Различными способами, в основном, связанными с природой.

Прибыл я во Фролищи где-то в конце ноября 1969 года, прямо скажем, не в самое лучшее время для обустройства на новом месте. К моменту моего приезда полигон личным составом фактически был уже укомплектован. Солдат поселили на «стройплощадке» в сборнощитовой казарме с печным отоплением! Офицеров, в том числе и с семьями, расселили в старых академических летних домиках, каркасных «засыпухах» с полуразвалившимися печками, предназначенными для летнего проживания преподавателей и обслуги академии во время летнего лагеря. Поскольку я прибыл без семьи, начальник Центра предложил мне пока поселиться в таком же домике, одну половину которого уже занимал мой подчинённый, начальник службы поля, майор Озеров Анатолий Николаевич с супругой Адой и пятилетней дочкой Светой. Дом бал рассчитан на две семьи. Первые впечатления и ощущения были самые мрачные. На Дальнем Востоке, откуда я прибыл, наша дивизия «бумажный тигр» размещалась на т. н. площадке № 2, в офицерской среде прозывавшейся «кашмаровкой» за бытовые условия и условия службы. Из дальневосточной «кошмаровки», попасть в нижегородскую, представлялось мне просто беспардонным пинком судьбы, не смотря все доброжелательные напутствия Горбовского. В первое время, я даже забыл свои давние впечатления, полученные в 1963 году, будучи слушателем академии. До такой степени я был подавлен всем увиденным, этой серостью и убогостью. Руководством становления и обустройства Учебного Центра академии занимались «факультативно» офицеры-временщики из постоянного состава академии, москвичи, которым здесь не жить и не работать. Преподаватель 9-й кафедры академии полковник Дмитриев исполнял должность начальника Центра, пропадая, в основном, в Москве. А материально-техническим обеспечением занимался майор Жора Пономоренко из МТО академии тоже работающий «вахтовым» методом. Поэтому, смотреть в глаза офицерам и солдатам Центра, и отвечать на все их вопросы, приходилось нам двоим, начальнику полигона майору Топалову Леониду Васильевичу и мне. Но и это всё перетерпелось и, со временем, сгладилось. Из всего многообразия животного мира Земли, только один его вид, из всего множества, обладает невероятной адаптационной способностью, это человек, я уже не раз это подчёркивал.

Мои соседи по нашей совместной «засыпухе», оказались весьма приветливыми и отзывчивыми людьми. Они с большой охотой помогли привести мою «фанзу» в жилое состояние. Что мы и отметили через некоторое время. Впоследствии, уже весной 1971 года, когда приехала моя жена, мы подружились семьями, и у нас было немало приятных событий, которые ещё больше сблизили нас.

В состав Учебного Центра академии входили: «городок» летнего лагеря академии; учебные площадки кафедр с вспомогательными постройками; «стройплощадка» с казармой, штабом, складскими помещениями, складом пиломатериалов, пилорамой, цехом деревообрабатывающих станков и «мастерской»; склад БХВ на «Смольном»; батальон обслуживания и собственно полигон с учебными и испытательными площадками, которые размещались в нескольких километрах от основной базы. Площадки эти были обустроены на берегу озера Варех, на «Красной гриве» и площадка № 6 в 3-х километрах от «Красной гривы», по направлению к окружному полигону. Территория получалась весьма внушительная: периметр охраняемой территории составлял около 130-140 километров, это не считая внутренних дорог. И всю эту территорию надо было охранять от проникновения посторонних лиц во время проведения испытательных работ. Вот этот-то участок работы и был поручен мне.

Основными потенциальными нарушителями охраняемой зоны были рыбаки, охотники и собиратели грибов и ягод. Меры охраны были в основном предупредительные: всякого рода и размеров запрещающие и предупреждающие знаки, выставляемые на наиболее вероятных путях проникновения на территорию полигона, извещение поселковой власти о начале и конце работ и патрульные маршруты на основных направлениях. При первом, после его оборудования, выезде на полигон, на «Красную гриву» нам даже выделили вертолёт МИ-1 для облёта охраняемой территории, И надо же было такому случиться, что при первом же облёте мы обнаружили нарушителя. На озере Варех, на самой его середине, на надувной лодке, сидел рыбак и, как ни в чём не бывало, удил рыбку. Все наши увещевания, обращённые к нему через мегафон, в просторечии «матюкальник», желаемых результатов не принесли. Тогда пришлось прибегнуть к более радикальному средству и выпустить в его сторону пару сигнальных ракет. Сработало моментально. Делая второй заход над озером, мы увидели, что рыбак спешно гребёт к берегу. Успокоившись, мы ещё раз облетели район «Красной гривы и ничего не обнаружив, по рации дали добро на начало работ.

