Искушение

От автора: слишком часто поднимается вопрос по поводу ООС Гермионы. Изначально предполагалось, что именно так и будет (см. предупреждение), но я хочу пояснить - ООС в данном случае объяснимо и обосновано. Человек, потеряв свои собственные воспоминания, из которых строится целостность его личности, теряет в некотором смысле и самого себя. СПОЙЛЕР: Предлагаю набраться терпения и посмотреть, что будет с Гермионой после двадцатой главы, когда воспоминаня снова вернутся.
И вообще, поставьте себя на её место: разве вы сумели бы устоять против жестокого и безжалостного обаяния Люциуса Малфоя? =)
А так, автор, как всегда, выражает глубокое уважение и благодарность своим читателям. Всегда приятно знать, что плоды твоих трудов не напрасны, и есть люди, которым нравится то, что ты делаешь, как-то так.
Разумеется, я держу своё обещание и делюсь с вами новой весьма позитивной главой. Спасибо за отзывы и внимание! Хороших выходных. С любовью, Софи

***

Нога заживала быстро, но болезненно. Первую ночь Гермиона никак не могла удобно устроить конечность, чтобы испытывать меньший дискомфорт. Девушка металась по кровати, пытаясь отыскать удобный уголок, но уснула лишь, когда сознание окончательно ошалело от усталости. Несмотря на указания целителя как можно меньше тревожить ногу и по возможности провести несколько дней в кровати, Гермиона поднялась уже следующим утром, чтобы убедиться, что разговор с мужем накануне не причудился ей. Она так боялась обнаружить, что он снова замкнулся в себе и не разговаривает с ней, что вся тряслась, входя в столовую на завтрак, и едва не упала, зацепившись за невысокий порог. Люциус метнул на неё разъярённый взгляд.
– Какова вероятность, что вы немедленно вернётесь к себе?
– Нулевая, – весело сказала Гермиона, подбираясь к своему месту за столом. Люциус неожиданно поднялся, отодвигая ей стул и помогая устроиться. Она едва не разрыдалась от счастья.
– Вас следует хорошенько отлупить за непослушание.
– Не сомневаюсь, что именно этого вам и хочется, – серьёзно ответила она, намазывая масло на хлеб.
– Какая жалость, что ваша чрезмерное любопытство привело к очередному несчастному случаю. Придётся отменить приём…
– У нас будет приём? – от удивления она выронила бутерброд.
– Сомневаюсь, что разумно давать бал, учитывая вашу травму.
– О, Люц… мистер Малфой, пожалуйста, не отменяйте! – взмолилась она, вопреки собственному обещанию никогда ничего у него не просить. – Пожалуйста! Я клянусь, я немедленно вернусь в спальню и проведу в кровати все дни до приёма, чтобы зажила нога, только, пожалуйста, не отменяйте его!
Он удивлённо сверлил её раскрасневшееся лицо пронзительным взглядом. Приём, который он собирался устроить, – вынужденный, к тому же, для малого круга гостей. До Британии дошла новость, что Драко Малфой и Астория Гринграсс обвенчались в Чили, и родители его невестки собиралась отпраздновать событие, а Люциусу следовало обсудить некоторые вопросы с мистером Гринграссом. Во избежание каких-либо конфликтов, он пригласил своих друзей из закрытого мужского клуба волшебников (членство в клубе передавалось по наследству от отца к сыну) с жёнами и старшими детьми. Разумеется, он не собирался отменять приём, просто поддразнивал девушку, но подобной реакции никак не ожидал.
– Мне нравится, когда вы так просите, – признался он.
– На колени вставать не буду.
– Что же, приём отменять не стану, но если вы не выполните своё обещание, то вместо бала будете сидеть в своей комнате и размышлять над выражением “держать слово”.
Он едва скрыл ответную улыбку при виде её счастливого лица. Гермиона сегодня казалась на редкость привлекательной и невинной в платье нежного бежевого цвета. Но тут он вспомнил её вчерашний образ, который всю ночь не давал покоя – мятежная девчонка в коротеньких шортиках бесстыдно демонстрировала свои прелестные длинные ноги, заставив вспоминать, как приятна наощупь её гладкая кожа, как упруго молодое невинное тело. Вспышка желания была столь непреодолимой, что он едва не бросился к ней в спальню, чтобы взять своё. С тех пор, как они провели брачную ночь, он не мог перестать думать о ней. Было ужасно сложно игнорировать присутствие Гермионы в доме, особенно в те моменты, когда она расставляла ему словесные ловушки. Люциусу казалось, что как только он ответит ей, то не удержится и возьмёт её прямо здесь, на обеденном столе. Ему пришлось признаться самому себе, что он хочет свою молодую жену так сильно, что, пытаясь отвлечься с Паркинсон, истязал её так, что она начала его побаиваться. И всё же Люциус упрямо сторонился Гермионы. Стоит лишь раз дать слабину, и он не сможет себя сдерживать, а ему важно, чтобы между ними была эта непробиваемая стена отчуждения. Однажды он провёл три ночи подряд с несовершеннолетней школьницей, которая отдалась ему за огромную сумму денег. У неё тоже были длинные каштановые волосы и большие карие глаза, но желаемого удовлетворения Люциус так и не получил. Гермиона не была шлюхой. Она не вела себя развратно, и каждый раз, когда он держал её в объятиях, она показывала себя удивительно чистой и невинной, но отвечала на поцелуи с такой первобытной страстью, что это неизменно удивляло их обоих. Люциус безумно хотел её и ничего не мог с собой поделать. Но снова насиловать жену неразумно, а добровольно она ему не отдастся, так что они оба пока в относительной безопасности. Люциусу казалось, что в тот момент, когда он не выдержит и придёт к ней в кровать, то потеряет последнее, что делает его волевым и сильным чистокровным волшебником, чьи жизненные принципы превыше плотской страсти.
