Сокровищница

От автора: надеюсь, я не слишком форсирую события, но мне чертовски не хочется затягивать фанфик ненужными соплями/слезами, чтобы присутствовала некая динамика сюжета, хотя это и очень сложно сделать, учитывая, что ничего особенного и не происходит.

***

Гермиона проснулась с ясной, как никогда, головой. Воспоминания о прошлой ночи заставили её покраснеть и натянуть одеяло на голову. Несколько минут она позволила себе быть слабой и обиженной девушкой, даже жалобно застонала, но затем решительно откинула чувства в сторону, поднимаясь с кровати. Массивное кольцо на пальце неприятно отяжеляло руку. Стараясь не обращать на этот символ пленения внимания, она быстро умылась и, устроившись у зеркала, принялась расчёсывать волосы. С каждым движением щётки лицо девушки становилось всё жёстче и решительнее. Свадьба? Это ещё не конец света, она проиграла битву, но война только предстоит. Рано или поздно к ней вернутся воспоминания или появятся новые знания о прошлом, что поможет разобраться в ситуации. Если к тому моменту она не сумеет приручить супруга, то в ней достаточно мужества, чтобы подать на развод. Они живут в современном цивилизованном обществе, в конце концов.
Но как же забыть о боли и унижении, через которые он провёл её? Как не обращать внимания на очевидное презрение и брезгливость? И что значили его слова “это я попал в западню, а не вы”? Может, он испытывает к ней гораздо больше чувств, чем сам хочет и может признать? Неожиданная догадка отразилась невесёлой улыбкой на лице. Что бы Гермиона ни думала об этом человеке, у него не может быть на месте сердца камень. Даже самые чёрствые и холодные люди поддаются дрессировке, нужно проявить лишь немного терпения. Конечно, есть вероятность, что его душа окончательно сгнила, и внутри нет ничего светлого. Очень на это похоже, но, по крайней мере, она должна попытаться.
Гермиона стукнула расчёской по деревянной поверхности столика, осознавая, что готова простить Люциуса. Она, похоже, совсем ума лишилась! Он изнасиловал её, оскорбил, унизил, провёл через ад, убил в ней что-то доброе и хорошее, что она хотела ему подарить. А она сидит тут и размышляет, как лучше наладить отношения с мужем!
“Но это всего лишь расчёт! Я не собираюсь вешаться ему на шею. Я по-прежнему ненавижу его. Но он стал моим мужем, и как же мы будем жить, если между нами не будет хотя бы намёка на согласие?”

***
Люциус был совершенно уверен, что Гермиона не спустится к завтраку. Едва ли в ней есть желание видеть его физиономию после того, как он с ней поступил. Впрочем, он не был против одиночества – долгожданная тишина и покой. Возможно, всё не так уж и плохо? Она начнёт до конца своих дней избегать его общества, и жизнь вернётся в привычное русло. И эта была последняя ночь, которую он провёл в кабинете, а не в собственной спальне.
Люциус успел напиться до такой степени, что так и уснул в кресле с бокалом в руке. Голова раскалывалась от адской боли, всё тело ныло, и лишь холодный душ и свежая одежда немного подняли его настроение. Он спустился в столовую и занял своё место, придвигая ближе чашку ароматного крепкого кофе. Запах еды вызывал отвращение. Люциус уже собирался развернуть утреннюю газету, когда в коридоре послышались шаги, а затем в столовой появилась Гермиона – слегка побледневшая, но со сверкающими глазами и чарующей улыбкой на губах.
– Доброе утро! – бодро поздоровалась она, скользнув рукой по его плечу и присаживаясь на место хозяйки дома. – Как это мило с твоей стороны, что ты решил меня подождать.
Рука Люциуса замерла, так и не донеся чашку до рта. Впервые на своей памяти он потерял дар речи. Гермиона, как ни в чём не бывало, разложила салфетку на коленях и сняла крышку с блюда. Втянув воздух носом, она блаженно вздохнула.
– Я ужасно голодна, – сказала она, осторожно разламывая вилкой блинчик с икрой. – Хорошо ли тебе спалось?
– Кажется, я ясно вчера выразился, что не потерплю фамильярного тона, – тихо сказал он, пронзая супругу колючим взглядом.
