XXIX западня

Те, кто обедает в Английском кафе, непременно должны появиться затем в театральной ложе, а потом – заехать в Клуб. Филипп Бейль и граф д'Энгранд слишком хорошо знали кодекс светской жизни, чтобы позволить себе нарушить эти два важнейших закона. Часов в одиннадцать они зашли в Клуб, намереваясь обменяться двумя-тремя рукопожатиями, снять перчатки, снова надеть их и удалиться. Как видит читатель, ничего более серьезного они не затевали.

Судьбе угодно было, чтобы в этот вечер они зашли в зал, где шла игра. Они машинально заняли места за игорным столом, вокруг которого мужчины, наделенные поистине самым высоким интеллектом, смешались с разными забавными ничтожествами, обладающими одним-единственным достоинством, а именно умением разоряться с улыбкой даже в том случае, если в первый же день нищеты им приходится пустить себе пулю в лоб между последней сигарой и последней гримасой.

Не успели Филипп Бейль и граф д'Энгранд занять места, как между кудрявым блондином, который только что появился, и некоей олимпийской бородой, которая отдыхала, завязался следующий разговор.

– Вы никогда не бываете точным, Беше?– спросила отдыхающая борода.

– Коломбен! Не донимайте меня упреками: я и сам знаю свои недостатки,– ответили кудри.

– Вы должны были заехать за мной к Тортони между пятью и шестью, не так ли?

– Справедливо.

– А с тех пор прошло одиннадцать часов!

– Сверхсправедливо.

– Ах, вот оно что! Но это не столь уж мило с вашей стороны! – заметил удивленный Коломбен.

– Это даже весьма неучтиво, но у меня есть смягчающие вину обстоятельства, на которые я прошу разрешения сослаться.

– Так ты намереваешься сослаться на смягчающие обстоятельства?– не поворачивая головы, переспросил один из игроков.

– Я мог бы сослаться на них,– задетый этим вопросом, отвечал Беше,– ведь я занесен в список адвокатов!

– Беше – адвокат! – подняв головы, зашептались присутствующие.

– Да, господа! Да! – заявил Беше, выпячивая грудь и играя моноклем.

– Великолепно!…

– Неслыханно!…

– Восхитительно!…

Безудержный общий хохот заглушил эти иронические восклицания.

Беше стал красен как рак; он попытался улыбнуться, но это ему не удалось.

– Так как же?– сжалившись над ним, заговорил Коломбен.– Что же это за смягчающие обстоятельства?

– Признаете ли вы, что бывают чрезвычайные обстоятельства?

– То есть?…

– Ну, например, взятие под стражу?

– Как, Беше? Вас арестовали?

– Сейчас увидите.

– Внимание! Беше ссылается на смягчающие обстоятельства!– воскликнул тот же игрок.

– Около трех часов я возвращался из Булонского леса; вы сами видите, что я прекрасно успел бы к Тортони к пяти часам. Погода была чудесная…

– Свежий воздух!…

– И птички пели свои чудесные песенки!…

– Ах, господа!– вскричал Беше.– Вечно вы меня перебиваете!

– Продолжайте,– сказал Коломбен.

– Я ехал на моем Грипп-Солейле… Вы знаете моего Грипп-Солейля?

– Не знаю, но это неважно.

– Я ехал рысью – это аллюр, в котором Грипп-Солейль не знает себе равных…

– Он на коне скакал, сей всадник несравненный…

– Это произошло между Отейлем и Буленвилье; некоторое время я думал только о встрече с Коломбеном. «Коломбен меня ждет, и я не могу опоздать,– говорил я себе.– Встреча – это дело святое. Точность – вежливость королей!»

– Черт возьми! Блестящий монолог!

– Каждые пять минут я смотрел на часы… великолепные часы… Вы видели мои часы?

Общее молчание.

– Внезапно…

– Ага! Наконец-то мы добрались до сути дела! – прошептал один из слушателей.

– Внезапно я вижу павильон, который построил бедняга Поркеваль, мой близкий друг, тот самый барон де Поркеваль, который недавно умер. Вы были знакомы с Поркевалем?

– Ну, а дальше-то что?– спросил Коломбен.