Позже этим же днём он решил заглянуть к ней в спальню и проверить, держит ли Гермиона своё слово. И, заодно, помочь ей спустится к обеду. Теперь, когда они снова разговаривают, ему казалось, будто с плеч свалилась гора. Досадуя на это неуместное облегчение, он стукнул кулаком по дверце гардеробной, когда переодевался после утренней прогулки в город. Почему эта кареглазая ведьма постоянно заставляет его думать о ней? Вчера, когда домовик примчался в его кабинет со словами, что хозяйка упала с дерева и тяжело поранилась, он едва с ума не сошёл, представляя, как отскребает её с земли. Облегчение от того, что она жива и почти невредима перешло в животную ярость. Если бы Гермиона в тот момент оказалась под рукой, а не в нескольких футах над землёй, то он бы не постеснялся и отлупил негодницу. С каких пор он превратился в спасителя грязнокровок? Что в ней такого особенного, что не даёт покоя ни телу, ни разуму? И чем больше он думал о ней, тем сильнее ненавидел, тем отчаяннее ему хотелось никогда не видеть её лица, не слышать манящего голоса, не чувствовать лёгкого цветочного запаха, который всюду тащился за ней. Весь дом, казалось, пропах Гермионой и её цветами, и от этого становилось трудно дышать. Но тело неизменно отзывалось томительным желанием на её присутствие, что бесило безмерно! И всё равно, он не сдастся, ведьма не победит в этом поединке, не бывать этому!
– Оникс, пожалуйста, проследи, чтобы гномы не перегрызли корешки, иначе цветы непременно погибнут. И при такой жаре их нужно поливать два раза в день. Мне жаль взваливать на тебя эти обязанности, но раз уж я здесь сижу без дела, то тебе не придётся заниматься мной. Просто пригляди за моими “детками”, хорошо?
– Конечно, госпожа Гермиона, Оникс всё сделает! Он не будет спать ночью, чтобы гномы не уничтожили ваши цветы!
– Нет, нет, – поспешно вставила она, – пожалуйста, ночью отдыхай. Гномы по ночам спят, так что в это время цветы в безопасности.
Люциус остановился перед дверью, слушая её разговор с домовиком. Его раздражало и одновременно забавляло, что девчонка разговаривает с рабами в таком дружелюбном тоне. Мужчина вошёл в комнату, и при виде хозяина, Эльф низко поклонился, в ужасе закатывая глаза. Люциус прошлым вечером жестоко наказал его за то, что тот не уследил за госпожой и допустил несчастный случай. Если бы он сказал Гермионе, что домовик пострадал по её вине, то она не решилась бы больше и нос высунуть из этой комнаты, чтобы уберечь драгоценного эльфа от тяжёлой руки хозяина. Он даже представил, как от ужаса расширяются её глаза, с каким надменным презрением она смотрит на него, и решил, что девчонке лучше пребывать в неведении.
– Прочь, – велел он домовику.
Гермиона дёрнулась, заметив присутствие супруга в спальне. Она как раз сидела на кровати с задранной юбкой и смазывала травмированную ногу лечебной мазью. Ей было неудобно дотягиваться до лодыжки, но девчонка даже и не подумала велеть эльфу сделать это за неё.
Девушка чуть приоткрыла рот, не сводя с него взгляд. Люциус отошёл к окну, выглядывая во двор. Она разбила огромную клумбу прямо у дома, даже не спросив его разрешения. Впрочем, ему было глубоко наплевать, чем она там занималась, пока не вторгается в его личное пространство.
– Я удивлён, застав вас в постели.
– Я дала обещание, – тихо ответила она, торопливо опуская юбку. – К тому же, мне прекрасно известно значение фразы “держать слово”.
Ему очень хотелось отобрать у неё мазь и дотронуться до стройной маленькой ножки. Воспоминания о том, как она массировала ему ноги, как соблазняла той ночью, тут же заставили его возжелать девочку-женщину, которая сейчас тряслась от страха при виде его фигуры в комнате. Конечно, она тоже помнила. И боялась.
“И правильно! Пусть знает своё место!”
Но ему почему-то стало горько, что мысль о близости с ним вызывает в ней подобные чувства, в то время, как его воображение рисовало красочные картины их обнажённых тел.
– Вы закончили? – спросил он, когда она уже опустила юбку до кончиков пальцев на ногах.
– Д-да, а что?
– Собираюсь проводить вас в столовую.
– А это не будет считаться за нарушение обещания? – сощурилась она.
– Нет, пока я рядом, – он подал ей руку, но Гермиона отшатнулась, вжавшись в подушку. – Не будьте дурой, я помогу вам спуститься вниз.
– И всё?
– Вы хотите чего-то ещё? – вкрадчиво спросил он.
Гермиона заметила, как потемнели его глаза, и отрицательно помотала головой. Люциус всё ещё протягивал ей руку, и ей пришлось положить на неё ладошку, доверившись ему в очередной раз. Вчера, когда он доставил её в дом, Гермионе было слишком больно, чтобы почувствовать что-то ещё, но теперь она физически ощущала близость его тела. И хотя страх сковывал всё существо, сердце тревожно затрепыхалось в груди, словно пойманная маленькая птичка. Они стояли так близко друг к другу, что она почти касалась грудью его чёрной рубашки. Почему-то отчаянно захотелось обнять его за шею, уткнуться носом в грудь, чтобы его рука ласково гладила её мягкие растрёпанные волосы, но это невозможно. Только не с эти человеком. Гермиона закусила губу. Когда-то у него была девушка, которую он безумно любил, которая стала бы для него центром мира – наверняка, первая брачная ночь была бы с ней совершенно иной. Он не чурался бы её, наслаждался присутствием, ловил бы каждое слово. Но Гермиона Малфой не была той далёкой и неизвестной Камелией Розье, а Люциус больше не молодой беспечный юноша. Как жаль, что она не родилась на двадцать лет раньше! Тогда, быть может, у них был бы шанс.
– Собираетесь идти босиком?
– Туфли в шкафу, – сказала она, всё ещё изображая из себя цаплю, стоя на одной ноге. Лодыжка снова разнылась, и Гермионе не хотелось лишний раз тревожить её.
– Хотите, чтобы я вам их подал? – ошеломлённо спросил Люциус.
– Вы сами вызвались помогать, – пожала плечами Гермиона и, усмехнувшись, направилась к гардеробу.
– Сядьте, – велел он, заметив, как сильно она припадает на правую ногу.
– Но…
– Я изменил своё решение. Вы будете обедать здесь. К тому же, едва ли обувь сейчас налезет на вашу распухшую ступню.
– Но…
– Мисс Грейнджер!
– Кажется, вы забыли, что теперь я миссис Малфой.
Он так странно, по-особенному, посмотрел на неё, и девушка опустила глаза в пол.
– Вот именно, вы теперь миссис Малфой, – загадочно проговорил он. – И должны слушаться своего мужа.
