Глава двадцать пятая отступничество миссис Энд

Викарий опоздал на ланч, однако Августа ви­дела, как он спускался с горы, и ждала его. Не успев переступить через порог, он спросил:

— Где письма?

Когда мистер Анрел уехал в Сничестер, он не взял утреннюю почту, хотя подумал, что ее, вер­но, уже принесли, а потом были вечерняя почта и еще одна утренняя. Ему не терпелось взяться за письма и газеты; стоит почитать свежую почту, и настроение наверняка изменится, потому что внимание отвлечется на новости, на взгляды лю­дей, которые не имеют ничего общего с пробле­мами волдингского прихода. Правда, в прошлом почта не всегда удовлетворяла его ожидания, и все же время от времени приходило письмо, которое совершенно поглощало его мысли, скажем на полчаса или даже на целое утро. Чем? Да какой-нибудь чепухой. Для нас вещи имеют ценность не сами по себе, а тем, могут они не могут пробудить в нас эмоции.

Например, одинокий пожилой джентльмен получает открытку, на которой только и написа­но, что «36.......Q х КВР +».

— От какого-нибудь иностранца, — скажет почтальонша.

И ее мысли унесутся далеко от мест, где люди говорят по-английски, в неведомые страны с обе­зьянами и кокосовыми пальмами, туда, где живут русские, или французы, или итальянцы, где есть поразительные вещи, каких ей никогда не прихо­дилось видеть, далеко-далеко от того места, где ей выпал жребий родиться. Скажите, она грезит о че­пухе? Тем не менее, когда спустя пару минут она возвращается мыслями в свое маленькое почтовое отделение, ей положительно легче после совер­шенного путешествия.

— Арифметика, — говорит почтальон, совер­шая ежедневный обход своего участка, когда ви­дит знак «плюс», а также отточие и цифры.

От них на него веет скукой. И если на мгнове­ние он переносится в детство и видит свою блес­тящую компанию, то вскоре их опять скрывает тьма. Поначалу так и было, когда он добавлял ци­фру к цифре, да и весенние утра тоже были весе­лее, но в конце концов пришлось раскладывать письма по алфавиту, а это уж слишком. Никакая открытка больше не может пробудить его интерес. Но вот одна открытка оказывается на вилле и по­падает в руки горничной. Один взгляд, и ей уже все ясно. «Нигилисты», — говорит она и одарива­ет улыбчивым «добрым утром» почтальона, тогда как в сердце у нее тайны и бомбы. Мерзкий код, ведь все коды мерзкие. И тихий старый джентль­мен — он тоже с ними\ Скрипучие полы на вилле теперь скрипят с отвратительной многозначитель­ностью, а в темных углах прячутся ужасные тай­ны. Что из всего этого выйдет? Знает только по­вар. С поразительным внешним спокойствием она отдает открытку, а сама уходит в кухню. Оди­нокий старик остается со своей открыткой и ме­няется на глазах. В его власти то, о чем не знают ни обитатели его виллы, ни соседи. В дальней сто­роне у него есть имя, но его имя известно немно­гим. Он опять уверен, что силы не покинули его. Людское обожание дорого досталось старику, но пока еще он достоин его.

— Нельзя терять время, захватывая пешки, — шепчет он, читая открытку. Потом он возвраща­ется к своим шахматам, и в комнате вновь воца­ряется тишина.

— Почтальон сегодня не приходил, — говорит Августа.

— Да? А вчера?

— И вчера тоже, — устало отвечает она.

— Так. Никому не было писем? Ни Спелкин-су, ни миссис Твиди? И тебе тоже не было?

— Он не приносил.

Между викарием и другими людьми были от­ношения, никак не связанные с тем, что происхо­дило в Волдинге, и эти люди могли написать ему; у него были интересы, о которых вряд ли стоит тут упоминать, но которые тоже могли стать поводом для письма.

— Странно, —- сказал викарий. Августа не отозвалась.

Они вошли в столовую. На буфете стоял сере­бряный чайник, который во время завтрака до­ставлял им дополнительную радость, играя с сол­нечными лучами. Однако теперь чайник как будто потускнел и не веселил взгляд — точно так же, как и все остальное, что было в буфетном углу.

— Чайник не начищен, — удивленно произнес Анрел.

-Нет.

— О чем только Марион думает?

Как будто он не замечал, что все стало другим.

