Праздник. Случаются в жизни моменты прозрений, когда весь мир кажется понятным и обозримым – и

Случаются в жизни моменты прозрений, когда весь мир кажется понятным и обозримым – и мгновения безумств, когда чувства захватывают власть над телом. Их принимают за противоположности, но и те, и другие являются опасными крайностями, порождающими внутренний хаос.

Том не знал, как успокоить бурю, бушующую у него внутри – он даже не мог разобрать толком, что он чувствует. Здесь были и боль утраты, и ужас осознания поражения, и смятение, возмущение странным поведением колдуна: все смешалось в его голове и душе, и Том уже не мог доверять самому себе.

Он вдруг попал в мир, ни на что не похожий, с яркими, поражающими воображение красками и жестокими нравами – однако именно колдун внес сумятицу в его мысли и чувства, вытащил его на свет из надежной твердой раковины. Том оказался перед ним совершено беззащитным, слабым, как слепой котенок, и, сам того не понимая, все сильнее и сильнее проникался к Вильгельму каким-то глубоким и тянущим чувством, которого никогда не знал ранее. Колдун одновременно притягивал и отталкивал, был властным и мягким, понимающим и неумолимым.

Во всем этом хитросплетенье Тому необходима была опора, которой он никак не находил, и его сопротивление колдуну было скорее инстинктивным, чем обдуманным – это был страх потерять самого себя, навсегда исчезнуть в меняющих цвет глазах. Тем более что он сам остро чувствовал – его заинтересованность мужчиной грозила стать опасной, глубокой и намного более необходимой, чем он даже мог себе представить.

Ужин, где он познакомился с любовниками колдуна, прошел для него будто во сне. Он с раздражением смотрел, как все пытаются угодить тощему растрепанному виновнику его злоключений, спеша подать лакомые кусочки, мисочки с приправами, обмахивая, стоило тому лишь заикнуться о жаре, смеясь над его шутками и внимательно слушая его рассуждения.

Все сидящие за столом были необыкновенно красивы – каждый по-своему: четверо юношей – статные и очень юные, обладали обаянием и неуловимым, притягивающим к себе очарованием, но взгляд Тома задержался на за девушке, чьи яркие зеленые, необычно живые глаза манили, пухлые губы, то и дело обнажающие в улыбке белоснежные зубы, обещали волнующие поцелуи, а тело, гибкое и упругое, словно молодое деревце, дразнило предвкушением наслаждения.

Но Мариса, так звали юную красавицу, в тот вечер не обращала никакого внимания на Тома – она была слишком занята, смеясь над шутками Вильгельма и поднося ему сладкие лакомства.

Но то было только первое знакомство.

Жизнь в покоях колдуна оказалась для Тома удивительно размеренной: завтрак, после – прогулки и игры, обед в уже известной нам компании, где с ним никто не заговаривал, и ужин, обычно заканчивающийся шумными песнями и танцами.

Колдун, будто чувствуя, что на Тома навалилось слишком многое, что ему нужно разобраться в себе, не давил. Они много гуляли и разговаривали, часто спорили, но Том признавался себе, что истории, которых Вильгельм знал несчетное множество, занимали его воображение, а общество колдуна было приятным. Иногда Том даже ловил себя на мысли, что скучает и нетерпеливо вслушивается каждый шорох в ожидании, не вернулся ли Вильгельм после очередной длительной отлучки.

Их отношения становились все более опасными для Тома, который безропотно позволял держать себя за руку и даже обнимать. Зайти дальше короткого и невинного поцелуя Вильгельм себе не позволял, и Том был очень рад этому, ведь за его спиной он развернул настоящую охоту за Марисой, которую желал по-настоящему.

Страсть к девушке захватила его, и он с нетерпением дожидался совместных прогулок, ужинов и, когда не было Вильгельма, всегда старался оказаться с ней в паре во время игр. Пытаясь усыпить бдительность колдуна, Том был с ним очень любезен и приветлив, но стоило Вильгельму покинуть покои или отправится навестить братьев, как юноша спешил к прекрасной Марисе. Чувство опасности лишь бодрило его – это был еще один способ отстоять свободу выбора, дарованную ему свыше, протест против несправедливого заточения, пусть и в красивой, просторной клетке.

Том знал, что совершает подлость по отношению к колдуну, который, казалось, очень старался сделать его жизнь как можно более комфортной и удобной – но он предпочитал не обращать внимания на робкий голос совести.

