Комическое фиаско

Комическое фиаско представляет собой ситуацию комического провала, неудачи, неуспеха, причиной которых, как правило, является сам герой. В рассказе «Узел» М. М. Зощенко некая старушка переживает за свой узел с вещами и, чтобы его не украли, сидит на нем, не имея возможности отойти по самым необходимым нуждам: «Со мной, — думает, — вместях узел не сопрут. Не таковская я старуха. Сплю я довольно чутко — проснусь» [151]. Спустя некоторое время старушка увидела, что «какой-то посторонний мужчина» выронил из кармана трёшку: «То есть ужас как обрадовалась бабка. Плюхнулась, конечное дело, вслед за трешкой, придавила ее ногой, после наклонилась незаметно — будто Господу Богу молится. <…> А сама, конечное дело, трешку в лапу и обратно к своему добру.

Тут, конечно, грустновато рассказывать, но когда обернулась бабка, то узла своего не нашла. А трешка, между прочим, оказалась грубо-фальшивая. И была она кинута на предмет того, чтобы бабка сошла бы со своего узла. Эту трешку с трудом бабка продала за полтора целковых…» [152].

В данном случае ситуация фиаско служит средством раскрытия характера. Несмотря на комизм ситуативный и комизм нарративного плана, использование данной ситуации связано с серьезными размышлениями над убожеством и мелочностью отдельного человека. Таким образом, комическое фиаско также связано с усилением аксиологического плана произведения.

Балаганов и Паниковский, герои «Золотого теленка» И. Ильфа и Е. Петрова, решив, что миллионы Корейко скрыты в гирях (предположив, что гири из чистого золота), решают выкрасть их: «— Это золотые гири. Понимаете? Гири из чистого золота! Каждая гиря по полтора пуда. Три пуда чистого золота» [153]. Выкрав гири, мошенники начинают распиливать их, чтобы убедиться в верности своего предположения, однако гири оказываются чугунными, а не золотыми. Комическое фиаско, в отличие от ситуации испытания, всегда дискредитирует персонажа и характеризуется доминированием внешней по отношению к персонажу точки зрения. Симпатия и сочувствие читателя оказывается не на стороне героя.

Обернуться для героя фиаско могут его собственные активные действия. В рассказе М. Зощенко «Американская реклама» герой хотел арендовать квартиру, но не сошелся с хозяином квартиры в цене. «Очень расстроился от этого рабочий. Идет домой в сильных грустях и думает: "Прохвачу этого прохвоста в газете. Мыслимое ли дело такие деньги драть!"» [154] Он решил проучить хозяина и написать в газету гневную заметку, обличающую произвол людей, требующих столь высокую плату за столь невзрачную квартиру. «Действительно, появилась в газете за подписью рабкора обличительная заметка. Крепко так обложили арендателя. <…> И адрес указали. Чтоб в случае чего хвост могли накрутить ядовитому арендателю» [155].

Однако обличительна заметка обернулась своей противоположностью и стала рекламой, вследствие чего хозяин смог сдать квартиру по непомерно высокой цене: «— За двести! — ахнула толпа. — Да мы тебе дядя, очень свободно триста бы дали. Допусти только» [156].

Комическое фиаско в данном случае стало следствием активных действий героя, а не его бездействия или апатии. Как мы можем убедиться, в произведениях XX века такое построение ситуации является крайне распространенным: активные созидательные действия героев оборачиваются их противоположностью: фиаско, неудачей и крахом первоначальных стремлений. Данному вопросу посвящена Глава 5.

Как указывает В.Я. Пропп, «неудача или посрамление воли могут быть нарочито вызваны кем-нибудь другим; в этих случаях действуют два человека. Для такого рода поступков в русском языке есть очень выразительное слово, непереводимое на другие языки, — одурачивание. В художественной сатирической и юмористической литературе одурачивание встречается весьма часто. Наличие двух персонажей дает возможность развивать конфликт, борьбу и интригу»[157].

В рассказе «Слабая тара» М.М. Зощенко комическая ситуация строится по модели одурачивания. В будке для приема груза«весовщик, такой в высшей степени благородный служащий» вынуждает граждан «укреплять тары»: «Чуть расхлябанная тара, — он ее не берет». Сделать это можно там же: неподалеку стоит другой служащий, который за 8 рублей укрепляет тару гвоздями. Персонаж раскрывает обман: укрепляющий тару «в доле» с весовщиком. Именно поэтому весовщик заинтересован в том, чтобы ящики были крепкими.

С одной стороны, комична идея одурачивания таким нетривиальным способом, комична ситуация одурачивания сама по себе. С другой стороны, эта ситуация приобретает иной смысл в контексте произведения. «Нынче взяток не берут. Это раньше шагу нельзя было шагнуть без того, чтобы не дать или не взять. А нынче характер у людей сильно изменился к лучшему. Взяток, действительно, не берут», — начинает рассказчик. Однако читатель понимает, что комическая ситуация, созданная автором, разрушает этот первоначальный тезис, показывает его несостоятельность. Иными словами, как правило, в комических ситуации данного типа (одурачивание), комизм строится в двух планах. С одной стороны, ситуация одурачивания комична сама по себе. С другой стороны, у нее расшифровывается отдельный этический смысл.

§ 3.4. Ситуация недоразумения (комической ошибки)

В рассказе «Марина» М.И. Веллерадоцент Шонин, застав в комнате общежития двух молодых людей, увидел висящую на стене репродукцию «Сикстинской Мадонны» Рафаэля. Будучи уверенным, что это икона, он был возмущен кощунством — предаваться любви под висящей «иконой».

«— Иконы на стенах! — завопил он, тыча сосисочным пальцем.

