В лета 6680 г., и обрете место на Волге

На самой украине…»

«История о Казанском царстве» под редакцией Г.З.Кунцевича. СПБ., «1903».

Как предуведомлял своих читателей господин Кунцевич, главы «Истории о Казанском царстве» были найдены в Соловецкой летописи списка «XVII века». Нам же интересно начало летописного описания «Истории о Казанском царстве», где отмечен год «6680» («1172»).

Год определён, следовательно, прототип сказочного Змея Горыныча существовал в реальном времени, но почему-то о двух головах. Одной головой, утверждает летописец, Змей этот поедал людей, а другой головой – воловьей, он ел траву. Странный всё-таки этот чудовищный монстр-мутант с разными головами – змеиной и бычьей. Это ж, какой надо иметь желудок, чтобы вот такую пищу перерабатывать без вреда для организма.

Может быть, данная информация рассказывает о сохранившихся до «1172 года» единичных видах ящероподобных чудовищ после мелового периода. Ну чем на данной иллюстрации не определение древним очевидцем двухголового змея, который одной головой траву поедал, а другую голову имел змеиную. Потому и не мудрено, что народная молва из двух или нескольких звероящеров или травоядных ящеров создала первоначально упрощённый вариант сказочного двухголового Змея. Затем те первобытные ящеры в безбрежной фантазии по воле очередного балагура наращивались многоголовьем от двух-трёх до девяти и двенадцати голов.

Ещё казанский летописец определил, как помним, что эти монстры омерзительно звонко свистели, потому-то путники гнездо змеиное обходили за много вёрст – стороной, хотя можно было бы пройти по хорошо проторенной дороге прямо.

Прямо-таки получается Соловей-Разбойник этот двухголовый Змей!

Или всё-таки это был трёхголовый Змей Горыныч, загадочный антигерой древнерусского легендарного эпоса, которому подчас приписывали и до 6 – 9 – 12 голов?

Дабы показать неимоверную трудность борьбы с ним для очередного героя-богатыря из былинного эпоса.

Ещё тут же по Казанской летописи обратите внимание на метафору определения хрустящего шума – «точение».

То есть, надо понимать, автор выдуманной летописи под этим словом подразумевал некий громкий скрип как бы производный от глагольной формы «точить». Правда, передвижение, как переползание, казанского монстра, производившего длительный шум, как-то не вяжется с изображениями реальных звероящеров или травоядных ящеров, которые передвигались в поисках пищи не ползком, а на четырёх конечностях.

Вне сомнения, вполне можно было бы здесь зациклиться на версии ящероподобных существ, из которых, быть может, создавали знаменитых Змеев Горынычей и прочих многоголовых змеев. Собственно, как некогда была предложена гипотеза подобного направления Борисом Макридичевым «Чудский ящер – реликт мезозоя?» (Техника – молодёжи, «1984», №7,стр.50) в «Антологии таинственных случаев», да неожиданно всплыл ещё один вариант суждения – древнерусская лодья вымышленных времён разбойных походов Святослава Игоревича, которая вполне могла быть и работорговым кораблём.

Как вы думаете, похоже, ли здесь, или всё-таки не, похоже, это изображение военной древнерусской лодьи для определения описываемой летописной информации о некоем казанском двухголовом Змее?

То-то и оно. «И единою главою человеки пожираше» – доказательство, что перед нами именно работорговый речной корабль, а отнюдь не боевая ладья Святослава Игоревича (по мнению специалистов), который приставал к побережным селениям и увозил селян в неизвестном направлении. Отсюда и «человеки пожираше».

Оставшиеся наблюдатели, не увезенными в рабство, описывали позднее данное «чудовище» как речного змея – носовая голова в виде змея, но огромных размеров. Заметившие на корме отрубленную турью голову, сказочники предположили, что эта голова обязательно должна есть траву, коль первая голова «человеки пожираше». Отсюда и «свистания ради змиина, и точания ради их», как определение разбойного нападения на прибрежные поселения с улюлюканьем и разноголосыми посвистами. Где и лодьи пристают к песочным берегам, скрепя о песок речной пузатыми днищами. Стоит присовокупить сюда и воинственный клич – «ура-а-а», дошедший до настоящего момента, но, возможно, как позаимствованный от утробного рёва туров (диких быков).

