Глава сорок седьмая

Ходил в театр: давали пьесу, в которой показано народное недоверие ктому, что новая правда воцаряется. Одно действующее лицо говорит, что пока влежащих над Невою каменных "свинтусах" (сфинксах) живое сердце невстрепенется, до тех пор все будет только для одного вида. Автора жесточайшеизругали за эту пьесу. Спрашивал сведущих людей:за что же он изруган? За то,чтобы правды не говорил, отвечают... Какая дивная литература с ложью видеале! Познакомился, наконец, случайно в клубе художников с одним поэтом и,возмущенный тем, что слышал, поговорил с ним о правде и честности. Поэт тогоже мнения, что правда не годится, и даже разъяснял мне, почему правды влитературе говорить не следует; это будто бы потому, что "правда есть мечобоюдоострый" и ею подчас может пользоваться и правительство; честность,говорит, можно признавать- только одну "абсолютную", которую может иметь ивор и фальшивый монетчик. Дальше я не хотел и речи вести об этом: взаправду"за человека страшно"! Опрашиваю только уж о самых практических вещах: вот,- говорю, к удивлению моему, я вижу у вас под одним изданием подписываетсяредактор Калатузов... скажите мне, пожалуйста... меня это оченьинтересует... я знал одного Калатузова в гимназии. - Этот, здешний, очень он плох, - перебивает меня поэт. - Редактор-то? - Да, ах, как безнадежно плох! как котелка. - Скажите, бога ради, и тот, - говорю, - был не боек. - Ну, все-таки это, верно, не тот. Этот, например, как забрал себе вголову, что в Англии была королева Елисавета, а нынче королева Виктория, таки твердит, что "в Англии женщинам лучше, потому что там королевы царствуют".Сотрудники хотели его в этом разуверить, - не дается: "вы, говорит, меняподводите на смех". А "абсолютная" честность есть. - Как же, - говорю, - его редактором-то сделали? - А что же такое? Для утверждения в редакторстве у нас ведь пока еще вгубернском правлении не свидетельствуют. Да и что такое редактор? Редакторыесть всякие. Берем, батюшка, в этом примеры с наших заатлантических братии.А впрочем, и прекрасно: весь вопрос в абсолютной честности: она литературуубивает, но зато злобу-с, злобу и затмение в умах растит и множит. - Есть же, однако, полагаю, между ними люди, для которых дорога не однаабсолютная честность? - Как же-с, непременно есть, и вот недалеко ходить. Вон видите, за темстолом сидит пентюх-то, - это известный православист, он меня на днях как-тотут встречает и говорит: "Что ж вы, батюшка, нам-то ничего не даете?" "Удивляюсь, - отвечаю, - что вы меня об этом и спрашиваете". "А что такое?", "Да ведь вы меня, - говорю, - в своем издании ругаете". Удивляется:"Когда?" - "Да постоянно, мол". - "Ну, извините, пожалуйста". - "Да вы чтож, этого не читали, что ли?" - "Ну вот, стану, - говорит, - я этим навозомзаниматься... Я все с бумагами... сильно было порасстроился и теперь всебиржей поглощен... Бог с ними!" - Это вы изволите говорить: "Бог с ними?" - Нет, это не я, а он: я бога не беспокою. Я хотел открыть издание всреднем духе, но никакого содействия нет. - Отчего же? - Да я по глупости шесть тысяч попросил, и отказали, говорят: денегнет... После узнал, что теперь, чтобы получить что-нибудь, надо миллионпросить: тогда дадут. Думаю опять скоро просить. - Миллион? - Нет; миллион восемьсот пятьдесят семь тысяч; так смета выходит. - На журнал или газету? - Нет, на особое предприятие. - Поэт встал, зевнул и, протягивая мнеруку, добавил: - На одно предприятие, обещающее впереди миллиард в тумане. - И что ж, - спрашиваю, удерживая его за руку, - имеете надежду, чтодадут вам эти деньги? - Да, непременно, - говорит, - дадут; у нас все это хорошо обставлено,в национальном русском духе: чухонский граф из Финляндии, два остзейскиебарона и три жида во главе предприятия, да полторы дюжины полячишек длясплетен. Непременно дадут. Я заплатил за столом деньги за себя и за поэта - и ушел. Это, кстати,был последний день моего пребывания в Петербурге.

Дата добавления: 2015-08-21