Снова в тюрьме. Правосудие для Кита Манна!

Доброта ко всем Божьим созданиям -- это абсолютная, фундаментальная необходимость, если мы хотим, чтобы воцарились мир и справедливость.

Сэр Уилфрид Гренфелл

Я сбежал всего через несколько недель после смерти Тома Уорби. Жизнь беглеца была прекрасна. Меня звали Йен. Я воспринимал каждый из дней, которые при иных обстоятельствах провел бы в тюрьме, как подарок, но это не было простой отсрочкой неминуемого. Требовалось еще и провести образовавшееся время с пользой. У меня, как и у "Сэм" были соображения относительно пары местечек. Но мы пытались вести себя спокойно и, как нам советовали, не приближаться к подобным делам, а заниматься тем, чем мы могли. Это означало работу в приюте.

Через несколько недель мы перебрались из Уилтшира в Суссекс, в еще одно место, где требовались помощники. Мы связались с парой друзей, которые помогали нам деньгами и контактами. Нам очень везло, и мы знали это. Но мы также знали, что это лишь вопрос времени, когда нас выследят или задержат за что-то. Не имея ни возможности, ни желания найти "нормальную" работу, мы довольствовались скромными суммами, но работа в приюте помогала сокращать расходы -- по крайней мере, не приходилось платить за жилье. Не все могут себе позволить спонсировать беглецов от правосудия, но есть люди, готовые обеспечить убежище и еду для зоозащитников в бегах.

Не секрет, что одни приюты для животных лучше, чем другие, и к нашей радости тот, которым заправляла Селиа Хаммонд рядом с Гастингсом, был одним из лучших. Он не просто располагался в хороших постройках и неплохо финансировался, но и был окружен красивейшей природой, и большую часть времени здесь никого, кроме нас, не было. Разумеется, никто не знал, что мы здесь. Селиа была супермоделью в 1960-е, но отказалась от сомнительной кошачьей походки в пользу спасения кошек. Сейчас ее глубоко уважают за энергию и сострадание, а не за ее грудь. Впервые ее внимание к судьбам животным привлекла дикая кошка, оказавшаяся в заточении в одном лондонском доме, брошенном владельцем. Преследуемая отчаянными криками животного, Селия забыла о карьерных обязательствах, взломала дом и спасла кошку, которая иначе умерла бы. Этот момент изменил ее жизнь. Все эти сессии для Vogue, светские мероприятия с поп-звездами и актерами, интервью и портреты для лучших изданий, все утратило значение. Она нашла на рынке огромную нишу для женщины с талантами.

Здесь не было денег или, по крайней мере, больших денег в сравнении с доходами супермодели. Наоборот, заботиться о других стоило ей всего, что она имела, но для нее это стало неважно, когда ей открылись беды бесчисленных диких кошек, борющихся за выживание на задворках, заводах и строительных площадках Лондона. Спася ту первую кошку, Селия поняла, что ничего, кроме ее желания помогать конкретно этим животным, для нее не имеет смысла.

Должен сказать, никто из нас не имел понятия о том, кем раньше была Селиа Хаммонд, когда нам о ней сказали; вообще, мы подумали, что она окажется претенциозной фифой, подобно многим люди ее бывшей профессии, которым присуще чрезмерное самомнение. Учитывая ее заслуги перед миром моды, было бы удивительно, если бы она не мнила себя бог знает кем, но завышенная самооценка -- это последнее, что можно было бы сказать про Селию. Мы встретились в ее приюте и немедленно к ней потеплели. Это было взаимно. Через несколько недель после того, как мы переехали, в ходе уборки на чердаке мы обнаружили кое-какие ее портфолио, оставшиеся от прежней жизни. Это были целые залежи! Но ее приверженность делу спасения кошек была больше. Селия посвящала этому всю себя, оставив прошлое далеко позади. То, что она нашла время для встречи с нами, было для нее чем-то вроде достижения, потому что все свое время она тратила на ловлю бродячих кошек.

