Сухумский Храм Благовещения.

Итак, мы покидаем этот прекрасный город и возвращаемся в Москву!

14. «ЧП» на курсе и факультете. Окончание Академии.

Получение назначении.. Отказ. Опять «Тамань»

Мы в Москве, в ближайший выходной, по установившейся традиции, приглашены Ерофеевы на семейный обед. Я больше молчу, а впечатлениями делится больше Аденька. НикМак с ГП тоже пустились в воспоминания, как они в молодости ездили по курортам и в Крым и на Кавказ. Были вытащены фотографии, и начался вечер воспоминаний. Я всегда с большим удовольствием проводил вот такие семейные застолья с большим сбором родственников. Я всегда ощущал здесь семейное тепло, хотя это и не были мои кровные родственники. Это была очень дружная любящая семья, и это тепло согревало и других людей, попадавших в эту семью.

Для меня в академии наступил последний, выпускной год. И в этом году случилось самое невероятное для военного учебного заведения событие, тем более для военной академии. Как сейчас принято говорить эффект был равен разорвавшейся бомбы. Речь пойдёт о воровстве в стенах академии старшим офицером нашего курса. Я мог бы не упоминать об этом факте, если бы не видел по телевидению, почти ежедневно, о вопиющих фактах злоупотреблений в силовых структурах страны, в том числе и в армии. Если в моё время это были единичные, вопиющие факты, то в наше неблагословенное время это становится почти нормой. Я не перестаю задавать себе вопрос, до какой же степени неустроенности и нищеты надо довести свой народ, чтобы люди в погонах начали воровать!! Это же потеря всяких представлений об морально-этических нормах поведения в человеческом обществе, это полное разложение, и полная потеря ответственности за судьбу своей Родины. Впрочем, большинство понятий и самих словосочетаний, употреблённых мною в последнем предложении, за последние 20 лет, практически не встречается, ни в письменной, ни в устной речи россиян всех уровней. Если обратиться к произведениям Льва Гумилёва и его теории этногенеза, то становится очевидным, что русский этнос вступил в завершающую стадию своего развития, сопровождающейся агонией. Но от общих рассуждений пора переходить к конкретному случаю. Я уже говорил, что наш факультет размещался в 6-ом корпусе по другую сторону Бригадирского переулка. Вход в корпус находился в центре здания, и при входе в него, с левой стороны, было помещение раздевалки для всего факультета. Этой раздевалкой пользовались и преподаватели других кафедр, не имеющими раздевалок в нашем корпусе. Раздевалка была рассчитана человек на 250. Естественно, никаких гардеробщиц у нас не было. Раздевалка была, как проходной двор, часть слушателей уходила в другие корпуса, а часть приходила в наш корпус, и так, до конца занятий. Вот такая круговерть, и так каждый день. На втором курсе некоторые слушатели начали со смущением спрашивать друг друга:

- Послушай, Иван (к примеру), ты не замечал, у тебя деньги из карманов шинели не пропадают?

- Да нет, я же их каждый день не пересчитываю., а что там, в карманах лежит, так, мелочь одна, медь да серебро, может, когда рубль, другой заваляется, а что? Есть причина беспокоиться!?

- Пока ничего точно сказать не могу, нужна статистика, надо поговорить бы ещё с кем-нибудь, не подымая шума, и не тревожа пока начальство.

Занятия шли своим чередом, слушатели уже об этой проблеме знали, но относились к ней по разному, некоторые с юмором, некоторые равнодушно, некоторые с оттенком сочувствия, может кому-то на бутылку не хватило.

Короче говоря, эта канитель тянулась вплоть до 4-го курса. Эб этом говорил весь факультет, факультетское начальство. Случаи стали вопиющими. Карманы очищались полностью. Как-то вспоминаю такой случай. Подходим мы с Володей Марининым к станции метро «Бауманская». Я смотрю, он роется в своих карманах и ничего не найдя, говорит мне:

- Вот гад, ни копейки не оставил, Слава, выручи, дай 5 копеек на метро, домой доехать. Слушай, надо какие-то серьёзные меры принимать, это уже ни на что не похоже.

