Мая 3052 года

То было время нескончаемого кошмара, и, куда бы он в этом кошмаре ни двигался, вокруг был вечный ночной мрак. А еще он постоянно видел огненных демонов вокруг себя. Демоны были похожи на людей, только из языков огня... или корчащиеся в пламени.

В кошмаре он их боялся и пытался убежать от них. Ему уже приходилось испытывать страх в годы юности, но с этим ничто не могло сравниться. То был неописуемый ужас, наедине с хохочущими демонами огня, протянувшими к покрытым ледяной коркой внутренностям исполосованные кровянистым пламенем руки. Басовитый низкий рев, похожий на гудение набитой до отказа печи крематория, вырывался из бездонных дымных глоток... Трент пытался бежать, но разъяренные твари всюду настигали его, появляясь ниоткуда.

Временами Трент пытался действовать как настоящий боец, как истинный Ягуар. Он отбивался от огненных демонов руками и ногами, старался использовать все свое боевое мастерство. Но сражаться с пламенем ему оказалось не под силу. Мешала боль, проявлявшая себя всякий раз, как только удавалось нанести удар. Трент вопил, его голос странно дрожал, искаженный неверными отблесками эха сновидений. Трент знал, что это именно он кричит во всю силу своих сгоревших легких, а вкусный запах поджаренного мяса исходит от тела; это был не кошмар, не иллюзия, это была реальность: время остановилось, границы исчезли.

Кошмар длился и длился, он совершенно не собирался заканчиваться. Трент пытался проснуться, пробиться за пределы исчезнувших уже границ между явью и сном, но даже боли и страха было недостаточно, чтобы вырваться. Если это не кошмар, то это должен быть ад. Трент не верил в ад, но раз он мертв, то чем же это еще могло быть?

Страх не был чужд Тренту, но, как воин, он научился его преодолевать. Этот страх, однако, одолеть было невозможно. Он ничего не мог поделать с ухмыляющимися огненными демонами огня, насмехающихся над ним. Их смех перекрывал его крики. Они дразнили его, ускользали от него, мучали его. Их звуки были даже хуже, чем огонь, отчаяния, сжигавшего его даже сильнее огня.

Затем Трент услышал посторонний голос, который не звучал раньше. Голос звал его по имени, отдаваясь эхом в сердце и голове. Трент рванулся, ускользнув от ближайшего огненного демона, протянувшего к нему руку, Ягуар стоически перетерпел боль, рванувшись на звук голоса. внезапно темнота обернулась светом и движением. Он попытался сфокусировать взгляд на чем-нибудь определенном и понятном. Получилось не очень. При попытке шевельнуться свет темнел.

– Звёздный капитан? – сказал голос, на этот раз прозвучавший чисто, без реверберации и прочих адских штучек.

Трент открыл левый глаз и увидел нависающее над ним лицо. Женщина. Незнакомая. Как будто какая-то пелена мешала ему смотреть правым глазом, но когда он попытался поднять руку, чтобы протереть его, у него ничего не вышло. «Один мой глаз не желает открываться...»

– Не шевелитесь. Вы на борту корабля-госпиталя «Логово Охотника». Мы идем на Хайнер. Я – медтехник Карен. Вы получили серьезные ранения и сейчас обездвижены, чтобы мы могли работать с вашими ранами.

– Мы победили, воут? – Его еле слышный голос пробился сквозь пересохшее горло и обожженные губы. Медтехник слегка наклонила голову.

– Вы спрашиваете о Токкайдо? Третьего мая мы оставили поле боя. Только Волки смогли захватить обе свои цели. Нефритовые Соколы и Призрачные Медведи свели свои битвы вничью, но с большими потерями. Мы заключили перемирие с КомСтаром и теперь отходим.

«Перемирие... от!» Мозги Трента ворочались с трудом, но он понял, что следует из слов медтехника. Сражение на Токкайдо было битвой представителей, а ставкой являлся контроль над Террой. При выигрыше кланы получали Терру в свое распоряжение, и тогда покорение всей остальной Внутренней Сферы становилось лишь вопросом времени. Поражение означало не только бесчестье, но и приостановку вторжения кланов лет на пятнадцать. Воины вроде Трента будут уже слишком старыми, чтобы стоять в первых рядах, когда вторжение возобновится. Хуже всего, что великий крестовый поход за возвращение Внутренней Сферы и формирование новой Звёздной Лиги теперь вообще был под вопросом.