Сердце в груди сильно стукнуло, посылая по телу томительную слабость – он впервые произнёс вслух это признание, что действительно является её супругом, и было в этом что-то интимное.
– Но я не хочу обедать в одиночестве… – пробормотала она, всё ещё не решаясь смотреть ему в глаза.
– И к какому решению мы с вами придём?
– А у вас нет порт-ключа, который бы опустил нас в столовую?
Люциус покачал головой. Уголки его губ чуть заметно дрогнули. Он не хотел признаваться ей, но тоже не собирался обедать в одиночестве.
– Что же, миссис Малфой, почему бы нам не воспользоваться вашим любимым способом?
– Каким? – удивлённо спросила она, заметив, как хитровато блеснули его глаза. Это так поразило Гермиону, что она не успела даже испугаться, когда он поднял её на руки и вынес из комнаты.
– Признайтесь, вам это нравится, – обвинила она его, когда они уже спускались по лестнице.
– Таскать вас по дому, словно калеку? – его лицо тут же приобрело суровый недовольный вид, будто бы не он пять минут назад едва ли не радовался их вынужденной близости.
– Я не калека!
– Вы сами в это верите?
– Мистер Малфой, был ли в вашей сознательной жизни единственный день, когда вы не оскорбили кого-нибудь хотя бы до ужина?
– Нет, – он толкнул дверь ногой, внося Гермиону в столовую и осторожно опуская на пол. К счастью, здесь лежал толстый мохнатый ковёр, и стоять на нём босиком оказалось даже приятно.
– Вы просто… – вспыхнула она, пытаясь подобрать достойный эпитет.
– Да?
– Высокомерный самоуверенный наглец.
– Благодарю за столь лестный отзыв, миссис Малфой, – ухмыльнулся он, усаживаясь на своё место.
– Обращайтесь в любое время, мистер Малфой, – она поджала губы, стараясь не рассмеяться.
О, Боже, какое это счастье снова разговаривать! Более того, словесная перепалка вознесла Гермиону почти до небес! Она готова была пуститься в пляс и орать песни во весь голос, лишь оттого, что он снова стал тем внимательным и заботливым мужчиной, каким был до их ссоры перед свадьбой. Гермиона уже совершенно отчаялась вернуть всё обратно, не верила, что настанет тот день, когда между ними возникнет некоторое подобие приятельских отношений. Господи, ну почему она не сломала ногу раньше?

***
Остаток дня у Гермионы с лица не сползала удовлетворённая улыбка. Она чувствовала себя котом, дорвавшимся до целой банки сметаны. И хотя ужинала она в одиночестве собственной спальни – Люциус ушёл куда-то по своим делам – всё равно этот день был одним из лучших за всё время, что она себя помнила.
Следующим утром девушку ожидал сюрприз. После осмотра целителя, который остался вполне доволен сращением кости, к ней постучалась молодая незнакомая женщина, оказавшаяся дизайнером одежды из Италии. По какой-то причине Люциус решил, что ей следует обновить гардероб. Возможно, таким образом он пытался извиниться за брачную ночь и целый месяц ледяного презрения. По крайней мере, именно так Гермиона и подумала. И была благодарна: ей очень хотелось помимо, несомненно, красивых платьев иметь и брюки, и шорты, и прочее разнообразие. Итальянка поддержала девушку в этом стремлении, пообещав, что в ближайшие две недели всё будет готово. И, конечно, новое платье к приёму. Гермиона по-прежнему не понимала, к чему постоянно наряжаться новогодней ёлкой, но больше не смела высказываться перед Люциусом в недовольном тоне. К своему ужасу она осознала, что он, в конце концов, получил именно то, что и хотел с самого начала – дружелюбную покорную жену. Гермиона так боялась пошатнуть их пока ещё некрепкий мир, что держала при себе собственные мысли, стараясь во всём соглашаться с супругом.
Люциус так же заметил эту перемену. Неожиданное умиротворение и в доме, и в душе дали ему долгожданную передышку, и он перестал бросаться на людей, изводя подчинённых едкими замечаниями и ядовитым сарказмом. В порыве доброты, чтобы как-то заглушить свою вину перед Панси, он купил ей бриллиантовый гарнитур, за который выложил целое состояние. Девушка щедро отблагодарила его, так, что у Люциуса не хватило сил подняться с её кровати, одеться и вернуться домой. Впервые он провёл целую ночь в её доме, отчего Паркинсон почувствовала себя на вершине блаженства. Но утром Люциус был уже не в таком хорошем настроении, выругавшись, быстро собрался и вернулся в особняк. От мысли, что за ночь с Гермионой могло что-то приключиться, ему стало не по себе. Девчонка иногда казалась ему совершенно беспомощной, каковой, впрочем, и была, не имея при себе ни волшебной палочки, ни знаний, как можно выпутаться из неприятностей.
Но она, как ни в чём не бывало, сидела в своей спальне за кофейным столиком, изучая свежий номер “Пророка”.
– Как ваша нога? – поинтересовался он.
Гермиона, словно нехотя, оторвалась от чтения и подняла на него глаза. Её брови недовольно сошлись на переносице, а во взгляде читалось неодобрение.
– Прекрасно, – она пожала плечами и снова закрылась от него газетой.
Люциус сел напротив неё во второе кресло, велев домовику принести сюда его утренний кофе. Гермиона снова взглянула на него поверх “Пророка”.
– У вас что-то болит? – спросил он.
– Нет, – солгала она. Впрочем, не о той боли он спрашивал, а физически Гермиона была в полном порядке.
– У вас женские дни?
– Нет! – она слегка покраснела.
– Тогда в чём причина вашего дурного настроения?
– У меня прекрасное настроение, – Гермиона выдавила из себя неестественную улыбку.