Августа не ответила, ожидая, когда он расска­жет о результатах своей поездки в Сничестер. Больше ее ничего не интересовало. Воцарилась на­пряженная тишина. Викарий сел за стол, но про­должал молчать. И Августа не выдержала:

— Ну же? Ты виделся с Хетли?

— Да. О да.

— Он помог тебе?

— Нет, знаешь ли, нет, он не помог.

— Он не поможет нам? — едва слышно про­шептала Августа.

— Думаю, нет. Понимаешь, он ничего не слышал.

— Ничего не слышал, — повторила Августа.

— Нет. Он ничего не слышал, когда был тут.

— Но как же так? Томми Даффин играл на сво­ей свирели каждый вечер, пока нас не было. Он должен был слышать.

— Боюсь, нет.

— Почему? Не глухой же он?

— Боюсь, глухой.

Опять воцарилась тишина. Августу словно по­разил удар. Она выглядела измученной. Однако, заставив себя вспомнить о надежде, она заговори­ла снова:

— Ты сказал, что от него не получил помощи. Значит, получил от кого-то другого?

-Да.

— От епископа?

-Нет.

— От капеллана?

— Нет. Полагаю, он не поможет нам.

— Нам нужна помощь, — сказала она, едва не заплакав.

— Да, ты права.

— Кто же нам поможет?

— Есть один человек, — ответил викарий. — Он... Нельзя судить людей по одежде.

— Нельзя, — удивленно отозвалась Августа.

— И по репутации тоже, — продолжал Анрел. — Общее мнение не всегда справедливо. По внешности тоже судить нельзя, потому что это может далеко завести. Да, я доверился епископу, а он послал нас к Хетли. Я говорил и с капелла­ном, и с Хетли. Все они одинаковые. Происходя­щее слишком фантастично для них, так что нал: было искать в другом месте.

-Где?

— Я упомянул одного человека.

— Что это за человек?

— Человек, которого я встретил в Сничестере

— Кто он?

— По внешности судить нельзя.

— Кто он такой? — переспросила миссис Анрел

— Он всё знает.

— Что всё?

— Что смущает нас.

— Ты хочешь сказать?..

—- Да, — ответил викарий. — Преподобный Артур Дэвидсон, если ему угодно так называть себя. Я встретил человека, которому приходилось встречаться с такими Дэвидсонами.

— Но...

У Августы перехватило дыхание.

— Больше нам никто не поможет.

Августа потребовала, чтобы муж рассказал ей об этом человеке и о том, как он поможет им.

— Его зовут Перкин. Он будет у нас и посове­тует, что делать.

— Когда будет?

— Через неделю или через две.

— Через неделю! — воскликнула Августа. — Но помощь нужна немедленно.

У нее исказилось лицо, словно счет шел на минуты.

— Немедленно? — переспросил викарий. — Он «. чог немедленно. И потом, пока еще не горит.

— Неужели ты не понимаешь? Они все уйдут.: -: уйдут к Старым Камням, и ты останешься

Августа огляделась, как будто в любой момент может раздаться сигнал, зовущий в горы.

— Но они же приходят в церковь.

— Только потому, что Томми Даффин разре­жет им, — сказала Августа. — Если он заиграет на своей свирели возле церковных дверей...

— Тогда епископу придется что-нибудь предпринять, — отозвался викарий.

— Будет поздно. Слишком поздно.

Августа говорила с горячностью, как никогда прежде.

— Миссис Даффин наверняка уже все извест­но. Может быть, она выколотит из него дурь.

— Пойди и погляди сам, — странным тоном проговорила миссис Анрел.

Что так изменило Августу? Что случилось?

— Чем же они там занимаются?

— Пойди и погляди, — повторила Августа, не желая больше ничего говорить.

Ее лицо вновь стало напряженным, но она молчала.

— Очень хорошо. Так и сделаю, — сказал ви­карий.

Мистер Анрел отправился в деревню, привычно перебирая в уме невеселые мысли. Он думал о том, когда ждать помощь и в силах ли безумец из Сни-честера, обещавший помощь и как будто знавший обо всем том, что населяет сумеречные пространст­ва легенд и небылиц за пределами человеческого познания, спасти Волдинг. Почему бы и нет, если он видит то, что другие не видят и не могут увидеть: он один не дрался бы в темноте, подними он ору­жие против Пана. Однако враг пришел из такого давнего прошлого, что вряд ли его сможет победить современный провидец типа Перкина, как бы мно­го ни пришлось ему узнать и увидеть.

