Глава тридцать третья улыбка эолита

За весь вечер викарий и его жена не обменялись и парой слов. Анрел был погружен в раздумья, а Ав­густа, казалось, ждала, когда он примет решение, то решение, которого она ждала и которое у нее не вызывало сомнений.

А ему что делать? Не будь он священником, можно было бы всерьез подумать о том, что Августа сказала насчет быка, можно было бы последо­вать совету Перкина, прекратить одинокое проти­востояние и вновь найти счастье среди людей, вни­мая музыке, которая завораживала его не меньше, чем остальных.

На лице Августы больше не отражалось внут­реннее напряжение; недавняя растерянность ис­чезла без следа.

Почему для нее все вдруг стало так просто? Иногда легкая тень недовольства из-за их обоюд­ного молчания пробегала по лицу Августы, но ее больше не терзала тревога. Почему для нее все яс­но, тогда как он в понятия не имеет, где правиль­ная дорога в темное будущее.

Наступило время ужина, а Августа продолжала молчать, ожидая от мужа простого «да», хотя оно совсем не казалось ему простым. Анрел сидел за столом мрачнее тучи из-за своих раздумий.

Потом они отправились спать; и почти тотчас поражение и отчаяние, пережитые викарием за день, усыпили его, так что он, убаюканный мило­сердной Природой, не слышал свирели, заиграв­шей сразу после полуночи, когда в небе поднялась ущербная луна. Что-то необычное проникло в его грезы и повело его через Волд в глубь веков, на­полняя сны чудесами, куда как более значитель­ными, чем знания Хетли; однако измученный че­ловек продолжал спать. Лишь час спустя он проснулся и обнаружил, что Августы нет. Сначала он громко позвал ее, потом схватился за колоколь­чик, но в пустом и притихшем доме ему ответило лишь эхо, разнесшее по комнатам звуки его голо­са и колокольного звона.

Опять викарий остался один.

И у него появилось настойчивое желание все обдумать. После сна голова была свежей и ясной. Однако чем дольше он думал, тем лучше понимал, что уже несколько недель всё думает и думает, а помощи пока еще ни от кого не дождался. Значит, пора действовать, хотя это вряд ли кому-то понра­вится. А как действовать?

Неприятное давление тьмы, одиночества, кол­довства подталкивало его: на что?

Ладно, первым делом надо одеться. И викарий оделся, не представляя, что последует за этим.

Потом со свечой в руке он спустился вниз и отыскал на вешалке в холле свою широкополую шляпу. Но, может быть, лучше все обдумать в ка­бинете?

Итак, он отправился в кабинет, все еще держа в руке свечку.

Изрядно волнуясь, он обошел комнату, слов­но ища что-то, что может помочь ему в его раз­думьях.

Что-нибудь, похожее на свободное эхо скри­пучих полов, которое победно шествовало по до­му, сообщая ему, что он остался один.

Церковная утварь, мебель, картинки — все это было по очереди освещено свечой и внимательно рассмотрено викарием. И вот тут ему на глаза по­пался эолит.

Тот как будто смотрел на свечу. Два неодушев­ленных предмета словно приветствовали друг друга, когда струящееся пламя, неожиданно придав­шее цвет и форму всем вещам, собранным в тем­ной ночи, поздоровалось с мрачным старым мо­лотком, а тот улыбнулся в ответ всеми тенями, скопившимися в его выбоинах.

Если старый камень и впрямь улыбнулся вика­рию своими дрогнувшими тенями, то викарий был как раз в таком состоянии, чтобы обратить внимание на это движение и дать ему объяснение, ибо волнение до предела натянуло его нервы и он попросту не мог пропустить ничего подобного. Еще раз взглянув на камень, викарий наклонился над ним. А так как движение его головы повлекло за собой движение руки и свечи, то тени, лежав­шие на камне, вновь дрогнули и изменили свое положение. На сей раз камень как будто подмиг­нул человеку.

К этому все шло. Викарий понял. Сначала епископ отказал ему в помощи, потом послал в Волдинг ученого Хетли, единственного челове­ка, который из-за своей глухоты был совершен­но бесполезен в сложившейся ситуации, потом отошло в сторону все здравое и практичное и остался лишь Перкин: всё и вся соединились в заговоре против священника, так что в конце концов он остался один, беспомощный, среди простых вещей, столь же далеких от цивили­зации, сколь мелочи, унесенные морем, от бере­га. Правильно, вместе со всем Волдингом вика­рий переместился в те дни, когда пользовались вот такими камнями; и он подумал, что должны пройти тысячи лет, прежде чем человечество вновь придет к вере, которую он старательно проповедовал. При этой мысли у викария дрог­нула рука и камень как будто мрачно усмехнул­ся, не оставив незамеченным знак человеческой слабости.

Что же делать? Чего хочет камень? Наверное, Старые Камни знают. Надо идти к ним.

И взять с собой эолит? А как нести его? Стран­ные воспоминания передались усталому человеку от древнего камня, какие разум, не претерпевший разные страхи, ни за что не воспринял бы, стран­ные воспоминания о том, как старый топор лю­бил, чтобы его носили.

У викария была толстая палка, которую он брал с собой в дальние прогулки по горам. Он отыскал ее. Потом, размышляя о том, чем привя­зать эолит к топорищу, нашел старые гамаши и стал резать их острым ножом, аккуратно повора­чивая его, когда он доходил до края, пока не по­лучилась длинная лента. Ею он привязал древний зловещий камень к толстой палке. Потом викарий погасил свечу и выскользнул из дома.

Ночь казалась особенно темной из-за старых деревьев, укрывавших все вокруг и не пропускав­ших свет на дорожки. Некоторое время викарию пришлось угадывать тропинку по более светлому цвету. Когда же он вышел на дорогу, то деревьев стало меньше и появились звезды, да и глаза по­немногу привыкли к темноте. Обычная для этого часа прохлада усилилась, когда викарий сошел вниз; речка, которая, хоть и казалась узкой поло­сой, пересекающей Волдинг, днем своим сверканием как будто помогала жаркому солнцу нагре­вать склоны горы, а ночью от нее словно подни­малась некая сила и завладевала долиной. Несмо- -тря на эту холодную хватку, викарий все же спустился вниз, прошел через всю деревню к мос­ту, который был построен на самом мелком мес­те, и пересек реку.

Этой дорогой, верно, не раз следовал в дале­ком прошлом старый камень, ибо река под мос­том, по которому теперь ездили телеги, всегда бы­ла тут, да и деревенская улица, и дорога, что вела на гору Волд и к Старым Камням, тоже извечно шли от горы к горе и от холма к холму в те дни, в которые человеческая история только начина­лась, о которых никто не знает и в которые немно­гие мысли что-то значили.

Викарий миновал мост и стал подниматься по склону той тропинкой, что бежала через гору к Старым Камням; вот и ночь эта как будто была добрее к нему, чем прежние ночи, вероятно ради той примитивной вещи, что он нес в руке.

Если бы кто-нибудь наблюдал за деревней, то увидел бы английского священника девятнадца­того столетия, пробирающегося ночью в лесу и с первобытным достоинством несущего топор, ко­торый сыграл свою важную роль, когда победа Че­ловека над другими существами была еще под во­просом и никто не знал, кому в конце концов предстоит властвовать.

Дата добавления: 2015-08-18