Стэнли-Купидон

<b>Стэн/Столовая/Большая перемена </b>

Перепутанные между собой дни один удивительней другого: то Твик вдруг снова везде и постоянно таскается со своим распрекрасным Такером, то Клайд доёбывается до него с какими-то сомнительными расспросами о взаимоотношениях двух помирившихся спустя пару лет парней, то Кенни с этим своим: «Чувак, ну курни, такая классная дурь!», то чёртовы месячные у сестры, из-за которых она ещё стервознее и противнее, чем обычно. «Купи мне прокладки, говнюк! Мам, он не хочет покупать мне прокладки! Можно я ему врежу?» Блин, да жизнь явно не удалась.

Ладно, шутки шутками, а положение дел ведь нереально скверное.

Подперев рукой щёку, Стэн вздыхает и опускает глаза, с тоской глядя на свой нетронутый обед. <i>Стэ-эн, чувак, я так тебя люблююю. Что бы я без тебя делал?.. Ты такой охрененный…</i> - вспоминается вдруг.

- Твою ж мать, - тихо ругается он.

После того, как в стельку пьяный Кайл посреди ночи объявился в его спальне, прошло уже несколько таких вот сумасшедших дней, когда и знать не знаешь, чего ожидать от окружающих тебя людей; такими темпами Стэн вскоре попросту устанет поражаться творящимся вокруг него беспределом.

Он отрывается от созерцания гамбургера с колой и окидывает скучающим взглядом столпотворение учеников возле входа в столовую. Затем смотрит на часы. «Уже скоро.»

Сегодня, вроде бы, вторник. Так, по крайней мере, кажется Маршу, хотя на самом деле нынче среда – с некоторых пор самый нелюбимый учебный день Твика, но об этом речь пойдёт немного позже. Кстати, о невротике…

«Я думаю, ты слишком многое на себя берёшь, - мягко намекнул ему Твик, мыслями пребывая явно не здесь, не в настоящем «сейчас», а где-то далеко-далеко. – Без постороннего вмешательства разберутся, не маленькие ведь…»

Ага, конечно, сами справятся. Сто раз прям и подряд.

Взгляд синих глаз замечает объект, и на его лице появляется горькая усмешка. Он следит за рыжеволосой башкой, не надеясь на верные действия её обладателя. Всё будет, как всегда. Да, верно: Кайл опять за своё.

«Знаешь, Эрик часто ведёт себя странно, и это, в каком-то смысле, менее странно, чем если бы он вёл себя по-обычному, как все, то есть не странно, - сбивчиво лепетал Баттерс, привычным жестом выкручивая себе руки. – Так что, Стэн, я думаю, что…»

Думает он. Конечно. Смешной такой.

«Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь со своей сверх заботой о своих чокнутых друзьях?»

А тебе не кажется, Венди, что ты перебарщиваешь с вываливанием на других людей своего грёбаного мнения? Ой, нет, ей так не кажется. Окей, никаких проблем.

«Хочешь курнуть?» - Кенни.

Да твою же мать! Вспомнив о последнем замечании Маккормика, Стэн зарывается пальцами в волосы и снова вздыхает.

Пусть они все говорят, что хотят, но - о боже! - на это же невозможно смотреть!

Он отнимает руки от лица, и вот, пожалуйста!

Стэн, наверное, уже в сотый раз стискивает пальцами (на них такими темпами мозоли скоро появятся!) переносицу и издаёт что-то среднее и непонятное между вздохом отчаяния и рёвом умирающего медведя.

А невозможно смотреть на следующее: вот в столовую заходит озирающийся по сторонам Кайл, который притворяется, будто ищет глазами своего лучшего друга («Чего меня искать-то, а потом, типа найдя, удивляться моему местонахождению, если мы всегда сидим за одним и тем же грёбаным столиком?!»), хотя на самом деле сканирует помещение на наличие другого своего одноклассника, того самого, который ему ещё в любви признался в Валентинов день. Потом, приметив пребывающего в тёмном уголке Картмана, он нарочито медленно проходит мимо него, наверняка, по мнению Стэна, надеясь на какой-то ответный шаг от шатена. Но хрен там. Картман по-прежнему пребывает в прострации, чёрт бы его побрал. Вот почему, когда его прокаченная харизма так необходима, он вдруг превращается в какого-то овоща?!