– Я настоятельно рекомендую вам не лгать, – строго сказал он, начиная терять терпение. Только, казалось, начало всё налаживаться, и опять между ними назревает ссора. Люциус, порой, с трудом понимал собственные мотивы. Когда он задумал это безумство, то собирался держать девчонку на расстоянии, не думать о ней вообще, но всё оказалось гораздо сложнее. Отделаться от неё непросто, она вынуждает его думать о себе гораздо больше, чем того заслуживает. Кроме того, Люциус уже получил несколько угроз от Поттера и Уизли. Они обещали ему все кары небесные, если в ближайшее время не увидятся с подругой. И сейчас, когда Люциус собирался предложить ей позвать друзей в гости, ему меньше всего хотелось ссориться с Гермионой. Она должна изобразить счастье и удовольствие от своей жизни, хотя у Люциуса было весьма дурное предчувствие на этот счёт. Но он не мог не согласиться, что своим поведением и желанием заточить грязнокровку в мэноре, вызывал подозрения. В первый месяц после свадьбы едва ли кто-то станет упрекать его в том, что он проводит с молодой женой всё своё время – все, кто видел её на церемонии, вполне должны осознавать мотивы. Люциус вспомнил, какой соблазнительной и желанной была она в тот день, настолько, что заставила его совершить чудовищный поступок ночью. И сейчас он хотел её. Даже после изнурительной ночи с Панси, Люциус желал сорвать с девчонки тонкий шёлковый халатик и насладиться её молодым неискушенным телом.
– Итак, миссис Малфой?
– Неужели у вас не бывало таких дней, когда вы просто просыпались, чувствуя себя не в духе?
– Без причины? Нет.
– А у меня, видимо, бывает. Не принимайте на свой счёт.
Решив, что она не сознается даже под страхом очередной ссоры, Люциус решил сменить тему.
– Что интересного в “Пророке”?
– Неужели вы ещё не читали газету? – спросила Гермиона таким ехидным голосом, что он немедленно догадался, в чём дело. И едва удержался, чтобы не хмыкнуть.
– Увы, работа задержала меня за много миль от дома, и я только вернулся.
– Работа? – ядовито переспросила она.
– Именно, – Люциус допил кофе и отставил чашку в сторону.
Гермиона пождала губы и ничего не ответила. Нелепая мысль, что она ревнует, едва не заставила его откинуть голову назад и громко рассмеяться. Впрочем, действительно, это просто смешно.
– Что же, думаю, я знаю способ вас немного развеселить.
Она, наконец, закрыла газету и внимательно посмотрела Люциусу в глаза, больше не притворяясь безучастной.
– У меня, к сожалению, не так много свободного времени, чтобы уделять вам достаточно внимания. Поэтому я решил, что вам будет приятно пригласить в мэнор ваших друзей и провести с ними какое-то время.
Он с удовольствием заметил, как постепенно теплеет её взгляд, а лицо озаряет мягкая улыбка. Но затем оно вдруг снова помрачнело, и Гермиона отрицательно покачала головой.
– Это не самая лучшая идея.
– Почему? – совершенно искренне удивился он.
– Понимаете… – Гермиона смущённо отвернулась в сторону и принялась сжимать складки халата на коленях. – Дело в том, что я с ними не была совсем честной. Я писала Джинни…
Гермиона вздохнула, стараясь подавить гнев. Ведь он знает дословно, что именно она писала! Более того, скорее, они эти самые письма писали вместе, ведь он бесцеремонно влезал в переписку, следил, чтобы она не выдала своё истинное положение. Господи, как же всё сложно! Она совсем не считала себя дурочкой, но никак не могла понять, почему же Люциус на ней женился. Какую выгоду ему принёс этот союз? Гермиона больше не верила, что он сделал это ради общества, хотя, очевидно, именно эти доводы и приводил ей, когда они решились на этот шаг. Конечно, он обманывал её и до потери памяти, иначе быть не могло. Но тогда она знала мотивы, а сейчас не понимала вообще ничего. Кроме того, что её тянет к мужу. Несмотря на ужасный первый постельный опыт, ей хотелось оказаться в его руках, прильнуть к сильному телу, раствориться в горячих поцелуях. И пусть бы ей было снова больно, но так хотелось хотя бы ненадолго почувствовать себя желанной! А теперь, ко всему прочему, Гермиона уверилась в мысли, что у Люциуса есть любовница. Во-первых, даже не имея слишком большого опыта общения с противоположным полом, она была достаточно начитана и образована, чтобы понимать – у мужчин есть потребности, которые необходимо удовлетворять. И если он не спит с ней, то спит с какой-то другой женщиной. Он не ночевал сегодня дома, и Гермиона лишний раз убедилась, что её догадка верна. Это так сильно задело и ранило её, что хотелось кинуться на пол, как маленький неразумный ребёнок, и в истерике колотить ногами по полу. Вместо этого она должна сидеть перед ним с непроницаемым лицом и притворяться, что всё хорошо.
– Я не стану вмешиваться в вашу беседу, – пообещал Люциус. – И, если нужно, подтвержу любые ваши слова.
– В таком случае, вы должны знать, что мы недавно вернулись из свадебного путешествия во Францию, – бросив ему дерзкий взгляд, сказала она.
– Прекрасная мысль, миссис Малфой.
– Тогда я скажу им, что сломала ногу во время неудачного спуска с горы на лыжах.
– На чём, простите? – не понял он.
– Вы не знаете, что такое лыжи? – Гермиона захихикала, не сумев удержаться. – Волшебники не катаются на лыжах?
– Боюсь, что нет.
– Значит, скажу, что учила вас, – хитро улыбнулась она.
– Сомневаюсь, что кто-то из Поттеров или Уизли поверит подобной нелепости. Почему бы вам не придумать историю, в которой за вами гналась парочка разъярённых вампиров и инферналов, а я вас героически спасал?
На этот раз она громко рассмеялась, наполняя комнату уютным звуком своего голоса. Люциус сам не заметил, что широко улыбается.
– Нет, вы сами когда-то сказали, что не годитесь в роли героя-спасителя, поэтому, скорее, спасала вас именно я.
– Гермиона, – строго ответил он. – Иногда полезно говорить людям правду.
Она тоже перестала улыбаться, серьезно глядя ему в лицо.
– Я с вами полностью согласна. И с удовольствием выслушала бы несколько правдивых историй.
– Я женился на вас ради денег.
– Мистер Малфой! Это совсем не смешно, – тем не менее, она усмехнулась этому нелепому утверждению. – Хорошо, храните свои секреты. Но, рано или поздно, я всё равно до них доберусь, и вам придётся всё объяснять.
– Как скажете, – равнодушно пожал он плечами, поднимаясь с кресла. – Дайте мне знать, когда придут ваши друзья.
– Они ведь вам не нравятся?
– Нет. К тому же, они все ровесники моего сына, у нас нет ничего общего, поэтому будет лучше, если я останусь в стороне.
– Я тоже ровесница вашего сына.
– Я помню об этом.
– Поэтому вы остаётесь в стороне? – чуть наклонив голову в бок, спросил она.