Печальные мысли проносились в голове вика­рия, который, начиная со своего первого письма епископу, без устали искал себе помощника в не­равной борьбе. Возможно, когда-то он бы цели­ком и полностью положился на себя, но теперь не мог обойтись без помощи, как человек, упавший в быстрый поток и не имеющий сил поднять голову, чтобы вдохнуть воздух. Полностью погло­щенный своими раздумьями, никого не видя и не слыша, но отчаянно ища хоть какой-то выход, ви­карий едва не налетел на старика Гиббутса, кото­рый шел ему навстречу по дороге. Могильщик Гиббутс был еще и секретарем Садоводческого общества и из года в год в один и тот же день при­ходил к викарию с речью, начинавшейся всегда одинаково: «Я насчет выставки цветов, сэр...» По­сле этого они обсуждали мельчайшие детали вы­ставки, не замечая движения большой стрелки на часах, словно Время не упустило возможности украсть часок у Человека. На другой день обычно делалось объявление о Волдингской выставке цветов. Гиббутс должен был прийти три дня назад, но викарий вспомнил об этом только теперь.

— Здравствуйте, Гиббутс, — сказал он.

— Доброе утро, сэр, — ответил Гиббутс.

— Вы не были у меня насчет выставки.

— Разве, сэр?

— Не были. А ведь нам надо сделать объявление.

— Надо.

— А вы не пришли.

— Наверно, забыл, сэр.

— Что-то я не замечал прежде, чтобы вы забы­вали об этом, — проговорил викарий. — Ладно. Поговорим сегодня вечером.

— Конечно, сэр, — согласился Гиббутс. — Вы­ставка цветов должна быть, как же иначе?

— Правильно.

— Нам надо ее устроить, сэр, даже если...

— Если что?

— О, ничего, сэр.

— Так вы зайдете после чая? — спросил ви­карий.

— Не имею ничего против, сэр.

Викарию ответ Гиббутса показался странным, и он внимательно посмотрел на него. И то ли у этого человека были тайны, которые он хотел скрыть, то ли он обиделся из-за подозрительного взгляда викария, но он сказал:

— Думаю, сэр, никакой выставки в этом году не будет.

— Не будет выставки цветов? Но она должна быть.

— Должна, сэр? — переспросил Гиббутс.

— А почему нет?

— О, я не знаю, сэр, — сказал могильщик.

— Почему нет?

— Правда, не знаю, сэр. Мне пора. Гиббутс отправился дальше, и, хотя викарий

продолжал вопрошать: «Почему?» — он сам от­лично знал: традиционный уклад Волдинга сдавал свои позиции перед обычаями куда более древни­ми и сильными.

Викарий продолжил путь, все еще без толку предаваясь своим мыслям, и неожиданно для себя оказался на придорожном лугу, где в сочной траве блестели звездочки маргариток. Он долго, ничего не понимая, оглядывался, пока не обнаружил вда­леке одного человека с косой. Кричать было беспо­лезно. Однако факт оставался фактом: всего один человек на лугу в тридцать акров, когда вся трава уже должна быть скошена. С сенокосилками обычно проблем не было, и хотя не все фермеры и» собственные машины, у Дровера всегда можно бы­ло взять одну внаем, да и в других местах тоже.

Викарий продолжил путь. Наконец-то пока­зался первый дом, белое крыльцо которого вика­рий знал не хуже, чем астрономы какую-нибудь большую звезду. На сей раз ступеньки оказались непокрашенными. Потом он увидел игравших на улице детей. Это в учебное-то время! Викарий на­правился к ним, но они отступили от него, как отступают грачи, если появляется человек на ло­шади, а не бросились врассыпную, как бегут от пешехода; они именно отступили. Но викарию все-таки удалось подойти поближе к девочке лет одиннадцати, хотя он всей душой чувствовал, что дети боятся его. Девочка осталась одна и храбро смотрела прямо в глаза викарию, а тем временем солнце сверкало в ее волосах.

— Нэнси, почему ты не в школе?

— Миссис Энд отменила занятия.

— Почему? — удивился викарий.

— Не знаю. Ее нет.

— А что у вас сегодня было? — продолжал рас­спрашивать викарий, желая узнать правду.

— Должна была быть арифметика, — сказала Нэнси.

— Должна была быть. А что было?

— Миссис Энд сказала, что арифметика не нужна.

— Не нужна? Почему?

— Она сказала, миссис Энд сказала, что ариф­метики больше не будет, — ответила Нэнси.

Дата добавления: 2015-08-18