- Понимаешь, тут нужна конспирация, мы с Сашкой Моксяковым решили переговорить со всеми партбюро курсов и выработать стратегию «отлова» этой нечисти. Весь факультет баламутить нельзя, он может затаиться.

Такое «совещание» состоялось, с единогласным мнением - такого терпеть больше нельзя. В раздевалке были организованы тайные дежурства по согласованию с другими курсами, результаты нулевые. Но, как часто бывает, вмешался «его величество» случай. После зимней сессии во время зимних каникул в академии были организованы командно-штабные учения с привлечением части батальона обеспечения академии, в основном связистов. К сожалению уже не помню всех подробностей развития ситуации, но хорошо помню главные моменты это кульминации. Во время учений у одного их солдат связистов пропал транзисторный приёмник, по тем временам вещь не тривиальная. Это был, кажется, момент свёртывания этих учений. И получилось так, что на факультете, а такие учения, как правило, проводились в помещении 6 корпуса, уже начали появляться слушатели, по разным надобностям. Факультетское начальство заволновалось, ну как же, на офицерском факультете у солдата украли приёмник. Наш курс был выпускной, но старшина курса отсутствовал по болезни, а поскольку мы два года были «безначальные», у нас не было официального начальника курса, то в форс мажорных ситуациях обстановка осложнялась тем, что не кому было поручить какое-либо разбирательство, и обычно этим занимался старшина курса, Василий Вазовод. Начальство немедленно послало к нему солдата посыльного в общежитие, чтобы он немедленно прибыл на факультет. Этим солдатом оказался приятель того солдата у которого украли приёмник. Рука Судьбы. Когда солдат посыльный вошёл в квартиру к Базоводу, то у него буквально перехватило дыхание. Докладывая о цели своего прибытия, солдат, как заворожённый смотрел на приёмник своего друга, стоящий перед обедавшим майором. Тот обратил внимание на пристальный взгляд солдата, направленный на приёмник спросил:

- Что, приёмник понравился? Жена на день рождение подарила, отличная вещь!

- Да, товарищ майор, приёмник классный! Разрешите идти!

- Иди, дорогой, передай начальству, буду через 15 минут.

Солдат пулей кинулся на факультет и доложил об увиденном полковнику Павлову, замначальника факультета, а по совместительству, нашему нештатному начальнику курса. Тот немедленно вызывает, находившихся здесь же Александра Моксякова и Александра Серова, секретаря партбюро курса и его заместителя:

- Немедленно направляйтесь к Базоводу, возьмите с собой солдата, у которого украли приёмник, и если встретите его по дороге на факультет, заверните его обратно домой, под видом серьёзного разговора, и произведите опознание приёмника! Всё это надо делать очень быстро. Поняли?!

- Ясней не бывает, товарищ полковник!

Операция прошла успешно, в краже приёмника признался сразу, в краже денег, уже в кабинете начальника факультета. Ревел, как баба, у всех просил прощенья. Решения курсового и факультетского собраний были однозначны – исключение из партии и ходатайство перед командованием академии, об отчислении из академии за два месяца до защиты дипломной работы. Не смотря на категоричность мнения слушателей факультета, факультетское начальство и, особенно, академическое, принимало массу мер для его, как теперь говорят «отмазки»! Случай в моей армейской практике беспрецедентный. Потом слушатели долго обсуждали случившиеся, стараясь понять мотивы случившегося. Мнения были разные, и приводить их все не считаю необходимым. Позволю лишь высказать свою точку зрения. Отзывы соседей по общежитию: добрый, весёлый человек, хороший семьянин, любил и детей и жену. Но при этом в семье всем заправляла жена, она была главой семьи. Все решения принимала она единолично. Зарплата у мужа отбиралась полностью, до копейки. Деньги, на ежедневные расхода выдавались строго по счёту. А поскольку он с семьёй жил рядом с академией, денег ему на обед не давалось, на транспорт тоже, только на дешёвые сигареты. Как я уже писал, мы часто, особенно во время экзаменационных сессий, проводили мероприятия по поводу этих, и не только этих, событий. Теперь можно без труда сказать, на какие деньги он финансировал все эти мероприятия. Предоставляю возможность самому читателю проанализировать ситуацию и семейную тоже, и сделать соответствующие выводы.