Да, стыдно признавать, но Стэна Марша не устраивает (и это ещё мягко сказано) тот факт, что еврей и жиртрест больше не общаются. В тот первый день, понедельник, когда оба пришли в школу явно под впечатлением от признания Картмана, Стэн испытал потрясение номер один: Кайл и Картман не то что не разговаривали, а даже не смотрели друг на друга. Вообще. К сожалению, это было не последнее его потрясение.

Стоит также признать, что сам Стэн до той поры относился к признанию Картмана со скепсисом, но проходили дни, и он испытывал всё новые и новые потрясения, которые не намекали, а говорили прямым текстом: «Картман серьёзно».

Брюнет не знал, о чём думает Кайл, зато видел морально убитого Эрика, и это зрелище, как ни странно, не вызывало никаких положительных эмоций. Даже у Брофловски, что решил принять новое, молчаливо установленное, правило: не замечать Картмана так же, как он не замечает его, Кайла. Но то обстоятельство, что они учатся в одном классе, несколько подпортило это правило, так как взаимодействовать им всё равно приходилось, и в таких случаях фэйспалм Стэна грозился стать не снимаемым.

Сплошные холодные «спасибо-пожалуйста-дачтотынестоит-извини-нестоитутруждаться-онетмненетрудно»…

…

Вдох, выдох, Стэн.

Сдох, выдох, скорее.

Ладно, погнали дальше. Также стоит признать, что первое время эти двое успешно игнорировали друг друга (по мере своих сил), но ровно до тех пор, пока до них наконец не дошло, что дальше так продолжаться не может, и они не стали вести себя ещё более нелепо. Затем, когда обмен любезностями стал походить на что-то совсем иное, их, вероятно, настигло озарение: они ведь оба отчаянно ищут способ помириться, но, дурни такие, идут на какие-то уж слишком тонкие намёки. «Стесняются, поди,» - хихикал про себя Стэн, пока не стал скрипеть зубами от раздражения и какого-то другого странного чувства. Кенни, кстати, по этому поводу выразился довольно конкретно: «Да у тебя ж пукан конкретно подпалился, чувак!», но не суть.

Более того!

Всякий раз, когда, допустим, во время урока Кайл случайно ронял на пол карандаш (случайно, ага), а Картман как бы ненароком, словно ему вдруг стало не лень добывать его из почти другого конца класса (ага, ага), преподносил находку своему еврею, и парни, залившись краской, вели какие-то бессмысленные секундные беседы, Стэну хотелось истошно заорать: «Дебилы! Какие же вы дебилы!», но он не орал, а бормотал, пока сидящий рядом с ним Кенни продолжал усердно рекламировать свою расчудесную дурь.

- Хэй, чел, - прерывает его раздумья голос Кайла. – Чего такой хмурый?

«А ты как думаешь, блять?»

- Да так, - извечный ответ. Вообще, стоило бы поговорить с Кайлом начистоту, но Марш уверен на все сто, что тот предпочтёт оставить всё так, как есть, а также ни за что не признается в том, что скучает по подколам жиртреста, да и вообще по нему самому в принципе. Ибо гордый дохрена.

Повисает недолгая тишина, а потом к ним подсаживаются Кенни, Баттерс, Джимми и так далее. Начинается галдёж. Но не такой, как обычно. Не слышно многообещающего «Эй, пацаны!» и гаденького «Ка-айл…», и от этого Стэну как-то не по себе. Он оборачивается и смотрит на одиноко сидящего в сторонке Картмана, который к своей еде тоже не притронулся.

Затем смотрит на Кайла и понимает, что его взгляд, пока он о чём-то болтает с Кенни, прикован к жиртресту. «Без него, - думает Стэн, - Кайл сам не свой, какой-то безжизненный…»

Такие вот нелепые и идиотские нынче дни.

Словно породнившись с Картманом и разделив вместе с ним состояние овоща, Стэн на некоторое время покидает всех, в то же время продолжая сидеть на месте. В общем разговоре он не участвует, но никого, казалось бы, это не волнует. Кроме одного человека.

Пока парни что-то бурно обсуждают между собой (также и Кайл, но сомнительно, что он действительно заинтересован в обсуждении), Кенни пересаживается к Стэну и придвигается к нему поближе. Это вышло у блондина неосознанно: он просто привык, что когда у Стэна такое задумчивое выражение лица, то вскоре его осенит, и ему понадобится помощь. И кто ему её окажет, как вы думаете?..

