Так, с разговорами о семейных невзгодах и заботах, незаметно доехали до дома.

На следующий день, с утра, я позвонил на службу, и доложил Григину ситуацию. Встретил он моё сообщение без особого энтузиазма, но пожелал побыстрее поправиться. Я заверил его, что болезнью злоупотреблять, не намерен, и как только снимут гипс, постараюсь вернуться в строй.

Вернулся в строй я через 3 недели, незадолго до Нового, 1966 года, который стал для меня лично и для всей нашей семьи чёрным годом. Заказанного польского кухонного гарнитура мы так и не дождались, а приобрели его только на следующий год, в конце января. Но это было уже не самое главное в нашей жизни. Хотя, как посмотреть. За свои 13.лет совместной жизни, мы покупали первую свою мебель, в свою квартиру. Небольшая реплика к армейской жизни. Когда я вышел на службу после перелома ноги, начальник штаба дивизии полковник Дыбля (меня только от одной этой фамилии бросало в дрожь), встретив меня в коридоре штаба, очень серьёзно заявил:

- Вы товарищ майор, специально сломали себе ногу, чтобы уклониться от участия в учениях!

- Извините товарищ полковник, но когда я падал, я как-то не успел об этом подумать! А потом ко мне в голову эта мысль почему-то не пришла.

Отвернувшись от меня и не поздоровавшись, как обычно это было принято в штабе, молча, проследовал в свой кабинет. А я, войдя в свой, кабинет, поделился этой глубокой мыслью со своими товарищами. Григин рассмеялся, и посоветовал не обращать внимания на это замечание, поскольку, кроме Дыбли, вряд ли кто так думает. А Борис Постнов, сделав выражение лица, обычное для Дыбли, сказал:

- Действительно, этот возмутительный факт надо рассматривать, как членовредительство, и отдавать под суд Военного трибунала!

Не выдержав, заданного тона, он рассмеялся первым, а за ним и все остальные. На фото, празднование нового 1966 года на квартире Постновых: слева направо, Постнов Боря, Аида и жена Бориса, Светлана. В этот вечер люди желают друг другу счастья и много всего самого хорошего. Если бы мы знали, что (?!) нас ждёт в следующем, и в последующем 1967, году, нам бы с Аденькой, вряд ли, было так весело, как в тот вечер!!

8 января 1966 года, я, как обычно после службы поехал домой, в Текстильщики справиться об этом, осточертевшем уже мне, кухонном гарнитуре. Тяжелейшая атмосфера, царившая на Каляевской, держала всю семью в подавленном (тогда ещё не были в ходу такие словечки, как стресс) состоянии. Я тоже не был исключением, я сильно переживал за Аденьку, она буквально еле держалась. Настроение было не из лучших. В это время у нас на квартире уже был установлен телефон. Раздаётся звонок, и я в трубку слышу, захлёбывающийся от слёз голос Аденьки:

- Приезжай скорей, умерла мама!!

- Успокойся ради Бога, я сейчас возьму такси и скоро буду у вас!

События последних дней разворачивались с ошеломляющей скоростью и в непредсказуемых вариантах. В этой семье эта смерть была первой, и это усиливало весь трагизм ситуации. Фактически, Глафира Прокофьевна, была признанным главой этой большой, и очень дружной семьи. Ёе кончина была сильным потрясением для всех без исключения. Это чувство не могло не захватить и меня. Примчавшись на Каляевскую, я бегом поднялся на 3-й этаж. Дверь мне открыл Юра с заплаканными глазами. Я подошёл к Николаю Максимовичу со словами утешения, он не выдержал, обнял меня и разрыдался. Подошёл Юра и начал успокаивать его, предлагая лечь на диван. Я обратил внимание на большое количество ампул из-под лекарств, лежащих в чайном блюдце. Я спрашиваю Юру:

- Что тут происходило днём, и потом, где Аденька, ведь уже поздно!?

- Я в течение дня два раза вызывал скорую, всё вроде было нормально. Но, последняя скорая, сказала, чтобы мы вызывали неотложку из поликлиники, и что бабушке требуется наблюдение врачей поликлиники. Я позвонил Аденьке, и она буквально через 20 минут приехала. Мы сразу же вызвали неотложку, потому, что бабушке опять стало плохо. Через какое-то время приехала неотложка и опять стала делать ей какие-то уколы. А через некоторое время они заявили, что бабушка умерла!

- Я понимаю и разделяю Ваше горе, более того, я сам скорблю о случившемся, но скажите всё-таки, где Аденька!?