Итак, не смотря не на что, наш академический курс заканчивался, и мы готовы были ещё раз вступить на самостоятельную дорогу, только уже на более высоком уровне. Осталось только завершить дипломные работы и защитить их.

Поскольку, я уже около двух лет занимался НИРовской работой на семёрке, то моя работа была почти готова, я был по-прежнему на свободном расписании, лекций уже никаких не было, с руководителем дипломной работы встречался не чаще двух раз в неделю, по необходимости и чаще. Но всё равно времени свободного было достаточно. Защита должна была быть где-то в конце мая, начале июня. Но спокойная и беззаботная жизнь, не на долго задерживалась на моей улице.

В начале лета обострилось заболевание Глафиры Прокофьевны. Все возможные меры, принимаемые Николаем Максимовичем, не давали желаемых результатов. На улицу она уже не выходила. Аида, практически переселилась на Каляевскую. НикМак и Юра помогали, как могли, но готовить на них на всех приходилось Аденьке. Потом подключилась Лида. Тогда они начали свои «дежурства» через день. А после защиты диплома, Простов, мой руководитель, сообщил мне, что должность адъюнкта кафедры, которую он метил для меня, была сокращена, и отдана на другую кафедру. Это была месть генерала Сидорова, начальника 9 кафедры, за мой отказ 2 года тому назад от его предложения перейти к нему на кафедру на НИРовскую работу с последующей перспективой на адъюнкство. Этот первый «пендаль» Судьбы, я перенёс довольно спокойно, поскольку преподавательская работа меня не прельщала. А военный НИИ, по химическому профилю, находился в Саратовской «тмутаракани», что подразумевало уезд из Москвы на длительное время. Но моя, постоянно внимательная ко мне Судьба, не успокоилась на этом, она решила треснуть меня почувствительней, и с далеко идущими последствиями. Когда мне объявили, что я рекомендован Приёмной комиссией на должность хачальника химической службы танковой дивизии в Северную Группу Войск в Польше, я, естественно обрадовался и поспешил поделиться этой радостью с Аидой. Но радость моя была недолгой. После моего известия, Аденька посмотрела на меня глазами полными слёз и сказала:

- Славик, миленький, я очень рада твоим успехам и горожусь тобой, но ты посмотри на неё, она уже почти не встаёт, я не могу её бросить, и без тебя я не справлюсь, что же делать, милый!? И она, уткнувшись мне в грудь, расплакалась, что с ней бывало довольно редко. Я обнял её. Прижал к груди, поцеловал в мокрые глаза и сказал?:

- Не плачь, успокойся, мы должны войти к ней бодрыми и весёлыми. Мы сообщим ей, что я уже окончил академия, о чём она так мечтала и гордилась этим. Пусть порадуется, но о назначении никто не должен знать, это её очень огорчит. Пусть сегодня будет её день. Она опять покажет мне на буфет, где стоит её любимая мадера. А об остальном забудь, я уже принял решение, я откажусь от этой должности и попрошу оставить меня в Москве, я соглашусь на любую должность, ты ведь знаешь, я не честолюбив. Запомни главное, я Вас не брошу, НикМак тоже здорово сдал, ведь он держался, только пока она бала здорова. Это закон природы, погибает женщина, рушится семья. Мне уезжать ни в коем случае нельзя! Я думаю, мне, как медалисту пойдут на уступки, в ближайшее время всё решится. Мы устроили маленький импровизированные семейный праздник, выпили мадеры за мои успехи. Аида осталась на Каляевской, а я поехал в Текстильщики, Васю одного оставлять тоже было нельзя.

