Новое открытие Средней Азии.

Примерно в этот же период нелегкой службу, в связи со строительством в Нукусе, у нас с женой открылась новая возможность проводить отпуска в Ашхабаде. Там у неё жила старшая сестра Капа с взрослыми детьми, работала она директором детского дома. Двухкомнатная квартира с огромной террасой на первом этаже 2-х этажного дома, на улице Н.В.Гоголя, почти в центре города. Она пригласила нас на отпуск и написала, что у неё сосед страстный рыболов, и что Славику, т е. мне, будет, чем заняться. Во время этого гостевания, она познакомила нас с давнишней приятельницей Аидиной мамы по эвакуации. Во время войны Аида с матерью и отцом была в эвакуации в Ашхабаде. Ей оказалась Александра Георгиевна Черкасова, проживавшая в своём частном доме, за железной дорогой, почти на окраине города, в районе, застроенном частными домами.

С Ашхабадом у меня вообще связаны самые теплые и, я бы сказал, ностальгические воспоминания. Наверное, это потому, что тогда была совсем другая жизнь. Она была, безусловно, лучше сегодняшней, она была чище, открытей и безопасней и, самое главное, люди были совсем другие. Не было страшно поехать куда-то одному на рыбалку ли, на охоту, в лес за грибами или просто побродить и помечтать в одиночку. Всё это безвозвратно кануло в Лету. Но не будем о грустном, это так, просто накатило.

В Ашхабаде у нас с женой оказалась родственница, степень родства которой с трудом поддаётся определению. У мужа старшей сестры моей жены Степана Васильевича Ерофеева была троюродная сестра Александра Георгиевна Черкасова, тётя Шура. Во время голода на Волге в 20-х годах прошлого столетия они с мужем дядей Аркадием в составе группы жителей Хвалынска уехали в Ашхабад. Так у нас появилась возможность посещать этот прекрасный город. У тети Шуры был свой дом, муж дядя Аркадий, сын Юра и племянник Саша Ларин. Кроме того, там же проживала другая сестра жены, Капа, к которой мы и поехали первый раз. Это было в 1973 году. Все эти детали нужны для того, чтобы понять рыбацкие и охотничьи приключения имевшие место в последующие годы. А ездили мы, вернее сказать летали, в Ашхабад почти ежегодно, вплоть до 1982 года.

Лето в Ашхабаде невыносимо жаркое даже для местного населения, ну уж, а нам северянам туда в это время приезжать, полный карачун. Вот поэтому мы и летали туда не ранее середины сентября, как раз к моему дню рождения, 15 сентября. Откровенно говоря, в первую нашу поездку я не предполагал, что в этом городе, расположенном фактически в пустыне, можно серьёзно заняться рыбалкой. Сестра жены, Капа, жила в центре города, на улице Гоголя, в 2-х этажном государственном доме на 1-м этаже. На этой же лестничной площадке жила пожилая пара, муж с женой, было им лет по шестьдесят. Вот этот самый дед и втравил меня в рыбалку на местных водоемах. Соседский дедуля был рыбаком фанатиком, но скорее с промысловым уклоном, нежели спортивным. У него был велосипед. Я был «безлошадный», но эту проблему удалось решить как раз с помощью тёти Шуриного племянника Саши Ларина, кстати, тоже фанатика рыбалки. А с тётей Шурой мы уже успели познакомиться, и как оказалось надолго.

Как потом выяснилось, зарыблённых водоёмов в окрестностях Ашхабада было предостаточно. Во-первых, Каракумский канал, прямо на окраине города. Во-вторых, два крупных водохранилища: Куртлинское, до трёх километров в длину и около километра в ширину, в десяти километрах от города и озеро Спортивное, поменьше, примерно километр на километр и немного поближе к городу. Были ещё озёра в песках, которые образовывались во время прорыва береговых дамб на канале, когда из Амударьи весной шла большая вода. Зарыбление всех водоёмов шло из Амударьи. Канал зарыбляли, дополнительно запуская большое количество малька травоядных пород рыб: белого и чёрного амура, толстолобика и сазана. Такие породы рыб каналу были необходимы для предотвращения зарастания канала камышом. В условиях местного климата этот процесс шёл очень быстро. Белый и чёрный амуры в течение суток, поедали столько травяного корма, сколько весили сами. Происходило это весьма оригинальным способом. Они на большой скорости выскакивали из воды, хватали метёлку камыша и, плюхаясь обратно в воду, утягивали её вслед за собой. Там они её спокойно поедали, как жвачные млекопитающие. Когда мне впервые показали зубы крупного амура, я подумал, что это зубы лошади или коровы. Толстолобики и сазаны поедали подводную растительность и остатки попавшего в воду камыша. Таким образом, эти породы рыб выполняли роль «газонокосилок».