- Я сказал врачам, что они неправильно применяли лекарства, не посмотрев предварительно на ампулы, оставленные двумя бригадами скорой помощи. Дедушка со мной согласился. Тогда врачи неотложки, возмущённые недоверием к ним, потребовали отправки бабушки в морг, для вскрытия и установления истинной причины смерти. Дедушка этому воспротивился. Тогда врачи собрались и пошли к двери. В это время приехала Аденька, и, назвавшись дочерью умершей, попросила врачей объяснить, в чём дело. Врачи заявили, поскольку другими родственниками им оказано недоверие в правильности проведённого лечения, они справки о смерти выдать не могут.

- Я понял лишь одно, что вы с дедом наделали много глупостей, и очень сильно осложнили и так нелёгкую ситуацию, но, наконец, вы скажете, где Аденька!?

- Она ушла вслед за врачами в поликлинику, доставать справку о смерти, иначе бабушку похоронить нельзя и не один морг её не примет.

- Какие врачи, время уже позднее, поликлиника закрыта, как ты мог её в таком состоянии отпустить одну. Кроме дежурных врачей там никого нет, а они не причём, они не в курсе дела, зачем ты её отпустил? Где поликлиника, как её найти, я пойду и заберу её оттуда, всё надо решать завтра с утра!

Выслушав Юркины сбивчивые объяснения о местоположении поликлиники, я бегом отправился туда. Войдя в помещение поликлиники, я увидел в стене небольшое окошко, видимо регистратуры. Там сидела молодая девушка. Она мне сказала, что приём уже давно закончен:

- Извините, я это знаю, но не видели ли Вы, проходившую молодую заплаканную женщину?

- Она прошла в кабинет дежурных врачей. И назвала номер кабинета.

- Я прошёл почти по тёмному коридору и у одной двери увидел внизу полоску света, а за дверью узнал плачущий голос Аденьки. Я вошёл в кабинет, но на меня никто не обратил внимания. В Кабинете стояло два стола. За одним, ближе к двери, сидел врач, а рядом с ним сидела Аида. Второй врач стоял у неё за спиной. Я сел за свободный стол и прислушался к разговору.

В основном говорила Аденька, не переставая плакать:

- Юридически кроме меня и мужа умершей никто не имел право делать заявлений о недоверии врачам. Отец от горя не знал что говорит, племянник женат и имеет свою семью и живёт на квартире жены. Сегодня он просто пришёл её навестить. Я готова написать вам письменное заявление о полном доверии врачам вашей неотложки. Только, ради Бога, дайте документ, по которому её можно отвезти в морг. Пока идёт разбирательство, Вы же понимаете, во что она превратиться в тёплой квартире!

У меня нет больше сил, писать о подробностях всех этих мольбах жены и упорном нежелании врачей ей помочь. За всё время этого препирательства ни один из врачей не предложил жене ни стакана воды, ни успокоительного лекарства. Со стороны врачей речь была грубой и громкой. Складывалось впечатление, что с ней разговаривают не врачи, а два ломовых извозчика. Я не знаю от чего, но меня начинало трясти, как в лихорадке, но я, ни во что не вмешивался. Потом, как сквозь сон, слышу голос врача, кажется сидящего за столом, видимо, обращённого к своему напарнику, намного моложе первого:

- Слушай, гони ты эту истеричку к чёртовой матери, она нам работать мешает!

Эта фраза входит мне в голову, как раскалённый гвоздь, одновременно с этим вижу, как во сне, тот врач, который стоял всё время у Аиды за спиной, хватает её за плечи, резко подымает со стула, отбрасывает его ногой в сторону, Аиду разворачивает, и толкает в сторону двери. С Аденькой начинается настоящая истерика, она сопротивляется и старается повернуться к врачу, сидящему за столом. Тогда, врач, сидящий за столом, подымается, и идёт на помощь своему напарнику, хватает Аиду за воротник пальто, и они вместе начинают выталкивать её из кабинета. Меня со стула подбросило, как будто он взорвался. Я подскочил ним и кричу:

- Гуманитарии! Вы соображаете, что вы делаете!?

- А ты кто такой и как здесь оказался!?

- Сейчас речь не обо мне, а о вашем похабном поведении, дайте ей успокоительного, или хотя бы стакан воды!!

- Ни черта, и так обойдётся, будет другой раз знать, как на врачей «клепать».

- Она же вам всё объяснила, и готова подписать любой оправдывающий действия врачей, документ!