…Мысли проносятся одна за другой, как кометы, затем углубляются в его сознании, распространяются шире, как рябь на воде и глубже, подобно разъедающей что-либо кислоте, и брюнета уже не волнует абсурдность его предположений и смутных картинок, всяческих сравнений, потому что нужная мысль вдруг находится, нажав наконец кнопку «пуск» и таким образом запустив заново остановившийся эпизод, вот же, вот же она…

<center><i>Как-то мало Картмана стало в последнее время.</i></center>

«Как-то мало Картмана стало в последнее время,» - думает Стэн, и тут ему на ум приходит нечто настолько гениальное и в то же время очевидное, что он не может сдержать радостный вскрик:

- Ну конечно же!

- Что, всё-таки курнёшь? – лицо Кенни озаряется улыбкой.

- Что?.. Нет, я не про это… Хотя, знаешь, если всё пройдёт, как надо, то я выкурю хоть всю пачку, будь уверен! – воодушевлённо сообщает Марш своему другу, рывком утаскивая его за собой из столовой. Тот послушно следует за брюнетом, ни о чём не расспрашивая. И без того ясно, что предстоит провернуть что-то занятное, и вместо того, чтобы разузнать, что именно им со Стэном предстоит совершить, руководствующийся принципом «на месте разберёмся» Маккормик как бы между делом интересуется:

- Что, прям всю-всю?

- Ага, - быстро отвечает Стэн, пока они спускаются по лестнице на первый этаж. – Только помоги мне помирить этих недоумков, ладно?

- Ок. Только чтоб всю выкурил.

- Эээ… - тянет Марш, озадачившись таким напором со стороны Кенни. - А как же там бескорыстность во имя крепкой мужской дружбы?

- Бескорыстность бескорыстностью, а такое зрелище, как обкуренный Стэн Марш, на дороге не валяется. Кстати, уверен, Картману бы это понравилось. Ты же у нас типа хиппи.

- Хм… Пожалуй, ты прав, - с улыбкой отвечает Стэн. В этот момент ему кажется, что все имеющиеся у него проблемы решаемы. Он думает о Кайле, таком на самом деле расстроенном, и с материнскими нотками мысленно обращается к нему: «Погоди ещё немного, чел, я всё исправлю!»

<b>Твик/Спортивный зал/Четвёртый урок</b>

Твику не нравятся среды, потому что именно в этот день вот уже вторую неделю подряд занятие по физкультуре проводит новый учитель, мистер Доунс, представляющий из себя то ещё дерьмецо на коротеньких ножках. Его пребывание в школе Южного парка недолговременно, так как он здесь проездом (гостит у каких-то своих родственников) и заменяет так сказать настоящего физрука, который совсем недавно слёг с ангиной. Так вот, о достопочтенном мистере Доунсе: главная его черта, по мнению Твика, - придирчивость к таким вот «соплякам», как он. И придирчивость эта, к сожалению, не такая, о которой можно взять и забыть, - она рождает в человеке различные комплексы и заставляет чувствовать себя неуютно.

И всё бы ничего, если бы свидетелем его нескончаемых неудач не был самый важный для него человек. То есть Крейг. Он, конечно, не подкалывает его по поводу полнейшего провала в пробных матчах по волейболу и издёвок физрука, но Твик, загоняющийся по малейшим пустякам, подавлен как никогда. Согласитесь, ведь часто так бывает: только всё налаживается и идёт хорошо, как вдруг появляется какая-то идиотская проблема, омрачающая едва наладившееся положение вещей. И, если уж начистоту, с Крейгом тоже не совсем всё в порядке. Он стал вести себя странно: часто (даже для него) молчит, смотрит как-то непонятно (что у него на уме?), и Твик постоянно чувствует на себе этот его взгляд, но ни о чём не спрашивает. Потому что не хочет всё ещё больше усугубить.

Также он чувствует на себе ещё один, другой, взгляд.

- Так, сперва пять кругов по залу, а потом постройтесь! – командует мистер Доунс, и все приступают к выполнению задания.

Твик вздыхает и, не обращая внимания на мимолётное головокружение, старается не отставать от впереди бегущего Баттерса. Сегодня он особенно неважно себя чувствует, но пропустить урок физкультуры означало бы новое поражение, как бы глупо это ни звучало. В животе снова урчит. Кажется, он забыл позавтракать, а в обед… Что он ел в обед?..