Похоже, что он сменил один кошмар на другой. Это армии Внутренней Сферы позволяли воевать людям даже весьма преклонного возраста, ничего подобного не было в воинской касте кланов. Там сражались только молодые, с горячей кровью. В первых рядах Ягуаров всегда стояли молодые бойцы, выращенные генетически и получившие закалку в сиб-группах. Воины же, перешедшие порог тридцатилетия, переводились в части соламы, где почти не было надежды на почетную смерть.

Трент понятия не имел, как долго он был без сознания, сколько времени он боролся с огненными демонами своих кошмаров, но сейчас эти жуткие видения казались ему предпочтительнее спокойствия реальности. Надежды больше не оставалось. Надеяться было не на что, кроме одного. И за это одно он уцепился.

Родовое имя.

Звездный полковник Бенджамин Хоуэлл обещал стать его патроном. Невзирая на поражение клана Дымчатого Ягуара на поле боя, Трент все еще мог сражаться за присвоение ему родового имени. А это означало, что его генетическое наследие может когда-то в будущем послужить клану и таким образом его жизнь продлится за пределы временных рамок, отпущенных на существование его непрочного тела.

– Сколько? – прохрипел Трент, после того как медтехник протерла его губы влажным тампоном. Верхняя губа распухла, как будто ему хорошо врезали по зубам.

– Вы были без сознания двадцать шесть дней. Завтра мы стыкуемся с нашим прыжковым кораблем. Вы помните, что с вами случилось?

Трент закрыл глаз и слегка вздрогнул. Да уж, он помнил. Он спас Джез, исполнил свой долг. Потом был мощный артобстрел и атака комгвардейцев. А затем пламя, пламя. Казалось, ноздри Трента вновь заполнил запах горящей плоти.

– Ут, – ответил он.

Медичка слегка изменила положение его койки, чтобы он мог видеть не только потолок. Унылый зеленый цвет переборок подсказал ему, что он находится в отсеке интенсивной тераППЧ. Трент слишком хорошо знал этот цвет. Он, как воин-Ягуар, не первый раз в жизни попадал на госпитальный корабль.

Трент не знал, что думать или говорить. Он неоднократно получал серьезные ранения, но никогда не находился без сознания так долго. Или это была медицинская кома, являющаяся частью лечения? Воспоминания об огне и об ужасающих образах его кошмаров пронеслись в голове, когда он обдумывал случившееся.

Мрачные размышления Трента прервал новый голос, донесшийся из точки, лежащей за пределами его поля зрения.

– Давно он пришел в сознание?

– Несколько минут назад, сэр, – ответил голос медтехника Карен.

– Что ему известно?

– Только результаты сражения и время, проведенное им без сознания. Ничего о серьезности полученных им ранений...

При последних словах она понизила голос, но интонация рассказала Тренту все. Он начал слегка напрягать различные мышцы тела, как бы проводя ревизию. Ступни шевелились, хотя еле-еле и под аккомпанемент боли в суставах. Ноги, значит, на месте. Левая рука отзывалась, а вот правая оставалась немой и безжизненной, отказываясь подчиняться сигналам, идущим из мозга.

«Моя рука! Неужели я лишился руки? И глаз чем-то закрыт. Неужто его тоже потерял?»

– Звёздный капитан Трент! – В поле его зрения возникло лицо пожилого человека. Судя по возрасту и одежде, человек принадлежал к касте ученых. Воины никогда не доживали до столь преклонных лет, но в низших кастах придерживались старой традиции сохранять активность стариков. – Я доктор Шаста. Вы чувствуете какую-нибудь боль?

– От, – ответил Трент.

Голос звучал слабо, но, как ему показалось, вполне отчетливо. Было похоже, что он с каждым вдохом набирает новую силу, как будто его тело пробуждается от долгого сна. Боли Трент не чувствовал, но беспокоящее отсутствие ощущений в руке и не желавший открываться глаз заставляли Трента гадать, насколько серьезны его ранения.

Человек с совершенно белыми и довольно редкими волосами, назвавшийся доктором Шастой, глядел на Трента задумчиво.

– Вы получили сильные ожоги. Если бы не действия наших спасателей и вашей связанной, вы бы сейчас были мертвы.

