Приматы и лаборатория

Есть солидные научные подтверждения того факта, что полученные в результате опытов на животных данные совершенно не достоверны в оценке влияния лекарств на пациентов и подвергают смертельной опасности как людей, так и животных.

Доктор Рэй Грик

С введением драконовских мер по сдерживанию протестных акций протеста против бизнесменов, направленных на терроризирование населения целым спектром наказаний за антививисекционные настроения, несогласные мало что могли сделать, чтобы помешать живодерам легальными средствами. Запреты затронули законопослушных протестующих. Полиция бесчинствовала. Что людям делать, если правительство отказывается обсуждать проблему, тем самым провоцируя вспышки противозаконного поведения? Что было делать всем небезразличным к деятельности центра разведения животных в Ньючерче, когда суд выдал предписание, запрещавшее недовольным находиться в радиусе 30 км от предприятия?

Отказ властей законодательно предусмотреть более надежную защиту для животных, поднять вопрос о нужности опытов на животных и позволить людям выражать свои антививисекционные взгляды не только не улучшил положение HLS, но и принес в жертву многих других участников индустрии, в том числе разводчиков из Ньючерча. Аналогичные процессы сейчас идут в Оксфорде, где разворачивается беспощадная битва между правдой, честностью и прогрессивными медицинскими исследованиями (или, если вам угодно, бандой склонных к насилию экстремистов) и горсткой лгущих палачей, желающих мучить как можно больше животных. Поджигатели и другие приверженцы акций прямого действия, атакующие Университет, утверждают, что они вынуждены идти таким путем из-за недостатка дебатов и закрытости вопросов, касающихся опытов на животных. Исследователи отвечают, что хотят подобных дебатов, но боятся высказаться, потому что считают, что оппоненты нацелены не на диалог, а на терроризм.

В Кембридже Университетский совет подал заявку на разрешение открытия новой лаборатории по изучению приматов за городом. Лаборатория в деревне Гиртон стала большой проблемой для тех, кто имел шкурные интересы в экспериментировании на животных, а также для тех из нас, кому было не наплевать на исключительное насилие, применяемое для получения результатов подобных исследований: лаборатория специализировалась на нанесении повреждений мозга обезьянам. Однако Гиртонский проект потонул, даже не выйдя в плавание. Вопреки мерзопакостному вмешательству верхушки правительства и горам небывалой лжи, сопровождавшей заявления о пользе вивисекции для медицинского прогресса, планы превратить пустынную ферму в Гиртоне в крупнейший в Европе центр исследований мозга дважды отвергались местным Советом, после чего в конце 2003 года были вынесены на общественное обсуждение.

Против выступали все: полиция не хотела, чтобы появилось еще одно место, которое придется защищать от неминуемых протестов; Совету не нравилась идея застроек в зоне зеленых насаждений и перспектива хаоса, который принесут с собой активисты; у зоозащитных групп и ученых имелись еще более веские причины не давать добро на запуск проекта. Для руководства Университета открытые дебаты были малоприятны ввиду того, что все его 3000 академиков и административных работников узнали подробности относительно проекта, за который они проголосовали три года назад. Тогда Университетский совет забыл упомянуть о том, что лаборатория будет заниматься экспериментами в области мозга на обезьянах. Когда разразился скандал, детектив университета расследовал дело и пришел к выводу, что совет "не раскрыл правду" в своей заявке. Открытое разбирательство привело к тому, что доводы противников проекта были услышаны. Последовало решение запретить строительство центра и закрыть проект.

Ничего себе -- демократия сработала! Все решили, что если дело пойдет такими темпами, то для ФОЖ и ему подобных групп попросту не останется работы. Но тут за дело взялся самозваный нейробиолог Джон Прескотт. Лейбористское правительство, ведомое в данном случае крупнейшим финансистом-миллиардером, защитником вивисекции, генетически модифицированных продуктов и биотехнологий лордом Сэйнсбери, решило, что британские вивисекторы должны иметь под рукой столько животных, сколько они захотят. Прескотт, не колеблясь, отклонил решение инспектора, закрывшего проект, объяснив это тем, что открытие лаборатории "очень важно для национальных интересов", с чем откровенно не согласился инспектор. Таким образом, университет получил разрешение, хоть и через другое окно, а лейбористы в очередной раз продемонстрировали, что демократия в Великобритании -- это подлог.

Несмотря на все махинации, Кембридж отверг помощь правительства ввиду того, что расходы на меры безопасности стали серьезной проблемой. Здесь сказалось и тарахтенье СМИ о "буйствующих экстремистах". Расходы выросли на 25% до ё32 миллионов. Примечательно, что это случилось еще даже до того, как был заложен фундамент лаборатории. Это заставило университет отказаться от проекта, просто потому, что они не могли "взять на себя финансовые риски подобной величины".

