Глупости и их последствия

Сны некоторых людей крепки и беззаботны, они проваливаются в них, как в спасительное убежище, получая отдохновение и необходимый покой. Они парят в них над бушующей повседневностью, забывая о будничных волнениях. Для других же сон – потеря времени, необходимость, которая позволяет восстановить человеческие силы и встретить новый день с гордо поднятой головой.

Этой ночью многие на загадочном острове могли радоваться своему спокойному сну, наслаждаясь красочными снами, но были и такие, кто с ужасом ждал рассвета, отчаявшись сомкнуть глаза. Они были обречены на смерть от руки палача и сами не знали: ждут ли этого момента с нетерпением или пытаются отсрочить час, когда им придется направиться на эшафот.

Том тоже в эту ночь спал мало, он никак не мог заснуть – отчасти потому, что выспался за день, отчасти оттого, что ему было необходимо о многом подумать. Но вовсе не мысли о казнях своих недавних соратников беспокоили его – он размышлял о колдуне и поцелуе с ним.

Этот поцелуй вовсе не был невинным – в чем-в чем, а в таких тонкостях юноша прекрасно разбирался – да и сам колдун ясно дал понять, что считает Тома красивым. Кроме того, ему ни слова никто не сказал о работе или его обязанностях в новом доме. Все это казалось странным и наводило на определенные размышления.

Юноша, конечно, не мог знать наверняка, но колдун, похоже, решил сделать его своим любовником. Том слышал о подобных отношениях между мужчинами, да что уж скрывать – в Сааде это считалось обычным делом и частенько можно было наткнуться на портовую проститутку мужского пола. Однако мужчины не создавали семей между собой, ибо такие браки оставались бездетными, а следовательно, не были угодны Богу. Такие отношения хоть и не осуждались, но и не поощрялись в обществе. Том никогда не замечал в себе подобных склонностей: да, иногда он не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на красивое мужское тело, но разделить с мужчиной страсть казалось неприемлемым, тем более что его хотел колдун – хилый, с тонкими, совсем не мужественными чертами лица.

Его пленитель мог сколько угодно думать, будто Тома можно заставить отдаться добровольно, он сильно ошибался – юноша никому бы не позволил так гнусно воспользоваться своим телом!

В конце концов, полный раздражения и странного беспокойства, он заснул, но спать ему пришлось недолго. Заря еще даже не занималась над морем, а небо радовало глаз яркими звездами, когда колдун, выбравшись из теплой постели, сонно побрел по коридору, темному и казавшемуся спросонья неприветливым. Он иногда останавливался, чтобы глотнуть приятно пахнущего чая из скользившей прямо перед ним по воздуху кружки. Решив, что Тому будет полезно увидеть плоды взращенных им семян, умывшись и одевшись, он направился прямиком к своему пленнику.

- Собирайся! Мы отправляемся в город, – бесцеремонно сдернув одеяло с ничего не подозревающего Тома, провозгласил колдун. – Хочу показать тебе, чего ты добился своими выкрутасами.

- Отстань, - враждебно проворчал разбуженный юноша, - никуда я с тобой не пойду.

- Кажется, я не спрашивал твоего мнения, - мужчина благодушно хмыкнул. Только сейчас Том смог рассмотреть, что глаза колдуна жирно подведены черным. – Я предложил тебе привести себя в порядок перед нашим отбытием, но если ты предпочитаешь появиться на людях в таком виде… - он развернулся, чтобы выйти из комнаты, но вдруг оглянулся. – Ах, да! На твоем месте я бы не стал завтракать, я в такие дни не завтракаю.

Том даже и не подумал послушаться, он завалился назад в теплую постель и упрямо ворочался несколько минут, с досадой понимая, что заснуть уже не сможет. Он нехотя умылся и оделся в сложенную здесь же серую свободную рубаху и брюки. Назло колдуну он бы, конечно, съел весь завтрак до последней крошки, но не успел, ибо тот явился за ним собственной персоной. Темный плащ и обувь странной конструкции делали его невероятно высоким и еще более худым, распущенные волосы аккуратно обрамляли неестественно бледное лицо, на котором темными омутами зияли бездонные глаза.

- Иди сюда, - резко приказал он, и Том с удивлением почувствовал, что его тело беспрекословно подчиняется, будто он попал в силки и бьется в них, не в силах выбраться. Он сопротивлялся, напрягая все силы, но ноги делали шаг за шагом, пока он не оказался в крепких объятьях колдуна. – Извини, но я наложил на тебя заклятие послушания. Мне ни к чему лишние проблемы, – это было последнее, что услышал юноша перед тем, как стены его комнаты стали размываться в уже знакомом ему круговороте.

В этот раз Том не потерял сознание, он лишь замер, уже сам желая прижаться к колдуну, найти в нем опору в охватившем его вихре. Почему-то все его сомнения стали несущественными в этот момент, и он четко знал, что колдун не бросит его, а выведет, куда бы они ни направлялись. Том чувствовал, как нечто безвозвратно меняется, и хватался за единственное статичное, неизменное, важное и необходимо правильное.