Когда я подошёл вплотную к этим злодеям в белых халатах, я почувствовал резкий свежий запах спирта, хорошо мне знакомый по академии. Придя на дежурство они, видимо уже успели приложиться к своему любимому напитку. Находясь от всего услышанного и увиденного в состоянии аффекта, я уже действовал практически инстинктивно. Помню только, как я схватил правой рукой эту маленькую чёрноволосую сволочь, которая держала Аиду за воротник, за воротник халата и отшвырнул её к стенке у двери. Второй «врач» пытался запрыгнуть мне на плечи, но я одним движением плечей, сбросил его на пол. Аида оказалась свободной, толкнула меня в спину и крикнула, чтобы я шёл домой, а она сама во всём разберётся.

Плохо соображая, что произошло, я пошёл на Каляевскую. Дверь мне открыл Юрка и спросил, как дела. Я сказал, что дела хреновые и чтобы он немедленно шёл в поликлинику, и забрал оттуда Аиду. Юра ушёл за Аидой, а я как зомби, достал из буфета графин с мадерой, налил полный гранёный стакан, подошёл к Глафире Прокофьевне, и пожелав ей вечного упокоения, залпом выпил его. Это были самые ужасный момент в моей жизни, такого я не испытывал до самой смерти Аденьки!.

На следующий день я поехал на работу, в дивизию. Как только пришёл на службу, сразу доложил всё Иван Тихоновичу Григину, своему непосредственному начальнику, и заявил, что я должен доложить обо всём сам командиру дивизии. Григин посочувствовал мне и сказал, что будет лучше, если он первым доложит обо всём командиру дивизии, чтобы смягчить первое впечатление. Он хоть и учился в 10-м классе вечерней школы, выйдя на должность из химинструкторов, но был человек душевный, доброжелательный и мудрый. Я ему полностью доверился. Когда он вернулся от командира дивизии, Тенищева И.И, Героя Советского Союза, сказал:

- Теперь он хочет видеть тебя лично, настроение у него не из лучших, так, что держись, расскажи всё, как было. Он человек суровый, но справедливый, неправду распознает сразу, учти всё это при разговоре.

Естественно я так и поступил, поскольку считал это своим офицерским долгом и обязанностью по уставу. Разговор был не из лёгких, но, на мой взгляд, совершенно соответствующий ситуации. В завершение комдив мне сказал:

- До твоего сегодняшнего доклада я ещё вчера уже обо всё знал, мне доложили из военной комендатуры, им доложили всё из отделения милиции, на территории которого находится эта, будь она неладная, поликлиника. Там расписали всё так, что, на поликлинику был совершён бандитский налёт и устроен натуральный еврейский погром по дореволюционному образцу. Ты ведь там свои наградные часы потерял, или их с тебя специально стянули, И ведь с какой дарственной надписью: «За отличное окончание академии от ЦК КПСС и Советского Правительства»! Твои часы находятся у начальника того отделения милиции, где поликлиника, пропади она пропадом! Когда вчера заместитель коменданта докладывал мне всю эту историю, он не переставал смеяться над бурной фантазией этой шайки, сочинившей весь этот бред! Перестарались они, это факт, но ты особо не радуйся, мы договорились, что сами с тобой разберёмся, гвардия своих офицеров не выдаёт! Сейчас поедешь к начальнику отделения милиции, он передаст тебе всю эту ахинею и твои часы. Предупреждаю, лёгкого наказания не жди. По человечески, я тебя хорошо понимаю, откровенно говоря, не знаю, как бы я поступил в такой ситуации. Но мы должны сами наказать тебя за несдержанность, чтобы избавить от этих людей, самой «гуманной» профессии. Документы привезёшь лично мне! Свободен!

Когда я вошёл в кабинет начальника милиции, он встретил меня словами, произнесёнными со смехом:

- А, чёрносотенец прибыл, ну, давай, заходи, Мы хоть и не будем заниматься этим делом, но расскажи, пожалуйста, для образования, как ты вляпался в такое дерьмо! Я знаю эту братию, лечить они не могут, но зато большие специалисты по части раздувания скандалов. Они от этого, по-моему, получают огромное удовольствие.

Мы были с ним одного звания и общались без церемоний, я рассказал ему всё, как было. Он выслушал меня заинтересованно и сказал:

- Я сразу предполагал, что в этой бумаге 90% брехни, особенно, когда увидел твои часы. Предупреди своего командира, что этот хлюст уже требует путёвку в санаторий для прохождения лечения. Они ему там такой диагноз поставят, что хоть в реанимацию клади! Давай забирай всё и желаю тебе без больших потерь выбраться их этого дерьма! Желаю успехов!