– Не понимаю, о чём вы, – ушёл от ответа он, скрывшись за дверью.
Гермиона снова в задумчивости поджала губы. Это не человек, а сплошная загадка! Или она настолько глупа, что не может ничего толкового сообразить? Быстрее бы вернулись эти чёртовы воспоминания! Может, Джинни знает способ? Девушка улыбнулась своим мыслям. Да, пожалуй, пришло время сознаться друзьям в потере памяти. И если они не знают способ, как её вернуть, то хотя бы расскажут Гермионе обо всём, что она забыла.

Цербер

Джинни и Гарри долго и пристально рассматривали Гермиону, пытаясь найти на её теле следы побоев, а на лице признаки глубокого несчастья. Но янтарные при дневном свете глаза девушки светились радостью и весельем. Крепко обняв друзей, она пригласила их на террасу за домом. Раньше здесь стояла каменная непривлекательная беседка, вокруг которой Гермиона высадила цветы красивым узором, превратив это место в маленький рай. Тут же она распорядилась поставить небольшой круглый кованый столик и ажурные стулья. Так приятно принимать своих друзей в этом месте, где она чувствует себя в наибольшей гармонии с жизнью!
– А где Рон?
– Он сказал, что ноги его не будет в Малфой-мэноре, – ответил Гарри, поправляя очки на носу. – И просил передать, что если ты его захочешь увидеть, то всегда можешь заглянуть в Нору.
Делая вид, что понимает слово “нора”, Гермиона кивнула. Раньше, за исключением, пожалуй, тех моментов, когда она танцевала с Гарри и Роном, она не оставалась с ними наедине. Всегда рядом был Люциус, который протягивал ей руку, если она начинала “тонуть” в разговоре. Теперь же девушка слегка нервничала, пока не решаясь прямо в лоб сообщить, что, собственно, воспоминания о них у неё весьма короткие и поверхностные.
– До сих пор не могу поверить, что ты вышла замуж за Люциуса Малфоя, – без обиняков высказалась Джинни. – И не была полностью уверена, что ты в порядке, пока не увидела тебя.
– Я в полном порядке, – улыбнулась Гермиона. – И я действительно стала миссис Малфой.
Заметив, как скривилось при этом лицо Гарри, она усмехнулась. Похоже, что у её друзей полно причин, чтобы ненавидеть Люциуса. Наверняка, когда-то у неё их тоже хватало.
– Не нравится мне это место, – Гарри передёрнул плечами. – Конечно, оно уже на такое, каким запомнилось мне несколько лет назад, и всё равно мурашки по коже, когда представляю себе подвал.
– Мне тоже не по себе, – призналась Джинни. – Не понимаю, как ты здесь живёшь. И разве тебе совсем не хочется выбраться, хотя бы изредка?
– Ну, мы ведь совсем недавно вернулись из Франции, – продолжая лицемерно улыбаться, ответила она. – К тому же, я упала с дерева и сломала ногу.
Лица Поттеров вытянулись, и Гермиона поспешила их уверить, что это была чистая случайность и она уже почти поправилась, но ноге лучше пока оставаться в состоянии покоя.
– Со мной вообще много несчастных случаев происходит в последнее время. Я должна вам кое в чём признаться, только обещайте, что вы отнесётесь к этому спокойно.
– Гермиона, ты меня пугаешь…
– Именно по этой причине я ничего не стала рассказывать вам раньше. Вы готовы выслушать меня спокойно и взглянуть на ситуацию с моей точки зрения?
– Мы попробуем, – заверил её Гарри.
И она выложила почти все факты, начиная с того момента, как очнулась в Малфой-мэноре. Разумеется, Гермиона не стала упоминать о своих сомнениях, иногда чудовищном обращении Люциуса с ней. Умолчала о его необъяснимых вспышках ярости, и о том, что находилась здесь практически в заключении. Того факта, что она лишилась памяти, хватило, чтобы привести Поттеров в состояние панического волнения.
– Гермиона! Почему, ради всего святого, ты не сказала об этом на приёме?! – возопил Гарри, вскакивая с места и хватаясь за голову, едва с корнем не выдрав клок волос. – Да он же просто воспользовался тобой! О, мне стоило послушать собственную интуицию! Я должен был догадаться, в чём дело! Ты так странно себя вела, но я и предположить не мог, что ты лишилась воспоминаний. Если бы я знал, то никогда бы не допустил эту свадьбу!
Гермиона с приоткрытым ртом следила за метаниями друга. Ей уже не терпелось услышать, что именно связывало её с Люциусом в прошлом. Действительно, и с её стороны казалось сущей глупостью не признаться друзьям в потере памяти. Но тогда она не могла знать, насколько близки ей Поттеры, и доверяла Гермиона только Панси.
– Гарри, уже ничего не изменишь, поэтому…
– Что значит, ничего не изменишь? Мы заберём тебя отсюда, верно, Джинни?
– Если Гермиона захочет.
Она покачала головой.
– Ребята, даже не имея понятия о собственном прошлом, я вышла замуж за Люциуса сознательно, полностью отдавая себе отчёт в своих действиях.
– Ты не могла делать это сознательно, – зло ответил Гарри, снова присаживаясь на место. – Семья Малфоев и, в первую очередь, твой супруг – самые ярые ненавистники магглорождённых. Они приверженцы чистой крови, и, если бы до этого дошло, без зазрений совести женились бы на своих близких родственниках, чтобы сохранить свой статус. И ничто на свете не заставит меня поверить, что для Люциуса Малфоя что-то изменилось сейчас.
– Гарри, – Джинни мягко одёрнула мужа, положив ему руку на сгиб локтя. – Ты сам себе противоречишь. Его никто не заставлял жениться на Гермионе, а, значит, его мнение, каким бы оно ни было раньше, сейчас изменилось.
– Я уверен, что он трусливо прикрывается её именем! Пытается доказать обществу, что изменился. Проклятый лицемер!
– Он мне говорил об этом, – спокойно сказала Гермиона. На самом деле в её душе бушевала настоящая буря, но она ничем не показывала этого. – О войне, и о том, что мы с ним воевали друг против друга. Но наш брак – это своеобразный знак, символ того, что вражда закончилась. Я уверена, что для современного общества это большой шаг вперёд, к тому же, как ты сам сказал, Люциус был ярым приверженцем чистоты крови.