Он никогда бы не подумал, что станет объектом для насмешек со стороны учителя, ибо всегда отличался примерностью, но отныне ни один урок физкультуры не обходился без едких замечаний в его адрес. Твик не понимал, за что так «полюбился» мистеру Доунсу, и факт оставался фактом…

- Поднажми, Твик, маленький задохлик! Я знаю, ты можешь!

Это, конечно, невинно себе так, но… Так постоянно. Весь урок. Его выделяют среди всех остальных, и это просто невыносимо, это такой чёртов стресс, что ему кажется, ещё чуть-чуть, и он не сможет больше этого выносить! Выносить эти смешки и своё собственное пристыженное молчание.

<i>Это больше похоже на грязное заигрывание. </i>

Он отмахивается от этой мысли. Нет, быть не может. Ему просто кажется. Ведь мистер Доунс учитель, он не может представлять для него какой-либо угрозы. Ведь так?

Когда разминка подходит к концу, он ловит на себе взгляд Доунса. Долгий и серьёзный взгляд, от которого Твику становится невыразимо жутко, и никакие его мысленные уверения в том, что у него попросту паранойя, не могут этого изменить.

Наверное, большинству не требуется так много сил, чтобы отжаться тридцать раз. Так, по крайней мере, думает Твик, когда у него в глазах снова темнеет, и он падает на пол. Блондин тут же принимает прежнее положение, но было бы наивно полагать, что его новый провал оказался незамеченным.

- Иди сюда, рохля! – От звука этого голоса он вздрагивает и испуганно поднимает глаза на склонившегося над ним учителя. Тот протягивает ему свою сильную руку и с сальной улыбкой добавляет: - Я покажу тебе, как надо.

Твик поднимается на ноги, которые его еле держат, и смотрит в пол, дабы случайно не столкнуться взглядами с Крейгом.

- А вы, - громко обращается мистер Доунс к остальным, - разбейтесь на пары, возьмите по мячу и отрабатывайте верхние подачи. Идём…

<i>Я покажу тебе, как надо.</i>

Никто ничего не говорит, всем всё кажется вполне естественным и нормальными. Обычный школьный день, самый обыкновенный урок физкультуры. Твик тоже старается так думать, но, когда твоя рука словно попала в капкан, и тебя куда-то ведёт неприятный тебе – к тому же, взрослый - человек, не очень-то получается не поддаваться панике. Внезапная мысль о том, что взрослые не всегда те, кто обязательно придёт на помощь тебе, пока ещё всего лишь ребёнку, пригвоздила бы его к месту, если бы он был волен распоряжаться своим телом. Шаг, ещё один, всё быстрее и быстрее, подальше от остальных ребят…

А когда ты становишься уверен, что тебя действительно насильно тащат в уединённое место, паника овладевает тобой целиком.

Блондин пытается вырваться из цепкой хватки учителя и, к своему стыду, понимает, что и вправду «рохля»: никак не освободиться, не избавиться от этой громадной и шершавой ладони, пальцы которой так крепко держат его локоть, заключив таким образом в плен. На секунду Твику становится по-настоящему страшно, и он, глядя в беспричинно жестокие глаза мужчины, осознаёт, как он сам ничтожно мал и слаб, и ему становится к тому же и стыдно, и обидно за маленького и беззащитного себя.

Доселе хорошо освещённый спортивный зал словно погружается во тьму, и Твику больше не кажется, что плохие вещи не могут случаться в, казалось бы, светлые дни.

<i>Я покажу тебе, как надо.</i>

И тут об физиономию физрука стукается баскетбольный мяч. Время словно застывает для Твика, пока он наблюдает за тем, как перекошенное яростью лицо мистера Доунса поворачивается к нему, а мяч падает на пол возле его ног. Затем, сквозь гул голосов и звуки ударов тренирующихся делать подачи, он слышит приближающиеся к ним шаги и, наконец, знакомый ровный голос:

- Извините, я случайно, - сказано совсем без сожаления. – У меня нет пары, - холодно констатирует он, как будто бы не обращаясь ни к кому конкретно. - Я встану с Твиком, если вы закончили со своими придирками к нему. – По идее, это должен был быть вопрос, но Крейг уже тащит Твика прочь от охреневшего физрука.

Спортивный зал вновь становится таким же, каким был несколько минут назад, каким он был всегда.

