Служба Родине, которой до нас нет никакого дела, продолжается,

в силу наших возможностей. Что значит «тянуть лямку».

Свободное от службы время у нас было, но использовалось оно не совсем с пользой для здоровья, к примеру, на рыбалку или охоту. К нашему счастью, человек так устроен, что в самых, казалось бы, невероятно тяжёлых жизненных ситуациях, находит способ каким-то образом скрасить свою жизнь и найти занятие, выводящее его душу из состояния омерзительного равнодушия и обречённости.

Пристрастия для общения с природой определились в вначале лета и, особенно к осени, когда наступил сезон осенней охоты. Ну, а охота в Приморье, поистине, царская. Уссурийская тайга, что-то вроде мясного супермаркета. Охотничий интерес представляли: лань, изюбр, кабан, лось, кабарга, гималайский медведь, марал. Километрах в десяти от нашего расположения проходила граница ареала уссурийского тигра. Охотников набралось человек 15, быстренько оформились в охотничье общество, получили лицензию, и даже участок тайги для спортивной охоты и ухода за участком леса.

Основным объектом нашего внимания была река Даубихе, протекавшая по довольно широкой долине между сопок. Как и большинство равнинных рек была чрезвычайно извилиста, а её пойма изобиловала старицами и озёрами разного происхождения. Во всех водоёмах в изобилии водилась разнообразная рыба. От нашего жилища до реки шла тропа, тянувшаяся до самого берега, по увлажнённой и сильно поросшей отдельными деревьями, кустарником и буйной Приморской травянистой растительностью, зачастую превышающей рост среднего человека. По обе стороны от дороги были расчищены значительные участки земли, с расположенными на них рисовыми чеками, на которых местные корейцы возделывали рис. Фактически тропа проходила по дну речной поймы. Половодья в Приморье бывают два раза в году, в отличие от, привычного нам, одного весеннего, для средней полосы России. Приморские сопки располагаются обычно грядами с высотами от 300 до 700 метров и с крутизною скатов от 45 до 70 градусов. Состоят они преимущественно из известкового плиточного щебня покрытого небольшим слоем плодородной почвы. Поскольку наше местоположение находилось на одной широте с Сочи, то в апреле месяце солнце соответствовало этой широте. Снег, при условии, если зима была со снегом, а бывают и без оного, начинает с огромной скоростью таить под «сочинским» солнцем. Вся эта огромная масса воды, не задерживаясь на крутых склонах сопок, устремляется на равнину, заполняя все природные водозаборные ландшафтные образования: овраги, сухие ручьи, небольшие речки и всё это с шумом несётся в пойму Даубихе. В годы, когда выпадает много снега, иногда до 1,5-2 метров, пойма реки заполняется полностью и зрелище становится очень впечатляющим. Весенний паводок, как правило, бывает весьма бурный, но короткий по времени. К началу мая, пойма полностью освобождается от воды, подсыхает и становится вполне проходимой. В зимы, когда снег полностью отсутствует, весенних паводков вообще не бывает.

Летние наводнения, чаще всего приходятся на первую декаду августа, когда начинаются муссонные дожди. Пути и механизмы летних паводков те же, что и весной, с той лишь разницей, что вместо талой воды, идёт вода дождевая. Эти дожди, буквально тропические, идут почти беспрерывно, иногда в течении трёх недель к ряду при температуре воздуха 25-30 градусов. Надевать водозащитную одежду бессмысленно, всё равно будешь мокрый, не снаружи, так изнутри, за счёт влажности воздуха до 100 процентов. Самые комфортные месяцы апрель, май, июнь, сентябрь и октябрь. Вот это-то время и использовалось нами для рыбалки.

Наш «городок», площадка №2, или, как прозвали её наши офицеры «Кошмаровка», располагался на некотором господствующем возвышении по отношению к окружающей местности, а по отношению к пойме реки, на берегу которой мы фактически и располагались, мы стояли на 50 метров выше. Такое положение спасало нас от гнуса, комаров и мошки. Идя на рыбалку, мы спускались в пойму реки и сразу попадали в этот зелёный ад наподобие амазонской сельвы. Вдоль тропы сплошная стена деревьев и кустарников, проросших, так называемой, «слоновьей травой» высотой до 2 метров, и весь этот зелёный туннель «гудел» от мириадов комаров и мошки. И так полтора километра. Спасение наступало только на берегу реки. В месте конца тропы река делала поворот, и на нашем берегу образовался выступ, постоянно продуваемый речным ветром. А как всем известно, ветер лучшее средство от комаров и мошки. Поэтому, если во время рыбалки и приходилось перемещаться по реке, то всегда выбирали хорошо продуваемые места. При первом нашем знакомстве с обитателями реки, мы с удивлением обнаружили, что эти самые обитатели совсем не похожи на, привычных нам, обитателей рек средней полосы России. Из крупных пород попадались верхогляд и сомы и то не более 1,5-2 килограмм, а такие не крупные породы, как касатка-скрипун, пескарь и «синюха» более 200-300 грамм не попадались за всё время наших рыбалок. Река Даубихе чем-то напоминала мне такие реки как Угра, Клязьма, Похра или Нара, но с более быстрым стрежневым течением. Были небольшие заводи и плёсы, где можно было ловить на поплавочную удочку, но в основном ловили на донные удочки, «закидушки». Это была рыбалка для души.