Все закончилось так же неожиданно, как и началось, и Том увидел, что оказался в просторной, богато украшенной и обставленной комнате. Ему даже показалось, он был в этих покоях и раньше, хотя жилище колдуна, как он мог убедиться вчера, было построено по тому же арочному принципу, как и здания дворца: преобладали в основном куполообразные и округлые формы – жители острова явно недолюбливали углы.

- Вильгельм! – воскликнул кто-то у Тома за спиной, - приветствую тебя, сын мой!

- Здравствуй, отец, - колдун отпустил юношу и направился к говорившему.

Том же, скованный заклинанием, так и не мог сдвинуться с места, но судя по доносящимся до него звукам, двое обнимались.

- Ты привел с собой изменника? – голос показался Тому немного удивленным.

- Я хочу, чтобы он посмотрел, к чему привели его глупые действия, – эта манера надменно выражаться, как и его унизительное положение, стали уже порядком раздражать юношу. Закованный в собственное тело, он бился, пытаясь выбраться и не получая никакого отклика. Ему хотелось орать и крушить все, что попадется под руки, но вместо этого он как истукан стоял посреди комнаты и слушал людей, явно считающих его глупцом.

Но когда колдун велел ему развернуться и следовать за ними, тело Тома беспрекословно подчинилось, а перед его глазами предстал второй говоривший – оказавшийся самим правителем. Юноша не верил своим глазам, а тем временем его ноги все ближе и ближе несли его навстречу этим двоим.

- Как-то странно он у тебя ходит, - заметил правитель неуклюжие действия Тома.

- Я наложил на него послушание, – оглядываясь на юношу и направляясь к выходу из комнаты, проговорил колдун. – Сегодня не тот день, когда я хотел бы спорить с кем-нибудь о простых и понятных вещах.

- Вильгельм, - очень мягко обратился к колдуну правитель, - ты слишком строг к нему. Он молод и не знаком с нашими законами, поэтому не может принять то, что ему предначертано.

- Он отвергает сам себя из-за собственного упрямства, мне не кажется это мудрым, - уже спокойнее возразил его собеседник.

- Не стоит ждать мудрости от молодости. Она создана для борьбы и движения вперед, а не для философских рассуждений, - по-доброму усмехнулся правитель.

Все это время они шли по белому длинному коридору, абсолютно не обращая внимания на Тома. Тот же был возмущен таким положением вещей, он злился, но его тело не разделяло его желаний и вообще, казалось, больше не принадлежало ему.

Наконец, бесконечный коридор вывел их на большую свободную площадку. Вновь пришедших тут же окружила свита и препроводила ближе к краю, и тогда стало видно, что они возвышаются над пестрым морем людей, расположившихся на большой площади, где стояло четырехугольное темное возвышение, углы которого украшали странные, скорбно склонившие головы фигуры. От него к площадке правителя тянулась длинная лестница, вместо перил на ней задрали свои головы вверх сложенные из камня неизвестные Тому животные с пастью крокодила, огромной головой и большими круглыми глазами, с их голов спадали разноцветные косы, больше напоминающие склеенные между собой перья.

Как только правитель подошел к самому краю площадки и простер руки к народу, над площадью повисла тишина.

- Народ мой, - провозгласил он, - не знаем мы ни бед, ни лишений, потому как строго охраняем свой остров и его обычаи. Но есть среди нас те, кто, презрев наши законы, поддался уговорам пришлого и предал свой народ, – правитель набрал в легкие как можно больше воздуха. – Смерти достойны они!

При этих словах гомон и крики - «Смерть!» - разнеслись по толпе внизу.

- Так пусть испьют они из чаши смерти раньше уготованного им!

Люди внизу одобрительно зашумели.

- Смотри внимательно, - Том даже вздрогнул от неожиданности, когда колдун зашептал прямо ему в ухо, - как жадно они требуют смерти сейчас.

И юноша смотрел – собственные шея и веки не давали ему пропустить ни мгновения. И он видел, как на площади под мерный стук барабанов появилась маленькая процессия. Все осужденные были одеты в белое, их сопровождали люди в форме стражников.

Толпа расступалась перед вереницей, как по взмаху волшебной палочки, наконец, осужденные взошли на помост и повернулись спинами к небольшим закопченным котлам, установленным с южной стороны. Стражники принялись подталкивать их в продолговатые выемки помоста, так, чтобы головы оказались точно под ужасными котлами, наполненными чем-то явно твердым и недвижимым. Том увидел, что у кого-то белые повязки, закрывающие глаза, были мокрыми от слез, кто-то тихонько выл, а некоторые даже упирались, не желая становиться в нужное стражникам положение.

Неожиданно для Тома над площадью разнеслось пение, и люди расступились вновь, образуя в этот раз четыре живых коридора, чтобы пропустить женщин, закутанных в черное, несущих на головах огромные дымящиеся чаши. Женщины направлялись к углам площадки для казни, где передали свою ношу прямо в руки черным статуям.

