Необычная командировка до Новосибирска.

А суть дела в следующем. Очередная плановая демобилизация, отслуживших свой срок военнослужащих срочной службы, должна была произойти в октябре месяце 1957 года. Только из двух подмосковных дивизий: Кантемировской танковой и московской Таманской, нужно было уволить 600 человек, в основном сержантский состав. Оба командира дивизии схватились за голову, а кто же будет участвовать в ноябрьском Параде на Красной площади? Как назло, из Кантемировки увольнялись 60% механиков-водителей танков, участников парадного расчёта, а из Тамани, почти столько же водителей БТР, и тоже из состава парадного расчёта. В обеих дивизиях срочно были собраны собрания личного состава. Командиры дивизий и начальники политотделов заливались соловьями на этих собраниях, обещая увольняемым, за отсрочку увольнения и участие в Параде, «манну небесную» и «золотые горы». Всё это сводилось к клятвенному заверению, что после Парада на Красной площади все они будут отправлены классными вагонами пассажирских поездов организованно и с полным комфортом.

В нашем полку бала сформирована команда сопровождения воинского эшелона. В состав команды вошли: Начальник команды подполковник, он же, в последствие, начальник эшелона; 6-ть командиров рот, от ст. лейтенанта до капитана, из расчёта 100 человек в роте; замполит начальника команды (эшелона), подполковник; начальник пищеблока, майор, с походными кухнями, поварами и подсобными рабочими из солдат. Получив «фундаментальный» инструктаж-накачку от руководства дивизии мы отправились в Москву. Прибыли мы на Сборный призывной пункт московского гарнизона на Окружной московской железной дороге в районе Пресни. Это был настоящий военный городок, с казармами, столовой, складскими помещениями, автопарком и даже собственной гауптвахтой. Начальник Сборного пункта проинформировал нас о предстоящих мероприятиях. С первых же его слов нам стало ясно, что командованием Округа готовится крупная беспрецедентная авантюра:

- Товарищи офицеры, в связи с задержкой сроков демобилизации контингента военнослужащих, принимавших участие в юбилейном Параде на Красной площади, в честь 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции, командование Округа решило, весь демобилизованный контингент отправить в Восточную часть страны, централизованным порядком. Для этой цели в городе Муроме будет сформирован воинский эшелон их классных пассажирских вагонов.

- А почему в Муроме, а не в Москве?

- Потому, что Муром выбран центром сбора демобилизованного контингента: 400 человек из московских дивизий и 200 человек их горьковских дивизий, которые пребывают в Муром из Арзамаса.

- А почему нельзя было сформировать эшелон из классных вагонов, здесь, в Москве, посадить в него москвичей, а горьковских забрать по дороге?

- Товарищи офицеры, на этот вопрос я не могу Вам ответить, так распорядилось окружное управление ВОСО (военных сообщений). Мотивация вроде бы такая. Из-за интенсивного пассажирского движения на Московском ж.д. узле, не хватает классных пассажирских вагонов(!?).

- Что-то это напоминает отъявленный не прикрытый обман!?

- Ещё раз повторяю, это приказ, и наша с Вами задача его выполнить!

- А на чём же их повезут до Мурома!?

- До Мурома в «теплушках», я уже дал указание оборудовать их соответствующим образом.

- А кто их будет сажать в «теплушки», после данных им обещаний!?

- Команда сопровождения, прибывшая из Калинина.

- Нет товарищ полковник, мы их сажать в «телятники» не будем, я (говорит наш старший), как старший команды, сейчас свяжусь со своим командиром дивизии, и доложу ему всю обстановку, и попрошу, чтобы он не принуждал нас участвовать в обмане, а отозвал нас обратно и доложил бы Командующему округом.

- Это Ваше право, но мы можем посадить их и сами, объяснив им всё по-человечески. На фото: Тверь - ул. Серебряная и Тверской проспект.

На этом импровизированная дискуссия закончилась. Обе стороны остались при своём мнении. Демобилизованные должны были прибывать на следующий день, и наш старший разрешил нам разъехаться по домам, у кого были родственники или знакомые в Москве. Я ещё в части познакомился с одним капитаном, командиром не существующей роты, Сашей Кузнецовым, чем-то сильно напоминавшим мне моего товарища по училищу, Юрку Воеводского, такого же высокого и тощего. Он оказался тоже москвичом, и мы вместе направились на метро и разъехались по домам. На Каляевской уже знали о моём прибытии в Москву и о предстоящей командировке в Сибирь. За ужином я, к своему удовольствию, узнал, что НикМак наконец-то связался со своим приятелем в Калинине и тот обещал помочь в трудоустройстве Аиды. На семейном совете решили, что, как только я вернусь из командировки, то сразу начну поиски квартиры с целью переезда Аиды в Калинин. Забыл упомянуть, что из Кинешмы в Калинин я прибыл уже ст. лейтенантом. Так я выглядел по приезде в Калинин (фото из л/д., Стр. 220)

