Глава 7. Луна в окружении своей звездной свиты безраздельно царила на небосводе

Измена

Луна в окружении своей звездной свиты безраздельно царила на небосводе, раскинув на морских волнах серебряную дорожку от горизонта до самого берега. Вильгельм, взволнованный страстным поцелуем, никак не мог заснуть и, бесцельно поворочавшись в кровати, встал. Накинув легкие штаны и рубашку, он отправился гулять по лунному ковру и сам не заметил, как довольно далеко отошел от берега: волны, до этого ласково лизавшие ему стопы, стали выше, и штанины намокли, неприятно прилипнув к коже.

Он развернулся и, дойдя до дома, уже было направился к себе в спальню, когда решил полюбоваться на спящего Тома – он делал так часто, особенно, если возвращался домой поздней ночью. Вид безмятежно спящего юноши успокаивал и вызывал в его душе какую-то давно забытую нежность. Его хотелось оберегать и лелеять.

Иногда, поддаваясь своим желаниям, Вильгельм проникал в сны Тома, соблазняя, тонко играя на струнах души и все глубже проникая в нее. Этой ночью колдуну безумно хотелось оказаться рядом с юношей и, если не сгорать в его объятьях, то хотя бы поблуждать в его снах.

Но Тома не было в кровати, а найти его не составило для колдуна никакого труда – он всегда безошибочно находил всех, кого знал, стоило ему только об этом задуматься. В этот раз его чутье вело вовсе не в том направлении, куда ему хотелось бы идти – он медленно приближался к покоям своих бывших любовников и мог бы поклясться, что и так знает, где искать Тома.

В покоях Марисы было просторно, спальню украшали живые цветы, а над кроватью, создавая ощущение интимности и таинственности, висел большой тканный полог.

Под этим пологом и расположился тот, кого искал Вильгельм. Гнев, яркий и жаркий, волной разлился в груди, мешая дышать. Колдун, привыкший сначала справляться с собой и только потом принимать решения, неспеша подошел к окну и сел в мягкое, усыпанное множеством разномастных подушек кресло. Когда заря начала заниматься над островом, он уже придумал множество способов наказания и даже в красках представил каждое, но гнев его так и не ушел, более того, к гневу примешалась обида, та самая, что разрывает сердце несправедливостью и мешает думать головой – все это раздражало Вильгельма и не сулило ничего хорошего тем, кто спал так безмятежно под пологом.

Близилось время завтрака, Мариса сонно заворочалась, разбудив и Тома. Оба какую-то минуту не понимали, как оказались в одной кровати, но затем воспоминания о вместе проведенной ночи окрасили их щеки смущенным румянцем, который бывает у всех, кто, поддавшись порыву, ласкался всю ночь, а на утро уже жалел об этом.

- Выспались? – ехидно осведомился колдун, заставив любовников вздрогнуть и перевести на него перепуганные взгляды. – Неужели вы, и правда, думали, что я ни о чем не догадаюсь? Я даже могу понять Тома, но ты-то о чем думала? – обойдя кровать и встав со стороны Марисы, поинтересовался Вильгельм. - Том, знаешь ли ты, что уготовано девушке, уличенной в измене? – колдун схватил Марису за волосы и принялся накручивать их на кулак, подтаскивая ее к краю кровати. Та морщилась от боли, вцепившись в простыню, но не произносила ни звука. – Она должна отправиться в барак развлекать воинов, раз совсем не печется о своей добродетели! Там ей и место, раз ею может воспользоваться каждый, кто выкажет достаточно желания!

- Отпусти ее, она ни в чем не виновата… – решился возразить ему юноша, на самом деле боявшийся даже моргнуть лишний раз под взглядом колдуна с черными как ночь глазами.