– Ты не в себе, – фыркнул Гарри, впрочем, подобные рассуждения так были похожи на Гермиону, что это слегка его успокоило. Именно она основала общество “Г.А.В.Н.Э.”, но даже это не смотрелось так дико, как брак с Люциусом Малфоем. Возможно, если бы она решила заключить союз с Драко, это не шокировало бы так сильно. Но Люциус старше её на двадцать пять лет! Что-то здесь, определённо, нечисто. И, может, Малфой и подстроил эту потерю памяти? Конечно, так и есть! Им двигали какие-то неизвестные Гарри мотивы, но рано или поздно он докопается до сути.
– На самом деле, он не так уж и плох, – улыбнулась Гермиона. – И я довольна жизнью! Мне бы, конечно, хотелось бы вернуться на работу, но я пока совершенно несостоятельная волшебница. Единственное, о чём бы я хотела вас попросить, так это чтобы вы поискали способ, как вернуть мне память.
– Мерлин! – снова воскликнул Гарри, выходя из себя. – Ты ведь даже о войне ничего не помнишь? О том, ЧТО ты пережила? Точнее, что МЫ пережили…
– Не помню.
Он попытался просверлить её взглядом, а затем вдруг пробормотал:
– Как бы я тоже хотел забыть…
В целом, Гарри не рассказал ничего такого, о чём бы Гермиона сама не догадывалась. Она жила с Люциусом под одной крышей почти два месяца, и видела, что он за человек. Жестокий, со своими странными и непонятными принципами, хитрый и изворотливый. Но при этом он заботился о ней. Грубо и безучастно, но его волновала её судьба. И ещё она, скорее, инстинктивно, чувствовала, что небезразлична ему. Как и он ей.
К сожалению, Гарри пришлось вернуться к своим делам, и он достаточно скоро распрощался с подругой, надеясь, что они ещё увидятся в скором времени. А Джинни осталась, и они решили немного пройтись по саду. К тому же, нога, как и хозяйка, чувствовала себя замечательно, лишь изредка отдаваясь неприятной болью. Гарри напомнил ей, что как-то вовсе лишился кости в руке, но уже через сутки всё восстановилось, так что девушка больше не тревожилась, что не сможет присутствовать на приёме.
– Не хотела говорить этого при Гарри, но, кажется, ты что-то от нас скрываешь.
– Почему ты так решила? – Гермиона сорвала с куста ни в чём неповинный листик и принялась мять его в пальцах.
– Потому, что знаю тебя достаточно хорошо. Хоть ты этого и не помнишь. Неужели ты действительно так довольна жизнью, как описываешь в письмах?
– Ну…
– Гермиона, я клянусь, это разговор останется между нами. Я ничего не скажу ни брату, ни мужу. Ты стала миссис Малфой, это более чем странно, но я не слепая. Ты пытаешься защитить Люциуса перед нами, приняла его сторону. Ты ведь к нему неравнодушна?
– Боюсь, что так. Иногда мне хочется на всё махнуть рукой и бежать отсюда, как можно дальше. Но я не могу этого сделать, не попытавшись… ну… как тебе объяснить…
– У вас проблемы в постели? – догадалась Джинни.
– Это было всего один раз. И мне было так больно, что от одной мысли о сексе мне становится не по себе.
– Поверь, с каждым разом это становится всё лучше и лучше. И никакой боли!
– Вы утверждаете, что Люциус преследовал какие-то свои цели, женившись на мне. Но я ведь дала ему согласие на брак до того, как потеряла память, значит, и у меня были собственные причины. И зная о нём всё, что и вы знаете, я всё равно на это пошла. Но мы, хотя формально и являемся супругами, живём, скорее, как… родственники. Он видит во мне маленькую девочку, когда он для меня… это кажется таким неправильным, что даже стыдно говорить об этом!
Джинни усмехнулась, подозрительно взглянув на подругу.
– Никогда бы не подумала, что ты влюбишься в Люциуса Малфоя.
– Я вовсе не влюбилась в него, вот ещё! – фыркнула Гермиона. – Ладно, забудь об этом…
– Затащить мужчину в постель не так уж и сложно, даже если у тебя совсем нет в этом опыта. Думаю, вызывать его на откровенные разговоры бессмысленно, если ничего в этом не понимаешь. Но, Гермиона, ты вовсе не девочка, и я уверена, что он замечает это! Откровенные платья, улыбки, знаки внимания – покажи ему, что ты хочешь, и он не откажет. А если это не поможет, разденься – при виде обнаженной женщины мужчины удивительно беспомощны!
Гермиона хмыкнула, не представляя себя в столь нелепом свете. К тому же, когда она в последний раз оказывала ему знаки внимания и разделась, он её изнасиловал. Нет, она прекрасно обходится без секса, но мысль, что Люциус спит с какой-то неизвестной женщиной, заставляла её едва ли не с ума сходить. Уж лучше она будет терпеть от него эту пытку, чем позволит мужу отправиться на поиски приключений в чужую кровать. А там, может, и дети появятся.

***

Люциус не представлял, в каком настроении появится Гермиона за ужином. Морально он готовился ко всему. И когда она вошла – в неприлично откровенном платье – он подозрительно сощурился. Он поступил глупо, доверившись воле случая и позволив супруге провести в компании Поттеров весь день – один Мерлин знает, что они могли ей наговорить. Но Гермиона улыбнулась, присаживаясь за стол, и попросила бокал вина. Он посчитал это хорошим знаком и, стараясь не смотреть на слишком глубокий вырез, открывавший грудь почти до сосков, протянул ей фужер. С чего бы это она так вырядилась?
– Как провели день, сэр? – вежливо поинтересовалась она.
– Работал. А вы?
– Превосходно! Спасибо, что разрешили мне пригласить гостей.
– Было бы странно с моей стороны запретить вам это.
– Раньше вы запрещали и более безобидные вещи.
Гермиона усмехнулась, замечая, как его взгляд то и дело падает с лица на грудь.
– Например?
– Например, цветы.
– И вы, вопреки моему запрету, превратили мой парк в чёртову клумбу.
– Я всё ждала, что это, может, выведет вас из себя, и вы снова начнёте со мной разговаривать. Хотя бы криком.
Эта её откровенность обезоруживала. Впервые Люциус столкнулся с тем, что женщина признаётся в собственных ухищрениях.
– Вы целый месяц изводили меня, и, в конце концов, не нашли ничего лучше, чем сломать ногу. Это было сделано намеренно?