На следующий день, по приезде на Сборный пункт, мы увидели то, что и предполагали увидеть. Из Кантемировки и Тамани демобилизованных доставляли «своим ходом». Москвичей привезли на автотранспорте, а нарофоминцев доставляли на пригородных поездах небольшими командами в сопровождении дивизионных офицеров. Те передавали их коменданту Сборного пункта и «сматывались». Комендант Сборного пункта начал со своими офицерами и нашей командой формировать «маршевые» роты, под командованием уже наших офицеров. Во второй половине дня роты были сформированы и назначены командиры. Одна из рот «таманцев» досталась мне. Узнав, что я начинал свою службу в «тамани», ребята приняли меня, как родного. Увидев на путях эшелон из «теплушек» и никаких классных вагонов, посыпались вопросы. Я, всю «лапшу», навешанную мне и моим товарищам, на уши, начальником Сборного пункта добросовестно перевесил на уши своих подопечных. То же, видимо сделали и мои коллеги по команде. К вечеру прибыли все 400 человек подмосковных дивизий. Многие были уже навеселе. В этой, практически неуправляемой толпе военнослужащих, являвшихся таковыми только по форме одежды, началось бурное брожение, они категорически отказывались садиться в товарные вагоны. Начались бесконечные совещания у начальника Сборного пункта, звонки по телефону и в округ и в дивизии, т.е., началась классическая армейская дурь. Никто никаких решений не принимал, а всё спустили на «стрелочников», Сборный пункт и нашу команду сопровождения. Вся эта канитель продолжалась до ужина. С приготовлением ужина опоздали на час. После ужина солдаты потребовали, чтобы их устроили на ночлег в казармах Сборного пункта. Опять начались бесконечные и безрезультатные переговоры. К этому времени на сборный пункт были присланы политработники из округа, Солдаты к этому времени были уже наполовину очень здорово навеселе. Из толпы в адрес уговаривающих, посыпались брань и угрозы, послать телеграммы в адрес Правительства. Наш начальник заявил начальнику Сборного пункта, что личный состав его команда примет только в вагонах для отправки, таково указание его командира дивизии. Вместо погрузки в вагоны, солдат отправили в казармы спать, от греха, в надежде, что к утру проспятся и всё встанет на свои места.

На следующее утро, вся эта протрезвевшая толпа была кое-как построена, и в течение длительного времени им объясняли, что ехать им в этих вагонах только до Мурома, а там их ждёт эшелон из классных пассажирских вагонов, в которых они поедут до своих мест назначения. Вся хитрость, а вернее, дурость, заключалась в том, что все увольнительные документы находились у нашего старшего команды сопровождения. Если бы, солдаты вздумали уехать самостоятельно, на свой счёт, а они об это заявляли неоднократно, без этих документов, они бы считались дезертирами!? В чью дубовую армейскую голову взбрела мысль отправлять демобилизованных солдат, участников юбилейного Парада на Красной площади, в подавляющем большинстве своём, «Отличников боевой и политической подготовки», вот таким скотским образом! Никто из нас понять этого не мог.

Наконец, к средине следующего дня, совместными усилиями нашей команды и командования Сборного пункта, удалось уговорить и усадить в эшелон всех 400 человек. У нас, сопровождающей команды был свой отдельный вагон, в нём помимо команды сопровождения, начпрод хранил и часть продовольствия. Под кухню был выделен 4-хосный «пульман». Обедали мы ещё в Москве, а завтракали уже в Муроме. Вот тут-то и разыгрались главные, могущие закончиться трагически, события. Наш эшелон прибыл на полдня раньше арзамасского. Даже на согласование времени прибытия таких проблемных, как теперь уже всем стало ясно, эшелонов, у руководителей ВОСО мозгов не хватило.

После завтрака, все 400 человек высыпали на ж.д. пути, вокзал и привокзальную площадь и начали проводить опрос железнодорожных работников, от начальника станции до дежурного по перрону, где тут для них формируется пассажирский литерный состав. Все опрашиваемые отвечали удивлёнными взглядами и пожатием плеч. Тогда они принялись за нас. Пока мы им объясняли, что начальник станции ждёт распоряжения сверху, подошёл арзамасский эшелон и из него вышли ещё 200 человек с таким же настроем, как и у наших. Начался обмен впечатлениями, проклятия в адрес своих «отцов-командиров». Арзамасские прибыли тоже в подогретом состоянии. По случаю встречи двух эшелонов началась повальная пьянка. Остановить этот хаос никто не мог. На фото муромский вокзал с перроном и главным ж.д. путём, за вокзалом привокзальная площадь. Всё это была занято почти 2-я батальонами пьяных солдат. Гражданские пассажиры были полностью вытеснены из здания вокзала. Откуда-то появились местные гармонисты, начались песни и пляски. Было полное впечатление, что мы перенеслись во времена революции и Гражданской войны. Местная милиция и начальник станции сбежали, найти их не было никакой возможности. Наконец наш старший команды, приказав нам ни во что не вмешиваться, из комнаты дежурного дозвонился до начальника гарнизона, начальника Муромского училища связи и доложил ему обстановку. Тот пообещал прислать вооружённых курсантов. А в это время солдаты штурмовали вокзальный телеграф, отправляя телеграммы в Москву, в Правительство, в Верховный Совет, Министру обороны и в ЦК КПСС. Я в это время ходил по вокзалу и смотрел, что там творится. Поскольку моя рота меня знала в лицо и знала, что я служил во 2-й гв. Таманской, а теперь служу в 23-й Таманской дивизии, взяла меня под защиту и не разрешала никому задавать мне провокационных вопросов. Когда я проходил мимо вокзального телеграфа, оттуда вышла взволнованная женщина с пачкой телеграмм и, обратившись ко мне, спросила, что с ними делать. Я провёл ёе в комнату дежурного по станции, где находилась вся наша команда, и представил её нашему начальнику. Тот попросил её, телеграммы эти не отправлять адресатам, а сделать вид, что всё отправлено. Пока мы совещались в комнате дежурного по станции, на привокзальную площадь подъехала машина с курсантами Муромского училища связи. Начальник училища выполнил своё обещание. К нам прибежал капитан, сопровождавший машину, и доложил о прибытии и о том, что машина полностью блокирована «дембелями», которые кричат, что если хоть один курсант вылезет из машины, то они их всех перебьют, а автоматы отберут. Ситуация складывалась прямо-таки неприятная. Было принято решение машину с курсантами отправить обратно в училище. Мы с Сашкой Кузнецовым вызвались сообщить «дембелям» эту новость.

