Для служебной карьеры финал.

Через 12 лет я снова оказался во 2-й гв. Таманской и т. д. дивизии, в новом качестве, которое меня не совсем устраивало, но не по своей нерадивости или не способности к большему, а по стечению обстоятельств чисто житейских. Может выть, другой человек, оказавшись на моём месте, поступил бы по-другому, переступив через эти самые жизненные обстоятельства, ради офицерской карьеры. Я поступить так не мог, в силу обстоятельств, о которых я уже писал. Я не мог бросить жену один на один с этим семейным горем, поскольку реальной поддержки, кроме меня, у неё, практически не было. Никлолай Максимович, как-то сразу и сильно сдал, и сам требовал к себе внимания. Племянник Юра был женат и у него были свои проблемы. Старшая сестра Лида, старалась искренне помочь, но у неё тоже была семья. А самое главное, Глафира Прокофьевна, практически, уже не вставая с постели, постоянно спрашивала домашних:

- А где Аденька, когда она придёт, почему её так долго нет?

Я никогда, ни до, ни после, не наблюдал такой сильной и трогательной взаимной привязанности матери и младшей дочери. Разве я мог всё это бросить и уехать устраивать свою военную карьеру!? Я считал это предательством.

Наша семейная жизнь в этот период была крайне напряжённой, не в смысле наших с Аденькой личных отношений, а из-за сложившейся ситуации, в связи с тяжёлой болезнью её мамы. Работая в Министерстве автопрома, зам. начальника управления, в котором она работала, Коган Юлий Соломонович, прекраснейший человек, зная нашу «скитальческую» историю и наши «жилищные» условия, решил нам помочь с квартирой. Я иногда заходил за Аденькой к ней в министерство, и она познакомила меня с Коганом Ю.С. Естественно, как все пожилые люди, он, иногда, рассказывал при этих встречах, о своём прошлом. Перед самой войной он был заместителем Министра угольной промышленности. А потом его внезапно посадили неизвестно за что, скорее всего, как он сам предполагал, на почве его национальности. Отсидел он около 6-ти лет, и был реабилитирован только в 1954 году. Все его друзья и знакомые, хотя и занимали весьма ответственные посты, прямо сказали ему, что на должность прежнего ранга, несмотря на то, что он полностью реабилитирован, ему рассчитывать не приходится. Так он, в конце концов, пройдя через Совнархозы, попал на должность заместителя начальника управления Минавтопрома. Осенью 1964 года МЗМА (АЗЛК) сдавал два жилых дома в Текстильщиках, кирпичную 5-тиэтажку и блочную 9-тиэажную «башню». А за 2 года перед этим, в этом же районе, дали в новой кирпичной пятиэтажке, «хрущёвке», комнату в 2-х комнатной квартире, моей маме с мужем, куда они и переехали с моей родной Пролетарской. Метро в этот район ещё не было, а от Таганской площади ходил троллейбус № 27 до Волжского бульвара, где у него была конечная остановка. Дорога на троллейбусе занимала минут 40. От Микояновского мясокомбината и до Люблинской улицы шоссе было выложено брусчаткой, такой же, как на Красной площади. Но с той лишь разницей, что она находилась в ужасном состоянии.

Не трудно догадаться, как себя чувствовали пассажиры троллейбуса, когда он проходил этот участок дороги, а по протяжённости всего пути, этот участок составлял не менее 50%. По этой причине стоя было ехать гораздо легче, чем сидя. А все пассажиры, ездившие на этом маршруте, называли это участок дороги «трясучкой». Там где сейчас станция метро «Текстильщики», не было ни одного жилого дома, а простирались поля овощного совхоза. Сразу за ж/д Курская, всё было засажено капустой, редисом и морковью (на будущей территории МЗМА и метро). По другую сторону Люблинской, располагались поля лука, петрушки и другой зелени. Весь район старых Текстилбщиков, представлял собой весной сплошной цветущий фруктовый сад. Этот район был застроен ещё до войны двухэтажными деревянными бараками, и жизнь здесь протекала, на деревенский манер.

Когда мы с Аденькой приезжали в гости к маме, то, не смотря на всю красоту и патриархальность этого района, говорили:

- Не дай Бог нам, когда-нибудь, получить здесь квартиру. Это же просто «конец света», почти Московская область!

И Господь услышал наши молитвы! Вот в этот-то «рай» мы и угодили. А теперь для образования немного истории.