– Конечно, дорогой, ты просил называть тебя мистер Малфой, я запомнила.
– Ты испытываешь моё терпение, – предостерёг он.
Гермиона безразлично пожала плечами, тщательно разжёвывая еду. На самом деле, она совершенно не хотела есть, хуже того, первый кусок застрял в горле, и ей пришлось сделать большой глоток сока, чтобы проглотить еду. При виде Люциуса она растеряла свой боевой запал, и ей было страшно, как никогда. Кроме того, он ведь мог преподать ей и второй “урок”, а у неё и так всё саднило между ног, а руки мелко тряслись от ужаса, который он у неё вызывал. Пришлось надеть закрытое платье с длинным рукавом, потому что тело покрывали чёрные синяки в тех местах, где его пальцы сжимали кожу. Гермиона покосилась на трость, которая, по обычаю, стояла у стула хозяина. Он вполне мог бы и избить её, но менее всего на свете девушка желала показать свой страх. Даже если он начнёт выколачивать из неё дух, она больше не опустится до просьб и мольбы о пощаде. Гермиона намерена вытерпеть всё, что приготовила для неё судьба, но мириться с несправедливостью, не попытавшись её исправить, не собиралась.
Люциус со смесью бешенства и восторга наблюдал за молодой женой. Почему, чёрт возьми, после всего, что он с ней сделал, она не забилась в угол, а откровенно бросила ему вызов? Эта девчонка в своём уме? Что она задумала, чего пытается добиться своим поведением? Не могла же она получить удовольствие прошлой ночью, он помнил, в каком состоянии оставил её, к тому же, Люциус достаточно опытен, чтобы безошибочно распознать, когда его партнёрше хорошо.
Покончив с кофе, он ушёл в свой кабинет, так ничего и не сказав ей. Он знал, как отвечать на гнев, ненависть, презрение, обвинения и ярость, но её откровенная вежливость и дружелюбие обескураживали. Люциус решил отвлечься корреспонденцией, накопившейся за те дни, пока он не занимался делами. Половина из писем – приглашения на вечеринки, балы и приёмы. Так ни одно и не приняв, он отправил их в мусорную корзину, добравшись, наконец, до бумаг с цифрами и статистикой.

***
Дни постепенно начали сливаться в недели и отличались лишь тем, что за окном то светлело, то темнело. Самыми яркими событиями в жизни Гермионы стали приёмы пищи. Ровно три раза в сутки она видела своего супруга: за завтраком, за обедом и ужином. Она по-прежнему не оставляла попыток разговорить его, но Люциус научился игнорировать назойливую болтовню, правда, однажды не сдержался и стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули все тарелки, вилки и стаканы. Гермиона продолжила гнуть своё, тогда он подорвался с места – в первый момент девушка испугалась, что он собирается свернуть ей шею – но он всего лишь удалился из столовой, громко хлопнув дверью. Ей не удавалось ни разозлить его, ни насмешить, ни разжалобить, и тогда Гермиона окончательно осознала, что значит для него – пустое место. Она очередной домовой эльф в его особняке, правда, он не заставлял её работать, но Гермиона сама повадилась проводить почти всё своё время в оранжерее, чтобы не сойти с ума от безделья. Она не умела ни шить, ни вязать – для этого нужно заклинание, а руками она едва могла заштопать дырку, зато отдыхала душой, рассаживая цветы и ухаживая за ними. Была уже середина мая, и погода стояла просто замечательная. Но даже огромный сад с парком казался тесной клеткой, в которую её заперли. Панси очень редко появлялась в доме, всего несколько раз со дня свадьбы, и говорить Гермиона могла только с Ониксом и тишиной. Иногда она слышала, как где-то за оградой воет волк, и тогда душа, казалось, рвалась на части. Девушка ужасно тосковала по своему зверю, иногда так хотелось зарыться носом в его густую шерсть и разрыдаться, но её слёзные железы оказались слишком гордыми, чтобы плакать в одиночестве.