– Все окна павильона были закрыты, и только входная дверь была приоткрыта. Я подумал, что павильон продается. «Так, так!» – подумал я и бросил поводья Тони… Вы знаете Тони, а?

– А дальше-то, дальше?

– Я зашел в помещение, сказав себе: «Смотри-ка, а ведь недурно! Почему бы мне это и не купить?… Купим! Я буду приходить сюда с моим другом Коломбеном, с милейшим Коломбеном!»

– Благодарю!

– Итак, Беше купил павильон Поркеваля! – сказал один из членов Клуба.

– Отнюдь нет! – отвечал Беше.– И сейчас я попрошу вас слушать с величайшим вниманием.

– Господа, это настоящий адвокат! Узнаю его по оборотам речи!

– Беше, наше внимание к вашим услугам!

– Так вот, будучи придирчивым покупателем, я обошел все здание, я посетил и сад; я не встретил ни души. Под крыльцом был вход в погреб; я обследовал и погреб – я проник туда. Но не прошло и двух минут после того, как я начал лорнировать бочонки с вином, когда вдруг я услышал, что дверь захлопнулась. Я оказался в тюрьме.

– В тюрьме!

– Гм! Это пахнет Анной Радклиф[98].

– Я хотел позвать на помощь, как вдруг, подойдя к двери, я увидел сквозь щели… вы догадываетесь, что я увидел?

– Господа, Беше не только адвокат, но и романист: обратите внимание, сколь искусно он задерживает повествование!

– Что ж, подадим ему реплику, раз он этого требует,– сказал один из игроков.– Так что же вы обнаружили, Беше?

– Призрак?

– Всадника в шлеме с красным пером и черным забралом?

– Единорога, изрыгающего пламя?

– Нет, господа, я увидел женщину, красивую женщину, которую я тотчас же узнал.

– Ну и повезло же вам, Беше!

– Вы фат!

– Вы все, господа, знаете ту, которую я увидел.

– В самом деле? – рассеянно спросил Филипп Бейль, который все это время продолжал играть: ему поразительно везло.

– А вы знаете ее лучше всех, господин Бейль!

– Ну и ну! – закричали со всех сторон.

– Дорогой Беше! – заговорил Коломбен.– Если вы твердо решили быть нескромным, не ухудшайте положения чересчур длинным рассказом.

– Конечно, в моем открытии огромную роль сыграл случай,– продолжал Беше, уязвленный этим замечанием,– и тем не менее эта женщина тоже сыграла значительную роль. Уже много времени нет ни одного из вас, кто не спросил бы себя и не спрашивает себя по сей день: «Где, черт побери, скрывается Марианна? Что случилось с Марианной?»

Филипп Бейль сделал невольное движение, но, внешне спокойный, он продолжал играть, вернее, выигрывать.

– Так вот, господа: Марианна живет в Буленвилье – в павильоне моего бедного друга Поркеваля она нашла для себя таинственное убежище. Как только я узнал ее, я через дверь сказал ей: «Добрый день, сударыня». Она выпустила меня и потребовала, чтобы я хранил это в величайшей тайне… Вот почему я сегодня не смог появиться у Тортони и встретиться там с Коломбеном.

Беше кончил. Беше вытер лоб. Беше скромно принимал поздравления слушателей.

Беспокойство, с каким Филипп Бейль внимательно слушал этот рассказ, не помешало ему получить солидный выигрыш – такой солидный, что он даже и не мог кончить игру, не нарушая правил приличия.

Вот почему Филипп написал Амелии записочку, в которой уведомлял ее, что его задерживает в министерстве серьезная работа и что, возможно, ему придется провести там всю ночь.

Написав записку, он продолжал играть.

Вскоре фортуна с внезапностью и наглостью куртизанки повернулась лицом к другому избраннику. От Филиппа она перешла к Беше. Беше, таким образом, стал преемником Филиппа, который еще некоторое время сопротивлялся, но кончил тем, что обнаружил проигрыш в тысячу луидоров.

На сей раз он имел право встать из-за стола.

Вот-вот должно было пробить пять утра.

Филипп Бейль вручил Беше визитную карточку, на обороте которой он написал карандашом: «Чек на тысячу луидоров, которые я заплачу сегодня в полдень».

– Но, дорогой мой,– запротестовал Беше, поторопившись выказать свое знание правил хорошего тона,– я верю вам на слово! Возьмите назад вашу карточку!