«Садки»

«Своё название этот район Москвы получил по дому отдыха профсоюза текстильщиков, который находился на этом месте. Ныне о нём напоминают лишь остатки парка и пруд Садки на Люблинской улице..По имеющимся историческим документам в XVI в. здесь, при впадении в речку Гравороновку ручья Коломенка, существовала небольшая деревня Курсаково, Гавшино тож. В Смутное время она запустела и превратилась в пустошь. Лишь к концу XVII в. её владельцы, священники кремлёвского Успенского собора, заселили её крестьянами, которые на ручье Коломенка устроили плотину и выкопали пруд. В нём развели рыбу, посадив её в специальные садки, отчего деревня и получила название, Садки. В 1718 г. император Пётр I отобрал у священников Садки с 6-ю душами мужского пола и пожаловал их своему любимцу, вернувшемуся из шведского плена князю И.Ю. Трубецкому. О судьбе этого небольшого имения при И.Ю. Трубецком, ставшем позднее генерал-фельдмаршалом и сенатором, известно крайне мало. Больше сведений дошло о нём, когда Садки стали принадлежать его внучке Екатерине Дмитриевне Голицыной (урождённой Кантемир). При ней здесь строится двухэтажный дом с мезонином, укреплена плотина и расширен пруд. Мельница при плотине была отдана внаём для устройства полотняной фабрики купцу Н.С. Дьякову. В имении числились 71 душа мужского пола и 75 женского из её дворовых людей. Постоянного крестьянского населения не было. Из 50 десятин земли только 10 использовались под застройку и земледельческие угодья, а остальная территория была занята лесом.

Е.Д. Голицына умерла после длительной болезни в 1761 г. Её муж князь Дмитрий Михайлович Голицын (1721—1793) в память о супруге основал известную в Москве Голицынскую больницу (теперь 1-я градская больница). В 1800 г. Садки (без указания жителей) числились за их родственником графом Алексеем Гавриловичем Головкиным, а затем их владельцем стал генерал Александр Чесменский (1762—1820), внебрачный сын известного деятеля екатерининских времён графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского.

Современник Чесменского С.П. Жихарев писал, что в 1804 г. тот под Москвой «завёл прекрасную фабрику разных машин и орудий земледельческих. Тогда вошло в моду ездить на обозрение этой фабрики, и если бы дорога была лучше, то вся Москва поскакала бы любоваться заведением. Устройство на английский манер и много рабочих людей из англичан…». Приблизительно с этого времени у Садков появляется и второе название — Чесменская дача.

Под конец жизни Чесменский продал Садки штаб-лекарю коллежскому советнику Ивану Христиановичу Цемшу и его жене Ольге Ивановне. В 1826 г. О. И. Цемш попала в долги, просрочив оплату по закладной титулярному советнику Аввакумову, и была вынуждена продать вдове купца Витта «2-ю часть сельца Садки с Чесменской дачей», находившуюся у пруда и составлявшую украшение имения. А в 1832 г. и «1-я часть» с 22 десятинами земли на речке Гравороновке (позднее здесь был построен кинотеатр «Молодежный») была продана выходцу из Чехии временному московскому купцу 3-й гильдии Игнатию Ивановичу Музылю. Так дворянская усадьба полностью перешла в купеческие руки, что сказалось на её дальнейшей судьбе. И.И. Музыль запрудил речку Гравороновку и построил шерстоотделочную фабрику с водяным приводом от плотины и паровым двигателем, оснащённую 32 станками и 20 «машинами» различного назначения. В начале 1840-х годов на ней трудились 63 рабочих. Здесь производили и красили сукно как для внутреннего рынка, так и для Кяхты — пограничного с Монголией города, через который велась торговля с Китаем. Стоимость произведенной продукции составляла более 100 тыс. рублей. В 1840-х годах современник писал об этих местах, что на пути в Люблино «достигаете вы какого-то странного промышленного городка, столпившегося у плотины озера, и видите направо и налево красивые домики хозяев, с садиками, перемешанные с безобразными фабричными строениями, кривыми, слепыми, безоконными. Бывшее имение распродали по частям, лес вырубили, а в самой усадьбе обосновалась фабрика».

Владелец фабрики оказался человеком корыстным и неуживчивым. Отнюдь не нуждаясь в средствах, он более 6 лет вёл судебную тяжбу с крестьянами соседнего Граворонова из-за 3 десятин заливного луга, на котором они косили сено и пасли свой скот. Не ладил купец и с рабочими, среди которых было много подростков. В августе 1849 г. на фабрике случился пожар, в котором был обвинён уволенный мальчик. Только в марте следующего года, после повторного разбирательства в земском и совестном суде, было вынесено окончательное решение: «Парфёна Архипова, как не сознавшегося и ни в чём не уличённого,освободить от суда без всякого взыскания».

Дальнейших сведений об этой фабрике нет, а потомки фабриканта избрали отличный от него путь в жизни: его сын Николай Иванович Музиль (1839—1906) стал известным артистом, основателем артистической династии Музилей-Рыжовых в московском Малом театре. Многие москвичи помнили народных артистов СССР Варвару Николаевну Рыжову (1871—1963), выступавшую в девичестве как «Музиль 1-я», и её сына Николая Ивановича Рыжова (1900—1986).