Когда мы выходили из вокзала, ко мне подошёл здоровенный сержант-таманец, уже знавший меня, и сказал:

- Слушай, земляк, какого чёрта, вы этих сопляков сюда пригнали, мы их как котят всех передушим, и на автоматы не посмотрим!

- Не горячись земляк, это не мы, а начальник станции, с перепугу, а сам смылся. Сейчас мы дадим команду, и курсанты уедут обратно в училище. Иди, передай своим, и арзамасских успокойте заодно. Обманули ваши командиры нас всех и выхода ни у Вас, ни у нас нет. Ехать нам вместе в теплушках, ничего не поделаешь! Вот такие брат пироги. На фото: Памятник паровозу на вокзале.

- А вы бы отдали нам увольнительные документы для военкомата, мы бы своим ходом уехали бы!

- Вот, вот, вы бы уехали, а нашему старшему, как минимум, увольнение без пенсии, а у него трое детей, ну и прикинь, как это здорово получится?

- Да, хреновина получается, куда ни кинь, кругом клин! Ладно не впервой нам по телятникам мотаться, доедем! А своим передай, сейчас братва пропьётся в дым, побузит, и к рассвету сами по вагонам спать пойдут, не валяться же на вокзале. Вы только не зевайте, как только все залягут дрыхнуть, двери на засовы и вперёд!

Мы с Кузнецовым вернулись в комнату дежурного и доложили обстановку. Я передал свой разговор с сержантом. У нас не было иного выхода, как ждать. Розыскали-таки начальника станции и приказали подать эшелон на 1-й путь. Не позже 4-х часов утра чтобы был прицеплен паровоз и стоял на полных парах. Весь наш маршрутный расчёт ломался, решили каждому командиру роты командовать двумя вагонами, как раз, в каждом помещалось по 50 человек. Перебор или недостачу решили устранять на маршруте. Как ни странно, но всё произошло, как предсказал сержант из таманцев.

Начиная с 4.00 и до 5.00, почти все забрались в вагоны и улеглись спать. Тех, кто ещё колобродил, уговорили последовать примеру их товарищей. Минут за 40 проверили все вагоны, пересчитали всех буквально по головам. В 6.30 эшелон тронулся. На нижнем фото: Муром, Свято-Троицкий Новодевичий монастырь.

Когда прощались с начальником станции, он нам сказал:

- За всю мою службу на дороге, такое видел впервые! Не приведи Господи увидеть ещё раз! Маршрутный лист у машиниста до Новосибирска. Я прозвонил до Новосибирска всю линию, поедите по «зелёной улице», вся дорога до конца маршрута знает о вашем эшелоне. В больших городах останавливать вас не будут. Смена паровозных бригад и заправка водой и топливом только на небольших станциях. Для приёма пищи дайте график машинисту поезда, он будет делать остановки на полустанках, вдали от населённых пунктов. Новосибирск Главный

- Наш вагон сразу за паровозом, мы протянули машинисту полевую телефонную связь, в этом смысле всё в порядке. Будем вместе выбирать места остановок для раздачи пищи и для других нужд. Главное, чтобы нас без задержки пропускали через большие города. У нас есть связь и с нашим пищеблоком, так что, все остановки будем согласовывать и с машинистом и с пищеблоком.

- Счастливого Вам пути и чтобы всё обошлось благополучно!

Итак, даёшь Новосибирск. Военные без карты никуда не ездят. Мы просмотрели весь наш маршрут движения: Муром, Арзамас, Казань, Сарапул, Камбарка, Екатеринбург, Тюмень, Омск, Калачинск, Татарск, Барабинск, Новосибирск. Это только крупные города, а небольших городков и посёлков не менее сотни. На ровных участках машинист гнал наш состав со скоростью не менее 100 км/час, даже жутко становилось от раскачки вагонов.

В больших городах нас пропускали по первому пути, машинист снижал скорость до 30 км/час и жезлами они с дежурным по станции обменивались на ходу. Маршрутный железнодорожный жезл представляет собой кольцо из проволоки диаметром около 30 см., с прикреплённым к нему цилиндром, в котором помещается маршрутный лист. Эту операцию они оттренеровали до автоматизма, поскольку такие передачи происходят и при движении товарных поездов. По маршруту следования мы выдавали документы нашим подопечным по мере прибытия их в район юрисдикции их военкоматов. Так что, в Новосибирск, мы привезли не больше 50 человек. Довольные тем, что наконец-то оказались дома, прощались оно с нами вполне дружелюбно и просили извинения за муромскую «бузу».

