Глава тридцатая битва проиграна и выиграна

Августа поглядела на мужа, но это было ему ни к чему: его час пробил. Если он не удержит их те­перь, они забудут о своей вере ради языческих фантазий, и викарий будет как тот пастырь, кото­рый не умеет сохранить отару в горах, где водятся волки. Его прихожане не должны сбиться с истин­ного пути; он спасет их.

Люди задвигались; они отвернулись от вика­рия, ища глазами полоумного мальчишку.

Движением руки викарию удалось вновь при­влечь внимание прихожан. Он удерживал их осо­бым звучанием своего голоса, который звенел, словно эхо ликующих голосов праведников, раду­ющихся обетованию в далеких сферах, где они на­прочь забыли тяготы земного бытия или едва вспоминают о них, словно во сне. Что бы это ни было, когда бы ни приходил этот редкий восторг, священник узнавал его, и теперь он понял, что не­объятный и таинственный мир мысли собрал всю мощь в помощь ему. Случилось то, что должно было случиться. Викарий напряг свои силы, он должен был выиграть битву, иначе конец, конец всем надеждам, потому что у него больше не будет сил, и, значит, враг окажется сильнее. Викарий говорил со своими прихожанами: продолжал взы­вать к ним.

Вновь он позволил своим мыслям отправить­ся в прошлое; и вновь ему удалось вырвать людей из спячки, увести их с ложного пути, потому что воспоминания еще были живы в них, и они осве­щали те дни, которые больше ничто не освещало. Викарий показал им, как всё, что они любили, находило свое место в долине Волдинга благода­ря вере отцов. Без этого ни одна лужайка, ни од­на роза на стене дома не могли бы стать такими, какими они были. Старый уклад еще можно бы­ло вернуть. Викарий умолял прихожан не забывать свою веру ради того, что было новым и злым. И умоляя их, он боялся, как бы его соседи, на ко­торых он смотрел, словно на своих детей, не по­теряли право на спасение по его вине, по слабос­ти его доводов, по его неумению найти нужные слова. Умоляя, он оплакивал их, и они чувствова­ли, как печаль изливается из каждого его слова, бьется в каждой его фразе, как боится он, что по его вине они погрязнут в грехах. Не их он обви­нял, а себя, если все то доброе, чему он учил их долгие годы, в одночасье перестало быть нужным. И упрекал он их не более, чем пастух упрекает своих овец. И все время возвращался мыслями к прошедшим годам, ибо вера и привычный уклад были едины для него и были как сад, сияющий в мягком свете и надежно защищенный от бед, ко­торые теперь терзали его. Ни разу не намекнул викарий, что из прошлого пришли и обряды Па­на, а не только вера отцов, как один порыв ветра несет бабочку и преследующую ее птицу. И они не обратили на это внимание, потому что их во­ображение не было настолько развито, чтобы дойти до истоков чего-либо (если, конечно, это вообще кому-то подвластно), и в их умах шла борьба между памятью о давнем Волдинге, каким Анрел рисовал его, о Волдинге их предков, о де­ревне, которая была повернута к Божьему благо­словению, как гора повернута к солнцу, и памя­тью о музыке, которую они могли слышать как раз в те минуты и которая доносилась до них с расстояния не больше десяти ярдов от входной двери. Какая память возьмет верх? Эхо необычной мелодии уже почти стихло в стропилах, тогда как другие воспоминания оживали благодаря го­лосу викария. Все, кто был в церкви, поддались им, потому что своим сильным голосом викарий, как смычком, водил по струнам их сердец. Паст­ва обратилась к викарию, и он рассказал ей об ис­тории Волдинга, словно прочитал ненаписанную хронику деревни, о которой не знала историчес­кая наука. Ни один ученый не поведал бы так о победившем городе или о славе и просвещении какого-нибудь благородного времени, как Анрел повествовал своим прихожанам о Волдинге; ведь ему были ведомы их печали и маленькие радости так же, как большие праздники, когда вся дерев­ня отдыхала и веселилась. Викарий пересказывал заурядные события; и каждое слово как будто сверкало, а музыка его голоса, проникая сквозь сверкание, высоко возносила старую веру, слов­но это было ослепительное летнее солнце. На ви­кария были обращены все взгляды, и его слова глубоко западали в души прихожан, мешаясь с их собственными чувствами и раздумьями, которым они предавались, посиживая зимними вечерами у очага, но о которых никому не рассказывали; в последний раз призвав своих прихожан вернуть­ся на старый путь, викарий умолк и стал вгляды­ваться в лица. Кто-то из сидевших на скамейке тихо достал белый носовой платок, блеснувший на фоне черных воскресных одежд, потом появи­лись еще два носовых платка. Трое юношей, за­крывая лица, словно кровь потекла у них из но­сов, вышли из церкви. Несколько подростков тотчас последовали их примеру. В церкви нача­лось шевеление, и еще два платка сверкнули бе­лизной, прежде чем два молодых человека двину­лись к двери. Вот и Лайли поднялась со своего места и, пройдя мимо миссис Эрлэнд, останови­лась в проходе между рядами. По-юному грациоз­ная, сияющая уверенностью в себе, она высоко подняла голову и обвела взглядом церковь. Мис­сис Эрлэнд сидела возле самого прохода, где сто­яла гордая Лайли: она протянула к девушке руку, чтобы усадить ее, но ей помешала старческая не­ловкость, из-за которой рука скользнула по пла­тью Лайли и осталась ни с чем. А девушка проше­ствовала к двери, словно она была невестой тореадора и за ее спиной все еще вопили зрители, словно она была царицей фей, вышедшей из леса в лунную ночь за неким волшебством, найден­ным ее подданными, словно она была царствен­ной жрицей, только что посвященной в тайны, которые теперь были ведомы ей одной. Если по­ходка и высокомерный взгляд могут выразить не­что подобное, то Лайли это выразила на удивле­ние всем, кто ее видел.