Скуратов покраснел. Иконой была огоньковская репродукция «Сикстинской Мадонны».

— Это Рафаэль, — высокомерно объяснила образованная студентка Марина» [158].

Доцента так и не удалось переубедить. Примечательно, что М.И. Веллер называет доцента прокурором: «— Эт-то что такое?! — загремел прокурор» [159].

Таким образом, модель судебной ошибки (недоразумения) реализуется вне отношения к судебным органам. Пострадавшей стороной являются оба студента: «Прелюбодеев выселили из общежития, на месяц лишили стипендии и «строго предупредили» за поведение, порочащее звание «советского студента» [160].

Как ни странно, в рассказе В. М. Дорошевича «Дело о людоедстве»[161] поводом и пружиной для разворачивания комической ситуации становится лингвистический прием. Герой рассказа был заподозрен в людоедстве, так как «похвалялся, что он ел пирог с околоточным надзирателем»[162].

Силлепс (греч. syllepsis – сопряжение, захват), — стилистическая фигура, заключающаяся в синтаксическом оформлении семантически неоднородных слов в виде ряда однородных членов предложения[163]— становится, однако, лишь поводом для разворачивания комической ситуации. Ситуация недоразумения, кумулятивно распространяясь, вбирает в себя не только переживание комической ошибки вследствие многозначности подобной формулировки, но и дальнейшее противостояние героя и других персонажей, которые стремятся приговорить Семипудова к бессрочной каторге: «Сердце его оказалось столь закоренелым, что он, на все кроткие увещания, отвечал даже с истинно сатанинской гордостью: „Что ж, что ел пирог с каким-то там околоточным. Ничего особенного в этом не вижу. Мне приходилось едать пироги и с участковыми приставами“. Это ужасное признание даёт основание предполагать о существовании целого заговора с целью уничтожить таким образом всех чинов полиции» [164].

Губернатор, опасаясь за представителей полиции, издает указ: «В опровержение ложных слухов, распространяемых представителями местных крайних партий, будто все представители полиции в скором времени будут запечены в пироги и съедены, по примеру околоточного надзирателя Силуянова, объявляю во всеобщее сведение, что отныне отдан приказ всем чинам наружной полиции города Завихряйска ежедневно мазаться с головы до ног особым составом, делающим мясо их решительно непригодным в пищу. Подписал: Губернатор Железнов» [165].

Иными словами, ситуация, которая брала исток в лингвистическом средстве создания комического эффекта (каламбуре), начинает базироваться на комических действиях персонажей. Читателю эти действия кажутся абсурдными, так как читатель осведомлен о реальном положении дел.

Абсурдны и действия полиции сами по себе: «По делу купца Семипудова, в пьяном виде съевшего в пироге околоточного надзирателя Силуянова, арестованы: весь состав губернской и уездной земских управ, вся редакция местной газеты „Завихряйское свободное слово“, редактору которой Пафнутьеву предложено впрочем, внести залог в 372 000 рублей, присяжные поверенные Ивановский, Петровский, участвовавшие в защите крестьян в Пермской губернии, врач Карповский, ввиду сходства его фамилии с известным преступником, учителя городских училищ Иванов, Карпов, Сидоров, учительницы Поликарпова, Птицына и Анненкова» [166].

Из многих городов сразу же начали поступать письма с сообщениями о пропаже полицейских: «Незамутиводск. «Вчера, по распоряжению губернских властей, была единовременно произведена выемка пирогов изо всех обывательских печей нашего города»[167].

Все дальнейшие мероприятия, цель которых сводится к недопущению поедания полицейских, смешны не только оттого, что читатель осознает, что надзиратель жив, но и сами по себе, в их «объективной» нелепости: «<…> карательный отряд озабочен вырыванием зубов у обывателей. Таким образом предполагается лишить тайных злоумышленников возможности повторять прискорбные случаи. С этой целью из губернского и уездных городов вызваны все наличные дантисты с инструментами, — с предупреждением, что с уклонившимися от явки будет поступлено, как со стачечниками. По собранным нами сведениям, многие из дантистов по этому случаю бежали в Северную Америку». «По слухам, за ними послана в погоню эскадра, под начальством адмирала Небогатова. От редакции. Печатая эту корреспонденцию, считаем долгом оговориться, что последняя её часть кажется нам совершенно невероятной. Вряд ли адмирал Небогатов годится для этой цели»[168]. Так, игра автора с читателем видна и в том, что субъект сознаний вначале признает «невероятность» рассказываемых событий, но потом указывает, что эта «невероятность» касается лишь того, что адмирал Небогатов не годится для отведенной ему роли.

Нелепо с точки зрения логики, существующей в сознании читателя, но волне разумно с точки зрения героев отпустить Семипудова на волю: «Вторую неделю, — лишился сна! — читаю уложение о наказаниях: под какую статью подвести бы этого каналью Семипудова? Каково несовершенство законов! Людоедство не предусмотрено! Полагаю, по этому поводу, выпустить его на свободу и дело производством прекратить. Не запрещено, — значит, дозволено. Ешь людей в своё удовольствие! По закону выходит так. P. S. Письмо это, как заключающее в себе некоторую критику законов, прошу вас сжечь и пепел съесть. Бережёного и бог бережёт»[169].

Для героя ситуация не разрешилась: среди каторжников он следует к месту наказания, так как он был «предан военному суду для суждения по законам военного времени».

Таким образом, комические ситуации подобного типа (комическое недоразумение) базируются на ошибочном, неполном понимании ситуации одним из героев (или несколькими героями). Столкновение двух логик — логики героя произведения и логики существующего миропорядка, очевидной для читателя, — становится источником комического эффекта.

§ 4 Комическая ситуация и комический персонаж:

Дата добавления: 2015-08-09