POV Твика. Провожаемые постепенно утихающей музыкой мы, держась за руки

Провожаемые постепенно утихающей музыкой мы, держась за руки, идём по тёмной и пустой улице, и, к моему удивлению, мне совсем не страшно. Сейчас темнота кажется мне нашим спасением, помощницей, которая заботливо спрячет меня и Крейга ото всех прочих людей, то есть не нас.

В голове вертятся странные мысли, вроде: «Я могу доверять только Крейгу. Он единственный способен понять и принять меня. Он – тот, кого я люблю, и поэтому происходящее между нами не может быть чем-то неправильным. Поэтому я вверю ему всего себя.» Наверное, всё это вкупе с испытываемым мною волнением вызвано ощущением несомненной значимости последующего шага в наших отношениях. Я думаю о своих чувствах как о чём-то возвышенном (хотя иначе и быть не может, по крайней мере, в моём случае), но возбуждение всё равно даёт о себе знать приятной тяжестью внизу живота, что означает следующее: я хочу Крейга; и мне не важно, что в чьих-то глазах наша с ним связь может показаться в наивысшей степени отвратительным действом, грязным совокуплением, противоестественным половым актом…

Он заботливо сжимает мою ладонь в своей, ведёт за собой и следит за тем, чтобы я не оступился, так как от его внимания не укрылось, что прямо сейчас я не в силах совладать с дрожью, вызванной не холодом, а чем-то другим, и мешающей мне не то что бы вести себя непринуждённо, а даже просто спокойно, по-человечески, шагать за ним. Всякий раз, когда я спотыкаюсь, он не даёт мне упасть; всякий раз, когда я нервически вскрикиваю, он останавливается, чтобы удостовериться, всё ли со мной в порядке; всякий раз, когда я с силой сжимаю его пальцы, он пожимает мои в ответ, как бы говоря: «Всё будет нормально, ведь я с тобой.»

Ясно ощущаю его присутствие: он не тот человек, с которым «рядом лишь физически». Также я готов последовать за ним куда угодно. Более того, я уверен, что и он последует за мной, куда бы я ни направился.

Но почему же мне тогда так тревожно?

- Ты замёрз? – «Ты же знаешь, что нет,» - хочется сказать мне, но я лишь отрицательно качаю головой. - Может, накинешь мою кофту?

- Эй, я тебе не девчонка, так что оставь эти свои… Аргх!.. Что смешного?

- Ничего. Но ты всё-таки накинь, не девчонка.

- Спасибо, обойдусь.

- Вредина, - смеётся он.

Не это ли зовётся любовью?

Проходим мимо силуэтов и теней, что знакомы нам благодаря дневному свету или горящей по вечерам лампе, когда мистер и миссис Такер оказывают мне своё гостеприимство, не подозревая о том, кем я являюсь для их сына. Почему я сейчас думаю об этом? Неужели в нашем с Крейгом случае нет места таким типичным для подростков поступкам, как первый раз, проходящий, разумеется, в тайне от родителей?

Мне не следует об этом думать. Можно поубиваться этим как-нибудь потом, не сейчас.

Крадучись и во тьме мы бесшумно поднимаемся по лестнице, и я вдруг обращаю внимание на то, как сильно колотится моё сердце. Странно, что ранее, пока мы были на улице, я в упор не замечал этот оглушительный и бешеный стук, больше похожий на барабанную дробь, чем на естественную реакцию организма. Может, потому, что там, снаружи, было всё-таки чуточку громче? Были какие-то другие, посторонние, звуки? А здесь так много воспоминаний, так много моих молчаливых молитв о том, чтобы никто не отнял его у меня и так много голосов… «Мама зовёт вас к обеду, придурки!» «Развлекайтесь, мальчики.»

Интересно, как они отнеслись бы к нашим с Крейгом отношениям, если бы узнали о них?

Без понятия, даже думать об этом боюсь. А ещё, кажется, я вот-вот шлёпнусь в обморок.