Иначе к проблеме перевоплощения в образ быка подходят некоторые исследователи. Возьмём для примера цитату из книги Михаила Савинова «7 тайн Древней Руси» (М., 2013, стр.28).

«Сущность третьей теории такова. Летописец называет варягами не скандинавов, а славян с южного берега Балтики. Имя Рюрик – не скандинавское Hroerekt, а славянское «рарог» или «ререк» т.е. «сокол». Эта теория появилась в XIX в., востребована она и сейчас, хотя арсенал доказательств, которыми пользуются её сторонники, существенных изменений не претерпел».

Конечно, третья уравнительно-сравнительная теория, несомненно, востребована до настоящего момента, если плеяда исследователей без «существенных изменений» будет всё также придерживаться почти двухвековой версии, где славянское «рарог» равнозначно этимологии «сокол».

А вы как считаете, можно ли между этими словами поставить знак равенства: рарог = сокол?

Если, допустим, слово «сокол» производно от глагольной формы «заколи», то слово «рарог» с уклоном произношения к имени Рюрик, как «рурог», выдаст совершенно иную информацию. Где «ру» – некто утробно ревущий, да ещё имеющий рога на голове.

Интересную и неразрешимую загадку к нам прислали мыслители из XIX века, коль многие исследователи из своих подворотен до настоящего времени продолжают утверждать, что этот рогатый зверь всё ещё продолжает летать под облаками, как сокол. Потому-то теория сравнения сокола с ревущим рогатым зверем «востребована и сейчас, ибо арсенал доказательств, которыми пользуются её (ума лишенные – Н.К.) сторонники, существенных изменений не претерпел». В эту же сторону, сломя голову, бросились и киевские политики, эмблему «рарога – рурога – ру рога» приколотили к воротам своим и считают себя киевскими соколами. Потому-то и предок современного зубра – тур, всё ещё продолжает летать по-за облаками, на радость оранжевым киянам.

Рассмотрим и ещё один дополнительный вариант предположения о возникновении первой усечённой части для имени Рюрика – «ур».

Никто из вас не задумывался над вот таким предложением «Даёт корова молоко»?

Почему обязательно «даёт корова молоко», а не, скажем, «корова даёт короко». Ведь это же «корова», а не «морова», производное как бы от травы муравы.

Вот оказия, какая получается.

Зацикленные на фантастически ошибочной истории, просто мы не знаем предсобытийных моментов у наших предков, живших до двух прошедших катастроф, которые, вне сомнения, отлавливали диких туриц и приручали их. Следовательно, здесь и «корова» причём, и «молоко» притом.

Предположим, что в первые времена селекционного приручения диких туриц предки жили возле некоей горы, с которой низвергался шумный водопад. Вот вам и ещё один дополнительный звук для слова «ур». Соответственно, крупногабаритную корову также сравнивали с горой. Да и сами люди не были высокорослыми в те времена, но достигали высоты чуть-чуть больше метра. Потому-то и прирученная дикая турица, ими сравнивалась с горой. Отсюда первоначальная форма «гора ве» (эта гора) постепенно видоизменяясь, превратилась в сегодняшнее недопонимание – «корова». Также первоначальную жидкость, выдаиваемую от «горы этой», люди сопоставляли с белым потоком низвергаемой с горы водопадной воды.

Согласно дополнительным древним легендам возле этого водопада находились две скалы, извергающие огонь (подробную информацию смотрите в первой части восьмой главы «Метаморфозы «греческого огня»).

В до потопную азбуку также вошёл символьный звук «М», как бы имитирующий две древние зловещие скалы и звуковое определение падающей воды с дальнего расстояния слышимости (смотрите главу «Письменность до потопа»). Отсюда и название жидкости первые селекционеры сравнили и с двумя скалами, и с водопадом, и со смертью. Для нас просто традиционное слово «молоко», а для предков – яркая картина одного смертельно зловещего места.

Лексическая информатика здесь закончилась, остаётся лишь определиться во времени работорговой событийности, которая отождествилась позднее в «Казанском летописце».

Начнём, пожалуй, с болгарского царя Саина, который выйдя в «1172 году» из города Бряхова, что на реке Оке, пошёл искать обильные промысловые места. Удовлетворительная местность Саином была найдена возле будущей Казани. Но там оказались змеи, которых пришлось выкуривать при помощи волшебства некоего кудесника, так повествуется в «Казанском летописце» об уничтожении змей. Кстати, что и абсурдно, новоявленные историки «XXI века» громогласно утверждают, что под царём Саином прячется хан Батый. То есть куда ни кинь, всюду получается клин.

