Читайте также: |
|
Может, они и любят животных, но они до чертиков напугали нашего кота Уинки.
Разводчик лабораторных зверей в интервью после того, как в его доме разбили окно
В октябре 2004 года тело Глэдис Хаммонд под покровом ночи извлекли из могилы (и давайте внесем ясность, поскольку СМИ не удосужились это не сделать: тело извлекли неизвестные лица) в деревне Йоксхолл в Стаффордишре, о существовании которой, если бы не это происшествие, никто бы никогда не узнал. В стране поднялся неистовый крик. Это было гнусное преступление -- худшее из худших. Нечто настолько извращенное, что было за гранью понимания, но дало волю ненормативной лексике. Это было преступление, свидетельствовавшее о том, что наши края захлестнул экстремизм. В последующие годы журналисты рвали глотку, подначивая нацию на все большую озабоченность давнишними останками родственницы человека, который предпочитал зарабатывать на жизнь разведением и убийством животных.
Никто при этом не вспоминал обо всех тех существах, которых он убивал. А как насчет людей, которые потеряли любимых, друзей или членов семьи в результате приема опасных для их здоровья препаратов, тестированных на тех самых животных, которых разводил Крис Холл? Спрашиваете ли вы, подобно мне, как, черт подери, вышло, что по-настоящему гуманистическая концепция сострадания и заботы о ближних встала с ног на голову и приравняла серьезные физические и эмоциональные страдания к ненасильственному, пусть и тошнотворному, причинению ущерба? Может, это такой пропагандистский трюк?
И никого при этом не волнует, что эксперты (в том числе те, кто продолжает ставить опыты на животных) доказали, что вивисекция -- это рискованная, ущербная и жестокая практика. В июле 2004 года экспериментирующий на обезьянах Стивен Суоми из Национального института детского здоровья и развития человеческого потенциала сказал в интервью для New Scientist следующее: "Пробовать на одном биологическом виде лекарство, испытанное на другом -- это всегда опасно". Заставляет задуматься, почему же тогда "исследователи" до сих пор продолжают этим заниматься? Для некоторых это вопрос дурной привычки, для других -- тяготы жизни (кредит по ипотеке, жена с детьми на шее), для третьих -- возможность проявить себя в бизнесе, хороший способ увеличить доходы (чтобы покупать яхты, острова и правительства).
На то, чтобы закрыть ферму, ушло 5,5 лет. Разграбление могилы поставило в деле жирную точку. Кампания за спасение морских свинок из Ньючерча (SNGP) началась вслед за освобождением животных налетчиками ФОЖ в сентябре 1999 года. Решение активистов облюбовать ферму стоило местным правоохранительным службам ё2,25 миллиона. Финансовая стоимость рейда была ничтожна для преуспевающей, деловой семьи, разводящей полчища грызунов. Без лишних раздумий жадные братья Холл убили тысячи животных, оставшихся на ферме после рейда, только потому, что их цена на рынке снизалась после обнародования видеозаписи, свидетельствовавшей об антисанитарных условиях содержания. Тем не менее, атака произвела эффект грубого пробуждения на семью, настолько тонувшую в мире эксплуатации животных, что никто из ее членов даже не задумывался о том, что права животных могут приниматься в расчет.
Семья Холлов запустила руку во множество копилок. Все их предприятия были машинами для заработка денег, угнетающими животных. У них была ферма интенсивного разведения индеек, молочные коровы и скот на мясо, они вкладывали солидные деньги в вивисекцию -- в частности, имели 50.000 акций HLS. Словом, эти люди чихать хотели на страдания животных.