Гермиона писала много писем. Она рассказывала Джинни, что живёт, как в сказке. Муж балует её, они проводят медовый месяц на французском побережье, катаются на лошадях, ходят в оперу и балет, словом, ведут себя, как и следует порядочным молодожёнам. Ни разу она не обмолвилась о том, что её держат в тюрьме за предмет мебели. Гермиона знала, что Люциус читает все её письма. Однажды она даже рискнула проверить, написав слёзное послание, умоляя подругу забрать её отсюда, а ответ от Джинни пришёл как всегда радостный и оптимистичный. Однообразная жизнь сводила с ума, и Гермиона уже была готова на любые безумства.

***
Весна – замечательное время года. Каждый день что-то меняется, распускаются одни цветы и отцветают другие, нежные листья растут на глазах, обогащая кроны деревьев величественной насыщенной зеленью. Выглянув в окно, всегда можно обнаружить что-то новое, и тогда тоска ненадолго отпускает сердце. Кажется, будто ты оказался в ином месте, ненадолго вырвался из тюрьмы и заточения в четырёх стенах. Впрочем, выходить в парк, конечно, Гермиона вполне имела право. Однажды она решила, что могла бы сделать подкоп, последовав примеру Волка, и сбежать, но, опять же, становился вопрос – куда? Она не может незаметно отправить послание Джинни, чтобы та её встретила и укрыла у себя. К тому же, никакой побег теперь не отменит тот факт, что она стала замужней женщиной. А вечно скрываться от неуравновешенного супруга совершенно не хотелась, такая жизнь, пожалуй, будет ещё хуже той, что она ведёт в Малфой-мэноре.
Парк и прилегающие к особняку земли казались настолько обширными, что за день обойти всё не представлялось возможным. Единственная радость – выйти на цветущую лужайку, сиреневую от крупных иглистых головок клевера, разлечься в высокой траве, наслаждаясь захватывающим чтением очередной книги. Время от времени Гермиона откладывала науку в сторону, выбирая какой-нибудь исторический роман, и погружалась в занимательные перипетия и события далёкого прошлого. Особенно ей нравились истории о восточных волшебниках, гаремах и таинственных женщинах в прозрачном шёлке. Это так было непохоже на её собственную жизнь, что забывалось всё на свете. Девушка всегда брала с собой корзинку с обедом и возвращалась только, когда начинало темнеть. Несколько раз она позволила себе не явиться на ужин, задерживаясь в парке допоздна, но ни разу Люциус не открыл рот, чтобы упрекнуть её. Его совершенно не волновало, где она пропадает, чем занимается и жива ли ещё. Раньше, когда они были просто помолвлены, Гермионе нравилось сидеть с ним в салоне у камина, но теперь, казалось, его яд незаметно отравлял её разум, она становилась такой же холодной и бесчувственной. Пока он окончательно не уничтожил её личность, стоит держаться как можно дальше от этого человека. Попытки вывести его из равновесия сократились до минимума – Малфою ни до чего не было дела, кроме его нескончаемой работы. Гермиона не могла понять, какое может быть удовольствие в том, чтобы сутками напролёт сидеть в кабинете, раздавая указания, планируя какие-то финансовые вложения и изучая международный рынок. Лично её бы подобное занятие свело с ума уже на второй день. Она слишком активна, чтобы заниматься столь нудными делами. Но сейчас она отдала бы всё, чтобы сделать хоть что-то полезное, кроме расширения клумб в поместье.
Садоводство стало неожиданной отдушиной. Гермионе удалось отыскать книжку с заклинаниями, для которых не требуется волшебная палочка. Например, некоторые из них позволяли цветам оставаться свежими и красивыми гораздо дольше. Другие помогали избавиться от вредителей – жуков и, конечно, гномов. Последние почему-то ассоциировались со странным необычным домом – высоким, с покосившейся крышей. Он выглядел так, будто пятилетнему ребёнку дали в руки кубики, и он поставил их один на один, совершенно ничего не соображая в строительстве. Этот воображаемый дом казался куда привлекательнее чопорного строгого особняка с высокими шпилевыми башенками. Тёмно-серый, почти чёрный, кирпич вызывал у Гермионы отвращение. Она возненавидела Малфой-мэнор всеми силами души, мечтая перекрасить стены в ярко-розовый цвет, такой ядовитый, чтобы у хозяина заслезились глаза. Увы, как бы она ни старалась мысленно осуществить своё желание, дом по-прежнему оставался непривлекательным и мрачным. Поэтому девушка с удвоенным рвением взялась за клумбы, постепенно вскапывая новые участки и засаживая их пёстрыми цветами. Иногда она работала так долго, что к концу дня едва могла разогнуть спину, но всё же находила в себе силы выдержать ужин, сидя идеально прямо с неизменно гордо поднятым подбородком.