«Связанной?» Трент вспомнил воина, которого он объявил своим изорла, того, который так умело пилотировал «Краба».

– Насколько все плохо? – с трудом произнес он.

– Ваша правая рука сильно обгорела. Нам пришлось имплантировать в нее миомерные мышцы, чтобы восстановить мобильность и контроль... Мне также пришлось усилить ваши кости углеродными волокнами. Понадобится еще несколько дней на калибровку, чтобы вы снова могли пользоваться рукой. Лицо тоже было сильно обожжено, и спасти правый глаз не удалось. Мы начали выращивать новый по вашим генетическим образцам, он тоже будет готов через несколько дней. Именно поэтому ваша голова обездвижена – у вас на лице установлена матрица роста.

«Я потерял глаз.» Ему, конечно, вырастят новый, но как может человек сражаться в битвах без пары своих собственных глаз?

– Сражаться буду, воут? – спросил Трент хрипло. Больше всего он боялся услышать, что его с таким трудом вернули к такой жизни, в которой у него не останется надежды хоть когда-нибудь повести за собой людей в бой.

Старый доктор покачал головой, на его испещренном морщинами лице отразилось колебание, как будто он чего-то недоговаривал.

– Вы сможете снова пилотировать боевого меха, звёздный капитан. У вас имеются еще и другие ранения, но ими мы займемся позже, в подходящее время. А пока что вам нужны питание и покой. Медтехник Карен поможет вам поесть, а потом мы снова погрузим вас в сон.

Трент закрыл левый глаз и почувствовал, как по его щеке потекла невольная слеза. Он уцепился за слова доктора Шаста как за спасительную соломинку. Он снова сможет служить своему клану, сможет претендовать на родовое имя по линии Хоуэллов. Он снова поведет воинов в бой. Война конечно же, рано или поздно возобновится, и Трент поклялся сам себе, что будет в ней участвовать. Но на этот раз не будет никаких кошмаров. Он прошел огонь и выжил. Он глядел в глаза смерти, боролся с нею много-много дней... И он вернулся. Что теперь может ему помешать? Нет, теперь ничто его не остановит.

Трент пробудился с таким чувством, будто вселанная разом обрушилась на него. Он хорошо знал это чувство тошноты и полной потери ориентации в пространстве, столь характерные для гиперпространственного прыжка. Прыжковой корабль, вместе с находящимися на его борту посадочными суднами, совершил скачок из одной звездной системы в другую, пробивая на какую-то миллисекунду дыру в ткани реальности. Присущее подобным переходам ощущение головокружения и вернуло Ягуара к действительности.

Трент открыл глаз и оглядел комнату. Это было уже шестое его пробуждение. Каждый последующий период бодрствования был длиннее предыдущего, и, что самое важное, всякий раз он чувствовал себя лучше, как будто тело с новым пробуждением удваивало свои силы. За ним постоянно ухаживала медтехник Карен, ее лицо и руки стали Тренту знакомыми. Даже синтетическая пища из больничного рациона казалась вкусной – одно это уже показывало ему, насколько серьезны он был ранен.

Ему позволили пользоваться левой рукой, и Трент теперь мог управлять контрольной панелью, регулирующей угол наклона койки. Поскольку с его правой стороны лица уже сняли громоздкий ускоритель генетической регенерации, Трент мог теперь переводить койку в сидячее положение. Левой рукой он ощупывал синтетическую кожу, обтягивающую правую руку, трогал лицо и бинты, покрывающие большую часть головы.

На этот раз Карен была не одна. Рядом стоял доктор Шаста. Трент внезапно понял, что присутствие доктора является признаком чего-то более серьезного.

– Все в порядке, воут? – спросил Трент.

Доктор Шаста внимательно смотрел на Трента, положив подбородок на кулак правой руки, локоть которой опирался на ладонь левой. На лице его читалась озабоченность, и ответил он не сразу.

– Мы намерены сделать вам перевязку, звездный капитан. Пришло время ознакомить вас с тем, насколько сильно вы были изранены.

– Вы же сказали, что я снова смогу стать пилотом меха, – спокойно произнес Трент. – Все остальное не имеет значения для воина.

Когда доктор Шаста заговорил снова, он улыбался, но Тренту показалось, что улыбка его какая-то жалостливая.