Некоторые мои не совсем доброжелательные читатели, а такие будут, я в этом абсолютно уверен, вправе мине задать вопрос:

А почему нельзя было, к примеру, подвигнуть на эту миссию Лиду из Удельной, в крайнем случае, вызвать Верочку из Горького, там оставались взрослые Борис и Ольга. У Лиды тоже были два взрослых человека, Степан и Татьяна. Да, это только со стороны было легко рассуждать, рассчитывая все ситуации, но у этих семей был свой уклад, свои проблемы и это только умозрительно выглядело всё реально и осуществимо, а на самом деле всё это было не просто. Но и это не самое главное. Самое главное было в том, что Аида до самозабвения любила свою мать, и изнасиловать её душу никто не посмел бы даже в мыслях!

Утром я поехал в академию совершенно спокойным, потому, что решение было принято, а альтернатив не было. Ребята на курсе уже знали о моём назначении и спешили меня поздравить. Первыми подошли Вадим с Аликом и начали свои бурные поздравления, но я их остановил и всё рассказал. Настроение у них испортилось, но я их уверил, что всё будет хорошо.

Я попросился на приём к Заместителю начальника Приёмной Комиссии генералу Дегтярёву, начхиму МВО. Он меня принял и внимательно выслушал:

- Товарищ Кареев, по-человечески, я Вас прекрасно понимаю и поступок Ваш одобряю. Но Вы представляете, какие возможности, и карьерного роста, как офицера, и наконец, качественно новое материальное положение, вы теряете! Вы хорошо обдумали принятое решение, неужели нет никаких вариантов. Мне рассказывали, что вы из большой и дружной семьи, неужели нельзя найти выход?

- Товарищ генерал-майор, извините, я не сказал Вам самого главного. Моя жена с детских лет безумно любит свою мать. Когда вчера вечером, я рассказал ей, что нас ждёт впереди, она, сначала обрадовавшись, посмотрела на меня глазами полными слёз и тихо сказала: - «Я её оставить в таком состоянии не могу, а ты делай свою карьеру, как знаешь, я на тебя не обижусь». После этого взгляда и слов, я готов был сквозь землю провалиться! Поймите меня! Я не могу спокойно устраивать своё карьерное благополучие за счёт предательства жены! Вы руководите химической службой Московского округа, найдите мне место в Москве, с согласен на любую должность.

Вы порядочный человек и хороший офицер, я обещаю найти вам должность в Москве, но заранее предупреждаю, она будет ниже предлагаемой, московский гарнизон слишком переполнен. Приходите ко мне завтра в это же время, мне надо переговорить с нашими кадровиками. До свиданья!

- До свиданья, товарищ генерал!

Придя на Каляевскую, я рассказал всё Аденьке, она была страшно рада, и постоянно успокаивала меня в отношении потерянного. Вспомнила училище, как я сбежал от вербовщика и от Германии. – «Ничего же страшного не произошло, может и на этот раз всё обойдётся!»

Так моя воинская карьера второй раз дала крупную трещину. Дегтярёв сдержал своё слово, и меня назначили заместителем начхима 2-й гв. Таманской мотострелковой дивизии, моей «родной» «Таиани», в которую я был назначен после училища. Моя Судьба чётко знала, куда меня засунуть, чтобы «служба мёдом не казалась». И чтобы в очередной раз дать такого пендаля, от которого я долетел, аж до Тихого океана, хорошо хоть Аляску в своё время продали!

По естественным причинам весь отпуск я проводил в Москве. НО перед отпуском состоялось беспрецедентное событие, оно было первое и последнее в истории ВС СССР и РФ. Выпускники военных академий, окончившие академии с отличием и Золотыми медалями были приглашены ЦК КПСС и Советским Правительством СССР в Кремль, в Кремлёвский Дворец Съездов на приём 3 июлю 1965 года в 12.00. Молодой Брежнев решил, в год 20-ти летия победы в ВОВ устроить особую встречу в Кремле с выпускниками военных академий. До этого года и в последующем, эта встреча ограничивалась коротким фуршетом не более часа по времени и стоя в Георгиевском зале. В этот раз было всё по-другому. Во – первых, офицеры были приглашены с жёнами; во – вторых, мероприятие проводилось в банкетном зале Кремлёвского Дворца Съездов, в присутствии и участии членов Политбюро и Правительства, в – третьих, это мероприятие проводилось по этикету Правительственного приёма, в банкетном зале, сидя за прекрасно сервированными столами, это был настоящий правительственный обед, продолжавшийся 3 часа, до 15.00. Кто был в этом зале, знает, что он устроен в двух уровнях, «партера» и что-то вроде обводного, от одного края сцены, до другого, «подиума» или вернее сказать бельэтажа На сцене стоял стол для почётного президиума, за ним сидело человек 15 в два ряда. Если смотреть на сцену, с левой стороны стояла небольшая трибуна.