– Я могу умереть через несколько часов.

– Я столь горячо сожалел бы об этом, что позабыл бы о вашем долге.

– Вы благородный человек, я знаю,– сказал Филипп,– но уж позвольте мне в этом случае поступить так, как я привык поступать.

Когда Филипп и граф д'Энгранд оказались на бульваре одни, Филипп сказал:

– Мне не хватает четырехсот луидоров, чтобы уплатить мой долг Беше.

– Пустяки!– отвечал граф д'Энгранд.– Ждите меня дома, дорогой!

Они расстались.

Граф направился к Монмартрскому предместью, а Филипп Бейль, недовольный сегодняшней ночью и самим собой,– в свой особняк.

Велико было его изумление, когда, проходя через прихожую, он увидел своего слугу, крепко спавшего в кресле.

Рядом с ним догорал факел, бросавший по сторонам угасающий свет, который уже не мог соперничать со светом зари.

«Бедный малый, наверное, ждал меня»,– подумал Филипп.

– Жан!– окликнул он камердинера.

– Сударь! – внезапно проснувшись, произнес камердинер.

– Вы так и не ложились?

– Пусть сударь простит меня,– протирая глаза, сказал слуга.– Я и сейчас еще не понял, где это я сплю.

– Вы в передней, и теперь шесть часов утра,– с улыбкой отвечал Филипп.

– Вам, сударь, достаточно сказать слово, чтобы я вам поверил!

– Придите в себя, Жан.

– Пришел, сударь, пришел!

– Вчера я присылал домой лакея.

– Лакея?– ошеломленно переспросил Жан.

– Вы это помните?

– Сударь, вы хотите сказать: «Двух лакеев»!

– Как?!

– Одного вы прислали в полдень, а другого – в полночь.

Филипп тихонько потряс Жана за плечо.

– Ну, теперь-то вы наконец проснулись?

– Да, сударь,– ответил перепуганный Жан.

– Я вас спрашиваю: приходил ли вчера от меня человек?

– От вас?… Да, сударь… с каретой…

– Да нет же, соня вы этакий!… С запиской!

– Верно, с запиской. Теперь-то я припомнил: с запиской.

– С запиской к барыне?

– Да, сударь, к барыне. Я сам получил эту записку.

– И вы тотчас же отдали эту записку моей жене – так ведь?

На сей раз Жан посмотрел на Филиппа с выражением не столько сонным, сколько глубоко изумленным.

– Отдал ли я… эту записку… барыне?…– пролепетал он.

– Да отвечайте же!

– Но вы же, сударь, прекрасно знаете, что…

– Я ничего не знаю,– с раздражением сказал Филипп.– Но вы -то должны знать, отдали вы эту записку барыне или нет!

– Я отдал эту записку ее горничной,– сказал Жан.

– Ну, все начинается сначала!… Идите спать!

– Благодарю вас, сударь… Повинуюсь вам…

И Жан вышел из комнаты; при этом он так размахивал руками и бросал по сторонам такие взгляды, что Филипп усомнился, в здравом ли уме его камердинер.

Филипп, насколько это было возможно, привел в порядок свой костюм и свою физиономию, на которую наложила отпечаток усталость, и на цыпочках подошел к дверям комнаты Амелии.

Оттуда не доносилось ни звука: по-видимому, Амелия еще не проснулась.

Филипп подумал, что, раздосадованная его опозданием и длительным ожиданием, она заснула очень поздно.

Смущенный своей виной, он решил не будить ее.

Только через два часа он отважился войти к ней в комнату.

Амелии в комнате не было. Постель была не тронута.

Филипп Бейль испытал одно из тех потрясений, которые прокладывают первые морщины на лице мужчин.

На маленьком столике он увидел свою записку.

Он схватил эту записку. Она была не распечатана.

Филипп сделал несколько шагов туда-сюда; так ходят люди, которые страдают галлюцинациями.

Через пять минут он позвонил. Он сел и сделал вид, что читает газету.

Вошла Тереза, увидев Филиппа, она вскрикнула от изумления.

– Ах, сударь! – воскликнула она.– Так, стало быть, опасность миновала! Как я рада!