– На протяжении всей своей карьеры, звёздный капитан, я занимаюсь исцелением воинов. Пребывание в любой касте имеет как свои привилегии, так и свои неприятные и тягостные стороны. Вам еще предстоит осознать, что за право снова командовать в бою надо заплатить невыносимо высокую цену.

Что это? Дерзость? Из уст представителя низшей касты?.. Доктор Шаста ножницами стал снимать внешний слой бинтов с головы Трента. Трент оставался спокойным, но, к своему удивлению, отметил, что его дыхание стало прерывистым.

«Чего я боюсь? Слов какого-то простого ученого? Я снова буду сражаться! И это единственное, что имеет значение.»

Процесс длился десять долгих и утомительных минут. Медтехник Карен вручила доктору небольшое зеркало, которое тот, в свою очередь, передал Тренту. Тот без колебаний поднял зеркало на уровень лица и заглянул в него своим зрячим глазом.

На голове оставался лишь кусок пластыря, поддерживающий тампон на правом глазу Лицо выглядело жутко. Кожи почти не осталось, деформированную плоть покрывала лишь влажная, почти глянцевитая синтедерма, сквозь которую устрашающе просматривались вены. На половине головы волосы исчезли полностью, оставшиеся сохранились, видимо, благодаря тому, что были прикрыты нейрошлемом. Правое ухо превратилось в какой-то мясистый бесформенный шишак. Нос не имел ничего общего с самим собой. Все выглядело, словно его лицо расплавилось: от него фактически остались лишь широко раскрытые проходы ноздрей, сочащиеся антисептическим кремом.

Правая часть верхней губы тоже исчезла, так что видны были десны и зубы. Трент понял, почему при питье он проливал часть жидкости на подбородок – на то, что от него осталось. Некогда крепкая, выразительно оформленная нижняя челюсть – родовой признак линии Хоуэллов, была чудовищно деформирована. Кожа и мышечные связки сильно выгорели, и теперь синтетическая кожа прикрывала лишь жалкие останки кости и связок. Жуткие шрамы тянулись к шее и там заканчивались.

Доктор Шаста снял бинты с правой руки, и Трент увидел, чем он заплатил за своевременное катапультирование и свое спасение. Кисть выглядела покрасневшей, но не тронутой, а вот предплечье и плечо обгорели так сильно, как будто их поджаривали в аду на горящей сере. Место сгоревших мышц заняли связки миомерных волокон, прикрытых все той же синтедермой. Рука лежала безжизненно, но Трент знал, что она функциональна. Как бы там ни было, но миомерные мускулы сделают руку гораздо более сильной, чем она была.

– Мое лицо... – все, что он смог сказать, глядя на себя в зеркало.

Доктор кивнул.

– Синтетическая кожа защитит вас от инфекции, и она прочнее и долговечнее настоящей.

Трент глянул на медтехника Карен, и жалость, которую он прочел в ее глазах, уязвила его.

– На мне теперь печать воина, – сказал он гордо и опустил зеркало. «Эти шрамы и рубцы показывают, что я бесстрашен в бою, что я сражаюсь жестоко и беспощадно. Они покажут всем и каждому, кто меня увидит, что у меня сердце настоящего Ягуара.» И все же Трент знал, что ему придется долго привыкать к лицу в зеркале. Оно было незнакомым, чужим...

Доктор Шаста медленно наклонил голову.

– Это на всю жизнь, звёздный капитан. Наша медицинская наука могла бы с легкостью восстановить причиненный ущерб, но наше воинская каста запрещает растрачивать медицинские ресурсы на удовлетворение чьего-то тщеславия.

Трент с этим не спорил. Кланы, особенно клан Дымчатого Ягуара, ненавидят расточительство. Таков путь кланов со времен Николая Керенского. Без этого они просто не выжили бы.

– Я не прошу вас исправлять мою внешность. И я буду носить эти шрамы с гордостью. Они покажут всем, у кого есть глаза, что я настоящий воин.

Доктор Шаста слегка покачал головой.

– Как скажете, воин. Я сделал все, что требуется от члена моей касты. Я залечил ваши раны, чтобы вы смогли снова вернуться к активному исполнению своего воинского долга. Я восстановил ваше здоровье до такой степени, что вы можете снова встать в ряды тех, кто сражается во имя Дымчатого Ягуара.

Трент слегка улыбнулся.

– Пусть те, кто увидит мое лицо, знают, что я не бежал от врага, а встретил его с поднятой головой!

