Мировой опыт национально-территориального автономизма

Против системы федерализма свидетельствует выраженный в статистике мировой опыт. Из 189 существующих в современном мире государств на федеративных принципах основываются правовые структуры 58, но только 15 из них избрали политическую систему федерализма. При этом 27 существовавших прежде федераций погибли.

Прецеденты частичного пересмотра национально-территориального принципа администрирования известны и по советскому историческому опыту. Первоначально, структурными единицами советского национально-территориального федерализма, наряду с союзными и автономными республиками, автономными областями и округами, выступали также национальные районы и национальные сельсоветы. По данным, относящимся к середине 1930-х гг., статус национальных имел каждый восьмой-девятый сельсовет в СССР. Их демонтаж был осуществлен на основании постановления ЦК ВКП(б) от 17 декабря 1937 года «О ликвидации национальных районов и сельсоветов». Никакого существенного противодействия эта мера со стороны «ущемляемых» таким образом национальностей не вызвала. Эта одна из крупнейших за всю советскую историю административная реформа оказалась, очевидно, в виду ее заурядной рабочей оперативности, попросту не замечена большинством историков.

Справедливости ради, надо сказать, что национально-территориальные автономии создавались не только в результате советских экспериментов (СССР и СФРЮ). Однако почти везде их учреждение сопрягалось с эскалацией этноконфликта.

Совпадение административных границ провинции Квебек с зоной этнического расселения франкоязычного населения едва не стоил государственной целостности Канаде. На проведенном 30 октября 1995г. референдуме квебекским сторонником государственной независимости не хватило до победы лишь 1% голосов.

Конституция Испании 1978г. наделяет широкими правами автономные этнические территории – Каталонию, Страны Басков и Галисии. Но баскский сепаратизм при этом лишь усиливается, кооптируя наиболее радикальных своих представителей в ряды террористической организации ЕТА. Изначальный замысел создания автономий, как способа удовлетворения этнополитических амбиций национальных меньшинств, оказался дезавуирован.

Великобритания исторически формировалась как унитарное королевство. Однако и в ней существуют приобретшие в новейшее время статус автономий национально-территориальные образования, титульными этносами в которых выступают, соответственно, шотландцы, валлийцы и ирландцы. Результат – тот же, что и в Испании. Британским аналогом Басконии выступает Северная Ирландия, и эквивалентом ЕТА – Ирландская Республиканская Армия.

Правда, следует признать, что в Датском королевстве учреждение в 1979г. гренландской автономии «домашнего правления» не привело к росту этнической конфронтации. Напротив, Гренландия рассматривается эталонной моделью удовлетворения этнополитических прав малых народов. Но в данном случае исключение скорее подтверждает правило. Датско-гренландские противоречия вполне могут усилиться при первом же серьезном экономическом кризисе в королевстве. Гренландия является дотационным регионом, расходы которого на 50% покрываются за счет датского правительства. Готовы ли будут датчане финансировать и дальше гренландскую автономию при ухудшении собственного положения? Вряд ли.

Примечательно, что и Испания, и Великобритания, и Дания – монархические государства. Династический принцип передачи власти является в них своеобразной общегосударственной скрепой, противовесом автономизму. Монарх напрямую связан с определенной этнокультурной традицией. Он выступает своеобразным персонифицированным олицетворением государствообразующего этноса (англичан, испанцев, датчан, русских – в досоветский период), но не гражданской нации в целом. Государствообразующий статус народа при монархическом режиме легитимизирует факт самой династии. Через фигуру английского короля (королевы) закрепляется роль англичан в качестве государствообразующего народа Великобритании. Вместе с тем, междинастические, а соответственно, межэтнические браки монархических родов, не позволяют встать на позицию расового этнизма. Монаршая власть, хотя и является формально светской, но имеет в каждой из монархий религиозную смысловую нагрузку. Монарх выступает хранителем и защитником вполне определенной конфессиональной традиции. Его связь с религией государствообразующего народа закреплена в европейских королевствах на законодательном уровне. Российская Федерация не имеет монархической скрепы, а потому национально-территориальный автономизм ей особо противопоказан.

Осознание угрозы национально-территориального автономизма выразилось даже в ряде унитарных государств в превентивном запрете создания автономных этнических территорий. Такой запрет существует, в частности, в Болгарии, где он направлен, прежде всего, против возможных этнополитических претензий цыган и турок.

Имелись и прецеденты отказа от декларированного первоначально на законодательном уровне национально-территориального автономизма. Невозможность его реализации обнаружилась, к примеру, в практике государственного строительства Бирманского Союза.

Доводом против национально-территориального автономизма может также являться констатация того положения, что созданные на его основе автономии не отражают в должной мере интересы титульных народов. Это происходит, в частности, когда его представители проживают вне очерченных территориальных рамок. Национально-территориальный автонизм исходит из абстрагированного представления о четкой соотносимости наций с определенной территорией. Однако, в современной Европе из 21 млн. человек, являющихся представителями титульных народов, наделенных правом организации национально-территориальных автономий, вне их проживают более половины – 11 млн.

Дата добавления: 2015-08-13