Ферма в Ньючерче была очевидной мишенью сосредоточенной кампании, подобные которым успешно проводились в последние годы, но действительно ли "расхитители гробниц" зашли слишком далеко, как сказали некоторые комментаторы, предположив, что эти люди оказали движению медвежью услугу? Отбросили ли они нас на десять лет назад, отвернув общественность от идеалов освобождения животных, или сделали то, что никто не мог и не хотел сделать -- нечто неординарное? Может быть, именно это происходит, когда людей загоняют в угол? В любом случае мы должны помнить, что это был единичный случай, и за него не несло ответственности все движение, многие представители которого сами не одобряли сделанного. Это был стратегический шаг -- скорее отчаянный, чем извращенный; возможно, чернушный, мерзкий; если угодно, аморальный, асоциальный, неразумный и грубый. Необходимо расставить все по своим местам: люди, совершившие этот поступок, не были злыми чудовищами.
В течение нескольких лет после рейда в 1999 году, по мере того как протестное движение вокруг фермы разрасталось, прибыльный бизнес Холлов сократился до разведения одних только морских свинок, потому что поддерживать все прочие направления деятельности становилось все менее прибыльным делом (расходы на меры безопасности росли слишком быстро). Это была тактическая ошибка со стороны Холлов. Если бы они отказались именно от разведения грызунов, оставив остальных животных, активисты и группы, сосредоточенные на борьбе с вивисекцией, вполне возможно оставили бы их в покое. Однако упрямая до мозга костей семья с самого начала дала понять, что их не переубедить никак и никогда. "Морские свинки нашенские!"
Однажды у меня выдался длинный разговор с Крисом Холлом. Он думал, что я -- отец, обеспокоенный участием дочери в группе зоозащитников. Холл был злобным человеком с холодным сердцем; он не пытался убеждать меня в преимуществах вивисекции -- казалось, он не мог сказать ничего, кроме того, что она спасает жизни и что вместо того, чтобы говорить начистоту "обо всех этих отморозках, хулиганах и тунеядцах", он рекомендовал мне "держать дочь от них подальше".
Даже после нескольких лет неумолимого давления, затронувшего все аспекты империи Холлов, включая семейные связи и деловые контакты, их социальную жизнь и даже их бизнес-окружение, они продолжали разводить и поставлять лабораториям морских свинок просто в знак сопротивления. Плюс, это все еще было прибыльно. Они заявляли о своей озабоченности продолжением медицинского прогресса, но после стольких лет не знали ровным счетом ничего о лечебной ценности вивисекции. Свыше десятка сотрудников были вынуждены уволиться из-за постоянных публичных унижений и домогательств. Другие продолжали упорно баррикадироваться дома, укрывшись за камерами наблюдения, ставнями и стальными решетками. Холлам тоже приходилось несладко. Активисты перерезали телефонные провода и линии электропередач, что доставляло дискомфорт не только им, но и их соседям. Война с фермой легла в основу ряда телевизионных документальных фильмов, новостных эксклюзивов и ужесточившегося законодательства, призванного закрыть непослушным рты.
Самым значительным актом возмездия в отношении семьи Холлов стала кража скелета тещи братьев-предпринимателей. Этот поступок спровоцировал то, что можно описать лишь как волну медиа-истерии, равной которой припомнить невозможно. Обыватели представляли все движение за освобождение животных копошащимся в могилах, и никто, выступавший против вивисекции, не поддерживал людей, совершивших это страшное преступление. Полиция немедленно показала пальцем на зоозащитников и использовала недавнее событие, чтобы потребовать большего контроля над законными протестами у фермы и не только, а также большей защиты для вивисекторов. СМИ превратили экстравагантный трюк в извращенный акт; возложило ответственность неизвестных лиц на все движение и забило тревогу, жаждая подавления оппозиции государством.
Поначалу движение пришло к консенсусу, предполагая, что совершенное преступление было подстроено Холлами, чтобы снискать симпатии правительства или поддержку индустрии. Правда заключалась в том, -- и помните, что до сих пор еще никого не обвинили в той "краже" -- что это был фокус, направленный на то, чтобы обострить все вопросы относительно фермы и форсировать ее закрытие. Люди, пошедшие на такой радикальный шаг страстно желали сдвинуть дело с мертвой точки и мыслили при этом очень оригинально. Можно даже сказать, что это был не совсем здоровый прием, примененный глупыми головорезами. Но он сработал.