Семейство Такеров по-прежнему спит (к счастью, мы благополучно добрались до комнаты Крейга, никого не разбудив), и вот наконец дверь закрывается с нашей стороны. Мы оказываемся наедине, совсем наедине, в месте, в которое я так хотел попасть с того дня, как узнал о Клайде. Или же…

Он отпускает мою руку и поворачивает к себе за плечи. Я охотно и покорно следую за ним, отдаваясь ему, когда он наклоняется ко мне и нежно целует в губы. Спустя несколько секунд замечаю, что пальцы, сжимающие мои плечи, слегка дрожат.

…нет. Я сам этого захотел, не взирая на то, что Крейг занимался этим с кем-то другим, не со мной. Это уже не ревность, потому что для неё не осталось места. Или я обманываю себя? Почему у меня подкашиваются ноги? Неужели я так сильно боюсь? И что это за воображаемые осуждающие лица наблюдают за нами?

Крейг отстраняется от меня. Так как мы не включили свет (в противном случае, проснись кто из четы Такеров, проходя мимо комнаты Крейга и увидев свет, мог бы из любопытства зайти внутрь, и тогда пиши-пропало) я вижу лишь неясные очертания его лица. Когда мои глаза привыкают в темноте, замечаю, что его взгляд стал иным, совсем не похожим на его обычное безразличное и несколько отстранённое выражение.

- Твик, могу я тебя кое о чём попросить?

Я очень удивлён, так как Крейг крайне редко просит меня о чём-либо, тем более таким одновременно серьёзным и нежным голосом, словно от моего ответа зависит очень и очень многое, если не всё.

- Конечно.

Некоторое время молчит, видимо, подбирая слова, и во время воцарившейся тишины я беспокойно тереблю поло своей рубашки, впервые задумавшись о том, что это уже вошло у меня в привычку. Наконец Крейг говорит:

- Я хочу, чтобы сейчас, в моей комнате, остались только мы вдвоём. Я имею в виду, что хочу, чтобы ты выкинул из головы всё лишнее, всё и всех. Я очень хочу, чтобы хотя бы сегодня, в эту ночь, ты думал только обо мне одном. Сделай это для меня.

Он издевается? И так занял все мои мысли!

- Я и так… - начинаю я, но он перебивает меня настойчивым:

- Пожалуйста, Твик.

Собираюсь было возразить, но не произношу ни слова. Мне следовало догадаться, ведь Крейг умеет читать мои мысли. Как и сейчас. Он тоже наверняка слышал голоса, видел лица и испытывал страх.

- Хорошо.

Смотрю за его спину, и мой мечущийся взгляд натыкается на постель с призывно откинутым покрывалом. Хорошо, что в комнате темно, иначе бы он заметил, как я раскраснелся. Хотя… Думаю, он и это знает.

- Ты боишься? – спрашивает он, беря моё лицо в ладони и заставляя смотреть прямо ему в глаза. - Только честно.

- Так, то есть я всё-таки снизу?

Чёрт! Нашёл что сказать!

- Эм… - Наблюдаю за тем, как он пытается подавить улыбку. В свою же собственную ловушку попал, Крейг, так тебе и надо, я всё вижу! Хотя… Чего я злорадствую-то? Это же я себя в очередной раз идиотом выставил… - Да вообще-то бояться можно при любом раскладе, если уж на то пошло. То есть, я ни на что не намекал. Как хочешь, в общем, насчёт снизу/сверху. Так боишься или нет?

Как это ему всё равно? Я тут что, один переживаю?

Кого я обманываю? Он же имеет в виду совсем другое.

- И да, и нет, - отвечаю я с некоторым запозданием. - Хоть и темно, я знаю, что ты видишь меня насквозь, и это очень смущает. А ещё…

Следует такая хорошо знакомая нам обоим пауза под названием «Твик опять стесняется признаться в чём-то».

- Веди себя, как обычно. Скажи, о чём думаешь на самом деле.

- Я думаю о том, что буду делать, если у нас не получится…

- Глупый, это тебе не физика. Даже у таких идиотов, как мы с тобой, получится тра…

- Не порть момент! – чуть ли не вскрикиваю я, но, услышав тихий смех Крейга, не могу не улыбнуться в ответ.