- Виновата, Том. В глупости! – почти по слогам проговорил Вильгельм. – Посмотри на нее, – он подтянул Марису выше, и из ее глаз брызнули слезы боли и отчаяния. – Она очень красива. Так красива, как только могут быть женщины. Но принесло ли ей это счастье? – мужчина картинно покачал головой. – Нет. Вместо того чтобы тихо взращивать свою добродетель и надеяться на хорошего жениха, она кичилась своей красотой, выставляя ее напоказ, радовалась ей, как будто это не милость, данная ей свыше, а ее собственное достижение. В результате она досталась мне в качестве подарка. Так чья же это вина? – темная бровь взлетела вверх, а губы колдуна сложились в почти болезненную усмешку. – И теперь, зная, как я дорожу тобой, она, наплевав на все, кинулась в твои объятья! И виной тому опять ее непроходимая глупость! А ты, Том, просто воспользовался ее слабостью, – Вильгельм, наконец, стащил несчастную, всхлипывающую девушку с кровати.

- Не трогай ее, пожалуйста, - после непродолжительной паузы выдавил Том. – Это я виноват во всем. И я сделаю все, что захочешь.

- Все? – какая-то непонятная, страшная улыбка на миг исказила лицо колдуна, и он, резко отбросив от себя девушку, нагнулся над кроватью, заглядывая прямо в глаза Тому. – Даешь слово?

Юноша, тяжело сглотнув, кивнул.

- Вставай! – скомандовал колдун Марисе. – Я хочу, чтобы к вечеру тебя не было в моем доме, - отвернувшись от больше не интересовавшей его девушки, он выразительно проговорил. – Томас… - Том вздрогнул, потому что так называл его только его отец. – Я не перестаю удивляться! В тебе нет ни грамма благодарности, а о благородстве и самодисциплине, как я полагаю, ты ни разу и не слышал? – Вильгельм сложил руки на груди. – Ты не раз подводил отца и свою семью, пользуясь богатствами, накопленными тяжелым, многолетним трудом. Ты с радостью принимал еду и питье, которым делились с тобой мои соплеменники, воспринял избавление от казни, как что-то само собой разумеющееся, и ты ни разу не задумался о том, что необходимо благодарить того, кто так великодушно делится с тобой. Что ты принес в эту жизнь? Ты заработал хоть сантию, чтобы так бездумно распоряжаться отцовскими деньгами? Ты хоть раз выстоял перед натиском стихии, чтобы претендовать на уважение бывалых моряков? Ты заслужил крышу над головой, которую так щедро предоставил тебе наш Государь? Ты сказал мне спасибо за то, что не подвергся жестокой казни? Нет, нет и нет! Вместо благодарности ты, как гнусный вор, соблазнил девушку, которая принадлежит мне! И если ты думаешь, что все это сойдет тебе с рук, ты ошибаешься! – колдун обошел кровать и направился к двери, но, уже выходя, обернулся. – Иди в свои покои. Я не желаю видеть тебя до вечера!

Том просидел взаперти весь день. Не то чтобы он боялся еще больше прогневать колдуна, просто ему не хотелось никого видеть. В его душу неожиданно закрались сомнение и вина – надо сказать, что это были чувства, незнакомые ему и оттого неприятные. Его не только волновала судьба Марисы, но и почему-то самому было ужасно стыдно перед Вильгельмом. Не сказать, чтобы Том сильно боялся уготованного ему наказания, ведь впервые в жизни он думал о том, что заслужил его. Вчерашний порыв, приведший его в спальню к Марисе, сейчас казался глупым. Ведь не думал же он, в самом деле, что колдун ничего не узнает, а узнав, оставит без внимания?

Сам Вильгельм ни разу не обманул его, он говорил все как есть: и почему его не постигла казнь, и чего хочет от него, и даже, как относится ко всему происходящему, стоило только его спросить.

Том же действовал, исходя даже не из своих желаний, а из простой надобности сделать хоть что-то наперекор колдуну. И вчерашний поход к Марисе был демонстрацией неповиновения, а не чем-то, что он собирался провернуть втихую. И пусть теперь его отшлепают, как провинившегося щенка.

Вильгельм же был рад целому дню, который оставил себе на размышление. Он успокоился и вечером шел в покои мальчишки уже без гнева в душе. У него уже и не было желания проучить его, но он точно знал, что потребует за свободу Марисы, которую уже отправил в родную деревню, лишив ее и ее родню возможности посещать столицу.