Блондин так ошарашен (возможно, даже больше, чем физрук, у которого из носа уже вовсю хлещет кровь), что просто следует за своим спасителем, ни о чём конкретно не думая, ощущая лишь, как тревога и напряжение медленно рассасываются в нём. Но ненадолго. В его мозгу вдруг что-то щёлкает, и он вырывает свою ладонь из ладони Крейга, после чего, остановившись, примерно с секунду обдумывает произошедшее.

Твик уже упрекает себя в том, что так перепугался не пойми из-за чего, и все те отрицательные эмоции, что он испытал, забываются вмиг. Остаётся лишь негодование и…

- Погоди-ка, - Твик обгоняет Крейга и становится напротив него. - У тебя ведь не было пары, да и тренируемся мы с <i>волейбольными</i> мячами, так как же так получилось, что?..

- Не тупи, Твик, сейчас же не физика, - с улыбкой прерывает его брюнет.

- Ты совсем обалдел? Ты в учителя мяч намеренно швырнул! Да тебя теперь к психологу… - Твик замолкает, заметив притворную гримасу ужаса на лице Такера.

- О боже, нет! Как же я это переживу?

Твик старается сдержаться, но не выходит: он смеётся и с благодарностью смотрит на улыбающегося ему парня, не замечая, как по его лицу пробегается тень. Крейгу совсем не смешно.

- Не вздумай переживать из-за этого урода, - вдруг серьёзно говорит Крейг. – Никакой ты не рохля. А если даже и рохля, то я эту твою черту компенсирую.

На самом деле ему хотелось сказать вовсе не это.

- Эм… - Блондин смущённо улыбается и неловко переступает с ноги на ногу. - Это, конечно, да, но мне всё-таки хотелось бы верить, что никакой я не рохля.

- Ладно, не рохля, ты только не нервничай.

- Ничего я не нервничаю!

- Ты слишком мягкий, вот и всё, - тихо говорит Крейг, отводя глаза в сторону. Заметив на его щеках лёгкий румянец, Твик тут же приобретает точно такой же и, покусав губы, смущённо произносит:

- Слушай, давай уже начнём.

Урок – не самое лучшее время для проявления нежных чувств.

- Угу. Сейчас сбегаю за мячом, подожди, - говорит Крейг и уже было разворачивается, чтобы направиться в подсобку, но останавливается, когда Твик окликает его:

- Крейг! – Они смотрят друг другу в глаза, не обращая внимания ни на взбесившегося физрука, что уже побежал к директрисе, ни на вытаращегося на них Клайда, ни на Картмана, что сидит на скамейке и едва заметно улыбается, наблюдая за ними, - в общем, ни на кого, кроме друг друга. В этот момент спортивный зал одновременно и светлый, и тёмный. - Спасибо.

Крейг снова как-то странно смотрит, и Твик ничего не может прочесть по его лицу, пока брюнет наконец не натягивает на себя улыбку (что для него совсем несвойственно) и не произносит:

- Не за что. – Твику кажется, что он чего-то не понимает и, если Крейг сам этого не захочет, так и не поймёт. - Мне самому прям полегчало.

И тут все звуки разом затихают, доносясь до него словно сквозь толщу воды. Очертания предметов и людей резко заостряются и становятся ярче. Он делает шаг, но останавливается, так как голову (в районе висков) пронзает давящая боль, а в горле встаёт ком, и когда он падает на колени и видит обернувшегося Крейга, слабость окутывает всё его тело и усыпив, ведёт за собой.

Последнее, о чём он успевает подумать: «Кажется, я действительно плохо ел и спал в последнее время…»

<b>Картман/Коридор второго этажа/Перемена перед пятым уроком </b>

Депрессия, как оказалось, такая занятная штука. Становится действительно всё равно. На всё и всех. Только вот, что-то от прежнего «Я» ещё осталось, и именно поэтому некоторые люди его всё ещё волнуют.

Он, словно сомнамбула, бредёт по коридору в сторону медкабинета, где сейчас лежит Твик, как вдруг на его пути появляется светловолосая и широко улыбающаяся преграда.

- Эй, жиртрест! Тебя тренер попросил отнести полотенца в раздевалку! – выпаливает Кенни, а затем, словно спохватившись, смотрит на стопку этих самых полотенец и пытается придумать, почему это он сам не может их отнести. – А мне надо идти! Дела-дела-дела! – тараторит он, передавая свою ношу в руки Картмана, смотрящего на него без какого-либо выражения. – Отнесёшь, ладно? Тренер тебя очень просил! Ну прям очень, вот правда. Плакал и умолял. – Картман чуть приподнимает бровь, и только. - Прояви милосердие, в конце-то концов!