Последний вопль адепта Джудит Фабер не пробился наружу. Звуконепроницаемые переборки темного отсека, находящегося глубоко в чреве посадочного корабля Дымчатого Ягуара «Хартел», поглотили ее крик, а ведущие допрос дознаватели переговаривались поверх безвольно распростертого тела, как будто её здесь не было. Джудит знала, что враги должны были покинуть Токкайдо, но до неё почти не доходило, что и сама она находится на корабле Ягуаров. Все кругом напоминало лабиринт ада и не могло иметь к ней никакого отношения... Джудит не видела лиц своих мучителей, которые допрашивали ее уже в течение нескольких дней.

С момента пленения её воспоминания были мутным пятном, искаженными наркотиками и болью пыток. Она смутно осознавала как Ягуарывзяли её в плен. Её запястье несколько раз обмотали кордом, и затащили на борт посадочника. Пока шли, один из конвоиров сообщил ей, что гвардия КомСтара одержала победу на Токкайдо, но её радость, вызванная этим сообщением, длилась недолго. Со смертельной эффективностью её начали допрашивать. Сначала просто задавали вопросы, потом начали накачивать наркотиками, затем в дело пошли электроды и сенсоры нейросвязи. Жестокость допросов не удивляла Джудит. Перед тем, как она отправилась на выполнение задания, ей и об этом рассказывали во время инструктажа. Вот только знать – это одно, а испытывать на собственной шкуре – совсем другое. Все, что у Джудит оставалось, это ее сильная воля – тонкая мембрана между муками и безумием.

– Отрубилась, – донесся до нее глубокий низкий голос.

Говорящего она не видела. Это не имело значения; впрочем, теперь вообще ничего больше не имело значения. Её пытали слишком долго, чтобы это можно было выдержать. Она была готова сломаться, почти готова рассказать своим следователям правду. Даже смерть была бы долгожданным избавлением от боли.

– Допросы с применением наркотиков весьма эффективны, но КомСтар при нашей последней встрече продемонстрировал изобретательность, – отозвался более высокий, почти женский голос. – Возможно, ее накачали блокирующими агентами, чтобы она могла противостоять нашему медикаментозному воздействию.

– Не слишком ли вы перестарались с допросом?

– Возможно. Но сомнительно. Очень немногие из наших людей во время битвы на Токкайдо объявляли своих поверженных противников связанными. Я нахожу странным, что она не захотела репатриироваться вместе с остальными пленными гвардейцами.

– Во время допросов мы выяснили, что в ходе боев на Токкайдо она потеряла друзей и подчиненных, чувствует себя виновной в их смерти, хотя сама она сражалась превосходно. Как мы это вчера обсуждали, вина глубоко укоренилась в ней, и это оказалось мощным фактором, помогшим нам расколоть ее до такой степени.

Сомневающийся собеседник сделал паузу, и Джудит получила небольшую передышку – её терзал один только звук этих голосов, которые почти вернули ей сознание.

– Для воина она прекрасно разбирается в технике.

– Возможно, именно это поддерживает в ней жизнь и может стать полезным для нас. Звёздный капитан Трент потребовал ее своей изорла, – произнес низкий голос. – Но мы не ходим тропою Волков. Если мы сертифицируем ее в качестве техника, то избежим риска появления нового Фелана Келла в наших рядах. Это и будет моей рекомендацией относительно её участи.

– Она ведь спасла жизнь звездного капитана Трента, воут?

Обладатель низкого голоса ответил не сразу:

– Ут. Его подразделение поддержки было разгромлено, а техники погибли. Если Трент этого захочет, она может служить ему как техник.

Джудит услышала, как чьи-то пальцы быстро застучали по клавиатуре компьютера. Потом стук смолк, и она почувствовала ладонь на своем лбу.

– Я знаю; что ты слышишь мои слова, Джудит. Твои силы со временем восстановятся, но сейчас ты должна лишь слушать, воут? Ты сражалась как настоящий воин, но эта часть твоей жизни осталась в прошлом. Теперь ты принадлежишь Дымчатым Ягуарам и будешь играть новую роль. Да смилостивится над тобой Керенский...

Перед тем как снова провалиться в небытие, Джудит улыбнулась сама себе, зная, что они никогда не узнают причину улыбки. «Началось»...

Дата добавления: 2015-08-18