Был и другой вид рыбалки. Это скорей была не собственно рыбалка, а коллективный выезд на природу, что-то вроде загородного пикника, с выездом на природу. Слово «загородный» применено здесь, скорее в силу традиции, нежели по существу, поскольку место нашей службы и проживания было сплошным «загородом». Собиралось обычно человек 10-12, некоторые с семьями, у которых они были. Рыбалка было лишь одним из компонентов этого мероприятия. Комдив и начштаба выезжали обязательно. Накануне комдив приглашал нас с Иваном Мурашовым к себе и просил организовать рыбалку для офицеров управления. Зная о нашем пристрастии к этому занятию, комдив, Барков Николай Дмитриевич, всегда обращался к нам с Иваном и просил взять все хлопоты по обеспечению этой, пожалуй, самой стержневой части программы пикника, на себя. Мы, естественно, с удовольствием это исполняли.

Из состава участников этого рыболовно-развлекательного мероприятия мы набирали себе добровольных помощников, не забывая при этом упомянуть имя комдива, действовало безотказно. У меня, как у главного химика дивизии, на складе всегда были лишние специальные защитные костюмы Л-1, из которых мы делали прекрасное снаряжение для рыбалки. Чулки с брюками были соединены герметично, что позволяло заходить в воду по грудь, не опасаясь замочить одежду и обувь. Я из этого костюма сделал один экземпляр, позволявший заходить в воду, практически по шею. Для этого я соединил, входившую в комплект куртку, с брюками, а надевался подобный «скафандр» через горловину с молнией на плечевом разрезе. Это было моё «ноухау» и личное снаряжение. Все эти ухищрения необходимы были для ловли рыбы неводом.

На эти мероприятия выезжали часов в 9 утра, на нескольких УАЗ-иках, а для членов семей брали старенький ГАЗ-овский автобус. Ездили, как правило на несколько, разведанных заранее, озер в ближайших окрестностях. На этих озёрах было только два вида рыбы: серебристый амурский карась, до 2,5кг. весом, и пресловутый ротан, который, по какой-то чудесной причине, впоследствии заселил почти все закрытые водоёмы Центральной России. Но если «российский» ротан, это поистине стихийно бедствие для закрытых водоемов, в нашей полосе не превышает 100-150 грамм веса, то дальневосточный его собрат бывает весом до 500-700 грамм. Особенность этого вида, его феноменальная плодовитость, неприхотливость к качеству воды и чрезвычайная прожорливость. Если в одно ведро с водой поместить двух равноценных по размеру ротанов, то, не успеете оглянуться, как один заглотит другого. Потрясающий каннибализм! А уж, что говорить о мальке других пород рыб. Поэтому этот обжора так и опасен в закрытых водоемах. Вот почему в приморских озёрах может выживать только карась, за счёт своей плодовитости и размера. Невод, как правило, заводили мы с Иваном. А поскольку занятие это было не из лёгких, к заводным шестам были прикреплены верёвки, за которые с берега, находясь на твёрдой земле, дополнительная «тягловая» сила помогала нам тащить всю конструкцию. Нередко случалось, что таща «мористый» конец невода, ноги теряли дно и мне, приходилось только держать шест в вертикальном положении и прижимать его ко дну, а к берегу меня вместе с крылом невода тянула береговая команда. Получалась самая настоящая коллективная рыбалка.

Результаты бывали разные, но без хорошей ухи мы некогда не уезжали. Примечательно, что берега реки и всех пойменных водоёмов густо поросши диким луком, чесноком и черемшой. Площади этой зелени настолько велики, что её можно было бы заготавливать промышленным способом. Так, что зелёная закуска была всегда под руками и в изобилии.

Были ещё озёра с красным карасём, где вместо ротана водился змееголов. Видимо это рыбье чудище, более прожорливое чем ротан, не давало ему там размножиться. Там можно было ловить только на поплавочную удочку и обязательно с лодки, а это создавало дополнительные трудности, из-за сильной кустарниковой поросли по всему периметру озера. Овчинка не стоила выделки.