Эрик настолько не в себе, что соглашается помочь.

Или, если принять во внимание наличие его остаточного «Я», он уже обо всём догадался и мысленно посылает Стэну лучи добра и прочую радужную муру в этом же духе.

<b>Крейг/Медкабинет/Во время пятого урока

POV Крейга</b>

На самом деле я попросту вышел из себя, но никто этого, кажется, не заметил. Даже Твик. Тем лучше. Не хочу, чтобы он знал об этой моей стороне, о моём безудержном желании защищать его и опекать, желании, которое он сам во мне и породил, будучи тринадцатилетним мальчишкой.

Меня конкретно бесило отношение Доунса к моему Твику, бесили эти его улюлюканья и, очень даже может быть, тайные похотливые мыслишки. Иначе зачем он постоянно щупал Твика и тискал? Вдруг он хотел?.. В голове не укладывается. Вот как таким людям вообще можно разрешать преподавать?

Но больше всего меня бесило то, что я ничего не мог сделать. Ну, кроме как швырнуть в этого ублюдка баскетбольный мяч. Это навело меня на мысль о том, что мне нужна сила, чтобы защищать <i>его</i>. Конечно, и об этом Твику не следует знать, так как ему вряд ли понравится такой расклад, в его понимании означающий «Я приношу Крейгу сплошные неприятности» или что-то вроде того.

Иногда мне кажется, что я совсем запутался, хотя на самом деле всё предельно ясно. Я просто не хочу говорить вслух об очень многих вещах, но когда-нибудь, когда всё это зайдёт слишком далеко, Твик может испугаться, и я должен быть к этому готов. Должен быть готов поддержать его и, наверное, даже отпустить.

Не все хорошо начавшиеся истории заканчиваются так же хорошо, и мир далеко не такой добрый и приветливый, как хотелось бы. Когда он поймёт это, когда он поймёт, на что подписался, что же я буду делать?

Сижу на краешке кровати и смотрю на его спящее лицо. Он бледный, и этот нездоровый цвет лица меня немного пугает. Хочется разбудить его и удостовериться, что всё в порядке, хочется услышать его голос и увидеть его улыбку. Но вместо этого я лишь легонько глажу его по щеке. В груди тут же начинает щемить, и я борюсь с желанием положить этому чувству конец. Бессмысленно. Это не прекратится. По крайней мере, точно не сейчас. Эта нежность… Я никак не могу привыкнуть быть таким.

- Крейг?..

- О, надо же. – Тут же убираю руку. - Ты проснулся? – Зачем спрашивать такие очевидные вещи? Я же вижу, что он проснулся. Чёрт возьми…

Он кивает и пытается приподняться на постели, но я укладываю его обратно со словами:

- Лежи, всё равно до конца урока совсем немного осталось и нам нет смысла возвращаться в класс. – Он послушно откидывается на подушки. - Да и ты до сих пор выглядишь как-то болезненно. Как это ты так? – Очередной тупой вопрос. На самом деле я бы вообще ничего не говорил, но очень уж хочется узнать, в чём дело.

- Я… - Он мило морщится, словно пытается что-то вспомнить, и получается у него это с большим трудом. - Я просто поесть забыл. Кажется.

- Дебил, - беззлобно говорю я, и он в притворной обиде надувает губы и закатывает глаза. - И когда ты в последний раз ел?

- Не помню.

Чёрт, а ведь он действительно не помнит.

- И… Почему ты стал так наплевательски относиться к своему питанию?

Мне кажется, что я начинаю его раздражать, - таким усталым и подавленным он выглядит, но, начав, уже не могу прекратить расспросы. Неужели я делаю что-то не так, заставляя его лишний раз нервничать, из-за чего он такой рассеянный, или же дело вообще не во мне? А если не во мне, то в чём или в ком? Грёбанный стресс прям.

Нет, только не говорите мне, что этот физрук его до того запугал, что он…

- Такое случается, когда тебе кто-то нравится и ты не замечаешь никого и ничего, кроме этого человека.

К такому жизнь меня не готовила. Прости, Твик. Я не знаю, как на такое реагировать и как показать тебе, до чего я счастлив слышать подобное.