Незаметно пришла весна, украсила остров множеством цветов и подарила ветру легкие, невыразительные, но чарующие своей свежестью ароматы.

Приближался праздник, и все и вся в покоях колдуна были охвачены волнительным ожиданием веселья: в доме старательно убирали комнаты, так, что те, просто искрились белизной и чистотой, деревья в садах шелестели свежей листвой, а вдоль прогулочных дорожек распустилось множество ярких и нежных цветов, над которыми, звеня искрящимися крылышками, носились толпы проснувшихся насекомых.

До этого Тому казалось, что на острове царит вечное лето, но, наблюдая эти изменения, он был вынужден признать, что смена времен года может проявляться по-разному, но от этого не становится менее захватывающей и заметной. Природа до этого момента словно дремала, а теперь проснулась, умылась и нарядилась в новое платье.

Для жителей острова наступал один из самых древних и больших праздников в году. Столица готовилась к торжествам, и Вильгельм был почти все время занят, сутками пропадая во дворце отца. Том был только рад – на это время он стал тенью Марисы.

Девушка смущалась и кокетничала, ведь за ней еще никто никогда не ухаживал так красиво, не читал стихов на неизвестном языке и не брал нежно и робко за руку, шепча цветистые комплименты в краснеющее ушко.

Она попала в покои колдуна совсем юной. Будучи первой красавицей в своей деревне, она, как любая девушка, строила планы об удачном замужестве и не могла знать, что в один прекрасный день ее подарят Вильгельму в знак благодарности за то, что он вылечил деревенского старосту.

Оказавшись в доме колдуна, она быстро поняла, что не получит того, о чем мечтала: лишь ненадолго став предметом его страсти, она скоро лишилась расположения и, к собственному облегчению, перебралась в общие покои. Между ними никогда не было тех романтических отношений, которые случаются между любовниками – Мариса побаивалась колдуна и безропотно исполняла все его пожелания, он же обещал ей, что выдаст ее замуж, как только подвернется удобный случай.

Девушка, конечно, прекрасно понимала, что и Тому никогда не стать тем самым мужем, о котором она мечтала. Но ее глупое женское сердце волнующе трепетало в груди, стоило только юноше оказаться в поле ее зрения, и, примеряя наряд, сшитый к празднику, она не могла не представлять, как будет кружиться, танцуя в его крепких объятиях.

В день праздника солнце было настолько ослепительным и ярким, что воздух, казалось, дрожит и плавится под его лучами. Жители города украсили множество телег и обозов для праздничной процессии. Музыканты, актеры, мимы и сами жители с радостью взбирались на эти передвижные сцены, чтобы показать свои таланты.

Улицы города, по которым шла процессия, увитые живыми цветами и яркими лентами, переливающимися в теплых лучах дневного светила, наполнились смехом, шумом и гомоном. Уличные базары пестрели разноцветными тентами, под которыми лежали горы лакомств, украшений и веселых игрушек. Ряженые проводили смешили народ, и кругом раздавался смех и радостный визг, а дети, одетые в костюмы животных, носились по брусчатым мостовым, играя в пятнашки и прятки.

Но основное торжество началось ближе к вечеру, когда праздничная процессия достигла главной площади, где на центральном помосте было организованно представление.

Том со множеством людей, составляющих королевскую свиту, наблюдал за представлением с центральной террасы дворца правителя. Здесь, как и внизу, царило веселье: подавались легкие закуски, а пьянящее вино текло рекой. Собравшиеся смеялись и громко обсуждали происходящее внизу. Присутствовали все, кто жил у колдуна, и, как понял Том, только ему позволялась такая вольность как личный гарем, остальные были по одиночке или со своими супругами, как мужского так и женского пола. Здесь, в отличие от Саада, все браки воспринимались как равные.

Веселье шло своим чередом, и едва на волшебный остров опустились вечерние сумерки, а на площади вспыхнули факелы, Вильгельм под пристальными взглядами толпы спустился по ступеням центральной лестницы вниз, и вокруг него стройным хороводом закружились большие переливающиеся сочными красками шары. Их становилось все больше и больше, и колдун уже сам стал казаться огромным разноцветным шаром, но вдруг он резким движением простер руки вверх и, под радостные крики, шары устремились в небо, где принялись взрываться, превращаясь во множество падающих вниз звезд. Люди, попавшие под этот дождь, не спешили стряхнуть звездную пыль, наоборот – они втирали ее в одежду и волосы, которые тут же начинали блестеть в огненном свете факелов. Отовсюду послышались звуки музыки, и толпа внизу тут же зашевелилась, расступаясь и образуя места для танцев, на которые то и дело вылетали отчаянные парочки, выполняли сумасшедшие па и вновь исчезали в толпе.