- Так-то лучше. Мне нужен именно мой Твик, шумный и нервный, пугливый и такой… - Следует такая хорошо знакомая нам обоим пауза под названием «Крейг сейчас чуть не ляпнул лишнего, но вовремя прикусил язык». Только, помолчав, он всё-таки «ляпает», добровольно причём: - …милый.

Неужели это всё взаправду?

Он улыбается мне и притягивает к себе. Снова чувствую его губы на своих, и это незабываемое ощущение от его поцелуя и новые, требовательные, ласки напоминают мне о том, что сегодня мы пойдём до конца.

Всё повторяется. Он гладит меня, успокаивая и умоляя поддаться, хотя я и так всецело в его власти. Места, которым он уделяет внимание, ещё очень долго будут помнить его прикосновения, как и всё моё тело, жаждущее его, Крейга.

- Помни о моей просьбе, Твик, - шепчет он в мои приоткрытые губы. – Если выполнишь её, я буду та-ак счастлив…

Боже, мне просто крышу сносит от этой его фразы из детства.

Его пальцы привычным движением расправляются с пуговицами на моей рубашке, и я начинаю считать секунды до момента, когда его горячие и влажные от наших поцелуев губы приникнут к моей шее. Когда это наконец происходит, удовлетворённо вздыхаю и обнимаю его.

Теперь мне ясно выражение «интимная обстановка». Всё не так, как раньше, не так, когда мы - средь бела дня или вечером - втихаря обнимались, целовались и занимались петтингом, боясь быть разоблачёнными. Сейчас я понимаю всю важность и искренность его просьбы, а также понимаю и то, что всё это время Крейг действительно переживал всё то же самое, что и я.

Моя рубашка уже валяется на полу, как и майка. Поспешно тянусь к вороту его кофты, чтобы не отставать. Когда тяну её на себя, чувствую покровительственную улыбку Крейга на своих губах. При других обстоятельствах я бы разобиделся на него и закатил бы, как он это называет, мини-истерику, но сейчас всё иначе, и мы сами немного другие.

В его руках мне так тепло и спокойно, но мне никак не удаётся унять дрожи. Я чувствую себя странно. Всё действительно не так, как обычно…

Он тоже волнуется, но всё равно берёт на себя ведущую роль, и я знаю, что могу положиться на него: он сделает всё, чтобы мне было хорошо, он будет внимателен и ласков. Крейг не причинит мне боли. Все его движения осторожны, и мне становится ясно, что он старается сделать так, чтобы я не испугался и не оттолкнул его.

- Прости, если я заставляю тебя чувствовать себя неуверенно, - тихо говорю я. – Ты… Ну… Ты можешь делать со мной всё, что тебе хочется, потому что… Это ты…

- Знаешь, ты ведь сейчас нарываешься.

С этими словами он берёт меня за руку и ведёт к кровати. Так как ноги не слушаются, я еле поспеваю за ним.

Вру. На самом деле я до последнего растягивал момент, после которого мы оба не сможем дать задний ход и притвориться, что ничего этого не было. Не из страха за себя. За него.

Только Крейг не нуждается в моих за него опасениях, потому что первый, кто перестал бояться – это он, и именно ему предстоит избавить от страха и меня.

Крейг медленно раздевает меня, и я, лёжа на спине и закрыв лицо тыльными сторонами ладоней, чувствую на себе его взгляд. Знаю, он смотрит на меня. Я сказал ему, что он может делать со мной всё, что захочет. И Крейг сделает. Мне остаётся только ждать, подавляя в себе желание самому наброситься на него и ускорить процесс, ведь он сейчас специально дразнит меня.

И мне это нравится.

Он проводит кончиком языка по ушной раковине, затем уголку моих губ, не позволяя поцеловать себя, затем спускается ниже, к моей шее, на которой такими темпами вскоре и живого места не останется, и мне не остаётся ничего иного, кроме как закрыть глаза и наслаждаться.

Также ему нравится силой отнимать мои руки от лица и заставлять смотреть на то, что он вытворяет с моим телом. Садист.

В конце концов я не выдерживаю: протягиваю руки, обхватываю ими его шею и тяну на себя.