Но «Одиссея» наша ещё не закончилась. Нашему начальнику эшелона предстояло передать все имущество и оставшиеся продукты местным военным и железнодорожным властям. На эту процедуру требовалось не менее 2-х суток. Поселились мы в привокзальной гостинице, нам, командирам рот делать было нечего, и мы использовали это время для знакомства с городом. Город произвёл на нас хорошее впечатление. Прошлись по главному проспекту, по набережной Оби и, конечно же, посмотрели Новосибирский театр оперы и балета, открытый в 1945 году, один из лучших оперных театров страны. Всё это представлено на фото: Набережная Оби, Оперный театр и Красный Проспект.

Поскольку во время Муромской заварухи у нашего хозяйственника скопились некоторые излишки продовольствия. А скопились они потому, что после одного выброса на рельсы приготовленной пищи и невостребованной нашим пьяным контингентом, начпрод перестал готовить, пока они не протрезвели и не запросили есть. В Новосибирске он передал на склад все продукты, но оставил тушёнку, из расчёта одна коробка на двоих(50 банок) на обратную дорогу. Ходить в ресторан поезда у офицеров не было денег, а по пути следования, как нам сказали, до самой Москвы ничего не купить, кроме спиртного. Удивительный факт, от Новосибирска и до самой Москвы, во всех пристанционных магазинах и вокзальных буфетах, кроме «Рябины на коньяке», никаких других напитков небыло. Мы пришли к заключению, что начальник этого участка Транссибирской магистрали, ничего больше не употреблял. Мы оценили его вкус, нам тоже понравилось, тем более, тот напиток ничего общего с теперешней дрянью не имел.

От Новосибирска до Москвы мы уже ехали, как «белые» люди, в купейных вагонах и развлекали себя воспоминаниями о Мумомском кошмаре, «Рябиновкой» под свиную тушёнку и преферансом. Четверо суток обратной дороги прошли не заметно. В Москву мы, практически, вернулись уже зимой. Прибыли мы часов в 9 утра. С вокзала я позвонил на Каляевкую и доложил о своём благополучном прибытии. А за обедом, плавно перешедшим в ужин, я без устали рассказывал о наших приключениях и «мудрости» воинских начальников.

Дома, конечно, хорошо, но необходимо возвращаться на службу. Поскольку вопрос с трудоустройством Аиды был решён, то мне оставалось только побыстрей найти жильё. Прибыв в часть, я поделился со своим начальником впечатлениями от поездки и ближайшими проблемами в личном плане. Он посоветовал поискать жильё недалеко от нашего городка. Напротив нашего КПП, за трамвайной линией, начинался мигаловский посёлок, сплошь состоящий из домов частного сектора. Туда я и подался, искал, как говориться, методом «тык». Просто выбрал улицу, пролегающую вдоль соснового бора (воспоминания детства никак не отпускали) и заходил в дома, если хозяева были дома, и заводил разговор о найме жилья. Если у кого не было места у самих, указывали на дома, где такая возможность могла быть. В результате этой краеведческой экскурсии я обнаружил, что, как и в Кинешме, этот район плотно заселён нашим братом, офицерами. Только на другой день, войдя в дом, который накануне пропустил из-за отсутствия хозяев, я получил надежду на удачу. Дом был достаточно большой, кажется на три комнаты, не считая кухни, с внутренним двором и надворными постройками. Чувствовалось, что хозяйство было крепкое. Во всём доме проживали дед с бабулей пенсионного возраста, вдвоём, больше никого не было. Ну, думаю, то, что надо. Встретили меня улыбчиво, но с некоторой насторожённостью. Завожу разговор о том, как бы снять у них комнатку. Детей у нас с женой нет, я на службе, а когда приедет жена, тоже пойдет на работу, место уже для неё уже есть. Дома нас, фактически, целыми днями не будет. В общем, облегчаю старикам принятие решения, чувствуя, что в деньгах они не особенно нуждаются. Основным переговорщиком была, конечно, бабуля, дед всё больше помалкивал, но по его физиономии я видел, что против лишних деньжонок он лично, не против. Начинаю давить на деда, дескать, я, человек хоть и военный, но в хозяйстве толк понимаю, могу и помочь, если понадобится. Короче говоря, уговорил я стариков на сдачу нам с женой небольшой комнатки, метров10 кв. с окном, выходившим во двор. И комната и весь дом содержался очень опрятно. Вся необходимая мебель в комнате была, это значительно упрощало дело. На фото, как раз тот дом, в котором мы с Аденькой прожили почти 3 года и уехали из него в Москву, поступать в академию. Снимок сделан с соседнего участка, через забор, с видом на наше окно.

После сговора с хозяевами я направился на телеграф, на переговорный пункт. Позвонил домой, договорились с Аденькой, что в ближайшие выходные приеду за ней. Много вещей сразу набирать не было смысла, поскольку можно было, как минимум, пару раз в месяц съездить в Москву и привести, что ещё необходимо, особенно конечно продукты. Калинин хоть и областной город, не то, что Кинешма, и к Москве в два раза ближе, а с продуктами было тоже плохо, особенно с мясом и сливочным маслом. Кормиться с базара нам тогда было накладно.

