Глава семьдесят седьмая

Мы сели в небольшой, по старине меблированной гостиной, выходящей наулицу теми окнами, из которых на двух стояли чубуки, а на третьем красныйпетух в генеральской каске и козел в черной шляпе, а против них на стенепортрет царя Алексея Михайловича с развернутым указом, что "учали на Москвуприходить такие-сякие дети немцы и их, таких-сяких детей, немцев, навоеводства бы не сажать, а писать по черной сотне". В углу сиял от лампады большой образ пророка Илии с надписью: "ревнуяпоревновах о боге вседержителе". Генерал свистнул и приказал вошедшейженщине подать нам чаю и, как предсказывал мой приятель, немедленно же началпоругивать все петербургское начальство, а затем и местные власти. Бранилсяон довольно зло и минутами очень едко и обращался к помянутому указу царяАлексея, но про все это в подробностях вам нечего рассказывать. Особенно злоот него доставалось высокопоставленным лицам в Петербурге; к местным же онотносился с несколько презрительною иронией. - Здесь верховодят и рядят, - говорил он, - козел да петух: вот я иизображение их из почтения к ним на окно выставил, - добавил он, указываячубуком на чучел. - Здесь все знают, что это представляет. То вот этот петух- предводитель-многоженец - орет да шпорой брыкает; то этот козленок -губернатор - блеет да бороденкой помахивает, - все ничего: идет. Знаете, какпокойный Панин Великой Екатерине отвечал на вопрос: чем сей крайуправляется? "Управляется, - говорил он, - матушка-императрица, милостиюбожиею да глупостию народной". - Генерал весело и громко засмеялся и потомвдруг неожиданно меня спросил: - Вы Николая Тургенева новую книжку читали? Я отвечал утвердительно. Генерал, помолчав, высморкался и сначала тихоулыбнулся, а потом совсем захохотал. - "Стяните вы ее, Россию-то, а то ведь она у вас р-а-с-с-ы-п-е-т-с-я!"- привел он из тургеневской брошюры и снова захохотал. - Вы, впрочем, самиздесь, кажется, насчет стягиванья... липким пластырем, что ли, ее,Федорушку, спеленать хотите?. - обратился он ко мне, отирая выступившие отсмеха слезы. - Скажите бога ради, что такое вы задумали нам приснастить. Ярассказал. - Пустое дело, - отвечал, махнув рукой, генерал. - Вы, может быть, нелюбите прямого слова; в таком случае извините меня, что я вам так говорю, нотолько, по-моему, все это больше ничего как от безделья рукоделье. Нет, выопишите-ка нас всех хорошенько, если умеете, - вот это дело будет! Я знаю,что будь здесь покойный Гоголь или Нестор Васильич Кукольник, они бы отсюдапо сту томов написали. Сюда прежде всего надо хорошего писателя, чтоб о-нвсе это описал, а потом хорошего боевого генерала, чтоб о" всех отсюда вонвыгнал. Вон что здесь нужно, а не больницы, о которых вас никто не просит.Чего вы их насильно-то навязываете? Молчат и еще, как Шевченко писал, "натридцати языках молчат", а молчат, значит "благоденствуют". Генерал опять засмеялся и потом неожиданно спросил: - Вы Шевченку покойного не знали? Я отвечал, что не знал. - А ко мне его один полицеймейстер привозил. Расхвалил, каналья, чтобудто "стихи, говорит, отличные на начальство знает". Ну, мол, пожалуй,привезите: и точно недурно, даже, можно сказать, очень недурно: "Сон","Кавказ" и "К памятнику", но больше всего поляков терпеть не мог. Ух,батюшка мой, как он их, бездельников, ненавидел! То есть это просто чертзнает что такое! "Гайдамаки" читает и кричит: "будем, будем резать тату!" Яуж и окна велел позатворять... против поляков это, знаете, не безопасно, - ипосле целую неделю лопатой голос из комнаты выгребали - столько он накричал. - Но вы же ведь, ваше превосходительство, - спрашиваю, - кажется, исами очень изволите не любить поляков? - Поляков? нет, я враждебного против них не имею ничего... а любить ихтоже не за что. Аристократишки, трусы, дрянь, хвастуны, интриганы ирухавка... ух, какая рухавка! Ух, ух, ух, какая рухавка! Такие бездельники,что с ними драться-то даже не с кем. Как в шакалку не надо стрелять, потомучто ружье опоганишь, так и в поляка; на него хорошего солдата посылатьжалко. В последнее повстанье я шел усмирять их, думал, что авось те канальи,которые в наших корпусах и в академиях учились, хоть те, хоть для гонора,для шика не ударят лицом в грязь и попрактикуют наших молодых солдатиков, -как-нибудь соберутся нас поколотить. Ничего не бывало: веровали, рухавкаэтакая канальская, что Наполеон на них смотрит, а смотреть-то и не на что.Подлейшая для нас война была! Если бы не кое-какие свои старые хитрости -просто бы несчастье: могли бы деморализоваться войска. У меня в два месяцаодин офицер влюбился в польку и убежал, один в карты проигрался изастрелился, да два солдатика с ума сошли. Сноситесь об этом по начальству,пишите в Петербург: много там поймут боевое дело "военные чиновники" и"моменты"!.. Я - вечное благодарение творцу и создателю (генерал набожноперекрестился), - я вышел из затруднений без петербургских наставлений. Я говорю: - Я слушаю, ваше превосходительство, с крайним любопытством. Генерал стал продолжать.

Дата добавления: 2015-08-21