Вот так два лета, до отъезда в Нижегородскую губернию к новому месту службы и новым водоёмам, я проводил в Приморье часть свободного времени.

Заранее прошу извинения за некоторые повторы в тексте, поскольку этот отрывок почти целиком перенесён из отдельного рассказа о рыбалке и охоте в Приморском крае.

На фото: Стр.357- Мы с Иваном Мурашовым тянем левое крыло бредня с амурскими карасями, на заднем плане ваш покорный слуга; Стр.358- Я со своими напарниками пытаюсь в пустой «мотне» увидеть какую-нибудь рыбу, и такое случалось; Стр. 359-апофеоз пикника с ухой. Слева на право: Н.Д.Борков, наш командир, с кружкой в правой руке, с противоположной стороны стола я выглядываю в темных очках, Спиной к зрителю в плавках И. Мурашов, напротив через стол, жена Боркова, остальных не помню.

Хранилище для нашего имущества мы с Иваном Корниенко до морозов, всё-таки, построить успели. Но дармовая рабсила была отправлена по домам по истечении срока пребывания на «переподготовке». Командиру, каким-то образом удалось через корпус «выбить» в состав караульной роты дополнительно 30 солдат и 3-х сержантов срочной службы, для разного рода хозяйственных работ. Разве можно было силами 5-6 офицеров перетащить около 500 тонн груза из одного хранилища в другое, новое!? И всё равно, солдат нам давали мало, и поэтому приходилось работать офицерам, не смотря на их справедливое возмущение. А мне, как старшему химическому начальнику, приходилось выполнять эту работу вместе с ними почти ежедневно, пока не закончили переезд полностью.

Наступил конец ноября, соя на полях была уже убрана. Но после комбайновой уборки оставалась довольно высокая стерня, на которой была много соевых стручков, любимого лакомства косуль. Кроме того, на полях оставалась в скирдах соевая солома, в которой тоже можно было найти соевые стручки. Косули выходили на эти поля в поздние сумерки голов по 10-12, и спокойно утоляли свой голод. А нам всем осточертела постоянная рыба, особенно красная, и очень недоставало свежего мяса. Вот мы и придумали несколько необычный способ охоты, поскольку в тайгу нам ходить было некогда. Все соевые поля, как правило, были окружены по периметру мелколесьем, вроде ветрозащитных полос, шириной метров до 10. В некоторых местах в этих лесных полосах были прогалы, которыми мы и пользовались. Я не сомневаюсь, что описываемый мною способ охоты, будет назван многими варварским, но что делать, нам тоже нужно было мясо, а купить его было негде, особенно тем кто жил, как мы, в чистом поле, и супермаркет у нас был только один, тайга и прилегающие к ней территории. Команда, как правило, состояла из 4-х человек. Снаряжение, УРАЛ с поисковой фарой с дальностью действия до 200 метров и два АК-47. Два человека в кабине и два стрелка в кузове. На малом газу выезжали через прогал на окраину поля без фары, осматривались. Если замечали у стогов соломы группу животных, медленно продвигались вперед. Не доезжая 100 метров до цели, машину останавливали и заглушали. Если животные вели себя спокойно и продолжали заниматься своим делом, освещали их этой мощной фарой. Они замирали, как вкопанные, и, как завороженные смотрели на фару, слепящую им глаза. Дальше была работа стрелков, больше двух косуль взять не получалось. Но мы и этому были довольны. Мясо, как правило, распределялось среди офицеров управления. У командиров частей были свои команды. Суммарно выездов за сезон (до средины декабря) совершалось не более 3-4. За это время все офицеры и их семьи наедались свеженины впрок, до следующего сезона.

Я лично противник такого способа «охоты», но это была вынужденная мера, вызванная обстоятельствами.

Незаметно подошёл новый, 1969, год. Встречали мы его в своей «берлоге». Никуда не поехали, хотя и была такая возможность. Сидели за праздничным столом, а мысли у всех были дома, с семьями.

На следующее утро всё же решили, в компании других, офицеров, проехаться на автобусе, следовавшим, до Новосысоевки в Дом офицеров гарнизона. Одеты мы были не в смокинги и белые сорочки с бабочкой, а в ватные брюки и телогрейки, а поверх этого, белые армейские полушубки и армейские валенки. Настроение было у всех приподнятое вчерашним застольем и весёлое, Всё-таки, Новый год! Не доезжая метров 100 до Дома офицеров (Стр.354), я почувствовал сильную слабость и удушье, мне просто нечем было дышать. Моя Судьба опять устроила мне тест на выживание. Я встал с сиденья и, задыхаясь, сказал:

- Ребята, не останавливаясь, везите меня в госпиталь, я умираю!!