Где-то недели через две съездил я за Аидой, поселились мы в этом доме, всё пошло нормально. Взяли её в Калининский областной совнархоз на работу, с денежками стало полегче. А я в своём полку вступил в общество охотников. В конце ноября или начале декабря выезжали коллективом на охоту на лося по лицензии. Ездили постоянно в одно место, в одно охотхозяйство, в Кушалинский район. Настоящая «тмутаракань» тверская, тайга непроходимая, зверя было много, да и егерь был мужик нормальный. Пустыми никогда не возвращались. На первой охоте оказалось, что никто никогда не разделывал туши крупных животных. В моей жизненной практике были моменты, когда я наблюдал за этим процессом, от забоя, снятия шкуры и разделки туши. Сам лично, в 1947 году, будучи в своём Мухино, по слёзной просьбе тети Нюни, прирезал годовалую козу, которая постоянно залезала в огород и куролесила там, как хотела. И, как говорила тётя Нюня, никакого спасу от неё не было, одна потрава и разор. Я долго сопротивлялся этому занятию, но она чуть на колени не становилась, чтобы я извёл эту «змею». Я поделился с товарищами по охоте своими воспоминаниями. Это привело их в полный восторг, наконец-то нашёлся человек, который что-то видел и даже сам что-то делал, хоть и довольно давно. Я взял свой нож и приступил к работе, нужно было торопиться, начинало уже темнеть. Когда я начал свежевать тушу, ребята поняли, что это не так и сложно, и начали помогать. Когда шкура была снята до самой головы, егерь посоветовал побыстрей достать ливер и отнести хозяйке, чтобы она успела приготовить ужин. Когда со шкурой и внутренностями было покончено, опять встал вопрос, а как разрубать тушу. И опять пришлось взять топор мне и начать разрубать тушу по детским воспоминаниям. Заканчивал я уже почти в полной темноте и ребята подсвечивали мне фонариками. Когда мы разобрали свои доли и положили их в солдатские вещмешки, то свой я поднял с трудом.

После трудов праведных пошли к егерю в хату на ужин. А в хате, на огромной сковороде, приобретённой, видимо, именно для таких случаев, на дровяной плите, пристроенной к русской печке, в нутряном сале шкворчали печень, легкое, сердце и почки. Аромат по всей хате стоял неописуемый, на столе моментально появились бутылки и стаканы. Настоящий охотничий ужин. О загонной охоте на копытных надо написать специальный рассказ, в этом повествовании места ему нет. После второй поездки на охоту Аида сказала, что она наелась лосятины на всю оставшуюся жизнь. Мы наелись не только сами, но и накормили своих хозяев и соседей. Из костей хозяйка делала прекрасный холодец. А мы с Аидой ставили кастрюлю с лосятиной на злектроплитку на всю ночь, и только к утру, она была съедобна, в смысле её мягкости.

Так, незаметно прошла зима 1957-1958 годов. Раза два в месяц, мы ездили в Москву, хотя это было не очень просто. Дорога в один конец, в то время, занимала немногим более 3-х часов. Выезжали после обеда в субботу, а возвращались поздно вечером в воскресенье. В то время неделя была шестидневная, с одним выходным. Так что, эти поездки были не увеселительные, а чисто практические, и, в основном, продовольственного содержания.

В части занимались убиванием времени, начальник штаба, Цыган, придумал свою полковую «академию». Все начальники служб полка, по заранее составленному расписанию, читали друг другу лекции по своим специальностям. И всё это в нашем «метро», в полуподземном бункере. А все эти горе «лекторы» были без образования, специалисты-самоучки. Бедолага «лектор», бубнил с кафедры всё, что мог вспомнить, а «аудитория» занималась своими личными делами, но зато все были при деле! Ещё один пример армейской заскорузлости. Слава Богу, зима кончилась, и из нашего полка начали опять формировать всякого рода «шабашные команды». В одну из таких команд попал и я. Об этом у меня написан целый рассказ, но думаю.что эта история достойна быть представленной и в этом тексте.

11. Очень приятная командировка. Вышний Волочёк.

На этот раз от нашей части скомплектовали команду для заготовки древесины на строительные нужды дивизии. Начальником этой импровизированной лесозаготовительной команды назначили капитана Юру Певзнера, а меня определили в интенданты. Я должен был отвечать за жизнеобеспечение команды в составе двух офицеров и пятнадцати солдат и сержантов. А для этого нужно было взять с собой: палатки для проживания, продукты питания, спальные принадлежности, инструмент для обустройства лагеря и заготовки леса, кухонный инвентарь для приготовления пищи, в том числе и горячей и ещё всякого разного по мелочам. Порубочный билет нам дали в вышневолоцкий район, километрах в 30 от города. Изучая место наших будущих лесозаготовительных подвигов по карте, я обратил внимание на изобилие озёр и речек в том районе, куда мы направлялись. По лесному покрову наш район мало чем отличался от сибирской тайги. При такой географической ситуации, я просто не мог не взять с собой рыболовные снасти и ружьё.

Командировка наша была рассчитана на месяц. Наша задача заключалась в валке леса, раскряжёвки и штабелевании на делянке. Вывозом заготовленного леса должна была заняться другая команда. Сборы были не долгими, всё имущество и людей загрузили и посадили в самую проходимую, по тем временам, военнотранспортную технику, ЗИЛ-157, с тремя ведущими мостами. От Вышнего Волочка предполагалось ехать по неизвестным лесным дорогам, если таковые, вообще, были в наличии.