Дедуля специализировался на лове сазана и в основном на Куртлинском водохранилище. Ездили мы туда на велосипедах, рано утром с восходом солнца. В Ашхабаде климат резко континентальный, во второй половине сентября и первой половине октября суточные колебания очень значительные. Иногда утром приходилось надевать телогрейки, а возвращаясь с водохранилища раздеваться до трусов. Снастью нам служили донные удочки, или как их называют рыбаки, «закидушки». Такая снасть позволяет ловить рыбу на значительной глубине и на расстоянии 40-50 метров от берега. Наживкой обычно служил скатанный шариком мякиш белого хлеба, приправленный подсолнечным маслом, либо подсолнечный жмых, либо пучок навозных или земляных червей. Результаты наших поездок были не однозначны. Были дни, когда крупный сазан совершенно не ловился, тогда мы переключались на ловлю «карпят», так почему-то местные называли мелкого сазана до 200-300 грамм весом.

Однажды мой напарник предложил выехать на Куртли в ночь. Выехали с таким расчётом, чтобы половить на вечерней заре, ночью и с утра. Накануне погода не предвещала никаких катаклизмов. По приезде на озеро обосновались на «своём» месте, забросили закидушки, оснастили их колокольчиками в надежде на хороший улов. Рыбак всегда думает, что сегодняшняя рыбалка будет особенно удачной. Поймали мы в тот вечер трёх сазанчиков, одного я и двух дедуля, не крупных, килограмма по полтора. Вечерняя зорька закончилась, после нехитрого ужина и чая, начали готовиться к ночному бдению. У меня была с собой надувная лодка, большая редкость для тамошних мест. Когда совсем стемнело, начали пристраиваться на ночлег в полглаза. Со стороны пустыни, или, как говорят местные, песков, нас прикрывали прибрежные барханы, поросшие саксаульником и верблюжьей колючкой. В тех широтах после захода солнца ночь наступает практически мгновенно. Солнце скрывается за горами и небо через некоторое время становится черным, как тушь. И вот на этом бархатисто-чёрном пологе ночного неба появляется бриллиантовая россыпь мерцающих чрезвычайно ярких созвездий, что становится значительно светлее. Созвездия повисают настолько низко, что создаётся впечатление, будто над миром повесили огромные театральные люстры, весь небосвод становится трехмерным, объёмным с удивительным ощущением глубины. В средней полосе России ничего подобного наблюдать не возможно, здесь небо плоское и не яркое, а видимых звезд в несколько раз меньше. Увидев эту красоту впервые, я был просто поражён.

С заходом солнца, дневная жара спала, и с озера потянул легкий прохладный ветерок. Мой напарник, пристроившись под нависшим гребнем бархана мирно похрапывал. Иногда не навязчиво тренькали звонки, мы, как по команде вскакивали и подбегали к удочкам, но тревога наша была напрасной, это всякая мелочь теребила наживку, не причиняя ей особого вреда. Я подтащил свою лодку тоже под бархан, улёгся в неё и задремал. Сколько времени прошло, я не помнил, но проснулся я от ощущения, что не могу пошевилить ни ногой ни рукой и мне трудно дышать. Когда я полностью проснулся, то обнаружил, что с ног до головы засыпан песком, а с наветренной стороны у лодки образовался небольшой холмик. На поверхности этого своеобразного «могильного» холмика торчала только моя голова. Первое, что я увидел и услышал это беспрерывно звонящие колокольчики на удочках, катящиеся по берегу озера огромные перекати-поле, а они там достигают метра в диаметре, плотный туман почти до самого неба, никаких сверкающих созвездий и вихри несущегося с огромной скоростью песка. Песок был везде: в воздухе, в волосах, в ушах, в глазах, во рту. Пошевелив плечами, я кое-как освободил руки, это позволило мне сесть в лодке, после этого я смог полностью освободиться из песчаного плена и встать на ноги. Посмотрел в сторону деда и, не обнаружив его на его спальном месте, посмотрел в сторону озера. Там я увидел нагнувшийся к воде силуэт и понял, что дед занимается удочками. Подойдя к нему, я спросил, что происходит? Он совершенно невозмутимо ответил, что это «афганец». В последующие наши поездки в Ашхабад мы ещё несколько раз наблюдали это явление, но уже в городе и не ночью, а днём, воочию. Зрелище впечатляющее. Мелкий песок вместе с лессовой пылью ураганным ветром поднимает на высоту нескольких километров над землёй, образуется плотный туман из песка и пыли, солнце превращается в слабо заметное пятно, и темнеет, как в сумерки. В городе начинают недуром реветь ослы, а в песках выть шакалы. В общем, картина полного «конца света». После этого регионального катаклизма жители города выгребают и вытаскивают из домов и квартир песок вёдрами. Ни закрытые окна и двери от проникновения песка не спасают.

Но, вернёмся на берег Куртлинского озера, где мы оставили невозмутимого деда. Вместо того чтобы тоже заняться удочками, я пошёл к лодке и попытался освободить её от песка. Когда мне это удалось, я на несколько секунд выпустил её из рук и, не успев сообразить, в чём дело, как увидел лодку, подхваченную ураганным ветром и удаляющуюся от меня со скоростью борзой собаки. Я кинулся за ней вдогонку и настиг метров через пятьсот, и то только потому, что она застряла в кусте саксаула. Вернувшись на место после удачной погони, я обнаружил безрадостную картину. Пока мы спали, разыгравшимся на озере штормом, нам перепутало все закидушки. Пришлось вытаскивать их на пляж и уже на берегу нудно их разматывать. Дома бы нам этого не сделать.

Дата добавления: 2015-08-18