Это напоминает мне о том, как мы не могли оторваться друг от друга в тот, первый день, когда мы только-только помирились после двухлетнего… эм, «перерыва в отношениях», скажем так. Разница лишь в том, что сейчас на нас минимум одежды (то есть, на Крейге, потому что на мне её уже вообще нет), и его пальцы еле ощутимо – опять же, дразня – поглаживают головку моего члена.

Его действия так заводят меня, что моё дыхание учащается, и я решаю показать ему свои чувства посредством поцелуя. Обычно Крейг берёт на себя инициативу, но ведь и ему тоже хочется почувствовать себя любимым.

Слишком напористый и нетерпеливый, когда дело касается подобных вещей. О, Крейг, ты не представляешь, каким сам бываешь порою милым.

Я компенсирую его грубость свой нежностью.

Чувствую его стояк, и какой-то непонятный восторг овладевает мной, когда Крейг с силой впивается в мои губы, углубляя поцелуй. Бывает, словно спохватившись, он пытается успокоиться и быть нежнее, но если обычно ему это удавалось, то сегодня явно не тот случай.

- Ты довёл меня, - шипит он сразу после того, как оставляет очередной засос под моей левой ключицей.

Затем он, продолжая крепко обнимать меня, переворачивается, и я оказываюсь сверху.

Замечаю, что он смотрит на тумбочку справа от нас, протягивает руку и извлекает что-то из её верхнего отделения.

- Так, а сейчас, главное, не волнуйся.

- Чтобы я не волновался, тебе не надо было говорить эту фразу, аргх!..

- Просто продолжай целовать меня.

Опустив взгляд, я могу рассмотреть, что он держит в руке. Пузырёк со смазкой.

- Крейг, Крейг, Крейг… - меня хватает только на то, чтобы безостановочно шептать его имя, тихо постанывать и изо всех сил обнимать за шею, вжимаясь в его крепкое тело. – Ещё… прошу тебя… - не в силах сдерживаться, я говорю подобные смущающие вещи, но всё равно не могу сдержать рвущиеся из меня слова, просто не могу, и я бы рад провалиться сквозь землю от стыда, но больше всего на свете мне не хочется разлучаться сейчас с Крейгом, лишаться его объятий и ласк. – Так хорошо…

Звучит только мой голос, плюс наше обоюдно сбившееся и жаркое дыхание. Крейг не такой, как я: он умеет сдерживать свои эмоции, обходиться без ненужных и несколько глупых слов, в общем, контролировать себя, из-за чего мне редко когда удаётся понять, о чём он думает, но на данный момент я с уверенностью могу сказать, что его невысказанные слова ощутимо парят над нами, в воздухе, вбирающем запах наших тел.

Его пальцы, влажные от смазки, продолжают подготавливать меня и, вместе с тем, возбуждать: мне уже не больно, только горячо и приятно, и я сам время от времени делаю поступательные движения, насаживаясь на них и не в силах перестать. Также я не в силах замолчать.

- Крейг, Крейг… - Я по-прежнему чуть ли не душу его своей крепкой хваткой, при этом пошло постанывая ему на ухо. Дрожу, всхлипываю, жмурю глаза и продолжаю повторять его имя, в очередной раз доказывая, что на все сто процентов выполнил его просьбу. Мне начинает казаться, что ничего иного, кроме его имени, отныне не в состоянии произнести вслух, пока не шепчу следующее: - Крейг, боже мой, я так тебя…

- Я люблю тебя.

Мои глаза изумлённо распахиваются, в то время как мой живот как-то странно, болезненно и приятно, скручивает.

Чуть отстраняюсь, чтобы посмотреть на него.

Он выглядит так, будто готов с разбега влететь в стену с целью пробить себе об неё голову. Я бы рассмеялся, если бы не был так тронут его словами и сопровождающим их выражением лица.

- Чёрт возьми, Твик! Я не планировал так быстро тебе в этом признаваться, сволочь ты мелкая…

Хоть он и ругается, на моём лице расцветает довольная улыбка. Крейг делает вид, что не замечает её.

- Это совсем на меня не похоже. Хотя, если подумать, всё это… Твою же мать… Если так пойдёт и дальше…

- Просто люби меня.

- Тв…

- Думаю, я уже готов, - говорю я, приподнимаясь и заглядывая ему в глаза. Вижу, что Крейг тоже взволнован, как и я. Мы на равных. – Теперь уверен.

