Второй период развития рыцарства в Северной Европе

Второй период истории рыцарства Скандинавии характеризуется несколькими направлениями развития: юридическая легитимация, укрепление экономической базы рыцарства, растущая военная значимость, развитие особой системы вассальных связей.

Одним из ключевых моментов можно считать утверждение самоназвания рыцарства как определенной прослойки общества. Письменные источники дают более менее ясное представление о времени появления самого определения «рыцарь» в Скандинавии (в частности древненорв. «riddari» - «рыцарь», а также «riddaraskapr» - «рыцарство», «riddaraliđ» - «рыцарское войско»[88]). Например, «Сага об Олаве Трюгвассоне» монаха Одда Сноранссона, составленная ок. 1190 г., сообщает о норвежском конунге Олаве (995-1000), что «научился он всему рыцарскому обычаю и военной мудрости»[89]. А «Книга с Плоского острова» (Flateyjarbók) сообщает уже о событии XIII в. (ок. 1251 г.):

В ту зиму, когда Хакон (Хакон IV Хаконарссон – А.К.) конунг

сидел в Трандхейме, пришли с востока из Гардарики послы

Александра (Невского – А.К.), конунга Хольмгарда; Микьяль

звался тот, кто был во главе их, и был он рыцарь[90].

В этой идентификации, безусловно, прослеживается западноевропейское влияние. Но не стоит, употребляя слово «рыцарь» по отношению к скандинавскому воину XII – первой половины XIII в., подразумевать те коннотации, которые применимы для западноевропейского рыцарства того времени. Должно было пройти довольно долгое время для того, чтобы окончательно сформировались экономические, политические и культурно-идеологические атрибуты этого сословия в скандинавских странах. Так, по мнению И.Г. Матюшиной, в «Саге о Тедреке Бернском»[91] слово «riddari» все еще обозначает «неиндивидуализированную группу воинов»[92], и лишь со временем данная лексема приобретает семантические характеристики присущие средневековой куртуазной литературе (например, слово «riddari» принимает значение служащего Даме рыцаря и появляется в описаниях церемоний посвящения в рыцари)[93].

Важнейшим шагом было юридическое закрепление нового самоназвания рыцарства и принятие знатью западноевропейской титулатуры. В 1308 г. король Норвегии Хакон V Магнуссон (1299-1319) официально упразднил титулы ярла и лендрманна. Соответственно вводились титулы герцога и барона, дружинников короля отныне именовали «рыцарями»[94]. Однако существование данных названий зафиксировано и в более ранней норвежской литературной традиции. В «Саге о Тедреке Бернском» говорится:

Теперь отправляется Аттила конунг со всем войском,

которое он собрал по всему королевству: герцогов,

графов, рыцарей и разное другое войско, и теперь, когда

он готов, идет он на Русь[95].

В Швеции со второй половины XIII в. светские феодалы-дружинники в дипломах называются «рыцарями» (на лат. «milites», по-шведски «riddare»)[96]. А около 1280 г. в замке Альснё король Швеции Магнус Ладулос (1275-1290) на съезде духовных и светских феодалов объявил постановление, в котором даровал налоговые привилегии знати. Третий параграф постановления говорит о том, что приближенные короля и подвластные им люди освобождаются «от всякого королевского права», а также и те, «кои служат с боевым конем, кому бы они ни служили»[97]. Поскольку все светские и церковные феодалы, таким образом, освобождались от постоянных налогов, то новое сословие получило название «фрэльсе» («fraelse» – «освобожденные»). При этом была упомянута и внутренняя дифференциация рыцарства по рангу на собственно рыцарей и свенов. Последние, видимо, составляли категорию знатных людей, не прошедших обряд посвящения в рыцари (младшие рыцари - оруженосцы). Таким образом, мы видим, что ускоренный процесс построения новой социальной общности, формализованный в правовых актах, во многом определялся «сверху» (королевской властью).

В Дании новое военно-служилое сословие конституировалось в течение XII в. и приняло самоназвание «рыцари» (херреманы) и «вэпнары» (оруженосцы знатного рода)[98].