Как Йен и Сэм, мы поселились в большом обособленном доме на ферме под названием "Зеленые акры". На протяжении нескольких месяцев мы заправляли приютом, как своим собственным, ухаживая за тремя сотнями кошек и множеством других разнообразных животных. Селия не знала, кто мы, и ей было бы все равно, если бы узнала, потому что ее приоритетом являлась забота о животных, хотя она и не стремилась создать образ общественного деятеля и получить с этого дивиденды, как это свойственно людям публичных профессий. Большую часть времени мы могли делать что и как хотим. Селия не стремилась задавать много вопросов. Если она не ловила кошек на стройплощадках и в подвалах Ист-Энда, значит, она ловила их где-то еще.

Бесстрашная к опасностям, сопряженным с прогулками по трущобам Лондона в 2 часа ночи и безразличная к нехватке сна, она спасала жизни ежедневно, возвращаясь в "Зеленые акры" только чтобы сгрузить кошек. Им потом подыскивали хорошие дома. Те, что были здоровы, ехали в ветеринарную клинику, которую Селия открыла в Лондоне. Там их стерилизовали и, если все было в порядке, возвращали в естественную для них среду, то есть на улицу. Таким образом, Селия стремилась не только уберечь кошек от опасностей, но и сократить чрезмерно разросшуюся популяцию животных, борющихся за выживание в урбанистическом мире. Селия постоянно искала финансовую поддержку для осуществления своей программы, в том числе обращалась в Совет RSPCA, в котором она состояла. Но здесь она встречала не только равнодушие к этой проблеме, но и откровенное сопротивление со стороны некоторых местных ветеринаров и даже руководящих органов.

Многие ветеринары были агрессивно настроены по отношению к ней, как к женщине с собственными соображениями и решимостью держать клинику, которая составляла серьезную конкуренцию их бизнесу своими низкими расценками на кастрацию животных. Это позволяло людям с низкими доходами предотвращать размножение своих животных, чтобы не плодить нежеланных зверей. Один-два ветеринара даже угрожали Селии, потому что ощущали, как дешевая стерилизация бьет по их кошельку. Эти ветеринары, а также некоторые высокопоставленные люди в RSPCA делали все, чтобы усложнить жизнь Селии, вплоть до того, что перебивали цены на помещение, которое она хотела купить. Однако она полностью сфокусировалась на этом деле, завоевала симпатию владельца и теперь владеет двумя клиниками. В ее планах открыть и третью. Селии удается делать то, что крупнейшая зоозащитная благотворительная организация никогда даже не пыталась делать. Позор. RSPCA не заслуживает своих регалий.

Не сумев помешать Селии в открытии клиник, эти люди позаботились о том, чтобы ограничить возможности врачей стерилизацией на уровне закона. Им не разрешалось проводить какие-либо другие операции или назначать лечение. Воистину, с такими "друзьями", как RSPCA, животным не нужны враги.

Мы с Анджи провели в "Зеленых акрах" примерно год, пока нас не выследила полиция. Они прибыли во множестве одним очень ранним утром. Первым сигналом появившихся проблем стал звук бьющегося стекла в 6 утра. За ним последовал стук тяжелых ботинок орущих мужчин. Дурной знак. Полиция. Вскочив с кровати и выглянув в окно, я увидел полицейских в форме и бейсбольных кепках с собаками, стоящих в поле и окруживших дом. Я знал, что это конец. Я повернулся к Анджи, она была еще в кровати. Она тоже все поняла. Все хорошее когда-то кончается. Мне стало худо. Мы были так счастливы здесь.

Они напрасно вышибали двери в доме, потому что мы не закрывали их даже на ночь. Они могли просто повернуть ручки, войти и арестовать нас в постели. Но поскольку они так не сделали, у нас было время хотя бы одеться, пока они носились и орали по всему дому. Бегая и вопя "ПОЛИЦИЯ! ОФИЦЕРЫ ПОЛИЦИИ!", они ненароком пропустили нашу комнату на первом этаже, что открывало возможность смыться снова. Анджи инстинктивно волновала судьба животных. Питомник был набит кошками до отказа, и некоторые звери были изолированы от остальных: кто-то болел гриппом, кто-то -- лейкемией, кто-то оправлялся после операции. При этом повсюду шныряли полицейские собаки и собаки Анджи -- ее детки, -- выпущенные этой буйствующей толпой мужиков, сносящих все на своем пути. Собаки лаяли и ломали двери. После всего этого хаоса бесследно пропали некоторые кошки.