– Опасность? Откуда вы взяли, что я подвергался опасности?– спросил Филипп.

Горничная раскрыла рот от изумления.

– Да говорите же, Тереза!

– Но дело в том, что… вчера…

– Что – вчера?

– От вас приехали, сударь.

– И сказали, что я в опасном положении?

– Нет, не в опасном положении, но что вам худо,– отвечала горничная.

– Мне худо?

– Да, из-за того, что вы упали с лошади. Да по правде сказать, вы, сударь, и сейчас еще совсем бледный.

– Продолжайте, Тереза,– сказал Филипп.– Ваш рассказ меня очень заинтересовал, и к тому же я хочу узнать, как было выполнено мое поручение. Так, значит, к вам приехали вчера. А в котором часу?

– Около четырех дня.

– Около четырех дня… И вы, разумеется, были здесь?

– Да, сударь.

– А кто именно приехал сюда?

– Слуга в министерской ливрее.

Филипп Бейль удержался от восклицания.

– В министерской ливрее? Вы в этом уверены, Тереза?

– О, да, сударь! Тем более уверена, что он и приехал-то в министерской карете.

– Ага!

– Можно подумать, сударь, что вам это неизвестно!

– Нет, конечно, известно; но я опасаюсь, что дело зашло слишком далеко… что они напрасно перепугали мою жену… А вы не слышали, что говорил этот слуга? Что именно он сказал?

– Он сказал, что вы, сударь, упали с лошади по дороге в загородный дом министра, но что беда невелика и если барыне желательно знать, что с вами, то министр прислал за ней одну из своих карет, а кучеру приказал немедленно отвезти ее к вам, сударь.

– Ко мне… понимаю… верно, верно, Тереза, но это еще не все.

– А что же еще?

– Барыня… что сделала барыня?

– Она бегом побежала в карету.

– И уехала?

– Ну, конечно!

– А… куда? – задыхаясь, спросил Филипп.

– Я не спрашивала об этом барыню.

– Тереза, здесь очень душно… Откройте окно.

Филипп тем временем набрался мужества и сил для того, чтобы взять себя в руки и скрыть от слуг этот почти позорный удар, нанесенный ему столь явным и наглым похищением жены.

Тереза, стоя неподвижно, смотрела на Филиппа.

– Быть может, зря вы, сударь, так рано возвратились,– наконец сказала она.– Не понимаю, почему барыня не приехала вместе с вами, коль скоро вам так худо.

– Можете идти, Тереза: я узнал все, что хотел знать.

Горничная направилась было к дверям, но Филипп окликнул ее.

– Я жду его сиятельство графа д'Энгранда,– сказал он.– Передайте Жану, чтобы он провел его сиятельство в мой кабинет, если я еще не вернусь к тому времени.

– Как? Вы хотите выйти из дому? Да Бог с вами, сударь! Разве это можно?

– Ступайте.

Тереза вышла.

Филипп встал. Он цеплялся за некую надежду.

Несмотря на то, что еще было утро, он бросился к маркизе де Пресиньи, но узнал только то, что накануне вечером маркиза уехала за город.

Утратив последнюю надежду, Филипп вынужден был вновь вернуться к той мысли, которая возникла у него, когда он расспрашивал Терезу.

Мысль эта заключалась в том, что его жена попала в западню, которую поставила ей Марианна.

Марианна, оказывается, жила в Буленвилье; значит, в Буленвилье она и завлекла Амелию. Сомнений тут почти и быть не могло.

Вернувшись домой, он застал у себя в кабинете графа д'Энгранда, который ждал его.

Граф бросил на Филиппа удивленный взгляд.

– Вы постарели, мой друг!– сказал он.

– Постарел? – пробормотал Филипп.

– Ого! Посмотрите-ка на себя в зеркало: вы бледны как мертвец! Дорогой зять, я не советовал бы вам слишком часто проводить ночь за игрой. Я принес вам четыреста луидоров – вот они.

– Благодарю вас.

– Ох, уж эти нынешние молодые люди! Сколько пыла, какой темперамент! Уму непостижимо! Посмотрите на меня, а затем посмотрите на себя.

– Да, я, признаться, устал.

– Смотрите-ка! Вы купили эту штуку?– спросил граф, наводя свой лорнет на маленькую картину.

– Что купил?