– Поверьте, если бы я знала, что вы начнёте после этого со мной разговаривать, я бы и шею сломала.
Не в силах сдерживаться, Люциус засмеялся. Гермиона впервые слышала его смех, видела искреннюю улыбку и некоторое подобие одобрения в стальных глазах. Его отношение к ней странным образом изменилось, но пока ещё не понятно, к чему это приведёт. Имеют ли перемены что-то общее с чувством вины? Или ему действительно стало интересно её общество? К тому же, он определённо оценил платье, которое прятало всё, кроме мест, принятых в приличном обществе скрывать.
– Мне действительно жаль, что я доставил вам неудобства, – сказал он. – И раз уж у нас зашла об этом речь, я бы хотел, чтобы мои слова были подкреплены чем-то более существенным.
Он взмахнул палочкой, и на столе появилась небольшая бархатная коробочка. Люциус придвинул её ближе к Гермионе, наблюдая за реакцией на её лице. Когда он дарил драгоценности Панси, её глаза сами становились похожими на два сверкающих бриллианта. Любовница непременно благодарила его, опустившись на колени, расстёгивая его ширинку и… конечно, едва ли Гермионе придёт такое в голову, но, дьявол, как бы ему сейчас хотелось увидеть жену в подобном положении! Он даже решил отдать ей этот бриллиантовый браслет, который Паркинсон мечтала получить уже довольно долго.
Гермиона отреагировала на подарок достаточно холодно, стараясь изобразить на лице бурный восторг, ей казалось, что она переигрывает. У неё достаточно драгоценностей, и девушка не испытывала особого возбуждения при виде огромных камней. Но, очевидно, Люциус считал, что лучшие друзья девушек – это бриллианты.
– Вы удивительно щедры, мистер Малфой, – закрывая коробку, сказала она. – Боюсь, вы напрасно балуете меня.
– Предпочитаю, чтобы все видели мою жену в дорогих мехах и бриллиантах.
– Действительно, тогда никто не заметит её кислое лицо.
– К чему вы ведёте? – подозрительно нахмурился он.
– Просто интересуюсь, уж не пытаетесь ли вы “купить” моё расположение?
Люциус на мгновение поразился её проницательности. Чертовка!
– Почему бы и нет, если на вас не действуют иные способы?
– Другие… вы ведь даже не пытались!
– Разве? Насколько я помню, вы оставались возмутительно хладнокровной к моим поцелуям.
– Когда я попыталась изобразить бурную страсть, то горько об этом пожалела.
– Может, вам следовало не пытаться, а быть искренней?
– Скажем так: я искренне пыталась.
Люциус почувствовал, что этот провокационный и немного оскорбительный разговор зашёл в тупик. Ему следует либо немедленно затащить её в постель, либо сменить тему. Первое, конечно, предпочтительнее, но будь он проклят, если сдастся так легко! Но не хотелось ни разрушать эту их игривую атмосферу, ни лишать себя её внезапно интересного общества. Люциус никак не мог придумать, чем им заняться вдвоём, кроме секса. Прогулка под луной? Он не семнадцатилетний юнец. Предложить ей почитать вместе книгу, будто им по девяносто лет? Ещё лучше.
– Вы играете в шахматы, Гермиона?
– А вы, Люциус?
– Вполне прилично.
– Честно говоря, не могу ничего вспомнить о собственных способностях.
– Не желаете ли проверить?
– С удовольствием.
Гермиона играла в шахматы посредственно. Но Люциусу с трудом удавалось выбить у неё победу, так как он постоянно отвлекался на соблазнительную грудь, которую она бесстыдно демонстрировала всякий раз, когда наклонялась к доске, чтобы отдать фигурам указания.

***

К этому приёму Гермиона готовилась с особенной тщательностью. Она понимала, что выиграла уже что-то, хотя пока не была уверена, что именно. Теперь ей хотелось закрепить собственные позиции и довести дело до конца. К тому же, их удивительно и по-прежнему неожиданно тёплые отношения давали лишний стимул к активным действиям. Теперь, когда она точно знала, КАК всё может быть, не желала возвращаться к отчаянному презрительному одиночеству.
Часть одежды, которую уже доставили из Италии, оправдывала самые смелые ожидания. Люциус как раз упомянул про меха, и Гермиона отложила в сторону короткую накидку из горностая, которую собиралась надеть поверх платья. Платье… Боже, ни в одной из своих фантазий она не могла бы вообразить себя в подобном наряде! Это, по меньшей мере, вульгарно, на раз уж она собралась идти до победного финиша, то следует приложить максимум усилий. Даже если придётся встречать гостей в подобном… костюме. Но лишь на секунду представив себе реакцию Люциуса, она махнула рукой, решив, что одежда не стоит её переживаний. Он любит вычурность, демонстрацию богатства и силы, и она сыграет роль миссис Малфой так, что он будет ей аплодировать стоя.
Люциус был взбешён. И хотя скрывал это под вежливой улыбкой, он жаждал крови. Приём уже начался, и его дорогая жена не соизволила спуститься, чтобы они вместе встречали гостей. Чем она там, чёрт возьми, занята? К тому же, его раздражала болтовня Гринграсса. Он, как и вся его семья, был в полном восторге от союза с Малфоями. Люциус понимал его чувства, но не разделял.
– Я уже отправил на их счёт некоторую сумму денег, – говорил он. – Думаю, с вашей стороны было бы…
– С моей стороны было бы глупо помогать человеку, который не желает помощи. Они уехали из страны и решили жить самостоятельно. Если бы у Драко возникла в чём-то нужда, он мог бы отправить мне сову.
– Вы ведь понимаете, Люциус, ваш сын гордый и упрямый, чтобы просить. Возможно, им нужны деньги.
– Не такой уж он и гордый, – резко парировал Люциус, не отрываясь глядя на дверь. Где эта чёртова девчонка – отродье дьявола? Что так её задерживает? Он давно отправил домовика узнать, скоро ли спустится миссис Малфой, но, похоже, в этом доме все настолько распустились, что стали пренебрегать его указаниями. У Люциуса была ещё одна причина для ярости. Это никаким образом не было связано с Гермионой, но он отчаянно желал, чтобы она сейчас стояла рядом – счастливая, нарядная и ослепительно красивая. Его жена должна затмевать всех, чтобы… о, Мерлин!