Но обычно на следующий день Гермиона ограничивалась лишь поливом, и разминала тело, прогуливаясь по владениям Малфоя. Так она как-то и наткнулась на небольшой деревянный домик в ветвях старинного раскидистого дуба. Торчащая из кроны башенка говорила о том, что неизвестный архитектор пытался соорудить замок. Доски, из которых он был сколочен, почернели от времени, и жилище казалось столь же непривлекательным, как и особняк. Гермиону одолело нестерпимое любопытство. Лаза наверх не наблюдалось, возможно, когда-то здесь висела тряпичная лесенка, но теперь единственный путь – ветки. При первой же попытке забраться наверх Гермиона оказалась на земле. Длинный подол платья ни в коей мере не способствовал лазанью по деревьям. Тихонько выругавшись себе под нос, она не поленилась сбегать к дому, чтобы захватить с собой одежду, в который обычно работала в оранжерее и на клумбах. Девушке было жалко портить красивые платья, потому она отыскала чьи-то старые джинсы, возможно, которые принадлежали сыну Люциуса, и обрезала их, превратив в удобные короткие шортики. Из рубашки вышла приличная безрукавка. Гермиона узлом завязывала её на животе, чтобы хвосты не болтались почти до колен – рубашка, похоже, снята с плеча Люциуса, хотя нельзя утверждать точно, возможно, Драко так же обладал немалым ростом отца.
Девушка с детской радостью сняла с себя платье, переоблачившись в рабочую одежду. Так прежняя ловкость снова вернулась к ней и, подпрыгнув, Гермиона легко схватилась руками за нижнюю ветку, подобно маленькой обезьянке, закинув на неё обе ноги. Ловко балансируя на ветке, Гермиона осторожно подобралась к следующей – чуть потоньше. В какой-то момент она хрустнула, и девушка испугалась, что вот-вот свалится вниз, но дерево выдержало, и Гермиона благополучно добралась до двери домика, на которой значилась надпись: “Хогвартс. Только для волшебников”. Тихонько хмыкнув, она скользнула внутрь, спугнув жирного паука в углу.
Оказавшись внутри, Гермиона на некоторое время замерла, оглядываясь по сторонам. Всё здесь казалось обветшалым и прогнившим, девушка даже задумалась, не опасно ли оставаться внутри, но любопытство пересиливало страх. Уже приметив в дальнем углу огромный сундук с металлическими заклёпками, Гермиона направилась к нему. У большого амбарного замка, который, впрочем, оказался не заперт, она обнаружила мелкие вырезанные буквы – Л.А.М. С непонятным чувством благоговения, она обвела пальчиками инициалы, которые, судя по всему, принадлежали её супругу. Неужели этот детский домик его? Вполне возможно, на вид ему не меньше тридцати лет. Интересно, каким ребёнком был Люциус? Наверняка, таким же высокомерным и надменным, как и сейчас. Но было трудно представить, что мальчишка в строгом костюме и белой рубашке, чей портрет она как-то обнаружила в одной из комнат мэнора, мог бы проводить время в домике на дереве. Желая хоть косвенным образом открыть тайны мужа, она подняла тяжёлую крышку сундука. В первую очередь в глаза бросился большой череп, от вида которого у Гермионы побежали мурашки по коже. Она с трудом подавила желание закрыть сундук и извлекла страшную вещь наружу. Он оказался всего лишь шкатулкой, хотя девушка почему-то не сомневалась, что череп настоящий. Приподняв маленькую крышку, девушка сначала ничего не увидела – раздался негромкий хлопок, и домик заволокло едким дымом. С трудом прокашлявшись и выглянув наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, Гермиона вернулась к шкатулке.