Прекрасно понимая, зачем явились полицейские, я не мог поверить своей удаче, открыв дверь и увидев, что и кухонная, и дверь во двор распахнуты, а на пути никого нет. Мы ринулись наружу. В доме были еще люди: пара помощников, девушка из Голландии по имени Каролина, приехавшая, чтобы учиться уходу за животными и изучить, как функционируют приюты в Великобритании, и Селия, прибывшая из Лондона с парой кошек буквально за час до этого, чтобы вздремнуть часок-другой и вернуться в столицу. На нее, как и на всех остальных, нарычали, после чего угрожали ей, надели на нее наручники и арестовали. Я пробежал по дому, выскочил в лес и вдруг услышал за спиной чей-то крик: "СТОЙ! ПОЛИЦИЯ!" Я понял, что этот полисмен может стать проблемой -- у него была собака. Меня бы не остановил никто, кроме этой немецкой овчарки, скакавшей вслед. Крупная и шерстистая. Я думал, что она настигнет меня и вцепиться в руку, но по какой-то причине она обогнала меня и остановилась, как бы оставляя мне право выбора. Как будто она была на моей стороне, но делала свою работу. Бизнес, ничего личного. Я не знал, куда деваться, и собака, смотревшая на меня, очень не хотела, чтобы я что-то придумывал. Меня снова арестовали, и вскоре я оказался в очень надежно защищенной тюрьме.

Комиссия RSPCA почти в полном составе постановила, что Селия Хаммонд -- экстремистка, несмотря на всю ее преданность делу и самопожертвование. Однако теперь Общество должно было смириться с тем фактом, что как минимум два его члена были тесно связаны с ФОЖ. Робин Уэбб этого не скрывал, а Селия стала случайной сообщницей.

Всех, кроме меня и Анджи, отпустили без предъявления обвинений в течение 24 часов. Нас обоих допросили по множеству других правонарушений, и меня позднее обвинили в хранении взрывчатых веществ при подозрительных обстоятельствах. Под взрывчатыми веществами подразумевались бочонок хлората натрия (средства для борьбы с сорняками) и фейерверки, под подозрительными обстоятельствами -- выписанные в блокнот имена и адреса угнетателей животных. Анджи отправили в тюрьму Холлоуэй в Лондон для ожидания многочисленных слушаний, а меня этапировали в "Неисповедимые пути" в Манчестер, отремонтированную после мятежа. В итоге мне дали одиночную камеру, как заключенному Категории А и известному Беглецу. Мне надлежало носить желтую тюремную робу.

На протяжении нескольких месяцев Анджеле Хемп угрожали и предлагали различные варианты сотрудничества, чтобы решить ее сложные проблемы с законом, каждая из которых означала продолжительный тюремный срок. Через пять месяцев после ареста она оказалась в суде. Если учитывать, что ее соучастники получили по четыре года за попытку поджога фургонов с мясом, и они перед этим не сбегали, а также принимая в расчет три других предъявленных обвинения, можно было предположить, что она получит срок от четырех лет тюрьмы. Но, в отличие от товарищей, она призналась в попытке поджога и получила скидку: ей дали три года. Льготный тариф за признание вины. По делу о погромах в Додлестоне она получила еще шесть месяцев, плюс шесть месяцев за нарушение правил освобождения под залог. Обвинения в краже со взломом на ферме Лондри в составе экспедиции ALIU были сняты, несмотря на то, что Анджела призналась в содеянном и была поймана с поличным. Получилось всего четыре года. Хороший итог.

Мне бы никто не дал сбежать снова, а если бы даже у меня получилось, от меня бы все шарахались, как от прокаженного. Власти любят так делать. Взять хотя бы нацистов, заставлявших евреев ходить с желтой звездой. В тюрьме Ее Величества, однако, желтая роба -- это что-то вроде престижного статуса. Моя униформа не слишком хорошо на мне сидела в отличие от другой выданной одежды. Заключенные Категории А -- это преступники, которые классифицируются властями как особо опасные и угрожающие либо обществу, либо полиции, либо государству. Они никогда бы не смогли сказать, кому угрожаю конкретно я или как я это делаю, но мой статус означал, что меня всюду сопровождали служащие и мне были запрещены посещения, если посетителей предварительно не одобрят охрана, полиция и МВД, что нередко занимало месяцы. Кандидатуры всех моих старых друзей немедленно отвергались, вне зависимости от того, имели они судимости или нет. Никто не объяснял причин. Чтобы оправдывать любое поведение, надзирателям достаточно было сослаться на "меры безопасности".