Он не сразу понял, что это она. Женщина, вошедшая в зал, мало чем напоминала Гермиону Грейнджер – девочку-всезнайку. Впрочем, он уже давно отказался от мысли, что она невзрачная девчонка – Люциус уже привык видеть рядом с собой молодую элегантную женщину, соблазнительную и привлекательную. Но сегодня она превзошла себя. Он наблюдал издалека, как она приветствует группу гостей. Платье, имитирующее змеиную кожу, возмутительно облегало каждый изгиб её миниатюрной фигуры, достаточно закрытое спереди и ошеломляюще открытое сзади. Взгляды всех присутствующих мужчин были прикованы к её гладкой прямой спине. Если бы ткань начиналась хотя бы на сантиметр ниже, всем был бы доступен чудесный вид её упругих ягодиц. Небрежно накинутый на плечо мех и запястья в россыпи бриллиантов гармонично дополняли образ, как и чёрная подводка вокруг глаз. Люциус отчаянно боролся с желанием немедленно запереть её в комнате, а, ещё лучше, остаться там вместе с ней.
– Мерлин всемогущий! Неужели это бывшая мисс Грейнджер? – услышал он рядом чей-то изумлённый возглас.
– Малфой, почему вам всегда достаётся всё самое лучшее?
– Я настоятельно советую вам, Джонсон, держаться подальше от моей жены, – предостерегающе бросил он, направившись к Гермионе.
Когда он до неё добрался, она, как ни в чём не бывало, флиртовала с Макнейром. Рука Люциуса невольно потянулась к палочке. Макнейр являлся его непримиримым врагом, хотя на протяжении долгих лет они были вынуждены носить одинаковые маски, метки и лицемерные улыбки. Рядом с ним стояла его жена, чьё присутствие он едва выносил, и сын – такой же ублюдок, как оба его родителя.
– Вот и он, – сказал Макнейр, не спеша протягивать хозяину руку для приветствия. – Малфой.
– Добрый вечер, Макнейр, – Люциус был вынужден приветствовать гостя, хотя никак не мог понять, кто его пригласил.
– У тебя очаровательная жена, – сказал он.
– Благодарю, – Люциус неосознанно положил Гермионе руку на талию, притягивая её ближе под свою защиту. – Гермиона, вы уже успели познакомиться с семьёй Уолдена?
– Он как раз собирался мне их представить.
– Позвольте мне, – Гермиона заметила, как на его лице заиграли жевалки, и у неё в ужасе забилось сердце. Что здесь происходит?
– Это, – он намеренно указал на сына Макнейра, которого следовало представить после матери, – мистер Ричард Макнейр, сын Уолдена. А это его жена, миссис Камелия Макнейр.
Гермиона дёрнулась, почувствовав, что земля вот-вот уйдёт из-под ног. Господи, как же она сразу её не узнала! Его первая любовь, женщина, которая его предала, которая… Боже!
– Мне очень приятно с вами познакомиться, – справившись с чувствами, сказала Гермиона. – Миссис Макнейр, вы прелестно выглядите. Никогда бы не подумала, что у вас столь взрослый сын.
– Благодарю вас, миссис Малфой, – у неё оказался на удивление приятный голос. – Люциус, я не успела поздравить вас со свадьбой. Ваша замечательная жена затмевает своей красотой всех в этом зале.
Он кивнул, окидывая Камелию презрительным взглядом. Гермиона почувствовала, как напряглась его рука, обнимающая её за талию.
– Вы слишком добры, миссис Макнейр, – сказала она, чтобы ледяное молчание мужа не было столь вызывающе недружелюбным. – Мы рады видеть вас в нашем доме. Надеюсь, вы хорошо проведёте время.
Гермиона потянула Люциуса за собой, чтобы приветствовать остальных гостей. Он намеренно задержался у подноса с шампанским, протягивая бокал ей.
– Что вы себе позволяете? – с широкой улыбкой, которая ни в коем случае не обманула её, в бешенстве спросил он.
– Вы о чём? – она невинно моргнула, посылая ему нежную улыбку.
– Вам прекрасно известно, о чём я говорю, чёрт возьми!
– Я всего лишь проявила вежливость, приветствуя ваших гостей. Или мне запрещено общаться с вашей бывшей любовницей?
Он нахмурился, не сразу сообразив, о чём она говорит. Затем так сжал бокал, что стекло чудом не рассыпалось в руках – в разные стороны поползли тонкие трещины. Гермиона поспешила отобрать у него фужер и вручить эльфу.
– Не смотрите на меня так, это вы её пригласили, а не я.
– Гермиона, не выводите меня из себя.
– Я и не пытаюсь, – фыркнула она с напускной уверенностью. – Или вам не нравится моё платье? Я могу снять его в любой момент.
Люциус мысленно взмолился о терпении, потому что данное ему уже подходило к концу. И он был не настолько зол, насколько готов унести её в спальню немедленно.
– Когда вы успели научиться дерзости?
– Совсем недавно вспомнила, как это делается. Мистер Малфой, разве нам не стоит поприветствовать остальных? – напомнила она ему об обязанностях.
Люциус согласно кивнул, приготовившись к череде заученных вежливых фраз, улыбок и комплиментов.
Гермиона прекрасно играла роль. Ей удалось очаровать каждого мужчину и вызвать зависть у каждой женщины. Лучшей платой за это стало одобрение мужа, которое он, хоть и не высказал, но вполне наглядно продемонстрировал. Он не отходил от неё ни на шаг, и каждый раз, когда кто-то из мужчин приглашал её на танец, супруг неохотно отпускал девушку от себя. Оказалось, что принадлежать ему очень даже приятно. Его невидимая сила и власть вызывали у неё будоражащие мурашки по коже. И то, как его рука еле уловимо ласкала спину – он, словно случайно, касался пальцами обнажённой спины, наклонялся к её уху, чтобы сказать что-то или пояснить, при этом слегка касался кожи губами. У Гермионы дрожали коленки, когда он одним своим суровым взглядом отпугивал её ровесников. Ни один из них так и не решился подойти. А старые приятели Люциуса откровенно забавлялись его неожиданной ролью сторожевого пса.
“Цербер, а не мужчина!”
Гермиона улыбнулась своим мыслям, отворачиваясь в сторону, и поймала на себе взгляд Камелии Макнейр. Женщина улыбнулась ей и чуть заметно кивнула в сторону балкона, жестом приглашая на разговор. До крайности заинтригованная, Гермиона извинилась и направилась к открытой двери…

Дата добавления: 2015-09-03