Социально-философская мысль в XIX-XX вв.

Вхождение Беларуси в состав России, происшедшее в ре­зультате разделов Речи Посполитой, способствовало разви­тию национального самосознания и развертыванию движе­ния за этнокультурное самоопределение белорусов. Идея возрождения и развития белорусского народа имела мощ­ный консолидирующий потенциал. В середине XIX в', эта идея отстаивается некоторыми представителями либераль­ного дворянства, которые, как показывает известный бело­русский ученый А.С. Майхрович, своеобразно сочетают со­циально-примиренческие установки с новыми, демократи­ческими веяниями, иерархически-сословный дух - с просве­тительством и заботой о крестьянах. «Итогом такого сочета­ния стало широкое восприятие принципа общего блага, трактованного в абстрактно-расширительном плане и под­чиненного идее социального компромисса, нравственно-ду­ховного согласия»^[114].

Наиболее значительным выразителем данной идеи кон­солидации Стал Винцент Якуб Дунин-Марцинкевич (1808-1884). Он исходил, по существу, из патриархальных представлений о социальной общности людей, утверждая мысль о единстве всех сил и всех сторон жизни народа, всех слоев и групп людей, так или иначе связанных общим про­цессом социального и' культурного бытия. Дунину-Мар- цинкевичу были чужды революционно-демократические устремления, характерные для многих представителей со­временной ему белорусской интеллигенции и чреватые, как он полагал, подрывом внутренней целостности формиру­ющейся белорусской нации. Напротив, он стремился пока­зать необходимость социальной гармонии, консолидации общества и решения всех его проблем средствами просве­щения, духовного созидания и сглаживания противоречий.

Такая социально-примиренческая позиция была сопря­жена с определенной идеализацией прошлого; вместе с тем она подчеркивала самоценность нравственных основ жиз­ни, призванных, по его убеждению, регулировать социаль­ные отношения. Прошлое привлекало господством в нем простых нравственных норм, сближающих крестьянина и помещика, тогда как новый, капиталистический дух чиСто­гана и голой экономической выгоды выглядел разобща­ющим и духовно опустошающим людей. Будучи тесно свя­занным с традициями польской культуры, Дунин-Марцин- кевич вместе с тем активно выступал за создание белорус­ской литературы, развитие белорусского литературного языка. Он сам внес значительный вклад в решение данных задач.

Его социальная утопия, выраженная в художественно- образной, а не абстрактно-теоретической форме, нацелена на упорядочение современных ему и очевидным образом дисгармоничных, остро конфликтных отношений между «низами» и «верхами» общества, на установление классовой солидарности, которой угрожают разнообразные злоупо­требления в отношении крестьян. Активной стороной в деятельности по гармонизации социальных отношений, по­лагал он, должны выступать прежде всего просвещенные помещики, которые способны и призваны приобщать крестьян к достижениям культуры, внедрять в их среду лите­ратуру, использующую родной, белорусский язык и пропове­дующую доброжелательную и высоконравственную жизнь.

Идеализируя патриархальное прошлое, еще не затрону­тое капиталистическим разложением, Дунин-Марцинкевич усматривает в нем единство польско-белорусского дворян­ства и белорусского крестьянства. Он восторгается красота­ми родного края, умиляется трудолюбию и доброжелатель­ности белорусских крестьян и, вместе с тем, находит вполне уместной в этой идиллии фигуру ополяченного помещика, который любит своих крестьян, заботится о них, просвеща­ет их. Синтез дворянской и народной культур, полагает он, вполне возможен благодаря тому, что дворянство способно приобщиться к духовным истокам народной жизни, к на­родной культуре и отказаться от односторонней ориента­ции на образцы чуждой беларусам западной культуры.

Отстаиваемая им идея общего блага в ее практическом «приземлении» превращается в проповедь трудолюбия, тер-, пеливости и доброжелательности, адресованную прежде всего крестьянам. Критически оценивая существующую в обществе ситуацию, писатель может предложить лишь отстранение от неприглядной действительности в пользу идеализированного, приукрашенного прошлого.

К разрыву с существующим, его отрицанию призывали белорусские революционные демократы. Их идеология бы­ла антифеодальной, не приемлющей сословных перегорО­док и всего того, что стесняет свободное развитие личности и общества. В связи с этим возникает непростой вопрос о пределах и возможностях свободного развития личности. Дух перемен, стремление к новому присущи и капитализму, в рамках которого, однако, нет места благостным иллюзиям относительно гармонии интересов богатых и бедных, угне­тателей и угнетенных. Но белорусские революционные де­мократы вовсе не были апологетами капитализма; они хо­рошо видели те негативные последствия, которые сулит для народа безудержное утверждение духа наживы. Проблема народа, его социального освобождения является для них центральной, все остальные мировоззренческие вопросы подчиняются ей.