Около 20 десятин земли в 1849 г. были куплены у Витт купцом Н.Ф. Китаевым, планировавшим здесь развернуть строительство дач. Однако из-за близости фабрик он вынужден был перенести свою деятельность несколько далее от Москвы и более известен дачным строительством на месте усадьбы Самарова Гора близ Люблина, где застроил так называемый Китаевский посёлок, а проданные им земли в Садках в конечном итоге достались предприимчивым мещанам Мочалкиным. Другую часть — около пруда — ещё в 1838 г. приобрел купец 2-й гильдии К.Ф. Остеррид. Он устроил здесь бумажно-набивную фабрику, на которой было 303 рабочих и производилось продукции на 243 тыс. рублей. Впоследствии фабрику Остеррида приобрёл и перестроил «прусскоподданный» московский купец 2-й гильдии Карл-Адольф Аибиш, живший с семьёй на Чесменской даче. В1874—1877 гг. фабрикой управлял его сын, а затем вдова Эмилия Федотовна, по настоянию которой на Курской железной дороге была открыта в 1881 г. остановка Чесменская.

Многое на новой фабрике отличалось в лучшую сторону: высокие потолки от 4 до 5,5 метров в рабочих помещениях, паровое отопление, освещение с помощью газовых рожков, для получения чистой воды был устроен артезианский колодец с двумя насосами. На значительном удалении от фабрики, в глубине большого сада, в трёхэтажном здании разместились спальни для рабочих с дощатыми койками и артельная кухня для приготовления пищи.

И рабочий день здесь был короче — с 7 часов утра до 8 вечера, месячная зарплата была значительно выше, чем у других владельцев. Но труд был связан с вредными испарениями и резкими перепадами температуры. Земский врач профессор Ф.Ф. Эрисман при обследовании фабрики в 1880 г. обратил внимание на профессиональные заболевания рабочих, связанные с химическим воздействием хлора, кислоты и ядовитых красителей: бронхиальный катар и эмфизему лёгких, нагноения глаз и экзему на лице. На фабрике Аибиш в юности работал и на всю жизнь повредил руку уроженец соседней деревни Печатники Ф.С. Шкулев, будущий известный пролетарский поэт (1868—1930).(Именем Шкулёва названа одна из улиц «Текстильщиков», идущая вдоль Люблинского пруда, а на первом левом повороте на неё выходит ул. Артюхиной, на которой и приживает автор этого повествования).

С 1885 г. фабрикой владели дочь прежних хозяев Эмилия Карловна и её муж коллежский асессор Мартин Иванович Меттик, ставший купцом 2-й гильдии. В начале XX в. на фабрике работали 150 мужчин и 15 женщин.

В середине XIX в. часть прежних земельных наделов была уступлена под строительство Курской железной дороги, часть роздана в аренду овощеводам, сооружавшим теплицы и парники. В 1850 г. в Садках появился трактир И.С. Махонина, а на развилке просёлочных дорог, которые вели к Николо-Угрешскому и Перервинскому монастырям, в 1865 г. был устроен трактир Н.Ф. Медведева. Владелец фабрики Меттик завёл собственные трактир, чайную, пивную и сырную лавку.

После революции фабрика была закрыта. Обширный сад и национализированные дома местных владельцев использовали для организации дома отдыха профсоюза текстильщиков, где отдыхали ветераны и инвалиды труда. В него вошли старинный двухэтажный дом с мезонином (дворец княгини Голицыной), хотя и одряхлевший, но ещё не утративший прежней красоты, а также 12 дач с верандами и балконами, некоторые из фабричных зданий, переделанные под жильё. В 1925 г. посёлок и железнодорожную платформу по дому отдыха переименовали в «Текстильщики», хотя к этому времени дом отдыха был передан ВЦИКу. Частным лицам дачи не сдавались, но в выходные дни масса москвичей приезжала купаться в пруду и загорать.

В начале 1930-х годов здесь вырос ещё один посёлок из 100 двухэтажных домов, принадлежавших ВЦИКу и Моссовету. Тут открыли почтово-телеграфное отделение, хлебный и продуктовый магазины, амбулаторию и аптеку, провели электрическое освещение. Здесь же в 1929 г. был основан совхоз «Текстильщики» с обрабатываемой площадью 73 гектара. Кирпичный корпус бывшей фабрики использовали частично как клуб, где в летнее время регулярно шли кинофильмы, а в основном как склад зерна. В 1936 г. совхоз сменил название и стал именоваться «Имени Максима Горького». В 1939 г. он стал участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и был награждён дипломом 1-й степени за высокие урожаи овощей в теплицах. В дальнейшем хозяйство, имевшее более 56 тыс. парниковых рам и 18 тыс. квадратных метров теплиц, ежегодно давало Москве более 20 тыс. тонн овощей — капусты, огурцов, редиса, лука и различных корнеплодов, всего более 30 наименований.

Дата добавления: 2015-08-18