Солдат у нас в полигонной команде было крайне мало, их постоянно не хватало, и многие «хозяйственные» работы приходилось выполнять офицерам. Вот тут-то мне и пригодился дальневосточный «горький опыт», где все хозяйственные работы и по обслуживанию боевой техники и вооружения проводились исключительно офицерами, из-за полного отсутствия для этих целей солдат. Из заброшенного и заваленного всяким хламом рубленого домика, вроде крестьянской избы, я оборудовал столярно-слесарно-молярную мастерскую. В ней я работал сам и учил этому солдат. «Деревообрабатывающий цех»- покосившийся на бок, продуваемый всеми ветрами и с протекающей кровлей сарай, пришлось срочно реанимировать, а стоявшие в нём деревообрабатывающие проржавевшие станки, отремонтировать и запустить в дело. Нужно было в срочном порядке изготовить сотни указателей и транспарантов для установки их на дорогах и на открытых участках границы полигона. Работа велась в режиме «военного времени». Начальство очень любит «тянуть резину», а упущенное время наверстывать «горбами» своих подчинённых. К приезду слушателей на полигонную практику к 1-му июля всё должно быть готово. Вся эта работа была выполнена мною с двумя солдатиками, а по «головке погладили», постоянно отсутствовавшего «начальника» Центра, иезуитского склада характера, полковника Дмитриева. Да, Бог с ним. Я думаю, что Господь всё это видит и помнит. У меня с ним произошла стычка по поводу оборудования необходимого для моей мастерской. Я составил список необходимого оборудования для выполнения работы в установленные сроки, Так он мне с таким ехидством заявляет:

- Вячеслав Николаевич, вашу заявку не сможет удовлетворить даже окружная Очаковская база. Меня с этой заявкой в техотделе академии на смех подымут, это в лучшем случае, а то просто пошлют куда-нибудь подальше.

- А вы не ходите в техотдел, а сразу к Горбовскому, и сошлитесь на меня, что, мол, вот этот псих требует всё по этой заявке. Впрочем, этого можно и не говорить, там стоит моя подпись. Вы Анатолий Васильевич преподаватель Военного искусства, а я инженер. Кто же лучше знает, что нужно, чтобы выполнить поставленную задачу. Если Вы этого не сделаете, я эту заявку отправлю на имя Горбовского по почте, с соответствующими комментариями. Поскольку, перед отправкой меня сюда, он лично имел со мной беседу, как раз по поводу восстановления всего технического оборудования, и выполнение этой задачи возложил лично на меня. Вы не беспокойтесь, если чего нет в наличии, он заставит Привалова всё докупить.

- Хорошо, я попробую, но под Вашу личную ответственность за последствия.

- Я не возражаю, ответственность это моя профессия. На Дальний Восток возвращаться не собираюсь.

Возвратившись из Москвы, он подошёл ко мне очень радостный и сказал:

- Я действительно ходил на доклад к Горбовскому, и когда раскладывал на его столе документы, как на зло, выскочила Ваша заявка. Горбовский взял её, внимательно прочитал и без вопросов адресовал техотделу, сказав при этом:

- Наша беседа с ним перед отъездом не прошла даром, дальневосточник решил серьёзно взяться за дело. Молодец!

- Вы знаете Дмитрий Васильевич очень скуп на похвалу. Я вас поздравляю.

После этого случая он меня «зауважал», и даже самого стал посылать в Москву в камандировки. К весне 1970 года, обстановка в Центре стабилизировалась, коллектив офицеров ответственно отнёсся к поставленной задаче, провести первую полигонную практику на полигоне академии