Внутри нашёлся мутный флакончик с неизвестным зельем. Во избежание несчастных случаев, она не тронула его, подцепив пальцем тонкую серебряную цепочку с массивным медальоном. Отделавшись от неприятной мысли, что медальоны тоже могут быть опасными, она всё же открыла его, на всякий случай отодвинув подальше от лица. Внутри спряталась фотография молодой девушки. Гермиона долго рассматривала незнакомое красивое лицо – настолько прекрасное, что сама себе она казалась невзрачной замарашкой. Кто это? Первая любовь? Вполне возможно, но едва ли есть шанс разгадать тайну. Здесь же лежала сложенная вдвое маска, которую, судя по всему, одевали на бал-маскарад. Маска несомненно принадлежала женщине, как и тонкий прозрачный шарфик нежного розового цвета с цветочным узором. Закрыв шкатулку, Гермиона уже ни на секунду не сомневалась, что Люциус способен на любовь, раз хранит эти вещи. Вполне возможно, что он уже давно позабыл о них, как и об этом домике, но неприятное чувство укололо девушку, когда она представила своего супруга молодым, весёлым и красивым. Вот он танцует с неизвестной леди, ухаживает за ней, выводит в сад, чтобы поцеловать. Встряхнувшись и отгоняя наваждение, Гермиона снова заглянула в сундук. У неё неприятно засосало под ложечкой, когда она увидела скрученное в узкую трубочку письмо. Но, почему бы и нет? Люциус читает все её письма, и нет ничего зазорного в том, чтобы она прочла его. К тому же, это было так давно.
Она развернула пергамент, вчитываясь в чёткие ровные буквы.
“Люциус”, – начиналось послание, – “мне жаль, но пришло время прекратить наши отношения. В следующем году я перебираюсь во Францию к бабушке и буду учиться в другой школе, так что вряд ли мы с тобой когда-нибудь увидимся. У нас было три замечательных года, и я за многое тебе благодарна, но не хочу и далее вводить тебя в заблуждение. Я сказала, что люблю, и отдалась тебе лишь с единственной целью – чтобы ты на мне женился в последствие. Тебе известно положение моей семьи, и мне были необходимы только твои деньги. Но теперь, когда скончался мой дядя и оставил нашей семье некоторое состояние, я больше в тебе не нуждаюсь. Я искренне раскаиваюсь в своём поступке и обещаю, что больше никогда тебя не потревожу. Тебе не следует разрывать помолвку с Нарциссой Блэк ради меня, как я уже сказала, я освобождаю тебя от обязательств передо мной. Возможно, когда-нибудь в своём сердце ты найдёшь прощение, ведь нам действительно было хорошо вместе. Спасибо за всё. Камелия Розье ”.
Перечитав письмо ещё два раза, Гермиона вдруг испытала сильный прилив ярости к этой Камелии. Его первая любовь так безжалостно предала его! Должно быть, он долгое время испытывал отвращение к женщинам и едва ли доверял им после этого случая. Господи, и хватило же ей ума во всём сознаться! Не могла придумать что-нибудь, чтобы не ранить чувства человека, пусть даже и нелюбимого? Или она боялась, что он может последовать за ней во Францию? Должно быть, Люциус очень любил её, раз собирался разорвать помолвку. Всё ещё чувствуя злость к незнакомке из прошлого, Гермиона извлекла из сундука тонкий альбом для рисования и замерла в восхищении, глядя на первый рисунок. Необычайно талантливо исполненный, он так точно изображал замок Хогвартс, что Гермионе показалось, будто она смотрит на ожившую картину. Даже в книжках гравюры и рисунки не были столь красочными и живописными. На следующей странице по волнам бушующего моря величественно плыл четырёхмачтовый парусник. Можно было разглядеть даже моряков, отчаянно противостоявших стихии, а в небе кружили вороны, уже в предвкушении лёгкой добычи. Гермиона рассматривала шедевр за шедевром, не веря, что рука человека способна создать подобную красоту. Каждый рисунок был подписан инициалами Люциуса, рядом стоял год, начиная от 1968 и заканчивая 1972. Эти картины следовало бы поставить в рамку, а не хранить в старом ветхом домике на дереве. Но едва ли Люциус поддержит подобную идею. К тому же, на нескольких рисунках изображена прекрасная молодая девушка – то же лицо, что и на фотографии в медальоне. Учитывая, что её окружали крупные цветы камелии, можно было легко догадаться, кто она такая.