Когда начались танцы Том, изрядно развеселившийся от выпитого вина, с удовольствием показывал танцы города Саада и даже учил всех желающих. За смехом и весельем он не заметил, что Вильгельм пристально наблюдает за ним, и в его взгляде из-под пушистых ресниц нет ничего, кроме жаркого, пылающего желания. Колдуну никогда и никто не отказывал, да и не пришло бы это никому в голову – его внимания добивались, а не избегали. Стоило ему лишь ткнуть пальцем, как объект его вожделения оказывался в его покоях, без стеснения предлагая себя.

Том был другим, и Вильгельм не торопил его. Он не хотел давить на юношу, но ухаживать и соблазнять не умел, потому мучился, не зная, как расположить его к себе и заставить желать себя также сильно, как он желал его. Их прогулки и мимолетные поцелуи были не в силах удовлетворить бушующую в нем страсть, но колдун терпеливо ждал своего часа.

В конце концов, желая поучаствовать в увеселениях и побыть рядом с Томом, Вильгельм присоединился к танцующим, и его тут же подхватил радостный праздничный вихрь. Том оказался в его объятиях очень быстро, ибо только к этому и стремился колдун. Юноше показалось, что он стал совсем неуклюжим под взглядом подведенным черным глаз, они затягивали, призывая смотреть только в их глубину, растворяясь в тепле и неге. Стены и люди стали терять свои очертания, теряясь в воронке, закрутившейся вокруг них, музыка затихла, и остался только Вильгельм и его губы, шепчущие что-то ласковое и невообразимо приятное. Том потянулся к ним навстречу, в надежде попробовать их на вкус, ощутить их мягкость и тепло.

Этот поцелуй перевернул все у него внутри – ему показалось, что тело запульсировало, желая большего, открываясь навстречу неведомым ранее ощущениям, стараясь впитать всю страсть, желание и нежность этой ласки. Руки колдуна медленно скользили по его спине, поглаживая и несильно прижимая, но Том прижимался сам, упиваясь ощущением гибкого тела в своих объятиях. Юноша открыл рот в немом стоне, впуская язык Вильгельма внутрь. Их языки сплелись и начали борьбу за главенство – оба не знали, что такое подчиниться и позволить кому-то вести, оба задыхались, теснее смыкая объятия и стремясь покорить другого.

Однако в какой-то момент Том отчетливо ощутил, что держит в объятиях возбужденного и пылающего страстью мужчину, и это отрезвило его. Он оттолкнул Вильгельма, с ужасом оглядываясь вокруг.

- Не бойся, – вновь притягивая к себе юношу и успокаивающе поглаживая его по взмокшей спине, прошептал колдун. – Мы не будем делать ничего, если ты не хочешь.

Том был напряжен, он с трудом стоял рядом с Вильгельмом – все, чего ему хотелось, это бежать на край света.

- Я хочу пойти к себе и лечь спать, – проговорил он.

- Хорошо, – тут же согласился колдун, разворачиваясь и направляясь к двери.

- Я сам, – резко воспротивился юноша, почти выбегая из комнаты и спешно направляясь к своим покоям.

Он был в смятении, его терзало множество противоречивых эмоций, но главным был гнев на самого себя и собственное тело, с готовностью отреагировавшее на притязания Вильгельма. Скоро его ненависть выбрала другой объект, ведь во всем был виноват хитрый колдун, заманивший его в свои сети и с радостью наблюдающий за его терзаниями.

Том был полон желания не только отомстить, но и доказать свою мужественность, поэтому, немного успокоившись, направился прямиком к покоям Марисы, которая, вернувшись с праздника, все еще не ложилась спать и весело напевала себе под нос какую-то песенку. Девушка, опьяненная вином и танцами, не устояла перед обаянием Тома и, прекрасно осознавая, что поступает неправильно, кинулась в объятия искусителя, желая испытать настоящую страсть.

Дата добавления: 2015-10-13