Коллектив у нас подобрался вполне подходящий. Не помню, чтобы были какие-то конфликтные ситуации, доже праздники мы старались отмечать вместе, коллективом. Хорошо и по-доброму помню Анатолия Николаевича Озерова, Леонида Васильевича Топалова, Андрея Ильина, Костю Цехановича, В состав Центра вошло несколько сверхсрочнослужащих, прапорщиков тогда не было, а сейчас их бы назвали контрактниками. Они перешли к нам из штатов батальона обслуживания и поэтому их хорошо знал весь постоянный, московский, состав академии. Особенно хорошо я был знаком со старшинами св.ср. службы Бочаровым Иваном Захаровичем, знаменитым «Захарычем», Михаилом Красноцветовым и Колей Лобовым. С каждым из них у меня были особые отношения. Захарыч, старше меня лет на пять, был настоящим моим другом. Я проникся к нему симпатией как-то сразу, при первом нашем контакте. Неплохо зная крестьянскую среду ещё с раннего детства, я почувствовал в нём классического русского крестьянина: немного насмешливого, не всегда доверчивого, с добродушной хитрецой, исключительно сметливого и от природы интеллигентного своей прямодушностью и почтительностью к собеседнику. Уволившись из армии и работая в академии вольнонаёмным, я встречался с ним последний раз в 1984 или 1985 году, опять по воле судьбы оказавшись во Фролищах по делам научной работы. Я был у него в гостях, в его доме у самого Луха. Мы хорошо посидели втроём: Захарыч, его жена Александра Петровна и я. С прискорбием недавно узнал от внучки Захарыча, Ирины Смирновой, через «одноклассников», что его не стало. Очень печально, вечная ему память. В Учебном Центре академии было много работников из местного населения. Основные должности занимаемые ими были канцелярские работники, кладовщики и ряд других, которые сейчас и вспомнить-то трудно. Была у нас, например, главным пожарным «инспектором» Вера Ивановна Варнакова, отчество мог и перепутать. По московскому штату проходила Цветкова, занималась учётом имущества по техотделу поступающему на нужды летней практики слушателей. К сожалению, имя и отчество не помню. Хорошо помню Смирнова, звали, кажется Алексеем, заведовал складом КЭО и большой любитель заложить за воротник. Возраст за 50, по своей ментальности и манере поведения, мне лично, напоминал деда Щукаря, но не в уничежительном смысле этого образа. На память приходят такие фамилии: как Травкин, Каган, Абрамов, Рабкин, но, к сожалению, при каких обстоятельствах я с ними взаимодействовал, вспомнить не могу. Очень хорошо знал главного инженера ЛПК, не раз бывал у него в доме по праздникам. А познакомились мы через Топалова Лёню, он был женат на его дочке Нелли, будучи ещё слушателем академии. Хорошо был знаком с Главным лесничим Военного лесничества. Но тоже, к сожалению, напрочь, забыл и фамилию и как звать.

Я предполагал, что зима и лето 1970 будут настолько напряжёнными, что вызывать Аиду из Москвы не было смысла, я домой приходил только ночевать и «замертво» валился спать.

Весной 1970 года, чтобы мне не было так одиноко, Андрей Ильин принес мне живой подарок, 3-х недельного котёнка серой масти с огромными ушами, ну просто «гадкий утёнок». Хлопот поначалу было с ним много, и с кормёжкой, и с обратным процессом. Но этот «охламон» бал на редкость сообразительной и хитрой бестией. Кстати, принесли его мне от моих гражданских соседей, проживавших невдалеке от меня, на берегу поймы реки Лух. Жили мы фактически в сосновом лесу, и Васька в моё отсутствие жил сам по себе, как и положено, уважающему себя коту. Но на удивление, привязался ко мне очень сильно, и вырос в настоящего красавца. К приезду жены это был ещё один живой подарок. Пока мы зиму 1970-71 годов жили с ним вдвоём, скучать мне не приходилось. Для того чтобы он не надоедал мне с постоянными входами и выходами из дома, я сделал для него небольшую полочку на уровне окна. Заходя в дом, он прыгал на ограждение крыльца, с него на эту полку, а с полки в форточку, я её никогда не закрывал. Из дома он выходил, когда хотел, тем же порядком. У самого окна стоял платяной шкаф, закрывая окно наполовину. Из форточки, он как раз и попадал на этот шкаф. Но до приезда Аиды ещё целая зима, и надо было к ней подготовиться. Утеплить, по возможности, фактически летний дом, было не так просто. Пришлось сделать вторые, зимние рамы, утеплить обе двери, и уличную и внутреннюю, ведущую непосредственно в комнаты. В моей половине, как, впрочем, и в половине Озерова, их было две. Передняя служило, как бы кухней-столовой, а следующая за ней спальней. Комнаты были разделены лёгкой перегородкой, со встроенной в неё печью-плитой, очень распространенная конструкция на Руси, служившая одновременно и для обогрева и для массового приготовления пищи. Но, поскольку три раза в день печь топить не возможно, то для разогрева пищи, или ещё каких-то небольших кулинарных приготовлений, у нас между платяным шкафом и стеной стоял маленький кухонный столик с керогазом. Керогаз в своё время заменил керосинку, и являлся целой эпохой кухонной утвари в советское время.

