Глава шестьдесят шестая

Уж я ходил-ходил, ходил-ходил по этой зале, нет ни ответа, ни привета,и казачок совсем как сквозь землю провалился. Наконец растворяется дверь, и казачок тихо подходит на цыпочках ишепчет: - Барин, - говорит, - изволят спрашивать: вы по делу или без дела? Черт знает, думаю, что на это отвечать! Скажу, однако, если он бьет натакую официальность, что приехал по делу. Малец пошел и опять выходит и говорит: - По делу пожалуйте в присутствие. - Ну, мол, - так поди скажи, что я без дела. Пошел, но и опятьявляется. - Как, - говорит, - ваша фамилия? - Ватажков, - говорю, - Ватажков, я же тебе сказал, что Ватажков. Юркнул малец и возвращается с ответом, что барин-де сказал, что ониникакого Сапожкова не знают. То есть просто из терпения вывели!.. Рассвирепел я, завязал мальчишке дурака и ухожу, как вдруг, слышу,добродушным голосом кричат: - Ах ты, заморская птица! Орест Маркович! воротись, брат, воротись! Яведь думал, что черт знает кто, что с докладом входишь! Гляжу, в окнекрасуется Василий Иванович Фортунатов - толст, сед, сопит и весь лоснится. Возвращаюсь я, и облобызались. Обыкновенные вопросы: что ты, как ты, откуда, давно ли, надолго ли?Ответив на этот допрос впопад и невпопад, начинаю сам любопытствовать. - Как ты? - говорю. - Я ведь тебя оставил социалистом, республиканцем испичкой, а теперь ты целая бочка. - Ожирел, брат, - отвечает, - ожирел и одышка замучила. - А убеждения, мол, каковы? - Какие же убеждения: вон старшему сыну шестнадцатый год - уж засестриными горничными волочится, а второму четырнадцать; все своим хребтомвоздоил и, видишь, домишко себе сколотил, - теперь проприетер. - Отчего же это ты по новым учреждениям-то не служишь, ни по судебнойчасти и не ищешь места по земству? - Зачем? пусть молодые послужат, а я вот еще годок - да в монастырьхочу. - Ты в монастырь? Разве ты овдовел? - Нет, жена, слава богу, здорова: да так, брат... грехи юности-то поракак-нибудь насмарку пускать. - Да ведь ты еще и не стар. - Стар не стар, а около пяти десятков вертится, а главное, все надоело.Модные эти учреждения, модные люди... ну их совсем к богу! - А что такое? Обижают тебя, что ли? - Нет, не то что обижают... Обижать-то где им обижать. Уж тоже хватил"обижать"! Кто-о? Сами к ставцу лицом сесть не умеют, да им меня обижать?Тьфу... мы их и сами еще забидим. Нет, брат, не обижают, а так... -Фортунатов вздохнул и добавил: - Довольно грешить. Показалось мне, что старый приятель мой не только со мною хитрит илицемерит, но даже и не задает себе труда врать поскладнее, и потому, чтобыположить этому конец, я прямо перешел к моей записке, которую я долженсоставить, и говорю, что прошу у него совета. - Нет, душа моя, - отвечаетон, - это по части новых людей, - к ним обращайся, а я к таким делам некасаюсь. - Да я к новым-то уж обращался. - Ну и что же: много умного наслушался? Я рассказал. Фортунатоврасхохотался. - Ах вы, прохвосты этакие, а еще как свиньи небо скопать хотят! Мы вонвчера одного из них в сумасшедший дом посадили, и всех бы их туда впору. - А кого это, - спрашиваю, - вы посадили в сумасшедший дом? - Становишку одного, Васильева. - Боже мой! Ведь я его знаю! Философ. - Ну вот, он и есть. Философию знает и богословию, всего Макариявыштудировал и на службе состоит, а не знал, что мы на богословов-то ненадеемся, а сами отцовское восточное православие оберегаем и у насгосподствующей веры нельзя переменять. Под суд ведь угодил бы, поросенокцуцкой, и если бы "новым людям", не верующим в бога, его отдать - засудилибы по законам; а ведь все же он человечишко! Я по старине направил все этона пункт помешательства. - Ну? - Ну, освидетельствовали его вчера и, убедивши его, что он не богослов,а бог ослов, посадили на время в сумасшедший дом.

Дата добавления: 2015-08-21