Как только эти скорбные приготовления завершились, колдун встал на первую ступень лестницы, ведущей вниз, к осужденным. Тому показалось, что все живое замерло в преддверии чего-то чудовищно-неумолимого, безжалостного и мучительного: люди внизу замолчали, и были слышны лишь стенания осужденных. Чужеродным звуком в этой ужасной тишине стал нарастающий бой барабанов. Колдун, склонив голову и позволяя полам своего черного плаща колыхаться с каждым своим шагом, направился вниз по лестнице. К удивлению Тома, головы невиданных животных обращались ему вслед, а из каждой пасти текло что-то густое и темное, и постепенно до места, где сидел правитель, донесся едкий аромат горячей смолы.

Как только юноша вдохнул этот ядовитый воздух, по всему его телу тонкими струйками побежал жгучий страх, скручивающий все внутри, выворачивающий наизнанку. Том был охвачен паникой, он следил за спускающимся колдуном и не мог отвести глаз, в этот момент ему казалось, что он никогда еще так не хотел просто сомкнуть веки и ничего не видеть.

Колдун же тем временем достиг площадки для казни, и котлы с вдруг закипевшим содержимым стали один за другим опрокидываться на головы вопящих от боли жертв, которые, впрочем, быстро замолкали. Как только последние крики стихли, колдун поднял руки и запрокинул голову вверх – чаши в руках у статуй вспыхнули ярким огнем, котлы и головы, украшающих лестницу животных, с громким чавканьем стали принимать исходное положение в обратном порядке.

Том, не чувствуя себя от отвращения и страха, смотрел на притихшую толпу, которая уже не казалась настолько кровожадной. Созерцание смерти больше никому не казалось захватывающим, сейчас, когда расправа свершилась, и запах горелой плоти разнесся над толпой, случившееся не вызывало ничего, кроме отвращения.

Том не помнил, как оказался в доме колдуна, его трясло и знобило.

- Ты убил их, - внезапно смог выговорить он, с удивлением понимая, что тело опять слушается его. – Убийца!

- Я? – едко осведомился мужчина. – А мне казалось, это ты привел их прямиком на эшафот!

- Ты отвратителен мне! Убери от меня руки! Убийца! – Том бился в панической истерике, пытаясь как можно дальше отойти от колдуна и спотыкаясь на каждом шагу. В конце концов, он упал и, с ужасом взирая на приближающегося к нему мужчину, пытался закрыться, сотрясаясь всем телом в отчаянных рыданиях.

- Иди сюда, - по-доброму устало произнес Вильгельм, поднимая то ли цепляющегося за него, то ли отталкивающего его юношу. – Все совершают ошибки, но каждый отвечает за них. Это была их ноша, поверь мне, там не было ни одного невиновного. Все они изменники и не заслуживали ничего, кроме смерти, – колдун прижал к себе трясущегося Тома. – Тебе же надо научиться думать не только о себе…

- Я ненавижу тебя, – шептал юноша ему в ответ.

Вильгельм вздохнул:

- Что толку от твоей ненависти?

Они дошли до комнаты Тома, и тот, усевшись в кресло около окна, поднял на мужчину совершенно сухие глаза и спросил:

- Почему ты спас меня?

- А разве ты не знаешь? – прищурился колдун. Том лишь покачал головой. – Я желаю тебя, - Вильгельм не отводил взгляда от вмиг растерявшегося юноши.

- Ты ошибаешься, если надеешься, что я буду потакать твоей мерзкой похоти! – совершенно неожиданно даже для себя в запале выпалил Том.

Глаза колдуна вмиг поменяли свой цвет на абсолютно черный – он был слишком расстроен событиями этого дня, чтобы держать себя в руках. В два шага он оказался рядом с Томом, и горло юноши сжали длинные и неожиданно сильные пальцы, все тело тут же скрутило болью.

- Моя мерзкая похоть – единственное, почему ты еще жив, – зло прошипел он. – И на твоем месте, я бы сделал все, чтобы она не оставляла меня подольше!

Том вытаращился на колдуна, вцепившись в него обеими руками, бессмысленно открывая рот, чтобы вдохнуть хоть каплю воздуха, внутри все разрывалось, скручивалось в жгуты и вновь рвалось, из глаз покатились крупные слезы. Все прекратилось внезапно, Том оказался сидящим на полу, судорожно втягивая живительный кислород, боль потихоньку оставляла его, на ее место приходил жгучий страх.

Он и раньше знал, что положение его незавидно, но за свою жизнь испугался впервые, ведь раньше смерть не страшила его, но теперь он вовсе не был склонен относится к ней легкомысленно. В этот день он познал ее с другой стороны, впервые оказался перед ее лицом, и зловонный запах горелой плоти внушил ему ужас: в нем не было ничего возвышенного и благородного, он не нес с собой обновления или утверждения – лишь боль и отвратительный страх въедались в каждую клеточку тела с каждым новым вздохом, означающим только то, что он еще жив.

Дата добавления: 2015-10-13