Путь предстоял не очень длинный, но и коротким его назвать пока было нельзя. Нас очень беспокоил участок от Волочка до делянки. Правда, успокаивала высокая проходимость машины и наличие у неё лебёдки для самовытягивания. От Твери до Волочка около 130-140 километров по вполне приличному шоссе. Весь остальной путь был для нас сплошной тайной.

До Волочка доехали без приключений. Проезжая через город, я был удивлён множеством речек и каналов, прорезающих город вдоль и поперёк, на ум сразу же пришла Венеция. Город располагался на восточном берегу довольно большого Вышневолоцкого водохранилища. Как потом рассказал нам лесничий района, все эти многочисленные водные артерии города и его окрестностей, наследие его далёкого прошлого, когда он выполнял своё непосредственное предназначение, «волока» судов из одних рек в другие. По выезде из города почти сразу попали, в буквальном смысле слова, в настоящую дремучую тайгу. Подозрения наши в отношении дороги оправдались. Грунт песчаный, дорога рыхлая, с бесконечными выходами корней деревьев, мачтовые сосны стоят вплотную к дороге. Не приведи Господи встретить встречную машину, съехать в сторону совершенно некуда. По колее было видно, что ездят здесь не часто, это немного успокаивало. Скорость продвижения снизилась до 10-15 км/час. И, действительно, часа через два с небольшим, впереди показался спасительный просвет. Через несколько минут томительного ожидания выехали на лесную поляну длиною около 100 и шириною не более 50 метров. Вся поляна уходила вправо от дороги и заканчивалась обрывистым берегом небольшой лесной речки шириной не более пяти метров. Остановились, спешились, пошли посмотреть, что и как. По карте определили, что наша делянка совсем рядом. Пока солдатики побежали к воде, помыться с дороги, мы с Юрой прошли вперёд по дороге к месту нашей будущей работы. Оказалось, что до делянки всего-то 20 минут ходьбы, но подходящего места для разбивки нашей стоянки там не было, кругом сплошной мачтовый лес.

Решение на обустройство было принято без обсуждения и единогласно. Посланная нам судьбой поляна, представлялась идеальным местом для нашего «становища». Пока мы с Юрой отсутствовали, солдатики успели многое разглядеть. При загрузке машины нашим лесозаготовительным скарбом, ещё в городке, перед отправкой, солдаты видели, что я беру с собой удочки и ружьё. Теперь они подошли ко мне и сказали, что в речке плавают здоровенные пескари и на рыбацкий манер показали на руке размер чуть ли не до локтя. Я посмотрел на них и сделал предположение, что за время дороги они явно перегрелись и что таких пескарей не бывает. Обескураженные моим недоверием они предложили мне самому в этом убедиться. Река в конце поляны делала крутой, почти под 90 градусов, поворот. В таких местах течение обычно тормозится и, замедляясь, образует лагуну в виде спокойного, с почти незаметным течением, плёса. Я подошёл к берегу, встал на, валявшееся у самого уреза воды, бревно, и увидел следующую картину. Древесные кряжи валялись не только на берегу, но несколько и в самой реке в эдаком живописном беспорядке, иногда накладываясь одно на другое. Глубина в этом месте речки была немногим более метра, вода совершенно прозрачная, услужливая память сразу же напомнила, милую моему сердцу, Угру. В глубине воды мелькали темные тени размером со среднюю селёдку. Пескари сразу же отпали. Так, стоя несколько минут, я внимательно наблюдал подводную жизнь этой живописной лагуны. Вдруг, одна рыбина, ярка блеснув своим серебристым боком, развернулась так, что я явственно заметил на её боку пятнистый крап. Но если пескари таких размеров это чистой воды бред, то, что же, это такое? Познать истину можно только через практику. Дав сержантам указание где, что и как обустраивать для нашего временного поселения, я, взяв удочку, пошёл знакомиться с местной речной фауной. Общеизвестно, что рыба берёт на пустой крючок только там, где её больше чем воды. А где взять червяка, если кругом один песок? Речка оказалась мелководной, со средней глубиной 0,4-0,5 метра. Перебрался на противоположный берег, с большим трудом отыскал захудаленького червя, наживил крючок и, с замиранием сердца забросил удочку в речку, стараясь попасть наживкой между топляков. Через несколько секунд поплавок резко ушёл в воду. Подсечка! и таинственная незнакомка, ярко блестя серебристой чешуёй, резво трепыхалась на поднятой из воды леске. Захватив леску рукой, беру добычу в руку, и не верю своим глазам. Настоящая классическая ручьевая форель! Сзади меня стояло несколько солдат, то же, видимо, одержимых этой страстью. Раздался дружный вопль восторга, так, наверное, кричали наши далёкие предки, когда им удавалось завалить мамонта. В мгновение ока весь наличный состав во главе со своим командиром сбежался на берег. Но поскольку у нас у всех было много работы по нашему обустройству, то экспериментальный отлов местной водной фауны был прекращён, а форелька отпущена с миром. Главное, была установлена истина. После обустройства, налаживания элементарного быта и начала работ на делянке, жизнь в лесу набрала определённый ритм, которого мы и придерживались до завершения работ. С подъёма туалет, завтрак, построение. Лесозаготовители под командованием Юры Певзнера отправлялись на делянку выполнять основную работу. Я со своей хозкомандой оставался в лагере. С поваром составляли меню на обед, ужин и завтрак следующего дня. В остальном кухонная команда в надзоре не нуждалась, поскольку не первый раз выезжали на подобные «шабашки». У меня, практически, 3-4 часа до обеда было свободное время, и всё оно посвящалось рыбалке, и так в течение месяца. Можно было почти без натяжки считать это, своего рода отпуском. Подарок судьбы. В последующие обловы реки, я выяснил, что помимо форели в речке водится …сиг! и окунь. Впоследствии, при встрече с лесником, он как-то пригласил нас в гости, он полностью подтвердил все мои открытия. А его жена угощала нас жареными сигами. Дом его стоял на самом берегу Цны, куда впадала наша лесная красавица. И в Цне то же водилась форель и сиг, а кроме них ещё и другая, обычная для таких рек, рыба: щука, окунь, лещ, плотва и проч.