— Лайли, — шепнула миссис Эрлэнд, когда поняла, что девушка ускользает от нее, — так не уходят из церкви.

И в это мгновение мысль о мелодии позвала миссис Эрлэнд; дело было не в тех или иных зву­ках, а в том, что Волд вдруг позвал ее этой стран­ной музыкой; он сиял вдалеке ярким зеленым уб­ранством и синими тенями в золотой дымке, так что казался не столько реальным, земным, сколько волшебным, словно из сказки, которую ей рас­сказывали, когда она была совсем маленькой. Волд как будто требовал, чтобы она немедленно явилась к нему, оставила возле церкви своего по­ни и поднялась наверх, но не той тропинкой, что вела к ее дому, а той, что вела в лес и на другую сторону горы; и чтобы не шла, а весело бежала, как в юности, забыв о своих годах и обо всем ос­тальном, кроме музыки.

Парни и девушки устремились вон из церкви, после ухода Лайли уже не прикрываясь носовыми платками.

Викарий молчал; был слышен лишь шум ша­гов. Он поглядел на миссис Эрлэнд, надеясь, что ее пример кого-нибудь остановит и он сможет продолжать проповедь хотя бы для немногих.

Миссис Эрлэнд аккуратно собирала свои ве­щи: молитвенник, псалтирь, зонтик и маленькую сумочку. Потом она громко сказала:

— Пожалуй, это было очень давно.

Никто не понял, что она имела в виду. А ста­рая и стройная миссис Эрлэнд поднялась со сво­его места и, грациозно двигаясь, поспешила прочь.

Анрел продолжал проповедь. Больше он не просил, чтобы прихожане вспоминали старые са­ды, освещенные заходящим солнцем и утешавшие стариков в последние годы их жизни, тех стари­ков, что теперь покоились в мире под огромными тисами. Из проповеди в проповедь, что произно­сят священники с честными сердцами, но без ора­торского таланта, шествуют одни и те же фразы, афоризмы, цитаты и максимы. Анрел знал, что побежден. И ему ничего не оставалось, как что-то говорить, лишь бы говорить. Вот он и произносил затертые афоризмы, гладкие фразы последним из своих прихожан, пока их каблуки стучали по про­ходу. Держа себя в руках, викарий не давал волю слезам, чтобы они не мешали ему произносить ничего не значащие фразы, которые когда-то бы­ли полны смысла, и не переставал говорить, пока из церкви не ушли все, все, кроме Августы. Толь­ко она и оставалась еще с ним. При таком сокру­шительном поражении ее верность утешала ви­кария.

Пора было заканчивать. Собрав воедино надо­евшие фразы, викарий перешел к заключительной части, которую слушала одна Августа.

Последние фразы были произнесены; но, пока он поворачивался на восток для заключительных слов, Августа поднялась со своего места и пошла следом за всеми.

Дата добавления: 2015-08-18