Желая обойти эти запреты, я просил друга-заключенного оставлять заявки на людей из черного списка, составленного для меня, на тот же день, на который я приглашал людей, дозволенных администрацией. Мы просто сдвигали столы и наслаждались одним большим посещением. Это продолжалось месяцами и никто ничего не понимал и не имел против.

Я мало чем занимался следующие несколько месяцев, пока полиция решала, как со мной поступить. Я лежал в пустой, холодной камере и осознавал, что я взаперти надолго, но именно эту участь я предпочел пассивному существованию. Я переживал за Анджи, Селию и других арестованных. Как они нас нашли? Не оставили ли полицейские после себя "жучков" в приюте? Все ли будет в порядке с животными? Бедные собаки. Они так наслаждались прогулками, они всегда были со своей любимой хозяйкой и вдруг она исчезла! Не видеть их годами было худшим наказанием для Анджи. И как мне самому было из всего этого выбираться? Куча вопросов и никаких ответов. Мало что могло бы заставить меня чувствовать хуже, когда неожиданно начали поступать хорошие новости, которые смогли смягчить тяжесть удара и помогли мне получить удовольствие от следующих нескольких недель.

В результате рейда ФОЖ в центре разведения лабораторных животных в Бэттлбридже, графство Эссекс, были освобождены 100 морских свинок. Эту акцию налетчики посвятили мне и Анджи. Именно в нашу честь был причинен ё10.000-ый ущерб автопарку перевозчиков мяса в Ланкашире. Для меня эти известия стали куда более приятными знаками внимания, чем открытка с добрыми словами или букет цветов; даже более приятными, чем коробка веганских шоколадных конфет. Правда!

Пару месяцев спустя, избежав усиленных мер безопасности, активисты вернулись в Бэттлбридж и освободили всех животных, остававшихся в одном отсеке -- 15 кроликов, 98 крыс, 54 хомяка и 52 морские свинки. Они забрались через крышу лаборатории Технологического колледжа Северо-Восточного Суррея.

Каролина явно хотела быть опорой для животных, и я продлил ее пребывание в стране на неопределенный срок, потому что кто-то должен был заботиться о приюте, когда нас арестовали. Ей помогали наши старые друзья, на которых всегда можно было положиться. В конечном счете Каролина вернулась домой и основала голландскую Группу поддержки ФОЖ. Сейчас она работает в реабилитационных проектах для приматов. Для кого-то она экстремист, но для общества в целом -- драгоценность.

Ронни Ли выпустили из тюрьмы. Он отсидел 6 лет и 8 месяцев из своего 10-летнего срока и теперь искал, в какой бы кампании принять участие. Никто прежде не получал столь длительного срока за действия в стиле ФОЖ, и все равно он вышел из заключения таким же сильным, уверенным и бескомпромиссным, каким был, когда его арестовали. Он вдохновлял других, всех тех, кто боялся, что пребывание в тюрьме сказывается на нормальном человеке негативно. Я был в зале суда, когда ему зачитали приговор, и тогда десять лет казались вечностью, но вот все и закончилось, причем раньше, чем должно было. Я знал, что меня долго не будет на свободе, и радовался тому, что Ронни увидел свет в конце тоннеля. Теперь он работает в программах спасения гончих, ликвидируя эффекты, которые индустрия бегов оказывает на их здоровье.

Потом, в результате согласованной кампании последний дельфинарий в Соединенном Королевстве, базировавшийся в парке Flamingoland в Йоркшире, выпустил своих узников. Сказалось усиленное давление на руководство предприятия. Активисты испробовали все мыслимые тактики, чтобы извести менеджеров, которые, как обычно, прибегали к насилию. Этим они, разумеется, только усугубляли ситуацию, гарантируя продолжение кампании до победного конца. Для зоозащитников это стало делом привычки. Когда дельфинарий закрылся, последний выступавший с шоу дельфин Бразилии был выпущен в океан и вернулся в то самое место, где его выловили рыбаки девять лет назад. Это стало сенсацией.