Речку я облавливал постепенно. Мне почему-то больше нравилось ходить вниз по течению. Это, видимо, было связано с тем, что в этом направлении левый берег был более открытым, а, следовательно, и более светлым, что давало возможность выхода на берег и выбора удобного места для ужения. Правый берег представлял собой непроходимую «крепь» из зарослей шиповника, ежевики, малины, боярышника и вездесущей крапивы. Местами к этому изобилию добавлялись кусты чёрной и красной смородины. А за этой колючей стеной стоял матёрый лиственный лес, состоящий из ольхи, берёзы, липы, дуба и ели. Вверх по течению, берега реки были поросши густым лиственным лесом, а при ширине реки в 5 метров это приводило к тому, что кроны деревьев смыкались и образовывали сумрачный туннель, что мало располагало к прогулкам в таких условиях. К тому же и рыба предпочитала более светлые участки реки. Речка была тихая с умеренным течением, с песчано-галечным дном и совершенно чистой и прозрачной водой. Для приготовления пищи и питья воду мы брали из реки. На вкус она напоминала хорошую родниковую воду. Когда я пишу эти строки, и перед моим взором опять встаёт эта восхитительная картина величия и неповторимой красоты творения Господня, я начинаю ощущать и тот, до боли душевной, с детства знакомый, аромат, который всегда был неотъемлемой частью этой красоты: это запах свежей, прохладной воды; пряный запах прелых, прошлогодних листьев; скипидарный запах здорового соснового леса и цветущей липы. Господи! Почему люди это всё безжалостно уничтожают!?

Так, день за днём, ловя рыбу и любуясь окружающей меня природой, я до такой степени изучил реку, что мог по «заказу» ловить форель, в её излюбленных местах обитания; или сига и окуня. Я точно знал места «прописки» своих подопечных. Я не вел учёт выловленной мною рыбы, но в обловленных местах появлялись новые жильцы и недостатка я никогда не испытывал. Много ловить не получалось, потому, что форель рыба чрезвычайно сторожкая и выловить две особи в одном месте практически было невозможно. Метрах в ста вниз по течению от моей любимой лагуны был небольшой перепад дна и образовался во всю ширину речки водопадик, сантиметров 40 высотой. За этим водопадиком образовался неглубокий омуток, сантиметров 70 глубиной. Из-за падения потока в этот своеобразный бассейн, вода в нём была слегка вспененной и имела голубовато-молочный цвет. С берега было хорошо видно, как у самого дна, как в аквариуме, беспрерывно мелькают силуэты форели. Иногда они молниеносно появлялись на поверхности, хватали проплывающий корм и с таким же проворством скрывались в глубине. На первый взгляд казалось, что поймать рыбу в этом природном «аквариуме» проще простого. Не тут-то было. Как я не исхитрялся, ничего не получалось. Из книг знаменитого любителя и знатока разных способов рыбной ловли, особенно на поплавочную удочку, Леонида Павловича Сабанеева, я вспомнил описанные им эпизоды ловли рыбы в сходных условиях. Породы рыб питающихся с поверхности воды, особенно на мелководье почти не дают поклёвок, если видят человека, стоящего в полный рост.

На правом берегу у этого «аквариума», чуть-чуть вниз по течению был маленький пляжик, не больше 3-4 кв. метров площадью. Я разместился на этом пляжике на корточках и попробовал забросить наживку. Успеха не последовало. Тогда у меня лопнуло терпение и я просто лёг на бок и сделал заброс, и с первого раза был вознаграждён форелью граммов на 400. Так, почти ежедневно, обходя своё рыбное хозяйство до двух километров вниз по течению, я постоянно возвращался с неплохим уловом, во всяком случае, достаточным для полноценного ужина нам с Юрой Певзнером. Но не редкими были случаи, когда рыбкой могли полакомиться и наши кухонные работники. А поскольку, к постоянному составу поваров ежесуточно выделялось по два помощника, то свежей рыбки попробовали практически все участники экспедиции.