Но вместе с ликованием и радостью я ощущаю саднящую грусть.

- Крейг, - тихо произносишь ты, беря меня за руку. Я смотрю на твоё сонное личико и неосознанно наклоняюсь вперёд. Этим ты и компенсируешь мою покалеченную эмоциональность, Твик. Своим умением побуждать меня делать совершенно правильные вещи.

Ты отвечаешь на мой поцелуй, обнимаешь и впиваешься ногтями в мою спину так сильно, что это чувствуется даже через ткань футболки. Ты горячий, и от тебя чертовски приятно пахнет.

Отрываюсь от твоих губ и припадаю к твоей шее. Твой блаженных вздох эхом отдаётся у меня в ушах.

- Крейг…

Если бы я не любил тебя так сильно, то возненавидел бы за то, что ты делаешь со мной.

- Эй, мы ведь пропускаем сейчас контру по физике?

- Ага.

Теперь ему, видите ли, приспичило поговорить.

- Ну вот… Придётся потом вдвоём, отдельно от остальных, переписывать. – Да какая, ко всем чертям, разница? – А ещё ты из-за меня прогулял. Извини.

Мне хочется накричать на него и вбить в его белобрысую башку, что не стоит извиняться за то, что ему стало плохо, или же, если уж он прям ничего не может поделать с этой своей мягкостью и излишним вниманием к другим людям, порой доходящим до абсурда, то пусть будет таким только со мной. Но вместо этого я бросаю короткое:

- Забей. - Стараюсь не смотреть на его припухшие губы. – Тебе уже лучше?

- Угу, - кивает он, улыбаясь. Странно как-то улыбаясь. Чёрт возьми, Твик!.. – Пойдём домой?

Хочется спросить: «К тебе или ко мне?», но вместо этого говорю:

- Пойдём.

О физруке мы не заговариваем. Вернее, нарочно избегаем этой темы, и я всё думаю, сколько времени пройдёт, прежде чем выздоровеет и вернётся прежний, и, самое главное, хватит ли у меня сил не натворить глупостей?..

И ещё. Сколь сильно отличаются наши с Доунсом намерения в отношении Твика и отличаются ли? Чувство вины и отвращения к себе подсказывают, что подобные мысли не доведут до добра.

А собственный голос, издеваясь, мне тихо нашёптывает:

<i>Не все хорошо начавшиеся истории заканчиваются так же хорошо, и мир далеко не такой добрый и приветливый, как хотелось бы…</i>

<b>Кайл/Мужская раздевалка/После уроков </b>

«Кайл, я делаю это ради твоего же блага,» - говорил ему Стэн.

«Вам просто надо поговорить и найти компромисс, ведь дальше так продолжаться не может,» - говорил ему Стэн.

«Ничего страшного в этом нет, - говорил ему Стэн. – Я же вижу, что ты переживаешь насчёт всего этого и всего лишь хочу помочь.»

Стэн всё что-то говорил и говорил, пока Кайл истошно орал:

- Выпусти меня, блять! – Ибо оставаться наедине с Картманом сейчас – выше его сил. - Стэн, чувак, не поступай так со мной!

А потом, когда Стэн перестал говорить, и вместо его голоса Кайл услышал звук удаляющихся шагов, он обернулся и посмотрел на сидящего на скамейке Картмана, с виду полностью опустошённого и безучастного ко всему. С момента, как ушёл Марш, прошло около пяти минут, показавшихся рыжему вечностью, и в течение этих самых проклятых минут он успел уяснить: им с Картманом и вправду нужно и <i>придётся</i> поговорить.

Брофловски остаётся только вздохнуть и усесться напротив Эрика на скамейку. Сделав это, он злобным взглядом пялится на маленький столик, накрытый белоснежной скатертью, на который Стэнли-Купидон поставил бутылку шампанского, монополию и коробку конфет. Ну это вот уже реально лишнее! О чём Стэн только думал? Что это ещё за идиотские выходки, что это за подражание Картману?

Зелёные глаза осторожно заглядывают в карие. Кайлу кажется, что он слышит тиканье часов, отсчитывающих момент до того, как кто-то из них не выдержит.

Итак, а теперь сыграем в супер-игру «Кто же первый разорвёт эту гнетущую тишину?»

Только вот…

Саркастичная улыбка Кайла сходит на нет.

…тот, кто её разорвёт, будет проигравшим или победителем?

Дата добавления: 2015-08-13