Вы-то теперь знаете, кто такие были «змеи», а летописец не знал, потому при выкуривании «змей» применил традиционную фантазию - волшебство кудесника.

Напрашивается и ещё одно недоумение – ради какой цели надо было выходить болгарскому царю из Бряхова на Оке и искать место змеиных угодий, коль Булгарское ханство расположено на противоположном берегу от местообитания «змей».

Возможно, летописец здесь что-то перепутал. Булгарское ханство, а сегодня город Булгары как раз и находится через реку Каму, напротив Казани. И второй пример. Согласно древнерусской летописи именно в «1172 году», Мстислав, сын Андрея Боголюбского, напал на земли Булгарского ханства и с богатым полоном вернулся обратно. Булгарские воители бросились вдогон отбивать у русичей соплеменников, догнав у устья Оки, побоялись продвигаться дальше и повернули ни с чем обратно. – В.Н.Татищев. История Российская. М., «1995», т. III, стр.97.

То есть ещё одна к вашему кругозору очередная точная неточность!

На данном моменте хронологического традиционного времени для «1172 года» имя болгарского царя – Саин, как только что прочли, отсутствовало. Нет Саина и среди перечня болгарских правителей в Болгарском царстве. И ещё, по твёрдому убеждению классической истории, выпестованной на факте доверия к сказанному повествованию летописцем или хроникёром, в период с «1018» по «1186 гг.», как времени господства Византии над Болгарией, никакой речи не могло идти о болгарских царях – там правили византийские наместники.

Правда, специалисты по древним реалиям могут заметить здесь, что Болгарских земель было фактически две: одна на Волге – Булгарское ханство, а другая на Балканах – Болгарское царство, основанное ханом Аспарухом в «680 году нашей эры», выходцем с Волжской Булгарии.

Но ведь, как мы помним, историческое утверждение ставилось с подачи Кунцевича не о булгарских ханах, а именно о болгарских царях. Следовательно, если полностью отказаться от версии волжского адресата, на чём так двусмысленно стоят в своих убеждениях многие историки и филологи, и принять во внимание географическое доказательство Болгарского царства Балканским полуостровом, то возникнет логический абсурд из-за удаленности противоположных интересуемых мест в кем-то приведенных летописных сюжетах. Поэтому автор и предлагает разбить летописное как бы имя Саин на две части для двух слов «са ин» = «се ин» (это иной). И мы вновь столкнёмся с определительным значением прилагательного «ин» в старорусской разговорной речи.

Именно на таком основании, возможно, будет решено это как бы неудобно перевариваемое затруднительное текстовое место в современном лексиконе. Тут же не стоит забывать и наши упорядочённые математические версии относительно летописного ошибочного хронологического сдвига в легендарный уклон.

Однако посчитаем здесь, фактически на лингвистическом уровне наша задача как бы успешно завершена. Вот куда нас увлекли поиски по-лингвистически на отождествление возможной реальности, но пришли опять же к всё той же литературной форме – обожествлению легендарной личности князя Рюрика.

Не менее интересен сюжет «не стара» летописца и о предполагаемом единственном сыне князя Рюрика Игоре или Ингваре, который по нарицательному имени вполне мог быть самым младшим в княжеской семье. Кое-что мимолётное, определяющее статус Игоря, как самого младшего в семье, прослеживается в договорном документе русичей с византийцами и подсказывающее, что у Игоря был старший брат Улеб. Что приключилось с Улебом, «не стар» летописец об этом завуалированном инциденте просто умалчивает. Вполне возможно, что Мал Нискиня (низкий, потому и мал) в знаменитой мести княгини Ольги и есть тот самый Улеб, крайней стороной упомянутый в знаменитом договоре русичей с византийцами. И от нас была сокрыта ещё одна тайна княжеского двора, которой придали странную романтику равноапостольной святой… через непристойную вуаль откровенных злодеяний киевской княгини. Ибо, как летопись гласит, история княжеской четы текла в совершенно неприглядном формате, однако которому почему-то позднейшие фантазёры придали красочный ореол романтизма. Поэтому есть смысл разобраться, хотя бы немного и в этой закулисной истории.

Дата добавления: 2015-10-13