Здесь, хотя и в новой форме, общее вновь доминирует над единичным, судьба отдельной личности, по существу, оказывается менее значимой, чем судьба народа - унижен­ного, страдающего, ищущего справедливости. Общество признается расколотым на враждебные классы, поэтому ни­какого «общего блага», объединяющего поработителей и порабощенных, не существует. Речь может идти только о первенстве блага трудового народа, о его интересах и их за­щите. Конечно, понятое таким образом благо народа всегда имеет какие-то конкретные проявления, связанные с жизнью отдельных людей, и забота об этом благе по своей сути гуманистична. Вместе с тем приоритет блага народа над интересами отдельных личностей вытекает из того, что последние могут быть эффективно защищены только при условии справедливой и свободной организации жизни об­щества в целом.

Первоначальное оформление революционно-демокра­тические идеи получили в публицистике Кастуся (Конс­тантина Семеновича) Калиновского (1838-1864), издавав­шего с 1862 по 1863 год газету «Мужицкая правда». Понятие народной, мужицкой правды, как отмечает А.С. Майхрович, позволило выразить убежденность в созидательной мощи трудового крестьянства как самостоятельного субъекта истории. Подчеркивая..фундаментальную роль труженика, создающего жизненные блага для всего общества, акценти­руя внимание на том общем, которое характеризует эту мощную социальную силу, и раскрывая ее коренные инте­ресы, Калиновский фактически исходил из непосредствен­ного совпадения общего и личного. Прямо обращаясь в сво­их призывах к крестьянам, он предельно конкретизировал высказываемые идеи, стараясь сделать их понятными и близкими каждому человеку.

Весь трудовой народ он наделяет чертами положитель­ной нравственной силы, созидательности которой он про­тивопоставляет эгоизм, хищничество и аморализм поме- щичье-буржуазной и чиновничьей верхушки общества. Получалась простая и понятная картина: мужик один, а притеснителей множество; он трудится, остальные же пара­зитируют на нем. Отсюда и лозунг: «Земля и свобода». Ка- линовский не предлагает своим читателям общей дефини­ции свободы, а излагает то, что нужно человеку труда для обретения свободы (иметь землю, избавиться от барщины, не испытывать принуждения в делах веры и т.д.). Народное демократическое правительство должно непосредственно служить людям. Конечно, все сложные механизмы, обеспе­чивающие функционирование общества и государства, при таком подходе остаются без внимания.

Франтишек (Франциск Казимирович) Богушевич (1840-1900) был поэтом, и в его творчестве образ человека труда претерпевает существенную конкретизацию и разви­тие, выявляющее многоплановую и неоднозначную связь между общим и личным. Индивидуализация эта выявляет не столько психологическую неповторимость людей, сколь­ко противопоставление в их облике истинного, народного и неистинного, «панского». Богушевич более рельефно рас­крывает нравственные черты человека-труженика, значи­мые для утверждения истинной народности. Народ толкует­ся им как высшая ценность бытия, а приобщение каждого отдельного человека к жизни народа делает его собственную жизнь осмысленной, вносит в нее правду. Истинность жиз­ненной позиции крестьянина, а именно он, по Богушевичу, представляет народ, связана с производительным трудом, которому противопоставляются тлетворные формы буржу­азно-помещичьего паразитизма.

Начало XX в. отмечено значительным ростом нацио­нального самосознания белорусов, мощным движением на­рода за самостоятельное социально-культурное развитие. В этих условиях все более пристальное внимание начинает привлекать особое место Беларуси как связующего звена между европейским Западом и Востоком, представленным великим русским государством. На это срединное положе­ние Беларуси указывает, например, Игнат Владимирович Абдиралович (И. Кончевский) (1896-1923); который отмеча­ет, что белорусы, как и украинцы, балканские славяне, не примкнули полностью ни к одной из указанных социокуль­турных общностей. Беларусь, по его мнению, не нужна За­паду как самостоятельная политическая и культурная сила; утвердившийся там дух мещанства гасит импульсы живого развития. Восток (Россия) претендует на объединение всех славян - сначала в рамках самодержавия, а затем в форме общности пролетариев всех стран, практически осуще­ствляющих коренное социальное переустройство жизни. Сам же Абдиралович считает, что подлинное социальное творчество не должно подчиняться никаким идеологиче­ским схемам и партийно-политическим пристрастиям. Тра­гедию белорусского этноса он видит в том, что его «верхушка», шляхта, а затем также и интеллигенция утратила духовную связь со своим народом. Тем не менее белорусы сохранили свою самобытность и способность к творчеству, к нацио­нальному развитию на основе политической независи­мости.

Дата добавления: 2015-10-13