Так движение за освобождение животных одержало еще одну значительную победу. Очень иронично, что действия меньшинства, пообещавшего угнетателям животных нарушение общественного порядка, позволили добиться того, чего не смогло добиться официальное открытое разбирательство. Совместное крушение демократических процессов и лгущих, своекорыстных политиканов урезало возможности транснациональных корпораций и склонило чашу весов в пользу противников вивисекции.

Но, даже преодолев это препятствие, мы узнали, что с лабораторией все еще не покончено. По информации, просочившейся в Кампанию за прекращение экспериментов на приматах в Кембридже (изначально SPEAC и впоследствии SPEAK) от симпатизирующего зоозащитникам человека внутри системы, в марте 2004 года начались строительные работы у Проезда Саут-Парк в Оксфорде. Выяснилось, что строившаяся там лаборатория для приматов должна была заменить ту, что так и не открылась в Кембридже. Очевидно, этот запасной сценарий обсуждался заранее. Руководство Оксфорда опустилось до того, что принялось скрывать факты и отрицать проведение каких-либо строительных работ или своей связи с ними и, действительно, в офисе местного Совета таинственным образом были недоступны документы, касавшиеся строившейся лаборатории.

Изначально ни о каких животных не упоминалось вообще; потом, после того, как руководителям университета был задан вопрос в лоб, они ответили, что 98% работ будут проводиться на грызунах и что предприятие станет скорее "отелем" для животных, чем лабораторией: оно позиционировалось как место, где животные смогут побыть, прежде чем отправиться на "работу" в другие места. Правда оказалось совершенно иной, и Оксфорду пришлось признать это. Новое здание (в случае, если бы его все-таки построили) должно было стать одновременно центром разведения приматов и лабораторией, которая бы проводила, в числе прочих, низкопробные инвазивные эксперименты на мозгах обезьян, аналогичные тем, чью подноготную BUAV обнародовал в 2002 году после посещения активистами лаборатории Кембриджа.

Расследователи выяснили, что вивисекторы учили мартышек выполнять трюки, а потом удаляли или отравляли токсинами части их мозгов, заставляя выполнять все больше заданий и наблюдая за тем, как на животных сказывается причиненный вред. Это было как ""снять крышку" -- так один исследователь черство описал разрезание пристегнутых черепов маленьких обезьян электропилой". "Управляемые" страдания -- вот как классифицировало правительство эти эксперименты, приводившие к боли, стрессам, кровотечениям, судорогам, рвоте, дрожи, аномальным телодвижениям, выкручиванию головы, потере дееспособности, недостатку ухода за собой и замешательству, сопровождаемому бессмысленным выражением лица -- или, как описал это сам исследователь, "птичками перед глазами".

SPEAK была организована, чтобы сдержать в узде вивисекционную одержимость Оксфорда. Начиная с 2004 года сотни протестующих митинговали на улицах города, и многим из них после этого запретили посещать Оксфорд. Но поскольку правда о лаборатории просочилась, а построен к этому времени был только каркас здания лаборатории, университет знал, что находится в уязвимом положении. Знали это и в SPEAK.

Активисты связались с поставщиком стройматериалов Travis Perkins, объяснили ему предназначение строящегося здания и предложили переосмыслить свое участие в проекте. Через несколько дней компания дала заверения в том, что больше не будет осуществлять поставки на место строительства. Это был еще один удар по университетскому проекту. Начались демонстрации, полиция вела себя бестактно, их сборщики информации фотографировали лица протестующих. Одну женщину средних лет арестовали за шокирующее преступление -- она била в барабан перед бетонным офисом поставщика бетона RMC. В момент совершения своего злодеяния она стояла на тротуаре рядом с разделительной полосой оживленной дороги на перекрестке, и ее при этом обвинили в "сознательном причинении беспокойства, расстройств и тревоги" сотрудникам в здании. Ее отпустили, сказав, что она должна будет вернуться в участок, когда офицеры "расследуют" это дело, но обвинения так и не были предъявлены. Аресты, подобные этому, происходили повсеместно.

Затем проблемой занялся ФОЖ, поставив университет в безвыходное положение. Активисты сфокусировались на подрядчиках -- строительной фирме Montpellier и поставщиках бетона RMC. Активисты сожгли три экскаватора RMC на каменоломне в Суррее и испортили десяток транспортных машин для землеройных работ и других единиц техники в Дорсете. Параллельно акционеры Montpellier получили по письму якобы от президента компании, который предупреждал их о "быстрой активности движения за права животных" в случае, если они не продадут свои акции. Отголосок на фондовой бирже был легко предсказуем. В тот день акции Montpellier упали на 19%. В течение пары месяцев обе компании заявили об уходе из проекта.