Я лежу на животе, потому что для первого раза это наилучшая позиция. Да, знаю. Я бы и сам посмеялся над этой фразой, если бы не лежал сейчас на животе, конечно.

Под животом подложена подушка, и моя пятая точка, таким образом, чуть приподнята. Позади меня Крейг возится с презервативом, и я мысленно умоляю его поторопиться, потому что моё положение меня несколько смущает. Ладно, скажу откровенно: вот сейчас я действительно готов провалиться сквозь землю от стыда.

А ещё мне становится немного страшно. Крейг рядом, но я его не вижу, и это подводит к мысли о том, что есть вещи, с которыми мне предстоит справляться в одиночку. Например, этот пугающий секс в роли пассива. Мне кажется, что на данный момент моё лицо не отличить от спелого помидора. Как же хорошо, что занимаются этим в основном ночью.

Не успел я морально подготовиться, когда Крейг уже наклоняется ко мне и, обнимая одной рукой, второй помогает ввести свой член…

- Аргх!.. К-крейг…

Поспешно прикусываю губу, чтобы сдержать крик.

Он во мне.

- Крейгкрейгкрейг…

Внутри.

Всхлипываю и вжимаюсь в простынь, уткнувшись лбом в матрас и позволяя слезам стекать по щекам, носу и подбородку.

Крейг.

И мне так больно, что хочется, чтобы это сейчас же прекратилось. Все те опасения, что снедали меня столько времени, наваливаются непосильным грузом, и я уже было собираюсь сдаться, попросив его остановиться, как вдруг слышу:

- Чшшш, тихо, милый мой... – У меня внутри что-то обрывается, когда я слышу это. Крейг лишь единожды употреблял по отношению ко мне столь интимное выражение, при этом ничуть не смущаясь, как бы говоря мне: всё в порядке, так и должно быть, мы - это правильно. Таков первый шаг на пути к тому, чтобы я успокоился. - Потерпи ещё немножко, прошу тебя…

И всё, этого оказывается достаточно. Я больше не могу повернуть назад. Не теперь, когда он так старается, когда он наконец решился любить меня. Несколько дней назад, на этой самой постели, я уже всё для себя решил и сделал первый шаг. Поэтому сейчас мне лишь остаётся попросить его, стараясь не всхлипывать: «Только б-будь поласковей, л-ладно?..», после чего осознать, как же по-девчачьи это звучит, и раскраснеться ещё больше (всё-таки хорошо, что он не видит сейчас моего лица). С губ срывается нервный и стыдливый смешок, но тут же обрывается, когда Крейг нежно целует меня в шею и шепчет:

- Ладно. А ты постарайся расслабиться для меня.

- Угу…

«Да вообще-то бояться можно при любом раскладе, если уж на то пошло.»

Расслабиться… И тут до меня доходит, что Крейгу тоже может быть больно, или, возможно, даже больнее, чем мне.

Его рука скользит по моей талии, спускается ниже и обхватывает пальцами мой член, после чего принимается ласкать. Его горячее дыхание щекочет кожу, пока он целует мои плечи. Внутри меня он не двигается. Ждёт, пока я привыкну, пока я наконец расслаблюсь и перестану сжимать его член колечком напряжённых мышц.

Другая его рука, свободная, с силой сжимает ткань простыни. Так сильно, что меня немного пугает вид набухших вен и побелевших костяшек.

Ему тоже больно.

- П-прост-ти, Кр-рейг… - ною я. - У меня не получается. Видимо, не все идиоты могут тра…

- Не порть момент, - перебивает он меня.

- Ну что я за неудачник такой?.. – продолжаю сетовать на никудышного себя.

- Твик.

- Нет, ну правда. Я даже не могу заня…

Толчок, и мы оба ахаем от порции новой резкой боли.

- Ай!

- Тихо ты! – шикает он.

- Ты чего не предупредил меня?

- А ты чего херню всякую несёшь?