На моё счастье, гарнизонный госпиталь находился в 200 метрах от Дома офицеров, но было 1-е января! Ребята увидели, что на мне лица нет, я белый, как полотно, дали команду водителю, не останавливаясь ехать в госпиталь. До госпиталя доехали за 2 минуты. Меня на руках ребята донесли до приёмного покоя. Там был один дежурный врач. Увидев меня, он немедленно вызвал из дома начальника отделения и лечащего врача. На моё счастье жилые дома офицеров госпиталя находились в 100 метрах от последнего. Меня положили на какой-то высокий стол, и пока снимали с меня одежду, я несколько раз терял сознание. Когда я последний раз пришёл в себя, я увидел над собой лицо врача, а в обеих руках по шприцу. Меня начали сводить судороги, мои ноги, коленками, хотели достать подбородок. Я опять потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что на моих ногах лежат два офицера, не давая им согнуться. Я слышал только, как один из врачей сказал:

- Он родился в рубашке, если бы его прихватило у вас на площадке, живым бы вы его сюда не довезли! У него острейший приступ стенокардии, и, видимо, в первый раз, это самое опасное, человек теряется и его охватывает животный страх, который ещё больше усугубляет положение.
Когда я вновь пришёл в себя, и почувствовал, что дыхание моё стало свободным, а ноги уже не загибаются мне в грудь, я понял, что я вернулся с того света. Увидев, что я открыл глаза, и смотрю на врача, совершенно осмысленным взглядом, он наклонился ко мне и сказал:

- Ну что, майор, поздравляю с днём рожденья, сегодняшний день можешь ежегодно справлять, как второй день рожденья! А теперь отправляйте его в отдельную палату и на всю ночь сиделку! Реанимацию он прошёл в приёмном отделении, при участии трёх врачей и двух товарищей по службе. Спокойной ночи!

С утренним обходом пришли и начальник отделения, и лечащий врач. Ещё раз поздравили меня с благополучным исходом. Сказали, что кардиограмма вполне приличная, инфаркта я избежал. Но полежать придётся недельки три. И с этого дня и до конца дней носить с собой нитроглицерин в обязательном порядке, даже в туалет.

Буквально через два дня после поступления в госпиталь, ещё до обхода, приходит лечащий врач и заявляет:

- Вам звонят из отдела кадров округа и предлагают перевод в Оренбургское авиационное военное училище на должность преподавателя по вашей специальности. Срок на размышление вам дают неделю.

- Ну, а Вы доктор, как думаете, через неделю я смогу самостоятельно перемещаться на такие расстояния, после случившегося!?

- Я уже доложил начальнику отделения, он категорически против, если с Вами что-то случится по дороге, то вас уже не спасут, да в дороге этого

и сделать некому!

- Тогда, я прошу Вас сообщить кадровикам мою благодарность за заботу, мнение врачей и, в связи с этим обстоятельством, мой отказ от предложения, если оно не может быть пролонгировано ещё на три недели. Значит не судьба!

После выписки из госпиталя в средине января, почти сразу же, до меня дозвонилась из Москвы Аида. Работая в то время в Минавтопроме, она могла из кабинета замминистра позвонить по «прямому проводу», была у них такая связь для оперативного вмешательства в дела предприятий в чрезвычайных обстоятельствах. Я в это время находился, как раз, в штабе, и когда дежурный позвал меня к телефону со словами:

- Тебе из Москвы звонит жена!

Я посмотрел на него, мягко говоря, как на ненормального, и он это заметил:

- Бери трубку и разговаривай, пока связь не оборвали, а на меня потом насмотришься!

Беру трубку и спрашиваю с некоторым недоверием:

- Аденька это ты!?

- Я, а кто же ещё, ты почему отказался от Оренбурга, я столько труда и времени на это ухлопала, ты, что, там вечно собираешься сидеть!?

- Во-первых, почему ты меня заранее не предупредила, а во-вторых, мне сделали это предложение на второй день моего пребывания в госпитале, куда я попал после сильнейшего сердечного приступа, почти в предынфарктном состоянии. Когда врач передавал мне это предложение от окружных кадровиков, то предупредил, что они ограничили время принятия решения недельным сроком, а выписка меня из госпиталя ранее трёх недель полностью исключается. Самому мне подойти к телефону категорически запретили. Как та думаешь, что я мог сделать в такой ситуации.

- Прости, я же ничего не знала об этом. Плевать на Оренбург, буду придумывать ещё чего-нибудь. Как ты себя сейчас чувствуешь, последствий нет никаких!!?

- Мои спасители сказали, что всё обошлось без последствий.

Дата добавления: 2015-08-18