Нам с Аидой достались места в первом ряду бельэтажа, почти в самом углу, по левой длинной стороне бельэтажа, если смотреть на сцену. Зато у нас был прекрасный обзор. А посмотреть там было на кого. Брежнев собрал туда весь цвет Советской армии. Маршалов одних была человек 6, космонавтов, кажется, четверо, генеральные конструкторы крупных оборонных предприятий, военные атташе Варшавского договора и прочая экзотика.

Должен отвлечься на один эпизод, произошедший до посадки за столы. В ожидании обеда, приглашённые, небольшими группами перемещались по фойе дворца, обмениваясь впечатлениями. Случилось так, что я на некоторое время оказался в одиночестве. Вдруг ко мне, буквально, подлетает человек весь, обвешанный фотоаппаратами:

- Товарищ майор, мне до зарезу надо сделать для газеты «Правда», групповой снимок участников этого мероприятия, мне нужна группа человек 5-6. У Вас, случайно, нет ли здесь знакомых, для составления такой композиции?!

- Коллега, Вам крупно повезло, во-первых, я сам фотограф, но только любитель, а во-вторых, Вас устроит интернациональная группа, я могу их всех собрать со сваей академии, это имеет значение?

- Голубчик, Вы не представляете всей моей радости от состава группы, это же просто идеал, Вас само Провидение послала мне, как Вас зовут?

- Провидение зовут Кареев Вячеслав Николаевич, медалист Военной академии химической защиты! Вас это устраивает?

- Прекрасно, но где же Вы возьмёте иностранцев?

- У нас их в академии целый факультет, и сюда кое-кто попал: немцы, болгары и, по-моему, один монгол, ну и наших сколько найду! Пойдёт!

- Об это можно только мечтать!

- Стойте у этой колонны и ни куда, ясно!

И я, как угорелый, помчался собирать обещанную группу. На первого налетел на Петьку Гончарова:

- Петя, голубчик, помогай. Вон видишь у колонны стоит человек с фотоаппаратами, быстро пробегись по фойе, кого встретишь из наших, направляй прямо к нему. А я дальше пойду, обещал ещё и с 3-го факультета достать!

Наконец группа была собрана и фотография сделана. Я почему-то получился с очами долу. Д ля вставки в текст, кусок газеты пришлось расчленить на части, иначе ничего не получалось. Кусок текста и подпись под фотографией помещалась у левого угла, рядом с Прокоповичем. Чтобы читатель не напрягал зрение и не портил глаза, газетную подпись полностью воспроизвожу в тексте.

«Группа офицеров – выпускников военных академий в фойе Дворца съездов. Слева направо: майор А. Прокопович, подполковник В. Николаев майор Монгольской Народной армии Ж. Дашзэвэг, майор Национальной Народной армии ГДР Х. Хорн, майор В. Кареев, капитан Болгарской Народной армии Б.Стратев и капитан П. Гончаров. Фото А. Сергеева».

А уж после всего этого, мы пошли занимать свои места за банкетными столами. Что из себя представлял банкетный зал и где мы с Аидой устроились, я уже изложил. Мы все были первый раз на мероприятии такого высокого уровня. Нам всё это было в диковинку, и сама обстановка, и непривычная сервировка стола, с огромным количеством тарелок, разных размеров ножей и вилок, фужеров и рюмок. От всего этого, буквально рябило в глазах. Все виды напитков и холодные закуски были уж на столах. Мы все обратили внимание на новую водку, которой ещё не было в продаже, «Российскую». Этикетка её была выполнены в виде куска бересты с надписью русской вязью «Российская водка».