На службе было всё нормально. С Леонидом Васильевичем Топаловым, мы настолько чётко разграничили свои сферы влияния, что никогда не возникало каких-либо трений или недомолвок, мы просто стали хорошими товарищами. С большинством офицеров центра и батальона у меня так же сложились дружеские отношения, При работе, выполняемой нами, и той общей ответственности, которую мы все за неё несли, другого просто не могло быть.

Самой главной для моей группы задачей, было, постоянно следить за непроникаемостью на полигон посторонних лиц, даже в зимнее время. Для этой цели батальон выделял грейдер, и мы чистили от снега главные дороги полигона, чтобы по ним можно было ездить, и осуществлять контроль за территорией.

С Васькой мы жили дружно, не считая тех периодов, когда он начал водить домой своих «дам». Иногда, проснувшись ночью от непонятных звуков, я видел на шкафу, светящиеся глаза, если их было больше двух, то в них немедленно летел мой тапочек. Любовная парочка немедленно смывалась. А через некоторое время, я чувствовал рядом с собой на койке, «нежное» мурчание кота, напоминающее тихо работающий тракор. Это означало, что он просит извинение за наглое поведение. Но через несколько дней всё повторялось сначала, иногда я насчитывал до 6 светящихся точек. В этом случаи летели все наличные тапочки.

Другим ночным развлечением, которое устраивал мне кот, были, не столько кровопролитные, сколько очень шумные его драки с котом, приходящим из соседнего, ближе к реке, дома. Соседский кот был старый прожжённый боец, и очень хитрый. Дрались они постоянно у моего крыльца, а поскольку события развивались в лесу, то вопли разносились на большие расстояния. Для этих разборок, у меня на стене над койкой, постоянно висело заряженное ружьё. Глубокой ночью, при возникновении подобной душераздирающей ситуации, я, как, по тревоге, вскакивал с койки и в одних трусах выскакивал на улицу, в снег по колено. Подбегал к орущему, шипящему и рычащему, крутящемуся в снегу клубку, поддевал его, как правило, уже босой ногой, тапочек утоп в снегу, и подбрасывал вверх. Оказавшись в воздухе, и не чувствуя под собой твёрдой опоры, эта орущая и рычащая банда разваливалась, и Васька уносил ноги знакомым ему путём, а соседский разбойник прыгал на ближайшую сосну и тут же прятался на её противоположной стороне. Чтобы стронуть его с укрытого места, я стрелял в эту сосну. Но этот ушлый котяра спрыгивал с сосны в её тень, образующуюся от окна моего дома, и по ней опрометью кидался к следующей сосне, и всё это продолжалось до тех пор, пока он не скрывался у меня из виду. После этого я делал последний выстрел в его направлении, и с красными, как у гуся ногами, убегал в дом. В связи с этими ночными «развлечениями», мне пришлось приобрести несколько пар тапочек, чтобы не искать их ночью в полуметровом снегу. К моему возвращению Васька, как, правило, лежал поперек моей койки с видом победителя. Сощурившись от яркого света, он смотрел на меня с некоторой издёвкой, и в его взгляде четко прослеживалась мысль:

- Раз завёл меня, то и должен охранять меня от всяких придурков. Я ещё маленький! Вот подрасту, тогда я этому драному фраеру так накостыляю, что мало не покажется. И тебе по снегу в одних трусах бегать больше не придётся! А теперь давай спать.

Я ложился на койку, а он тут же пристраивался у меня около живота, весь мокрый и с сосульками на шерсти, после кувыркания в снегу, и начинал тихо «петь». Когда я засыпал, то он уходил к себе на шкаф, боясь, что я его раздавлю во время сна. Так мы дожили с Васькой безбедно до весны, мая месяца 1970 года.

Благодаря постоянному объезду полигона по его периметру, я очень хорошо изучил и сам полигон и прилегающую к нему местность. Перед началом полигонных работ произошло событие, о котором я просто не могу не рассказать.

Дата добавления: 2015-08-18