- Спасибо на добром слове! До свиданья!

Подробности опуская, поскольку главное сказано, всё остальное, рутина. В итоге, через неделю из майора я превратился в капитана. Мои коллеги по штабу дивизии искренне сочувствовали мне и в моём поступке и по поводу разжалования. Особенно заинтересованно к этому отнеслись офицеры оперативного отдела Виктор Черняк и Анатолий Моисеев. Их позицию поддерживал Олег Ёлкин. Все они трое пришли в дивизию вместе со мной после окончания академий. Заводилой был Витя Черняк, и он мне прямо сказал:

- Слава, не унывай, нормативный год, ты капитаном ходить не будешь, самое большое 4-5 месяцев, мы уговорим своего шефа, а он имеет большое влияние в штабе, недаром наш отдел считают мозгом штаба дивизии. Так что где-нибудь в средине лета, в Алабине обмоем твои старые майорские погоны! Всё будет путём!

Он имел в виду Бутяева Николая Павловича, начальника оперативного отдела. Против него начштаба дивизии(Дыбля), был полный ноль. Он «вывозил» все инспекторские дивизионные учения, комдив его уважал и прислушивался к его мнению. После слов Черняка я немного успокоился. Работа и поддержка товарищей отвлекала.

Но недолго продолжалась наша относительно спокойная жизнь. В апреле умер Николай Максимович, совершенно внезапно и совершенно здоровым! На моей памяти он ничем никогда не болел, у него даже насморка не было. Врачи сказали, что он умер потому, что не хотел жить после смерти жены. Они, эти чурки с глазами, не могли даже правильно выразить мысль, что человек умер от смертельной тоски по самому любимому и дорогому человеку, его Глашеньке! Ему никто не нужен был, ни дочери, ни внук, живший с ним, никто не мог заменить ему самого дорогого человека. Каляевская умерла для всех, оставшихся в живых. Семьи не стало. Ерофеевым больше некуда было ездить. Теперь мы с Аденькой ездили к ним в Удельную. Аида и Лида были очень привязаны друг к другу и искренне любили друг друга. Эта привязанность зародилась ещё тогда, когда Лида училась на педиатра, а Аденька была совсем маленькой. И получилось так, что Лида была воспитательницей Аиды с раннего детства.

После майского Парада на Красной площади (дивизия тоже участвовала в Парадах), штаб дивизии и все московские части, переехали в Алабино. В этот период было очень «модным» и актуальным обучать войска ведению боевых действий в условиях применения противником ядерного и химического оружия. На базе одного из полков нашей дивизии, было решено провести учение с реальным применением химического оружия и преодолением реально зараженного участка местности. Такое учение проводилось впервые в Советской Армии. Учениями, в их химической части руководил лично начхим МВО, генерал Дегтярёв. С этой целью полк был выведен на окружной полигон, в район Гороховецких лагерей. Вся техническая часть этих непростых учений: обеспечение средствами защиты, их предварительная проверка, обучение и инструктаж личного состава полка, установка и своевременный подрыв химических боеприпасов, своевременное прохождение передового рубежа зараженного участка, противохимическая обработка людей и техники, контроль за своевременным выставлением контрольных животных на боевой технике (кролики), организация взаимодействия между службами, приданными полку на время учений (инженерной, медицинской, связи), была поручена мне. Это не означало, что я лично должен был выполнять все эти работы, но я должен был всё это организовать, за всем проследить лично и через своих помощников и в назначенное время, лично, провести полк через зараженный участок местности. Подробностями загружать текст не буду. «Мандражировали» все. Ещё бы, первое учение с реальным применением ОВ. Дегтярёв инструктировал меня раз пять! И предупредил, что я несу личную ответственность за безопасность, как специалист, лично знакомый и работавший с этим ОВ.

Учения прошли безо всяких происшествий, никто не пострадал, солдаты имели возможность наблюдать, как дохли кролики на броне БТР при прохождении зараженного участка! Задача учений была выполнена на отлично. Я получил благодарность от НХВ МВО Дегтярёва и командира дивизии, Героя Советского Союза, генерала И.И Тенищева, будущего Начальника ЗГВ в Германии.

В Алабино возвратились к концу июня, я в средине июля я стал опять майором!! Вечером, после работы, я пригласил всех моих благодетелей-операторов, и мы, как и было обещано, обмыли мои старые майорские погоны!

Дата добавления: 2015-08-18