Вне зависимости от того, каких взглядов придерживались СМИ, после расхищения могилы они уже не отпускали тему фермы Холлов и выделяли ее среди других. Страница за страницей журналисты осуждали все, что имеет отношение к правам животных. Они писали злопыхательную клевету на известных активистов, никак не связанных с какими-либо инцидентами кладбищенских грабежей. Они стряпали грязные передовицы и давали комментарии журналистов, которые каким-то образом внезапно стали экспертами, способными делать авторитетные заявления о вивисекции, тогда как любой человек, чьи взгляды отличались от их мнения, автоматически становился погостным стервятником. Опрос, проведенный The Telegraph, выявил, что теперь куда большее число людей поддерживало опыты на животных, и все из-за шумихи, поднявшейся вокруг инцидента. Примечательно, что при этом защитники экспериментов настолько отчаялись, что мобилизовали все силы на тиражирование тривиальных глупостей, стремясь оправдать свое гнусное поведение.
На слушаниях Верховного суда, в который Холлы обратились с предложением купить запрет на протесты не только возле фермы, но даже в деревне и ее окрестностях, неоднократно звучали упоминания о разграблении могилы. Полиция использовала инцидент, чтобы производить аресты так называемых подозреваемых, причем делалось это как раз в часы слушаний в суде, после чего выходили официальные пресс-релизы, которые пресса старательно перепечатывала. Полиция и СМИ трудились изо всех сил, возбуждая страхи предположениями о том, что следующим шагом расхитителей гробниц может стать порционная отправка костей семье или их демонстрация в общественном месте.
Неизвестно, о чем думали люди, своровавшие останки, но если они намеревались испытать фермеров на прочность, то они очень преуспели. "До сегодняшнего дня мы были стойкой семьей, настоящими британцами", -- сказал один из членов клана. "Мы отказывались сдаваться перед лицом того, что мы считаем терроризмом. Но когда случается нечто подобное, это заставляет задуматься. Для нас сейчас очень волнительное время". Кто-то знал ахиллесову пяту Холлов; знал имя и расположение могилы Глэдис Хаммонд на кладбище; и даже знал, насколько сильно этот инцидент подействует на семью.
Это было исключительным событием, которое мало кто в состоянии вынести, но СМИ, вовсю спекулировавшие на предположениях о том, кто станет следующей жертвой и как это произойдет, заслуживают благодарности зоозащитного движения, потому что именно пресса выжала из фактора страха все, что только можно было. Угнетатели животных получили намек, что лучше бы им кремировать своих усопших родственников.
Лично я не понимаю, откуда столько шума, зато знаю множество страшных преступлений, совершаемых против живых людей и животных -- они, по моему мнению, куда больше заслуживают крикливых заголовков. Разве люди не выкапывают постоянно тела мертвых, чтобы освободить пространство под застройку, порой перенося целые кладбища? Разве археологи не вытаскивают мумий из их уютных гробниц вместе со всем имуществом и не распихивают их потом по музеям, где они лежат у всех на виду под стеклом, что нарушает строгие религиозные убеждения нашей культуры? Разве "наши мальчики" в Ираке не играют в неистовстве в футбол черепами местных жертв -- кто-то помнит, чтобы СМИ хоть раз сокрушались по этому поводу?
Простор для спекуляций, конечно же, был небольшим. Это выглядело в лучшем случае лицемерием. Выкапывание тела давно умершего человека -- это не то, что я считаю приемлемым для себя или берусь поощрять, но, безусловно, столь критические акции ставят нас перед вопросом: почему находятся люди, считающие необходимым заходить так далеко? ARM прислала Холлам требования, предлагая вернуть кости в обмен на закрытие фермы.