– Да вот этого Коро! Два месяца назад я хотел купить его для… для одного человека… Да, очень свежо… чуть небрежно… А кстати…

Граф повернулся к Филиппу.

– Я хочу поцеловать Амелию.

Филипп не двинулся с места.

– Ах, ее нет дома?– спросил граф д'Энгранд.

– Да.

– Так рано?… Она, конечно, отправилась в церковь – ведь она очень набожна… Что ж, я подожду ее. Жан подаст мне завтрак… А скажите честно, сколько вы заплатили за этого Коро?

– Вы… хотите… подождать Амелию?

– Я вам мешаю? – подхватил граф.– Сегодня у вас какой-то взволнованный вид – я это заметил, как только вас увидел.

Дверь кабинета открылась; вошла Тереза.

– Сударь!– с волнением заговорила она.

– Что еще? Я никого не желаю принимать! – вскричал Филипп; он был счастлив, что может скрыть свое замешательство под видом раздражения.

Граф знаком приказал девушке говорить.

– Это не визит, сударь, это совсем другое! – с таинственным видом сказала Тереза.

– А что же?… Говорите же, я вас слушаю!

– В Париж приехала ее сиятельство графиня д'Энгранд! И едва она вошла в свой особняк, как тут же отправила слугу к барыне и велела сказать ей, что она ее ждет.

– Графиня д'Энгранд в Париже!– воскликнул Филипп.

– Тут нет ничего удивительного! – заметил граф, внимательно наблюдавший за зятем.

– Вы совершенно правы,– пролепетал Филипп.

– И если она хочет видеть свою дочь,– продолжал граф,– то ведь это вполне естественно! Это… это… ну вот, как и я!

– Что мне сказать лакею? – спросила Тереза, поочередно глядя на мужчин.

И так как ни один из них не произнес ни слова, она продолжала:

– Угодно ли вам, сударь, чтобы я сказала, что барыни нет в Париже?

– Нет! – вскричал Филипп Бейль.– Я ее жду с минуты на минуту!

Граф д'Энгранд жестом отпустил горничную.

Как только дверь за ней закрылась, он подошел к Филиппу и произнес всего три слова:

– Где моя дочь?

– Господин д'Энгранд…

– Отвечайте мне: где она? Ваше взволнованное лицо, ваш прерывающийся голос – все внушает мне мысль о том, что случилось несчастье!

– Что ж, это правда!– сказал Филипп.– Да, случилось несчастье! Да, несчастье, случилось как с ней, так и со мною!

– Так я и думал!

– Пока меня не было дома, кое-кто, используя разные уловки, похитил Амелию.

– Когда же это было?– в ужасе спросил граф.

– Вчера.

– И кто же это сделал?

– Женщина.

– Филипп, вы с ума сошли!

– Нет, это сущая правда. Вернее, я должен был бы сказать не «женщина», а «дьявол», ибо речь идет о Марианне!

– О певице Марианне?

– Да.

– О той самой, которая была вашей любовницей?

– О ней самой. Сегодня она заставляет меня жестоко искупить мой былой грех.

– Ради Господа Бога, объяснитесь!– вскричал граф.– Откуда вы знаете, что это Марианна подстроила похищение моей дочери?

– Откуда я знаю?

– И вы серьезно верите, что Амелия и впрямь в опасности?

– Я серьезно поверил, что может случиться все что угодно, с тех пор как понял, что это рука Марианны!

– И что вы хотите сделать?

– Небывалый случай навел меня на след похищения. Вы помните историю, которую рассказывал в Клубе господин Беше?

– Нет, не помню.

– Неважно! Но благодаря этой истории, сколь бы нелепа она ни была, я знаю, где живет Марианна.

– Вы это знаете?– вскричал граф д'Энгранд.– Что ж, тогда едем, едем сию же секунду! Похищение такого рода говорит о том, что это скорее безумие, чем преступление. Едем на поиски этой женщины!

– Будь по-вашему, господин д'Энгранд!

– Она привыкла к театральным приемам – вот она и решила перенести их в действительность. И не может быть, чтобы сейчас она не раскаивалась в своей опрометчивости!

Филипп Бейль покачал головой.

– Вы не знаете Марианну! – сказал он.

Дата добавления: 2015-08-18