Основные окончательно оформленные социальные характеристики, вассальные связи мы рассмотрим на основе первого общегосударственного законодательного уложения Швеции – Ландслага короля Магнуса Эрикссона (1347 г.). Наибольшую информацию нам дает «Раздел о праве короля». В его начале король подтверждает все привилегии постановления в Альснё 1280 г.[99] Ведущая роль фрэльсе в шведском государственном управлении, в частности в королевском совете (риксроде), отражена в гл. IX:

§ 1. В королевском совете должно быть 12 рыцарей и

свенов, и не более[100].

Ландслаг устанавливает минимальные экономические требования, при которых можно вступить во фрэльсовое сословие и получить соответствующие привилегии:

Всякий человек будь он рыцарь или свен, никого не исключая,

который захочет, чтобы его имение было освобождено от

налогов, должен иметь боевого коня [ценою] в сорок марок,

или дороже, но не дешевле, кроме того, боевое седло, добрый

шлем и [доспехи], полностью защищающие тело и ноги, ибо

каждый добрый человек должен быть защищен[101].

Кроме того, § 1 той же главы утверждает ежегодные областные смотры, на которых проверяется боеготовность рыцарей. Как видно из приведенного примера экономические требования к рыцарю предъявлялись довольно высокие, т.к. боевое снаряжение подобного рода стоило не дешево.

Уклонение от коронной службы каралось исключением из фрэльсе, а измена – смертью[102]. Искалеченный или состарившийся рыцарь мог сохранить привилегии, выставив на смотр вместо себя соответствующе подготовленного воина. Также по Ландслагу король гарантирует выкуп рыцарей из плена и сохранение привилегий для вдовы рыцаря и его детей[103].

Таким образом, как верно заметила А.А. Сванидзе, рыцарская служба была «элементом общественного договора короля и подданных, за нее и налоги с податных сословий король обязан соблюдать законы»[104].

Очень важным является юридическое закрепление открытости сословных рамок фрэльсе:

Может случиться так, что кто-нибудь из бондов захочет

стать фрэльсиманом; тогда он должен приготовить к этому

дню (смотру рыцарей – А.К.) коня и оружие, дабы те, кои

должны производить военные смотры от имени короля,

убедились бы в его годности и узнали бы его доброе имя,

проверили бы боевого коня и оружие, и если он годен,

[он может] приобрести фрэльсе для [своего] имени, как

сказано выше[105].

Законы других североевропейских стран также декларировали подобное положение. В норвежском «Королевском зерцале» особо подчеркивается, что «эти люди (рыцари короля – А.К.) должны выбираться из всего народа, не только из благородных и богатых родов»[106]. Это диктовалось как определенными эгалитарными традициями скандинавского общества, так и необходимостью пополнения рыцарского сословия при его малочисленности. Король возвышал «во власти и имуществе» поступающих к нему на службу людей «в результате их смелости в битвах, или хорошего поведения в свите или потому, что они во всех делах ему (королю – А.К.) верны и выказывают ему свое понимание и свою любовь»[107]. Не стоит, однако, предполагать, что подобное аноблирование бондов имело широкий размах. Помимо чисто экономических причин (снаряжение конного рыцаря стоило чрезвычайно дорого) этому мешала сложность военной рыцарской подготовки, начинавшейся с детства. Очевидно, что в рыцарской среде этому уделялось повышенное внимание, что было трудным даже в семьях состоятельных бондов.

Итак, шведские, как и датские рыцари получили существенные привилегии. В силу более слабого экономического развития страны и, как следствие, слабости рыцарства, в Норвегии это сословие было освобождено от налогов лишь частично.

Рыцарское сословие составляло основу королевского аппарата управления, что мы уже проследили на примере шведского риксрода. По хондорестнингу 1282 г. (подтвержденному в 1320 и 1326 гг.) в датском риксроде рыцарство также играло основную роль, выполняя законотворческие и судебные функции[108]. Особую роль достойных рыцарей в королевском Совете подчеркивает и анонимный автор норвежского «Королевского зерцала». Когда же значимость Совета снижается, то это ведет к смутам и «бедственному положению в управлении страной»[109].