Я давал интервью журналистам по поводу этого инцидента и неоднократно стремился увести разговор от порицания активистов и обсуждения того, как мы могли докатиться до подобного; я пытался обратиться к сути проблемы и побеседовать о настоящем насилии, о замученных душах в клетках, о четвертом по числу жертв убийце на Западе -- лекарствах, тестированных на животных; лекарствах, которые только в Соединенном Королевстве уничтожают 10.000 человек каждый год. По сорок душ в день! Насколько часто упоминается этот факт?
Пока все сокрушались об украденных костях, болеутоляющее Vioxx, рекомендованное к приему при артрите (и снятое с продаж в том же году), привело к 320.000 сердечных приступов у обычных людей, убив 140.000 из них, а вина за это лежала, видимо, на экстремистах за права животных. Или все же виновата была Merck? В любом случае едва ли мы знаем об этих жертвах больше, чем об смехотворной катастрофе, обрушившейся на братьев Холл. Журналисты и комментаторы заявляют о высших моральных правах, отстаивая превосходство людей над другими биологическими видами, но посмей кто-нибудь подчеркнуть урон, который вивисекция наносит и животным, и нам, как сразу выясняется, что эти люди не хотят ничего знать и предпочитают фокусироваться на акциях так называемых экстремистов, которые до сих пор никого не убили. Это совершенно бессовестно.
Команде из тридцати полицейских было поручено вернуть кости. К их расследованию все относились, как к делу об убийстве, но с самого начала улик было немного, поэтому все, что смогли сделать детективы -- это проверить наиболее вероятные места нахождения останков, допросить наименее вероятных подозреваемых и признать, что арестовать осквернителей получится едва ли. Полиция выделила две сотни офицеров, чтобы рыться в земле в лесах в районе кражи костей через несколько дней после того, как подозреваемые побывали на кладбище. Разумеется, стражи правопорядка очень испачкались и потратили время впустую, поэтому власти предложили четырехзначную сумму за информацию, способную привести к нахождению костей.
Любопытно, что троих из изначально арестованных четверых людей должен был коснуться запрет на протесты возле фермы, что прибавило веса юридической заявке на ордер, так как эти люди были опасны для фермы, ее обитателей и сателлитов. Один из арестованных был очень тесно связан с SNGP, у другого была своя история четырехлетней давности, тоже касавшаяся могилы, но он уже перестал сражаться с угнетением животных и даже открыто предлагал донести на осквернителей. Третьей арестованной было за шестьдесят, и она боролась с раком. Полицейские не располагали никакими сведениями, которые могли связать подозреваемых с преступлением; на самом деле, у них имелась информация, опровергавшая возможность причастности этих людей. Их отпустили, и дело осталось открытым. Холлы сказали, что подумают о своем будущем, когда им вернут кости, но признаков подобного поворота дела не наблюдалось и, учитывая вранье, присущее угнетателям животных, едва ли кто-то поверил в их искренность.
Поэтому задетые всей этой историей и неспособные ждать вечно в следующем августе Холлы наконец выступили с долгожданным заявлением о закрытии фермы, виня кладбищенских воров в невыносимом эмоциональном давлении. Этой новости ждали десятки тысяч человек. Лично меня ничуть не тронула история с кражей костей, но, услышав про закрытие фермы, я разволновался. Я не чувствую себя виноватым в том, что мне глубоко небезразлична судьба живых существ и не слишком интересны чувства бессердечных чудовищ, которые ежедневно причиняют страдания. Глэдис мне тоже не жалко: она давно мертва.
