? — чуть громче спросил я.

Шорох повторился. Я напрягся и посмотрел на тумбочку, но на ней только сиротливо возвышался стакан. Палочки не было. Проклятье.

Конечно, вполне возможно, что эти звуки мне только чудятся, но почему-то я был уверен в обратном. Уж слишком они походили на чьи-то тихие, крадущиеся шаги.

Я почувствовал дуновение ветра — будто бы кто-то невидимый взмахнул рукой, — а затем из полумрака медленно, словно соткавшись из воздуха, проявился человек, чьего появления здесь я очень хотел, но меньше всего на свете ожидал.

Малфой неаккуратно смял мантию-невидимку, — мою мантию-невидимку! — и бросил в пустующее кресло. Вопросительно посмотрел на меня, чуть наклонив голову к плечу — будто боялся, что я сейчас его выгоню.

Выглядел Драко отвратительно: похудевший, похожий на тень себя самого. Кожа, прежде просто бледная, приобрела нездоровый сероватый оттенок, очень четко обозначились скулы, губы стали и вовсе бесцветными. Вместо Драко Малфоя передо мной стоял человек с выцветшей картинки, старой монохромной фотографии вроде той, которую я нашел в доме Снейпа. И вид у него был потерянный.

— Прости, Драко, — хмыкнул я. — Я опять занимаю первые полосы газет.

Малфой дернул половинкой рта, то ли изображая улыбку, то ли пытаясь саркастически ухмыльнуться. Он придвинул стул почти вплотную к кровати и сел на него, не сводя с меня настороженного взгляда.

— Поттер, — наконец произнес он. — Поттер.

Я смотрел на него во все глаза и с трудом сохранял на лице серьезное выражение — улыбаться хотелось до одури. Несмотря на недавние мысли о Министерстве, на скандал, на взаимные оскорбления — Малфой пришел, и этого было достаточно, чтобы с души словно свалился тяжелый, давящий камень. Я протянул руку, коснулся ладони Драко, лежащей на колене, и вздрогнул, когда Малфой с силой сжал мои пальцы. Съехав на самый край стула, он резко подался вперед, будто собрался наброситься на меня или поцеловать, но вместо этого уткнулся лбом в кровать, куда-то рядом с моим плечом.

— Поттер, — глухо проговорил он, не поднимая головы. — Я… — он помедлил, видимо, собираясь с силами, — я был идиотом.

— Посмотри на меня. Драко.

Он поднял голову, встретился со мной взглядом, и я только сейчас заметил, какие воспаленные у него глаза, будто с нашей последней встречи он вовсе не ложился.

— Когда ты в последний раз спал?

Он молчал, глядя на меня. И я готов был сейчас поклясться чем угодно, даже своей жизнью, что в первый раз за все годы вижу на его лице не улыбку даже, а ее подобие — чуть растерянную, неуверенную, но искреннюю.

Картинка сложилась — окончательно.

— Это был ты, — сказал я, не спрашивая, а утверждая.

— Что? — он тут же непонимающе нахмурился. — Ты о чем?

— Мистер Эртвуд. Слезы феникса.

— Я не понимаю, о чем ты, — убедительно, с неподдельным удивлением в голосе, но слишком поспешно.

— Это был ты, — повторил я. — Но почему?

Малфой пожал плечами.

— Знаешь, — вдруг сказал он. — Я хочу извиниться.

— Драко, — я серьезно на него посмотрел и подавил очередную счастливую улыбку. Нет, потом, чуть позже. — Это потому, что я едва не погиб?

— Нет, — не менее серьезно ответил он. — Точнее… не только. Я был не прав.

Казалось, каждое слово дается ему с трудом: за всю свою жизнь он явно не привык извиняться. Я, наконец, улыбнулся.

— Мы оба были не правы, — я коснулся пальцами его предплечья, скрытого рубашкой. Драко дернулся, словно мои прикосновения могли причинить боль, но не вырвал руку. — Мы поговорим, обязательно. Давай только не сейчас?

Малфой наклонился к моему лицу. Коротко, почти целомудренно коснулся губ, огладил щеку, прижался лбом ко лбу и проговорил, тихо, но с чувством:

— Придурок. Гриффиндорский кретин. Почему тебя вечно тянет геройствовать, Поттер? — он говорил что-то еще, ругался, шипел от злости, а я лежал и думал, что, пожалуй, стоило побывать на пороге смерти хотя бы ради одного этого момента. Правда, озвучивать свои мысли не стал: с Малфоя сталось бы оскорбиться, попробуй я сейчас уличить его в человечности. А в очередной раз ругаться сейчас совершенно не хотелось.

Поэтому я просто улыбнулся и сам потянулся к Драко с поцелуем.

— Ш-ш-ш, Поттер… не двигайся. Тебе нельзя. Спи, я слышал, что сказал врач.

— Я не хо…

— Somnirrus.

* * *

Когда я проснулся, уже было утро: солнечные лучи, пробившиеся сквозь щель в шторах, пятнали пол и стены, в коридоре слышалась приглушенная ругань, а Малфоя в палате не обнаружилось. Сначала я подумал, что его ночное появление мне и вовсе приснилось, но потом увидел на тумбочке книгу в шикарном переплете, какой-то сверток и записку.

Книга оказалась приключенческим романом, повествующим о великих деяниях Основателей Хогвартса — как утверждал в записке Малфой, он оставил ее для того, чтобы хоть немного приобщить меня к великому культурному наследию магов. В свертке же я обнаружил зеркало — вроде того, которое мне когда-то подарил Сириус.

Сердце привычно дрогнуло, стоило вспомнить Сириуса, и первым порывом было зашвырнуть зеркало куда подальше, как молчаливое напоминание о последствиях моей глупости и беспечности, но, взяв себя в руки, я все-таки не стал этого делать. Зеркало, оставленное Малфоем, разумеется, было из совершенно другого комплекта, оно даже выглядело совсем не так просто, как подарок Сириуса — в серебряном переплете, с прихотливо выложенным узором из мелких красных камушков.

Я повертел его, разглядывая со всех сторон, воровато покосился на дверь и тихо позвал:

— Драко.

Я не был уверен, что зеркала станут работать без палочки, но опасения не оправдались: прошло где-то полминуты, блестящая поверхность пошла мелкими волнами, а затем на ней проявилось лицо Малфоя. За плечами Драко виднелся мольберт — видимо, я отвлек его от рисования.

— Я смотрю, ты оценил мой подарок, — ухмыльнулся Драко. — Думаю, это удобнее, чем постоянно бегать в Мунго, где эти параноики на каждом шагу наставили следящих чар. Я вчера еле ушел.

— Какого черта ты меня усыпил?

— Тебе показалось, — не моргнув и глазом соврал Малфой. — Читай книгу, Поттер. Мне некогда болтать, куча дел. Я зайду к тебе ночью, а сейчас…

— О, извини, но мне тоже некогда, — торопливо сказал я, услышав за дверью звучный голос Рона. — Ко мне пришли.

— Передай Уизелу, что он… — начал что-то говорить Малфой, но я уже не слушал: торопливо спрятав зеркало под подушку зеркальной стороной вниз, я улыбнулся Рону и Гермионе, первыми вошедшими в палату, и злорадно ухмыльнулся, когда дверь захлопнулась прямо перед любопытным носом Риты Скитер.

О том, что она потом напишет в “Ведьмином Досуге”, куда перебралась после увольнения из “Пророка”, я просто старался не думать.

Глава опубликована: 11.02.2013

Дата добавления: 2015-09-06