Сложив все детские сокровища мужа обратно, Гермиона решила, что пришло время вернуться на землю. Она больше не испытывала приятного оживления и не знала, рада ли, что открыла один из его секретов. Почему-то горечь и обида за высокого красивого мальчика так сильно проникла в сердце, что девушка едва сдерживала слёзы. Едва ли безответная любовь стала причиной ожесточения Люциуса Малфоя, но, наверняка, сыграла немаловажную роль.
Гермиона уже почти добралась до выхода, когда вдруг оступилась и почувствовала, как начала проваливаться вниз. Взвизгнув, девушка упала, безнадёжно застряв одной ногой в проломившемся полу. Раздался страшный хруст, и в следующую секунду безжалостная боль заставила её закричать. На какой-то ужасный момент ей показалось, что ногу оторвало. Стараясь медленно дышать, Гермиона с трудом справлялась с болью, которая волнами накатывала на повреждённую конечность. Как ни пыталась, она не могла высвободиться. По щекам катились слёзы унижения. Почему она постоянно попадает в подобные ситуации? Сумев, всё же, собраться с мыслями, она тихонько позвала: “Оникс!”
Эльф тут же материализовался в домике, удивлённо осматриваясь.
– Хозяйка звала Оникса?
– Да. Мне нужна помощь, – тяжело дыша и справляясь со стонами, рвущимися наружу, выговорила она. – Я тут слегка застряла, не мог бы ты помочь мне выбраться?
– Сию минуту, госпожа, Оникс приведёт помощь.
Он исчез раньше, чем Гермиона успела его остановить. Она уже представляла, в чьём лице явится помощь, и уж лучше, чтобы ногу ей и в самом деле оторвало. Вместе с головой. Не прошло и минуты, как она услышала под деревом голос Люциуса. Впервые за почти месяц он обращался непосредственно к ней, причём исключительно непечатными словами. Гермиона вдруг представила, как, должно быть, глупо смотрится снизу с торчащей из игрушечного домика ногой, и её разобрал приступ веселья.
Люциус не торопился её вызволять. Гермиона слышала, что он что-то бормочет внизу, но не могла разобрать слов. Возможно, какие-то заклинания. Наконец, она почувствовала, как пол начал проваливаться. Испуганно вскрикнув, она судорожно цеплялась за доски, но они лишь с громким звуком осыпались на землю – в том числе и старый сундук со всем содержимым. Сама Гермиона зависла в воздухе. Нога беспомощно болталась – теперь девушка видела, что лодыжку покрывали обильные кровавые подтёки, и наружу выпирала переломленная кость. От вида раны боль стала почти невыносимой, и Гермиона закусила губу, стараясь больше не смотреть на ногу.
Люциус, направляя на неё палочку, осторожно опустил пленницу ниже, пока их глаза не оказались на одном уровне.
– Кто засунул вам шило в задницу? – грубо спросил он, растеряв весь свой утончённый аристократизм.
– Это произошло нечаянно. Мне стало любопытно…
– Ни разу ещё ваше чрезмерное любопытство не привело ни к чему хорошему.
– Мистер Малфой, не будете вы так любезны опустить меня на землю? Мне неудобно болтаться в воздухе.
– Ах, вам неудобно? – вкрадчиво спросил он, осматривая её с ног до головы. – А рыться в чужих вещах удобно?
– Я…
– Понимаю, любопытство. Вам чрезвычайно повезло, что заклинание, которое было наложено на шкатулку, со временем ослабело, иначе сломанная нога показалась бы вам мелочью.
Гермиона в страхе отпрянула, когда его руки потянулись к ней. Вспомнилась брачная ночь, и страх перед прикосновением казался почти непреодолимым. Но Люциус бережно и предельно осторожно взял её на руки – уже далеко не в первый раз – и достал из кармана порт-ключ.
– Погодите, – Гермиона осмотрела обломки домика и сундука, раскиданные вокруг дерева. – Я хотела бы взять ваши рисунки. Пожалуйста.