Для Оксфорда это стало последней каплей. На балансе университета висело мертвым грузом недостроенное здание, которым некому было заниматься, и подъемный кран, на увоз которого требовались ё10.000. Издержки вивисекции неуклонно росли. Последовала очередная серия истерических припадков в СМИ. Премьер-министр заверил лорда Сэйнсбери в том, что в случае, если будущие подрядчики не смогут без затруднений закончить строительство объекта, для их защиты можно будет привлечь армию. Лорд Сэйнсбери заявлял: "Мы позаботимся о том, чтобы здание было построено".

Отчаявшись привлечь новых подрядчиков в Оксфорд, университет обратился в Верховный суд, требуя запретить кому бы то ни было протестовать против "неприкосновенных лиц" --сотрудников и учащихся университета и колледжей, их семей, прислуги и агентов, сотрудников и акционеров подрядчиков университета, их семей, прислуги и агентов, а также любых людей, возжелавших посетить лабораторию или другие помещения университета или дома, принадлежащие или занимаемые неприкосновенными лицами. То есть, донимать нельзя было никого вообще!

Судья отверг дополнительные заявки, которые были поданы с целью получить постановление, запрещающее въезд протестующих в Оксфорд, любые контакты с кем-либо, участвующим в вивисекции в университете, использование мегафонов и свистков на еженедельных акциях протеста, проводимых на улицах у лабораторий. Однако выданный ордер классифицировал всякого, кто подпадал под условия запрета, как протестующего и запрещал таким людям все вышеизложенные проявления протеста, а также приближение к месту строительства ближе, чем на 50 метров. Протестующим разрешили протестовать здесь каждый четверг, в промежутке между 13.00 и 17.00, и все акции должны были проходить строго в "определенной зоне".

Запреты на протесты были настолько широкомасштабными, что полиция могла даже арестовать кого-то из неприкосновенных лиц, когда те шли на работу, если бы офицеры внимательно вчитывались в текст ордера. Потенциал этих запретов был огромен. Они оказали немедленное влияние на участников кампании, сделав невозможной всю легальную деятельность и потратив деньги жалобщиков -- а на самом деле деньги налогоплательщиков -- на разработку и утверждение толстенных кип документов. И мы все еще станем ругать тех, кто прибегает к прямому действию? Почему тогда так мало говорится об отказе в праве мирно протестовать? Никто из тех, кто называет нас "экстремистами", ни разу не возмутился по этому поводу. Джон Стайн, август 2004:

"Обезьяны очень любят различную активность и очень хорошо играют. В нашем отделении большие клетки, и звери счастливы. Они буквально запрыгивают в клетки, потому что их очень возбуждают задачи, которые они выполняют. Они видят друг друга, общаются и смотрят телевизор. По сравнению с их сородичами в дикой природе у них шикарная жизнь. Дикие макаки-резусы доживают до 12 лет, а некоторые из наших -- до 25-30. Что бы вы предпочли -- переживать, как бы вам не откусил голову бабуин, или смотреть телевизор? Они обожают телевидение, мне говорили, что они особенно любят мыльные оперы, и я убедился, что они ими действительно очарованы". Похоже, это не обезьянам нужно проверять мозги...

Работа в Оксфордском университете, наконец, возобновилась в ноябре 2005 года после 17 месяцев бездействия. Но за закрытыми дверями велись тайные переговоры о том, как обезопасить жизнь строительных подрядчиков. Руководство университета держало детали в секрете. Но ведь тайное всегда становится явным.

Рабочие принялись за дело. Все они были в вязаных масках и скрывали номера своих машин. Им хорошо платили и обещали премию по окончании. Но разведка донесла, что рабочих разместили в разваливавшемся колледже пожарной охраны в соседнем графстве вопреки желаниям его тогдашних жителей. Следующий запрет коснулся протестов уже в этом месте. Параллельно полиция арестовывала протестующих ни за что, в дальнейшем выдвигая суровые условия освобождения под залог и запрещая пересекать черту города.

Десятки экспертов по безопасности, включая бывших служащих Особой воздушной службы, участвовали в контрразведывательной операции по защите ключевых сотрудников подрядных компаний, но это было еще ничего. Правительство сочло приемлемым потратить ё100 миллионов, некогда принадлежавших налогоплательщикам, чтобы расплатиться по счетам за строительство лаборатории! Итак, без ведома общественности вивисекция в Великобритании процветает на деньги граждан. В противном случае ее развитие уже было бы невозможным.

Существует заговор, направленный на то, чтобы сокрушить движение за освобождение животных и любыми средствами запустить злополучный проект. Линия фронта прочерчена, и дурацкое решение укрепить вивисекцию в Оксфорде в этой стратегической точке, судя по всему, еще долго будет дорого обходиться университету.

Дата добавления: 2015-09-03