Североевропейское рыцарство не было однородным. В Швеции, как уже упоминалось, оно делилось по принципу посвященности / непосвященности в ранг рыцаря, а так же, как сообщает Ландслаг Магнуса Эрикссона, по мере близости к королевской особе. Наряду с этим упоминаются также рядовые «меньшие люди, кои несут фрэльсовую службу сами за себя»[110]. В Норвегии «Дружинный устав» XIII века делил рыцарское сословие на высший слой (герцог-ярл, лендрманы, стольники), основной слой (дружинники, охранявшие короля) и низший («гости», пажи)[111]. Эта дифференциация основывалась, прежде всего, на служебной иерархии королевского двора, что подробно освещается в «Королевском зерцале»: отвечая на вопрос Сына о службах при дворе, Отец в первую очередь говорит о «слугах». Так называют всех свободных мужчин, которые прибывают ко двору в стремлении поступить на королевскую службу[112]. Далее они распределяются по рангам в соответствии со способностью выполнять те или иные функции (от арендаторов коронных земель до дружинников). Подробно в источнике разъясняются обязанности «гостей»: они, по сути, выполняют полицейские функции:

В задачи службы этих людей входит обязанность искать и устанавливать

во всем королевстве, имеются ли в нем какие-нибудь враги. И если они

находятся, гости должны их обезвредить, если это в их силах[113].

В тексте упоминаются и особые привилегии «гостей»: с убитых преступников они получают их имущество, кроме денег, которые идут королю; также за убийство «гостя» установлен повышенный штраф в 41 марку[114]. Однако «гости» не входили в свиту короля и могли находиться на королевском пиру лишь на Рождество и Пасху. Такую привилегию имели люди свиты (стольники, дружинники), которые, очевидно, несли непосредственную функцию охраны монарха, занимали государственные должности, составляя высший слой дружины. В «Королевском зерцале» упоминаются и другие службы рыцарей двора в качестве чиновников и их охраны, особых посланников короля; «некоторые назначаются командовать военными кораблями короля, некоторые посылаются в качестве послов к зарубежным королям или князьям, другие путешествуют как торговцы с добром короля и его кораблями из страны в страну»[115].

Вассальные связи североевропейского рыцарства носили горизонтальный характер, не обращенный в иерархию. Большинство рыцарей приносили присягу прямо королю[116], типологически сходную с «абсолютным», «тесным» оммажем (homage lige)[117]. Они выполняли обычную для вассала военную службу, что закреплялось, как мы отмечали, в общегосударственных законодательных уложениях. Очень важной была и служба советом. При решении важнейших для государства вопросов король почти всегда пользовался советом вассалов, будучи в отношении аристократии лишь «первым среди равных» (primus inter pares). Многочисленные примеры этого содержит «Хроника Эрика». Так, ее автор приводит слова супруги ярла Биргера, обращенные к мужу по поводу весьма важного вопроса о свадьбе их сына короля Вальдемара:

Вы у людей спросите совета –

пасторов, рыцарей в латы одетых.

Слушайте, что будут вам говорить,

Как они скажут, тому так и быть[118].

Кроме короля содержать вассалов-рыцарей могли позволить себе немногие крупнейшие духовные и светские феодалы (прежде всего, принцы крови – герцоги). Провинциальные уложения в Швеции устанавливали возможную численность вооруженных свит (рыцарей и вооруженных слуг) епископов и магнатов. Епископ в соответствии с ними мог иметь свиту в 60 человек (как и ярл). Соотношение же свит прелата и магната, по подсчетам С.К. Пекарчика, было 9:6[119].

Далее следует остановиться на проблеме экономической базы североевропейского рыцарства. Прежде всего, следует отметить, что в Скандинавии не сложилась система наследственной ленной собственности. В условиях слабого развития господствующего класса, своеобразного природного ландшафта, особой традиционности скандинавского общества, хуторной в большей части организации сельского населения сложение крупных вотчинных хозяйств было невозможно. Кроме того, в Скандинавии так и не сложилась та система зависимости крестьянства, которая была характерна для континентальной Европы.

В Норвегии экономической базой рыцарства служили, прежде всего, королевские пожалования должностей вейцламанна и сюсельманна (о сюсельманнах см. выше) в качестве условного владения за военную службу[120]. Вейцла в эпоху викингов представляла собой повинность бондов по встрече и устройству пира для конунга и его дружины. Со временем она коммутировалась в соответствующий вид налога, сбор которого предоставлялся вейцламанну с правом частичного удержания. Конечно, большинство рыцарей помимо этого имели собственные наследственные дворы (по одальному праву), в которых использовался труд лейлендингов (арендаторов) и других зависимых лиц. Естественно, в подержании благосостояния большую роль играли королевские раздачи, военная добыча, торговые связи (внутренняя и внешняя торговля была одним из важных видов деятельности норвежского рыцарства[121]). Особенно привлекательной в экономическом плане была придворная служба, где рыцари и желающие приобрести рыцарское звание люди могли получать жалование (как правило, в виде вейцлы)[122].