- Вот теперь ты портишь момент! Ай, прекр…

Больно, чёрт, это тебе не пальцы…

- Прости, - говорит он, и я распознаю в его голосе такие ненавистные мне нотки сожаления. - Если так больно, то лучше…

- Нет, - упрямлюсь я. Сам иногда поражаюсь, какой я переменчивый. - До победного давай.

- Твик, не смешно.

- Серьёзно? – Чтоб не думал, что он один владеет мастерством сарказма. - А то я тут так ухахатываюсь, что прямо сил моих нет!

- Придурок, - нехотя хихикает он. О, да это только начало моего дебилизма, ведь когда я нервничаю, выбираю одну из двух своих излюбленных стратегий (хотя, скорее, это они меня каким-то образом выбирают): либо и слова не могу из себя выдавить, а если и выдавливаю, то заикаясь, либо начинаю придуриваться. Думаю, не трудно догадаться, какой стратегией я придерживаюсь сейчас.

- Умоляю, Крейг Такер, доведите меня до оргаз…

- Твик! Мелкий ты развратник, заткнись!

- Я хочу, чтобы ты мне @^%#*&…

- Откуда ты слова вообще такие знаешь?

- От №%:*…

- Хорошо-хорошо, только прекрати! До победного, так до победного!

- Уломал.

Он игриво кусает меня за мочку уха, рукой тем временем возобновляя ласкающие мой член движения, и я закрываю глаза, стараясь сосредоточиться на получаемом мною удовольствии, а не на боли… Которая уже начинает утихать. Хоть мы и болтали несколько минут назад как два дауна, я ни на секунду не забывал о том, чем мы сейчас заняты.

Любовью, как бы смешно в нашем исполнении это ни выходило бы.

Я чувствую, как он, навалившись на меня, утыкается своим лбом мне между лопаток, и понимаю, что он смотрит на... Обожемой.

Хочу, чтобы Крейгу тоже было хорошо, но так как моя природная стеснительность не позволяет мне произнести что-то вроде: «Ты уже можешь начать двигаться», я, в некотором роде противореча самому себе, первым делаю движение навстречу.

Как я уже говорил (много раз, причём), этот человек умеет понимать меня без слов.

Задыхаюсь. Жадно ловлю ртом воздух, но всё без толку. Воздуха как будто и нет. Есть только Крейг: его губы, его запах, его сосредоточенные толчки внутрь меня, по которым я понимаю, что он сдерживается. Только сдерживается не очень хорошо, но это позволяет мне чувствовать себя желанным.

В горле пересохло, но я всё равно не скуплюсь на стоны. Крейг уже устал шикать на меня, успокаивать и затыкать, поэтому сейчас он смиренно слушает и изредка шепчет о том, что я свожу его с ума своим голосом.

Из глаз текут слёзы, которые я больше не пытаюсь подавить, так как без толку. В какой-то момент начинаю опасаться, что захлебнусь ими.

Самое странное, что, принимая во внимание вышеперечисленные факты, мне хорошо, и это ещё мягко сказано.

- Твою мать, как давно я этого хотел, белобрысый ты подонок, мой… - Уже не «милый», но так даже лучше. – Бл*$#№… - Ого. Всё-таки он знает слова и похлеще. - Мой… Твик… Что же ты делаешь со мной?..

Это ты что со мной делаешь?

Я не узнаю своего голоса. Даже я сам нахожу его сексуальным, словно он принадлежит не мне, а актрисе из фильма, в котором важно всё, что угодно, только не сюжет.

А потом Крейг вдруг выходит из меня, рывком переворачивает на спину и смотрит мне прямо в глаза, упираясь руками в постель по обе стороны от моей головы. Он мысли мои прочёл? Мои идиотские мысли о том, как я соскучился по его лицу, глазам, губам…

- Иди ко мне, - с этими словами, сказанными донельзя странным голосом, медленно провожу ладонью по его щеке.

Не разрывая зрительного контакта, он разводит мои ноги в стороны, и вскоре я снова чувствую его внутри себя. Он не позволяет спрятать от него своё лицо: перехватывает мои руки, смотрит на меня, слушает мои стоны…

- Твик, - тихо зовёт он, и я понимаю, что упускаю что-то очень важное.

…Или он хочет, чтобы и я тоже смотрел на него?