Пресса была куда меньше рада тому, что еще один центр эксплуатации закроется навсегда, и талдычила все то же, что и прошлой осенью, вороша потертые бумажки так, словно только что кто-то раскопал еще одну могилу. Эта суматоха с порицанием "экстремистов", сопротивлящихся вивисекции, отлично укладывалась в планы лейбористов представить новое законодательство, касающееся терроризма, направленное против бомбистов поездов, но затрагивающее и активистов за права животных. Вивисекционная индустрия была очень довольна новыми правилами. Отныне подозреваемых можно было держать за решеткой на протяжении трех месяцев без предъявления обвинений, пока содержимое жесткого диска их компьютеров изучается на предмет свидетельств о симпатиях разорителям лабораторий или на наличие планов о демонстрациях. Кроме того, вторжения в лаборатории теперь считались терактами и карались тюремными сроками до 7 лет.
Холлы тем временем взяли несколько месяцев на то, чтобы свернуть все дела на ферме и гарантировать благосостояние морских свинок. То же самое утверждал хозяин фермы Шемрок, прежде чем отправить животных в лаборатории на пытки. Холлы просили, чтобы им вернули останки, коль скоро ферма закрывается. Этого не произошло и спустя несколько месяцев полиция арестовала троих людей, обвиняя их в шантаже. Им же приписывали разграбление могилы -- на основании того, что они были среди тех, кто выступал за закрытие фермы. В результате четверо человек были обвинены в участии в компании за закрытие фермы. Это трактовалось как шантаж. Несмотря на то, что все улики, касавшиеся участия этих людей в маломасштабных акциях ФОЖ и их роли в абсолютно легальной кампании, были косвенными, им грозили свыше 5,5 лет тюрьмы.
Подозрительный контакт в мобильном телефоне, подробная информация о Холлах в компьютере и неподтвержденные косвенные доказательства, окружавшие волну акций прямого действия, каким-то образом нарисовали картину "заговора шантажистов", в котором якобы участвовали подсудимые. Какими бы незначительными ни казались улики, они позволяли приговорить людей. Адвокат советовал признать свою вину, в противном случае его подзащитные рисковали получить по 14 лет. Все четверо последовали совету. Как выяснилось, зря.
Джон Смит, Джон Эблуайт и Керри Уитберн получили по целых 12 лет в мае 2006 года, а девушка Уитберна Джозефина Мэйо -- 4 года за соучастие. Судья отметил, что он прочитал 38 заявлений жертв, атакованных в ходе кампании. Вот что он сказал подсудимым:
"Заявленной вами целью было вывести из бизнеса семью Холлов, в связи с чем вы нападали на них, их сотрудников и их семьи. Вы нападали на людей, которых объединяли с ними дела по работе, вы нападали на их друзей. Вы нападали на паб, на гольф-клуб и юристов, стремясь изолировать семью Холлов финансово и социально. Совершенно очевидно, что в подавляющем большинстве вы разрушили жизни этих людей на годы или, возможно, навсегда".
Судья не сделал скидку на признание подсудимыми вины или смягчающие обстоятельства, включая тот факт, что все они отрицали свое участие в разграблении могилы. За именем Джон Смит скрывался Джон Хьюз -- просто он взял псевдоним, прячась от властей. Он был ключевой фигурой для детективов, расследовавших дела, связанные с ФОЖ, на протяжения многих лет. Он вполне мог ожидать тюремного срока в случае поимки, но 12 лет за несущественные правонарушения в виде саботажа свидетельствуют о явно низком уровне, отводимом нашей системой правосудия живым созданиям и цене, которую платят люди, борющиеся с вивисекцией.
То, чего добилась Ньючерчская Четверка и другие участники кампании, как ни печально, затмила история с разграблением могилы, но без нее куда более зловещая тень -- тень фермы Холлов -- оставалась бы на своем месте.
Полиция обнаружила останки Глэдис Хаммонд в мае 2006 года по наводке Смита, которому, по его заверениям, кто-то сообщил об их местонахождении. Годом спустя суд отверг апелляцию против несусветного приговора, вынесенного обвиняемым.
Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Приматы и лаборатория | | | Уикем: заговор против ботокса |