Наконец в президиуме поднялась человеческая фигура и голосом А.Н. Косыгина обращается ко всей аудитории :

- Уважаемые товарищи, друзья, позвольте мне от имени ЦК КПСС и Советского Правительства открыть это наше торжественное собрание и предоставить слово для приветствия и поздравления Леониду Ильичу Брежневу!

В зале раздаются бурные аплодисменты и крики «Ура!»

Вадиму, с женой, Шуркой, поскольку он был подполковник и солидно выглядел (кстати, это тот самый Вадим, который, вместе с Аликом Красильниковым и мной, «тонул» в лефортовском пруду и благим матом кричал, чтобы мы ему бросили спасательный круг, при глубине воды по пояс.)

На трибуну поднялся молодой Брежнев, и, предупреждённый Косыгиным, произнёс короткую патриотическую речь, не более 10 минут. Сошёл с трибуны, сел за стол Президиума, а Косыгин, поднявшись, заявил:

- Я думаю, что у Вас у всех уже налито, и пора произносить тосты. Не смотря на то, что здесь рядом сидит Анастас Иванович, роль тамады на этом обеде, с вашего разрешения, я беру на себя! Так начался наш первый и последний правительственный приём.

Начали, конечно, с новой водки, «Российской». Перед каждым прибором стояла салатница с настоящим «Оливье», с крабами, нашей с Аидой, любимой закуской. Всё свободное пространство стола было заставлено тарелками с копчёными колбасами, сырами, бутербродами с красной и чёрной икрой, с осетриной горячего копчения, шпротами и другой всяко всячиной. Н.А. Косыгин, как гостеприимный хозяин, постоянно участвовал в процессе, провозглашал тосты сам и предоставлял слово для тостов всем членам Президиума, находящимся за столом на сцене. Обстановка в зале была самая непринуждённая. Через полчаса официанты начали разносить горячие блюда, и смена блюд продолжалась до самого конца, через каждые 25-30 минут. По этой причине, видимо, за столами перепивших не было, хотя водки разных видов было достаточно. После первого часа застолья в зале стало заметно шумно, некоторые участники застолья, выстроились в очередь к космонавтам ха автографами. Те не выдержав такого напора, минут через 40, встали и ушли. На это торжество помимо слушателей, было приглашено академическое начальство и начальники кафедр. Рядом с Аидой сидел мой начальник кафедры, генерал Адамович. Вдруг, откуда ни возьмись, как чёрт из табакерки, появился начальник 9 кафедры, генерал Сидоров, растолкал нас с женой и уселся между нами на две половинки наших стульев. Представился Аиде, и, показывая на меня, «открытым текстом» заявляет:

- Вы меня извините, но Ваш муж и ещё один, такой же умник, му-да-ки! Я их звал к себе на кафедру, ещё два года тому назад, целый час распинался перед ними, рисовал им их перспективу, а они, воспользовавшись моим годичным отсутствием, разбежались по техническим кафедрам. Ваш, смотался к Вашему соседу, кивнул головой на Адамовича, а другой подался к программистам. И оба пролетели с адъюнктурой, так им и надо. Так же внезапно вскочил и умчался. Адамович, обращаясь к Аиде, сказал:

- Не обижайтесь на него, он человек неплохой, но, наверное, перебрав лишку, не вытерпел и пришёл высказать старую обиду, а терять таких слушателей, как Ваш муж, всегда обидно. У нас в академии, между собой, его зовут «Чапай», такой уж у него характер. Не обессудьте!

Потом, много лет спустя, мыкаясь по дальневосточной и нижегородской тайге, я часто думал, «наверное, Сидоров был прав». Но кости были уже давно брошены, и мне вместо шестёрок, выпали две двойки! А поскольку я, никогда в жизни, ни о чём не жалел, то это мимолётное чувство сожаления, быстро проходило. И на самом деле, мы не можем знать, как будут развиваться события, начнись они вполне благоприятно. И примеров тому множество. Может быть, этот ход событий, избавил меня от чего-нибудь, более неприятного. А потом, на мой взгляд, жизненная стезя человека не белая ленточка, а скорее напоминает условное обозначение железной дороги на топокартах.

