Глава тридцать девятая

Отчаяние придало мне неожиданную смелость: я бросился вслед загенералом, схватил его решительно за руку и зычно воскликнул: - Ваше превосходительство! воля ваша, а я не могу... Извольте же мне покрайней мере сказать, что же я такое сделал? За что же я должен идти ввоенную службу? - Вы ничего не сделали, - тихо и безгневно отвечал мне генерал. - Но недумайте, что нам что-нибудь неизвестно: нам все известно, мы на топоставлены, и мы знаем, что вы ничего не сделали. - Так за что же-с, за что, - говорю, - меня в военную службу? - А разве военная служба - это наказание? Военная служба этопрезерватив. - Но помилуйте, - говорю, - ваше превосходительство; вы толькоизвольте на меня взглянуть: ведь я совсем к военной службе неспособен, и ясебя к ней никогда не предназначал, притом же... я дворянин, и по вольностидворянства, дарованной Петром Третьим и подтвержденной Великой Екатериной... - Тс! тс! не сметь! молчать! тс! ни слова больше! - замахал на меняобеими руками генерал, как бы стараясь вогнать в меня назад вылетевшие измоих уст слова. - Я вам дам здесь рассуждать о вашей Великой Екатерине! Тсс!Что такое ваша Великая Екатерина? Мы лучше вас знаем, что такое ВеликаяЕкатерина!, черная женщина!., не сметь, не сметь про нее говорить!.. И генерал снова повернул к двери. Отчаяние мною овладело страшное. - Но, бога ради! - закричал я, снова догнав и схватив генераладерзостно за руку. - Я вам повинуюсь, повинуюсь, потому что не могу неповиноваться... - Не можете, да, не можете и не должны! - проговорил мягче прежнегогенерал. По тону его голоса и по его глазам мне показалось, что он небезучастлив к моему положению. Я этим воспользовался. - Умоляю же, - говорю, - ваше превосходительство, только об одном: неоставьте для меня вечной тайной, в чем моя вина, за которую я иду в военнуюслужбу? Генерал, не сердясь, сложил наполеоновски свои руки на груди и,отступив от меня шаг назад, проговорил: - Вас прозвали Филимон! - Знаю, - говорю, - это несчастье; это Трубицын. - Филимон! - повторил, растягивая, генерал. - И, как вы сами мне здесьблагородно сознались, это больше или меньше соответствует вашим свойствам? - Внешним, ваше превосходительство, внешним, наружным, - торопливолепетал я, чувствуя, что как будто в имени "Филимон" действительно естьчто-то преступное. - Прекрасно-с! - и с этим генерал неожиданно прискакнул ко мнепетушком, взял меня руками за плечи, подвинул свое лицо к моему лицу, нос кносу и, глядя мне инквизиторски в глаза, заговорил: - А позвольте спроситьвас, когда празднуется день святого Филимона? Я вспомнил свой утренний разговор с Постельниковым о моемтезоименитстве и отвечал: - Я сегодня случайно узнал, что этот день празднуется четырнадцатогодекабря. - Четырнадцатого декабря! - произнес вслед за мною в некоем ужасегенерал и, быстро отхватив с моих плеч свои руки, поднял их с трепетом вверхнад своею головой и, возведя глаза к небу, еще раз прошептал придыханием:"Четырнадцатого декабря!" и, качая в ужасе головою, исчез за дверью, оставивменя вдвоем с его адъютантом.

Дата добавления: 2015-08-21