Взлохмаченные тёмные волосы, стекающая со лба капелька пота, расширенные зрачки, искусанные губы и несколько засосов, что я неумело поставил ему, напряжённые мышцы рук, накаченный пресс…

Дальше – какое-то безумие: одновременный оргазм, сбивчивые слова и влажный, страстный, на последнем издыхании поцелуй. Ближе к кульминации замечаю, что уже не лежу на спине, а снова сверху, и мы оба, в сидячем положении, изо всех сил сжимаем друг друга в объятиях, и я насаживаюсь на его член снова и снова.

Когда мы, пытаясь отдышаться, обессиленно валимся на постель, я несколько запоздало понимаю, что именно между нами только что произошло. Помнится, я предполагал, что большего смущения мне уже не испытать? Ну да, ну да…

Ложусь на правый бок и кидаю в сторону Крейга робкий взгляд. Он лежит на спине и смотрит в потолок, но, почувствовав, что я наблюдаю за ним, обращает ко мне своё лицо.

Мне хорошо знакомо это выражение. Крейг надевает эту маску безразличия всякий раз, когда боится, что ему сделают больно.

И тогда, глядя в его испуганные серые глаза, я понял, что в понимании Крейга означает слово «неправильно». Оно означает боязнь испытать друг к другу отвращение и стыд вопреки любви и всему светлому, что между нами было.

Крейг не заговорит первым. Он будет ждать решающих слов от меня.

Он осторожно прижимает меня к себе, так, словно я могу разбиться от его прикосновения; я лишь утыкаюсь лбом в его лоб, ловя его дыхание и вдыхая запах его кожи. Руки мои, согнутые в локтях, безвольным грузом лежат между нами.

Мы долго-долго смотрим друг другу в глаза, ничего не говоря. Просто смотрим, обнявшись, а после - не знаю, сколько времени спустя - я касаюсь его щеки и, словно заглянув в самую его душу и позволив заглянуть в свою, произношу то, что мне стало ясно только сейчас, так как с некоторых пор я об этом даже не задумывался:

- Я без тебя не смогу.

Таков мой ответ.

***

Когда Стэн просыпается, часы на прикроватной тумбочке в гостевой комнате Блэков показывают 6.45.

Голова раскалывается, и немного подташнивает, но, смутно припоминая всё то, что он вытворял накануне вечером (про ночь он, благо, пока не вспомнил), Стэн решает, что подобное лёгкое недомогание – прям-таки благодать господня. Ухмыльнувшись, он пытается приподняться на локтях, но потом вдруг оказывается, что это не так-то просто. Нет, он не утратил подвижности, не испытывает слабости, и у него не кружится голова или ещё что-то в этом роде. (Хотя уж лучше, чтоб было так…)

Дело в том, что ему мешает чужая крепкая хватка, а если быть точнее, то тяжёлая рука (Картмана?!), обнимающая его за талию. Нервно сглотнув, Стэн поворачивает голову и убеждается в своей догадке: да, Картман.

«Блятьблятьблятьблять!..»

Но на этом утренние сюрпризы для Стэна Марша не заканчиваются. Повернув голову в другую сторону, он видит своего супер-лучшего друга, что сейчас безмятежно спит, прильнув к его другому, левому, боку.

«БЛЯТЬБЛЯТЬБЛЯТЬБЛЯТЬ!!!»

Приподняв оделяло и заглянув под него, дабы проверить парней на наличие одежды, Стэн краснеет и, сжав пальцами переносицу, шепчет:

- Твою же, ёбаный в рот, мать…

После чего осторожно, дабы не разбудить Кайла и Эрика, выбирается из постели, одевается и направляется было к двери, как вдруг одна оглушительная мысль буквально пригвождает его к месту: «А как теперь оставить Кайла с Картманом?» Думая над тем, кого бы ему лучше осторожно разбудить и разлучить с другим, Стэн по большей части симпатизирует варианту попросту свалить, чтобы потом быть как бы не при делах, но все его ещё не состоявшиеся планы рушатся, как только позади себя парень слышит чей-то зевок, а затем сонное:

- Стэн?..

«*зацензуренные мысли Стэна Марша*»

Дата добавления: 2015-08-13