Всему когда-нибудь наступает конец, наступил конец и нашего торжества. Президиум встал из-за стола и по проходу между столами бельэтажа, двинулся на выход. Мы были вынуждены встать, повернуться лицом к проходу и приветствовать, проходящее, в одном шаге от нас, Правительство и некоторых членов Политбюро. Л.И.Брежнев, как-то незаметно, ушёл раньше всех. Проход был узкий, и шли они плотной толпой. С самого края оказался А.И.Микоян. Аида много слыша, ещё с детских лет от отца о Микояне, невольно вскрикнула:

- Анастас Иванович!! И захлопала в ладоши

Он повернул голову в её сторону, улыбнулся, передал ей букет красных гвоздик, доставшихся ему, видимо, несколько раньше, и сказал:

- Поздравляю Вас и Вашего мужа, будьте счастливы!

Аида было в диком восторге, все окружающие поздравляли её с таким вниманием. А она взахлёб рассказывала, что её отец долгое время работал под началом Микояна и т.д. и.т.п. Я не без труда увел её с этого «священного» места.

Мы не торопясь спустились в вестибюль, а там вообще стояло полное столпотворение. Сначала я не понял, что происходит. А когда подошли поближе, то увидели такую картину. Офицеры окружили К.Е. Ворошилова и М.В. Будённого, и на строевой манер, во все глотки пели революционные песни типа «Тачанка» и др. На Ворошилова было страшно смотреть. Он был весь красный и с него ручьями лил пот. Но его выручили два каких-то «амбала» подошедшие к нему вплотную, взяли его под руки и, буквально, приподняв слегка над полом, понесли в машину. А он всё ещё махал руками и пытался петь! А мы вышли из Кремля, через Троицкую башню с Кутафьей, на манежную площадь. Мы были молоды, веселы и счастливы! На Каляевскую пошли пешком, чтобы там поделиться своими впечатлениями.

В конце августа, я должен был быть уже в дивизии. Погода была тёплая, и я в летней повседневной форме, без кителя, решил съездить в дивизию на разведку, штаб дивизии в это время был в Алабино. До официального моего представления «по команде» в запасе были ещё сутки. К этому времени я уже познакомился со своим предшественником, он поступал в адъюнктуру академии. Он меня сам нашёл, Володя Воеводкин. Встреча была полезной, в том смысле, что я уже знал заочно многих будущих своих коллег по службе, а это снимало, до некоторой степени, напряжение при первой встрече. Кстати он меня и надоумил, съездить заранее и приватно переговорить со своим будущим непосредственным начальником о порядке последующего представления. Должен сознаться ещё в одной своей черте характера, которая неоднократно меня подводила, но я ничего не мог с собой сделать. Я был не в меру доверчив, это был, видимо перебор в моём многогранном морально-этическом воспитании, не столько специальными внушениями, сколько самой средой, в которой я воспитывался с самого раннего детства. Значительную лепту в этот процесс внесла моя няня Шура-Шурочка, сама до «неприличия» простодушная и доверчивая. Ни она, ни мама, естественно, не готовили меня для жизни в волчьей стае. Полностью доверившись Воеводкину, я и отправился в это сомнительное, как потом выяснилось, турне.

Я уже где-то писал, что на летний период вся дивизия переезжала в летний лагерь, между станциями Алабино и Селятино по Киевской ж/д. Весь лагерь располагался в сосновом бору, исключение составляли штаб дивизии и офицерский жилой городок, размещавшиеся недалеко от ст. Селатино, в смешанном лесу с преобладанием берёзы. Воеводкин хоть и описал мне подробно, как добраться до штаба дивизии, но всё-таки пришлось уточнить дорогу у, встретившегося мне офицера. Всё это оказалось совсем рядом. На подходе к штабу, я увидел там, собравшуюся группу офицеров, что-то оживлённо обсуждающих. Я не вполне решительно подошёл к ним и спросил, не подскажет ли кто, как найти подполковника Григина. От группы офицеров отделяется пожилой подполковник, подходит ко мне и улыбаясь протягивает руку:

- Здравствуйте! Подполковник Григин Иван Тихонович, начхим дивизии, а Вы, наверное, вместо Воеводкина, майор Кареев?