В Швеции рыцарство отличалось большей самостоятельностью и имело больше привилегий. В основном именно его представители выбирались лагманами на ландстингах. Рыцари, как правило, владели резиденциями-дворами (около 20,7 % всех шведских земель принадлежало светским фрэльсиманнам[123]). С этих имений знать получала доходы от арендной платы и повинностей ландбу (арендаторов), труда рабов-трэлей (существовавших еще в начале XIV в.) и наемных работников[124]. Крупные феодалы имели широкие связи, как с внутренним, так и с внешним рынком; таким образом, они сбывали натуральные продукты, полученные в виде ренты в своих поместьях, которые отличались большой разбросанностью в пределах страны. Многие рыцари получали жалование непосредственно от короля[125]. О хозяйстве низшего слоя фрэльсиманов известно мало: видимо, в их усадьбах трудились члены семьи и личная челядь. Они также имели связи с торгово-ремесленными слоями городов[126]. При неудачных обстоятельствах и разорении хозяйства рыцарь мог перейти в разряд бондов. Все же фрэльсе было привилегированным субъектом торговли, т.к. не несло тягла (конкуренция с их стороны вызывала сильное недовольство городов). Знать (стурманы) имела свои представительства в крупных городах, через которые осуществляла торговые операции и вступала в сделки со шведскими и иностранными купцами[127].

В Дании сложилась похожая ситуация. Часть датского рыцарства, видимо непосредственно состоявшая при дворе, стала получать фиксированное жалование от королевской администрации. Хотя, при этом сохранялось требование владеть некоторой недвижимостью (так называемый «плуг земли» – ок. трех полнонадельных крестьянских дворов стоимостью в три марки золотом)[128].

Как уже отмечалось, морская торговля приносила значительные доходы скандинавскому рыцарству. Но крупные самостоятельные операции были в состоянии осуществлять только представители богатейших фамилий. Кроме того, торговые корабли стоили очень дорого (особенно немецкого образца - куги, карвы, клиппы, шиффы с грузоподъемностью 150-200 т.)[129]. Однако грань между морской торговлей и пиратством была зыбкой еще со времени эпохи викингов, и некоторые скандинавские дворяне активно практиковали этот вид деятельности. Особенно угрожающая ситуация сложилась в Дании после убийства короля Эрика Глиппинга в 1286 г., когда началась смута, в результате которой значительная часть рыцарства разорилась и стала добывать средства пиратством[130]. В конце XIV в. на Балтике знаменитых витальеров, среди которых было много выходцев из шведских рыцарских семей, возглавлял аристократ Свейн Стуре[131].

Далее следует остановиться на бывшем некоторое время спорным в историографии вопросе о замковых ленах, которые составляли существенную доходную статью для рыцарства (на примере Швеции). По-видимому, в правление Магнуса Биргерссона (1275-1290) возникла ленная система, когда король раздавал в управление на некоторое время округа и ланды отдельным представителям фрэльсе[132]. По определению А.А. Сванидзе, замковый лен представлял собой «специфический синтез административной и бенефициальной систем с длительным сохранением именно служебных функций»[133]. Лены не передавались по наследству. В них сохранялась верховная власть короля, а управляющий (фогт) выполнял на территории фискальные и военно-административные функции, командовал гарнизоном замка, который был центром лена[134]. Хотя, как указывает Б. Фриц, выгоднее для короны были лены без замков, т.к. не требовалось расходов на содержание инфраструктуры[135]. Поэтому, видимо, замки строились лишь в наиболее стратегически важных местах. Таким образом, замковый лен предоставлял рыцарству существенные административные и экономические возможности (фогт имел право на отчуждение в свою пользу части собранных им налогов и судебных штрафов, а также право на постой в усадьбах бондов). Однако мнение С.К. Пекарчика об основной роли знати в возведении замков в Швеции не представляется убедительным[136]. Королевская власть в большей мере обладала подобными финансовыми возможностями. Вплоть до «эпохи уний» короли строго следили за тем, чтобы феодалы не усиливали существенно своих позиций.

Дата добавления: 2015-09-03