– Этот мусор не имеет значения, – жестко ответил он, взмахом палочки безжалостно уничтожая остатки своего детства. На глаза Гермионы навернулись слёзы, когда она краем глаза заметила горящую бумагу.
– Он имел значение, – тихо сказала она.
– Не стоит быть столь сентиментальной. Забудьте обо всём, что здесь нашли.
– Увы, моя амнезия весьма капризна, и забыть по собственному желанию я ничего не могу. Поверьте, я пыталась.
Люциус с непривычно задумчивым видом глянул на неё, и на какой-то момент линии его лица перестали быть жёсткими и отталкивающими. Так ничего и не сказав, он активировал портал, перенося их обоих в дом. Гермиона продолжала истекать кровью и нуждалась в помощи. Он уложил её на кушетку в своём кабинете, за что девушка была ему бесконечно благодарна. Снова оказаться с Люциусом наедине в спальне – самый страшный из её кошмаров. Она даже запирала дверь на ночь, на случай, если Малфой вспомнит, что у неё есть перед ним супружеские обязательства. Гермиона сильно сомневалась, что дверь и замок остановят его, если он захочет войти, но так всё равно спокойнее.
– Что, чёрт возьми, на вас одето? – наконец, заметил он, отправив срочное послание доктору.
– Шорты. В них гораздо удобнее, чем в этих дурацких платьях. Терпеть их не могу!
– Закажите новые.
– Мне и так хочется сжечь собственный гардероб, поэтому не испытываю ни малейшего желания покупать очередные бесполезные вещи. Я хочу носить брюки, шорты и майки.
– Носите, кто вам запрещает?
Гермиона едва не задохнулась от возмущения, наблюдая, как Люциус наполняет бокал крепким напитком. Но она не решилась вызывать его на очередной спор теперь, когда он, наконец, начал с ней разговаривать. Если бы она знала, что для этого стоит всего лишь сломать ногу, то уже давно бы скинулась с лестницы или выпрыгнула бы из окна.
Он протянул ей напиток, подмешав туда какое-то зелье. Едва ли яд, потому без особого протеста девушка выпила виски, поморщившись от крепости и горечи. И тут она заметила в отражении бокала, что у неё совершенно черное лицо.
– Господи! Что с моей кожей?
– Последствия ваших любопытных действий.
– А вы не могли бы…
Люциус вздохнул, направив на неё палочку.
– Я бы предпочёл, чтобы вы, каждый день глядя на себя в зеркало, лишний раз задумывались, стоит ли совать свой длинный нос в чужие дела. Но, – смилостивился он, – надеюсь, перелома будет вполне достаточно.
Он, закрыв глаза, сосредоточился и произнёс заклинание, замысловато взмахнув палочкой. В воздухе сверкнули три серебристые руны, и Гермиона почувствовала лёгкое покалывание по всему телу. К счастью, лицо начало постепенно светлеть, пока не приобрело обычный оттенок.
– Благодарю, – несмело улыбнулась она. – И спасибо, что помогли выбраться.
– Ох и пожалею же я об этом, – присев на край стола, ответил он.
Гермиона снова усмехнулась. Боль стихала, наверное, подействовало зелье, а, может, виски.
– Вы больше не рисуете?
– Нет.
– Жаль. У вас талант. Я никогда не видела более красивых рисунков.
Люциус брезгливо скривился, словно ему было стыдно за юношеское увлечение и сгоревший альбом.
– Я не трачу своё драгоценное на время на бесполезные занятия. К тому же, прошлое должно оставаться в прошлом.
– А я так не считаю. Прошлое может многому нас научить.
– Мне хватило в жизни уроков, – парировал он. – Следует думать лишь о будущем, а для этого много работать в настоящем.
– И каким вы видите своё будущее? – осторожно поинтересовалась Гермиона.
Но Люциус не успел ответить. В кабинете появился домовик с сообщением, что прибыл целитель. Малфой тут же подобрался, больше не обращая на жену внимания, и вышел из кабинета, чтобы позволить колдомедику спокойно осмотреть повреждённую ногу.

Дата добавления: 2015-09-03