Думаю, не нарушая темы повествования, расскажу о нескольких происшествиях имевших место за время нашего пребывания в лесу. Как-то раз, как обычно, я, возвращался после очередного лова в лагерь и, как всегда, шёл посредине речки. Речка была чрезвычайно извилиста, редко попадались прямые участки длиною более 15-20 метров. Выйдя из-за очередного поворота, как раз метров за 15 до моего «аквариума» с водопадом, я обратил внимание, что привычная картина каким-то образом нарушена. Не обладая острым зрением, я сразу не понял в чём дело. Но, сделав ещё несколько нерешительных шагов, я отчётливо увидел, что в «аквариуме» кто-то лежит и весьма солидного размера. Я остановился, как вкопанный. Первая мысль была о косолапом, под ложечкой неприятно засосало. В такой безлюдной дремучке встретить мишку не было ничего удивительного. День выдался жаркий и почему бы ему не принять прохладительную ванну. Положение было, прямо скажем, не из приятных. Я знал, что от косолапого убегать бессмысленно. Во время погони за добычей он может развивать скорость до 50 км/час. Успокаивала мысль, что в лесу было полно всяких ягод, основной пищи медведя летом, и моё препятствие принимает ванну с полным брюхом. Пока я, таким образом, невесело рассуждал, это что-то с шумом и плеском поднялось на ноги. Это оказался здоровенный лось, матёрый бык с огромными рогами. Хотя, в первое мгновение от сердца и отлегло, но потом подумалось, что это чудище тоже не подарок. Он лениво повернул, увенчанную прекрасными рогами, голову в мою сторону и стоял, как памятник. Так мы стояли несколько минут, разглядывая друг друга. От переполнявших меня эмоций, я забыл даже воспользоваться фотоаппаратом, о чём жалею до сего времени. Наконец игра в гляделки ему надоела, он развернулся на 180 градусов и подойдя к высокому берегу, мощным толчком задних ног вынес своё красивое тело на полутораметровую высоту, поросшего густым кустарником,берега.

Как-то, вернувшись с делянки, солдаты рассказали мне, что по пути на делянку недалеко от дороги они несколько раз видели глухарку с выводком, уже слётками. Разнообразить наше скромное меню ещё и «курятиной» было бы совсем неплохо. На следующее утро пошёл вместе с лесозаготовителями на делянку и по дороге они показали мне место, где чаще всего встречают глухариный выводок. Начались поиски. Глухарка обнаружила себя очень скоро. Перелетая с елки на елку, она уводила меня от выводка. Этот манёвр я знал давно. Что бы поднять на крыло весь выводок, на них нужно было буквально «наехать». На этом участке леса очень плотно росли столетние ели с густым и раскидистым лапником. Самая что ни на есть глухариная «крепь». Небо в вершинах елей мелькало маленькими «заплаточками». Самая настоящая игра в «кошки-мышки», только с выводком глухариных слётков. Патронов было изведено много, а результат нулевой. Только на второй день моей отчаянной охоты, мне удалось добыть одного глухарёнка, размером с небольшую курицу. В этот день, у нас с Юрой на ужин была дичь.

И ещё один трагико-комический случай, уже на самой делянке. Как-то возвращается наша бригада из леса, и я вижу в группе солдат что-то необычное, двое идут с намотанными на головы гимнастёрками. Выясняется, что, спилив очередное дерево, солдаты обнаружили в нём дупло диких пчёл. Сразу же выявились охотники выступить в роли пасечников. Соорудили дымарь, накрылись гимнастёрками и приступили к «грабежу». Ну, и, естественно, были сурово наказаны. Некоторые слегка покусанные, а двое с полностью заплывшими физиономиями. Пришлось мне обрабатывать им физиономии водкой и разрешить принять по 100 грамм внутрь с лечебной целью. Зато на ужин все пили чай с сотовым пчелиным мёдом.

Вот так, с небольшими приключениями, закончилась наша лесозаготовительная компания. Приведя на месте нашего временного пребывания все в соответствующий порядок и дружески попрощавшись с лесником, бодрые и здоровые мы отправились в обратный путь, полные благодарности тому небольшому кусочку природы, который так гостеприимно принял нас!

Были и такие светлые эпизоды в моей службе, которые позволяли на время отвлечься от повседневного, мягко выражаясь, совсем не интересного армейского быта. После такого откровения, читатель вправе задать вопрос:- «…а какого чёрта тебя понесло в армию, если она тебе в тягость..?». Если это читатель зрелый, и прошедший хорошую школу жизни, он знает, что нашими поступками и выборами часто руководят не наши пристрастия и желания, а обстоятельства. Теперь я точно знаю, что в армию я попал не случайно, а по генетической предрасположенности, поскольку, изучая свою родословную, я убедился, что род мой весь был служывым, а против генетики не попрёшь. Или, как сейчас говорят, «родовая карма». Я честно могу сказать, что никогда не жалел о своём выборе, не смотря на моё отношение к армейской действительности. Я «в здравом уме и твёрдой памяти», добровольно принял Воинскую Присягу (дважды!) и честно исполнял свой долг перед Родиной и народом. Хотя в Присяге записаны совсем другие слова. Это не в своё оправдание, а просто я так чувствовал раньше и чувствую сейчас.

Откровенно говоря, я не помню, к какому именно лету относится этот эпизод, скорее всего, к лету 1959 года. Да это, наверное, не так и важно, главное, что это было и осталось светлым воспоминанием в моей памяти.

Фотографии: стр. 229 – Въезд в В-Волочок;

Дата добавления: 2015-08-18