- Так точно, прибыл к новому месту службы, но не официально, вроде как на разведку. Скок прибытия у меня официально на завтра. Поэтому и одет не для представления, а в повседневной форме, Вы уж извините. Мне эту идею Воеводкин подсказал.

- Он много чего может подсказать, но не всегда днло! Подожди меня здесь, я к командиру зайду.

Офицеры, стоявшие у штаба, с любопытствам рассмотрели меня, а потом стали подходить знакомиться. А когда они от меня узнали, что я уже второй раз прихожу в эту дивизию, обстановка стала совсем непринуждённое и дружелюбной. Начались расспросы о прошлой моей службе в дивизии. Наконец, пришёл Григин и сообщил:

- Командир приказал привести тебя сейчас!

- Иван Тихонович, я же не по форме одет, опозориться с самого начала, ну и обормот этот Воеводкин!

- Не расстраивайся, всё обойдётся, а почему так получилось, я тебе позже объясню, пошли!

А что делать, пошли. Входим в кабинет командира дивизии, состояние у меня самое поганое. Представляюсь по всей форме, а чувствую себя почти голым. Я же должен быть в полной парадной форме и с кортиком!

Командир дивизии, не отрывая глаз от документов, задаёт вопрос Григину:

- Ну и что за пижона ты мне привёл!? Форма, прямо только для бульвара! Пытаюсь вставить свой голос:

- Товарищ генерал-майор! Произошло недоразумение. Я приехал не представляться, представление у меня по предписанию завтра. Приехал я заранее познакомиться с рдорогой и обстановкой, по совету Воеводкина.

- Нашёл советчика. В общем, так, за подобное представление объявляю замечание. Завтра ко мне можешь не приходить, а моим замам и кому положено представишься в повседневной форме, но в сапогах и с ремнём, и сразу за работу. Твой предшественник не очень переламывался, так что с него пример и советов не бери, не советую. А то, что ты по первому образованию пехота и в дивизии второй раз, это неплохо. Григин, забирай его и вперёд, пусть сразу врастает в своё дело, момент удобный, а отгул ему, потом зачтёшь!

Когда мы с Григиным вышли он мне сказал:

- Вячеслав Николаевич, не принимай близко к сердцу, он у нас крикливый, но не вредный. Дело в том, что ты подъехал очень кстати. Воеводкин полностью запустил мобработу, главную свою обязанность, вот командир и нервничает. И вот эта вся компания ждёт нас с тобой, чтобы поехать по полкам и выправлять дело. Я в этой работе не силён, а вас этому в академии учили?

- Чему?

- Мобработе.

- Первый раз слышу!

- Вот это номер! Ну, что ж, будем вместе и проверять и учиться, другого выхода нет, в полках у нас ребята толковые, да и наши подскажут, не пропадём, нос не вешай. Давайте мужики, по машинам и поехали.

Так, я вскорости узнал, что моя должность «зам. начхима дивизии», это второй штат, что-то вроде «дочернего предприятия» на случай развёртывания второй дивизии на базе основной. В последствие я узнал это на своей шкуре. Работу я свою представлял, на удивление Григина, за два месяца освоил и мобработу, привёл её в полный «ожур», перезнакомился со всеми своими коллегами- двойниками всех дивизионных должностей, вплоть до заместителей комбатов Григин поручил ещё мне химгородок, находившийся на другом конце лагеря, километра за два от штаба. А поскольку весь лагерь располагался в сосновом бору, то в сезон, по дороге на городок можно было набрать ведро белых грибов. Я и здесь открыл эту грибную жилу. Кроме меня и Григина в нашей службе находились два помощника: по разведке, капитан Постнов Борис Фёдорович и по снабжению и вооружению Семён Михайлович Скобец. Кабинет у нас на четверых был почти с волейбольную площадку. Поскольку в ближайшие 5-6 лет войны не предвиделось, я не особенно расстраивался относительно своей нестационарной должности. А зря.

Дата добавления: 2015-08-18