В ноябре 1992 года газета Today напечатала историю о двух поджогах, совершенных активистами ФОЖ в Дриффилде и Хамберсайде: один -- на свиноферме, в рамках другого огонь уничтожил семь холодильных фургонов, принадлежавших птицефабрике. Материал иллюстрировало изображение обломков. Холодных и мертвых. Заголовок? "ФОЖ сжигает кур живьем". Текст статьи соответствующий. Ох, как же они умеют изгаляться!

ФОЖ также совершил нападение на конуры в Линкольншире и освободил 11 собак, которых использовали для охоты на барсуков. По милости властей этих собак вернули браконьерам. В Лондоне активисты выкрали 150 кур с халяльной скотобойни на Лейден-стрит, разлив повсюду креозот и масло, таким образом доведя число кур, спасенных в рамках четырех атак, до трехсот. Между тем, с фермы в валлийском Лампетере похитили 57 собак и 7 кошек. Компания Hylyne Rabbits лишилась еще 87 кроликов в Чешире.

Мое дело, между тем, в 1994 году перевели в Олд-Бейли. Судьей был избран все тот же Эллиот, и он уже рвался с поводка. Адвокат сказал, что я могу рассчитывать на срок от 12 до 18 лет! Прокуратура хотела избежать длительного процесса и не слишком жаждала пережить его, поэтому у нас был определенный простор для маневра. Перед полицией стояла непростая задача привезти всех своих свидетелей в Лондон для показаний и разместить их в столице; большинство из них были разбросаны по стране, а их показаниям исполнился уже не один год. Могло всплыть множество разоблачающих власти сведений, но и мне тоже вся эта ситуация сулила проблемы, особенно если бы меня признали виновным по всем пунктам, что было вполне вероятно. Поэтому после продолжительных обсуждений с моей командой юристов я согласился на сделку. Оглядываясь назад, я могу предположить, что, возможно, это было ошибкой.

Частью сделки было исключить из процесса Эллиота. Я ясно дал понять, что даже не явлюсь в суд, если он будет участвовать. У меня были кое-какие козыри на руках в тот момент, и я пустил их в ход. Мы приготовили целое досье с аргументами в пользу того, почему он не должен судить это дело. В него был включен и тот факт, что в круг интересов Эллиота входило то, с чем я боролся, а именно охота (у него даже была своя своря биглей), рыбалка и стрельба. Кроме того, за месяц до начала слушаний он председательствовал на процессе по делу активистов ИРА и прервал адвоката, когда тот спросил агента М15 о будущем спецслужб в случае, если в Ирландии воцарится мир. Эллиот сказал: "У меня есть предположение: Фронт освобождения животных заслуживает самого пристального внимания -- это как раз мой следующий процесс". Он был очень возбужден.

Эллиоту представили это убедительное досье, но он отмахнулся от него. Я согласился признать свою вину в хранении взрывчатых веществ -- 4,5-килограммового бочонка гербицида, двух фейерверков, веществ для разведения огня и сахара -- ингредиентов зажигательного устройства, над которым я экспериментировал. Кроме того, к делу был приложен список с именами и адресами угнетателей животных. Я также признался в подстрекательстве к совершению преступных действий, побеге из заключения и причинении ё6000-го ущерба. За все это я требовал заменить Эллиота другим судьей. Прокурор согласился. Остальные обвинения были сняты. На открытии судебного процесса Эллиот объявил о том, что не может судить это дело, потому что должен быть на другом; правда заключалась в том, что он бы небо обрушил на землю, лишь бы разделаться со мной, просто ему не дали.

19 декабря 1994 состоялось первое судебное заседание в Олд-Бейли. Заседания в этом суде с трудом пережили многие серьезные преступники. Какого черта здесь делал я?! Эллиота сменил Стивен Митчелл, которого мой адвокат характеризовал как "честного человека", но под конец дня я не мог с ним согласиться. Полный оптимизма, я попросил его ознакомиться с книгой Ганса Рюша "Обнаженная императрица" и особенно с иллюстрациями в ней. Я надеялся, он поймет, какими мотивами я руководствовался, когда составлял список людей и предприятий, ответственных за те ужасы, которые были графически отображены в книге. Митчелл взял книгу, полистал, отложил и начал читать свою лекцию:

"Все эти правонарушения были совершены с очень серьезной целью, целью защиты животных и их прав, целью, которая, как вы должны знать, близка сердцам миллионов жителей этой страны. В отличие от вас и тех, кто мыслит так же, как вы, большинство людей старается облегчить страдания животных, действуя строго в границах закона. Впрочем, многие в своем энтузиазме действительно опускаются до криминальной деятельности, но вы и люди, подобные вам, преднамеренно и целенаправленно делали выбор в пользу тактик, которые часто становятся отличительными признаками терроризма. Многие сказали бы, что своим поведением вы предали саму цель, ради которой вы делали то, что делали. Это тяжкие преступления. Вы и ваши единомышленники должны понимать, что как бы благородны ни были ваши цели, подобные преступления будут караться суровыми наказаниями".

Он заявил, что принял во внимание мои признания и тот факт, что от моих рук никто не пострадал; кроме того, он сказал, что получил несколько писем от свидетелей, включая Селию Хаммонд, и они его впечатлили. Он добавил, что выносит приговор мне не как лидеру, а как человеку, который, он уверен, является "самоотверженным, безжалостным, занимающийся только подобными вещами активистом, чьей целью было нанести серьезный экономический урон легальным предприятиям". На этом основании он приговорил меня к 14 годам тюрьмы!

О каких тяжких преступлениях шла речь? Я изложил кое-какие мысли на бумаге, поразмышлял над тем, как бы кое-что поджечь, напал на три фургона, перевозивших мясо, и сбежал из мест заключения. Разве такие дела пачками не проходят через суды каждый день? Разве это не ненасильственные преступления? Однако я ожидал, что буду примерно наказан, поэтому приговор не стал для меня громом среди ясного неба. Если угодно, я даже воспринял это как комплимент. Это было лучшим вознаграждением за все мои усилия, самым наглядным доказательством эффекта от моих действий. Это было грубое нарушение закона, и оно прошло по движению ударной волной. Удалось ли властям добиться того, чего они ожидали добиться? Устрашил ли мой пример других людей, выступавших против угнетения животных и понимавших, что им ничего не остается, кроме как нарушать закон? Явно нет...

Я подал апелляцию против приговора. Параллельно была запущена кампания "Правосудие для Кита Манна", размах которой невероятно согревал мне душу. Мы стали свидетелями широкомасштабной поддержки общественности, заступившейся за меня -- злобного отморозка, терроризировавшего мирных жителей. Стало очевидно, что несмотря на все жуткие заголовки и страшилки пропаганда истеблишмента не работала: слишком уж многие люди со всех концов света и из различных социальных слоев и возрастных групп объединили усилия, чтобы предложить свою поддержку и продемонстрировать отвращение в связи с таким приговором. Они завалили мою камеру корреспонденцией.

Кампания оказывала скоординированную и фантастическую поддержку и заставляла все движение гордиться собой, как это делала Группа поддержки ФОЖ и Группа поддержки Веганов-Заключенных, сформированная специально, чтобы помочь мне и Анджи в решении бесконечных проблем с нашим тюремным питанием. Группа должна была сослужить службу всем освободителям животных в заключении и способствовать тому, чтобы пища веганов в тюрьме улучшилась, а сами они получили доступ к не тестированным на животных туалетным принадлежностям.

Перед зданием Королевского суда в Лондоне прошли две крупные демонстрации. Одна была приурочена к подаче моей апелляции, другая прошла в день ее рассмотрения. Оба раза присутствовали около 400-500 человек. Я очень-очень гордился тем, что видел и слышал. Я очень-очень гордился тем, сколько людей поддерживало меня. Эта помощь была бесценной.

Мои интересы представлял королевский адвокат Майкл Менсфилд, в мою пользу высказывалась Селия Хаммонд, офицеры, курировавшие мои дела при условно-досрочном освобождении, петиция с 6000 подписей, епископ Дувра и другие. Год спустя после вынесения приговора судьи апелляционного суда взяли назад слова своего коллеги и назвали 14-летний тюремный срок "явно чрезмерным", сократили его до 11 лет.

До того, как я узнал об угнетении животных в его многочисленных, омерзительных вариациях и приказал себе действовать, я бы горы свернул, лишь бы избежать тюрьмы, но прошло время, и вот я был вознагражден за все, что сделал, и рад этим 11 годам...

Дата добавления: 2015-09-03