Том как раз готовился ко сну, когда в его комнате появился колдун. Они оба какое-то время смотрели друг на друга, пока Вильгельм, неизменно сопровождаемый летающей чашкой с ароматным чаем, не уселся в кресло и не сделал большой глоток.

- Что будет с Марисой? – тихо спросил Том, устроившись с ногами на покрывале.

- Это теперь не моя забота, – безразлично махнул рукой тот. – И не твоя, если будешь держать свое слово.

Юноша предпочел промолчать, и вопрос о том, что потребуется от него взамен, повис в воздухе. Все это не слишком забавляло Вильгельма – он был в шаге от того, чтобы получить то, о чем так долго мечтал. Только вот в его мечтах Том ложился с ним в постель, потому что сам хотел этого, а не из-за обещания. Мужчина опять почувствовал острое раздражение и, сжав губы, резко встал, принимаясь стягивать с себя одежду.

- Сегодня я, пожалуй, буду спать с тобой, – заявил он и тут же почувствовал удовлетворение, увидев, как широко распахнулись глаза мальчишки. Его настроение еще улучшилось, когда щеки Тома залил жаркий румянец. – Ну, что ты? Раздевайся и ложись, – подтрунивал над его смущением колдун, откидывая покрывала и укладываясь на простыни.

Том не собирался отступать, но мысль закатить скандал и отказаться делить постель с кем бы то ни было все же посетила его, и он даже приложил некоторые усилия, чтобы ей не поддаться.

Сжав губы так, чтобы они, не дай Бог, не затряслись, он стянул с себя штаны и рубашку и уже было устроился на постели, когда колдун ехидно поинтересовался:

- Ты и с Марисой в трусах спал? Что там такого, что мне нельзя показывать?

Том резко сел и просто содрал с себя трусы.

- Доволен? – почти прокричал он, откидывая их прочь к остальной одежде.

- Еще нет, но делаю все для этого! – Вильгельм, и правда, совершенно успокоился, он улегся на бок и, подложив руку под голову, с какой-то нежностью принялся разглядывать своего взъерошенного и растерянного раба.

Том же, напротив, старался не смотреть на колдуна и весь напрягся, когда шары, освещающие комнату, погасли. Он ждал, что Вильгельм коснется его, и боялся даже дышать.

- Спи крепко, – прошептал в темноте колдун и зашуршал простынями, устраиваясь поудобнее. – Пусть тебе приснятся волшебные сны.

Том еще некоторое время лежал, настороженно вслушиваясь в ночную тишину и тихое посапывание рядом, но переживания этого дня утомили его, и, в конце концов, он провалился в глубокий сон.

Ему снились заморские страны, о которых он читал когда-то, зимние горные восходы, ослепляющие буйством красок, неистовая музыка карнавалов родного города, сумасшедшие пляски до упада и знойные женщины, готовые не только кружиться в танце до рассвета, но и отдаться страсти на шелковых простынях.

Ему снился и колдун – его обворожительные, теплые, янтарные глаза, его улыбчивые, влажные, пухлые губы, к которым так хотелось прикоснуться своими. Том никогда и не с кем так не целовался – поцелуи походили больше на войну, а не на ласку, они возбуждали, заставляя кровь быстрее бежать по венам, одурманивали, погружая в туман страсти и неги. Руки Вильгельма все сильнее сжимали, проходясь по бокам, и вдруг худое тело неожиданно тяжело вжало его в кровать, заставляя выгибаться и стонать, теснее прижиматься, скользя руками по спине и бедрам, удивляясь, насколько шелковистой и гладкой может быть кожа у мужчины. Изловчившись, Том перевернул их и, немного отстранившись, чтобы перевести дыхание, с интересом стал разглядывать возбужденное мужское тело: тяжело вздымающуюся грудь, плоские соски, впалый живот и гордо торчащий член. Все было по-другому, не было женской мягкости и уступчивости – лишь жесткость, упругость и напор. Но это больше не пугало Тома: опьяненный желанием, он прижался губами к лихорадочно бьющейся жилке на шее и стал вылизывать немного солоноватую кожу, упиваясь тихими стонами, ласкающими его слух.

Пальцы Вильгельма легко прошлись по спине, вырисовывая огненные узоры на чувствительной коже, и достигли гладких половинок, скользнули между ними, принося необычные, пугающие ощущения. Том тихо охнул, когда палец колдуна проник в него, принося с собой жар, волной разливающийся внутри. Вильгельм, воспользовавшись замешательством юноши, опять перевернул их, вовлекая в сумасшедший поцелуй и проникая уже двумя пальцами в никем до него нетронутое отверстие.

Это было так запретно и волнующе – чувствовать движение внутри себя. Ласковые пальцы гладили стенки прохода, растягивая тугие мышцы, заставляя их все сильнее расслабляться и впускать глубже.

Том стонал колдуну прямо в рот, крепко сжимая его плечи и бесстыдно выгибаясь навстречу его рукам. Возбуждение огненными всполохами бежало по его венам, он задыхался, не зная, поддаться ли этому ощущению, делающему его абсолютно беззащитным, или закрыться. Но когда, кажется, вняв его сомнениям, Вильгельм убрал ласкающую руку, Том, готовый умолять, чтобы сладкая пытка продолжалась, скривился, жалобно простонав:

- Пожалуйста, – хотя и сам вряд ли знал, о чем просит.

Колдун улыбнулся одними глазами и, соскользнув, перевернул его на бок и сам оказался сзади, приставляя твердый ствол к призывно сокращающемуся входу и проникая в послушное тело одним плавным движением.

Мышцы Тома сжались, и он выгнулся, пытаясь избавиться от болезненных ощущений, скрутивших низ живота, но ласковая рука, принося с собой тепло и облегчение, тут же скользнула ниже, сжимая до боли возбужденный член, заставляя забыть обо всем, кроме обжигающего наслаждения. Вильгельм не жалел его, ритмично и глубоко проникая в жаркий вход, дурея от охватившего его возбуждения и жажды полного, безраздельного обладания. Том забился под ним, орошая его руку, стискивая его своими внутренними мышцами, заставляя почти рычать, делая последние, финальные рывки.

Колдун упал рядом со своим любовником, укладывая его на живот, а затем долго гладил по широкой взмокшей спине, пока дыхание Тома не успокоилось и не стало сонно-размеренным.

На утро Том еле разлепил глаза, все тело ныло так, будто его били палками, не говоря уже о режущей боли внутри. Он с трудом перевернулся на спину, и ему совсем не потребовалось много времени, чтобы понять – его сон был реальностью: смятые простыни хранили запах ночного наслаждения, а белесые разводы на его бедрах не оставляли сомнений в произошедшем.

Злость, порожденная бессилием, закипела в нем, заставляя, забыв о боли, натянуть штаны и рубашку и броситься разыскивать колдуна. Впрочем, искать его долго не пришлось – он, как всегда в это время, завтракал в окружении уже знакомых нам молодых парней.

- Мерзкая тварь! Обманщик! – не помня себя, заорал Том, едва завидев колдуна.

Одного взгляда Вильгельма хватило, чтобы сидящие за столом ринулись к выходу. Тот же, встав, в несколько шагов оказался перед разбушевавшимся юношей и просто вжал его в стену, обхватив рукой за горло и мешая сопротивляться.

Колдун злонамеренно причинял боль, сминая губы Тома в жестком поцелуе, и тот инстинктивно воспротивился такому напору, сжимаясь, но мужчина больно укусил его за губу. Том невольно простонал, когда жесткий язык ворвался в его рот. Поцелуй вышел с привкусом крови и не принес ни капли наслаждения.

- Ты думал, что будет так? – оторвавшись от искусанных губ и еще немного задыхаясь, спросил Вильгельм. – Нет! Даже думать забудь! – второй рукой колдун скользнул Тому на живот и чуть надавил всей ладонью – приятное тепло волной, смывая тянущую боль, разлилось внизу живота. – Легче? – усмехнулся мужчина. – Я просто хотел быть уверенным, что ты не примешь все происшедшее за сон.

Губы Вильгельма ласково проследовали по шее до самого уха старательно отворачивающегося от него Тома.

- Не стоит дергаться, – жарко прошептал он, прежде чем легонько прикусить нежную мочку. – Все уже случилось. Успокойся.

Дата добавления: 2015-10-13