Рок священник

«Джоди, было бы здорово, если бы ты поехала со мной в Сибирь», – сказал я своей жене во время завтрака у нас дома в Амстердаме.

«Но что будет с нашими мальчиками? – спросила она. – Кто будет за ними присматривать?»

Я сказал Джоди, что уверен в том, что кто-то из наших дру­зей обязательно позаботится о наших мальчиках, пока мы будем в этой важной поездке.

Поскольку нам удалось уладить все дела, Джоди была рада поехать со мной. Но возникло одно очень серьезное препятствие, которое могло помешать нашей поездке. До последней минуты наши билеты в Советский Союз не были подтверждены. Наши па­спорта находились в офисе, расположенном в городе. За день до отъезда мне позвонил Майкл де Йонг, моя правая рука, который был ответственным за новую церковь – результат нашей работы в Амстердаме.

«Дэвид, кто-то проник в офис и украл ваши паспорта», – сказал он.

Я был ошеломлен. «Ну, почему ничего не происходит без битвы?» – простонал я.

«Да, я думаю, это невозможно», – ответил он с сожалением.

Мы с Джоди помчались в посольство США, чтобы получить новые паспорта. Их сделали за рекордно короткое время. Затем мы понеслись в посольство СССР, чтобы получить визы для поездки в Россию.

Вы никогда не знаете, что произойдет в этом посольстве, когда вы туда придете. Тут всегда длинные очереди раздраженных людей, ожидающих свои проездные документов, но чудом мы получили визы – мы были вторые с конца, прежде чем они закры­лись. Если бы мы их не получили, то сорвалась бы вся поездка.

Прибыв в Москву, я был удивлен сравнительному порядку в международном аэропорту. Нам советовали не ехать в Москву, по­скольку это было неспокойное время для всей страны, особенно для Балтийских стран. В отличие от неприятностей, пережитых мною в прошлый мой визит, обстановка была абсолютно спокой­ной, и мы с легкостью прошли таможенный контроль с нашими чемоданами, полными русских Библий и другой литературы. Я ре­шил, что нам не пришлось открывать чемоданы, потому как Джо­ди была со мной, и я выглядел респектабельно.

После таможни к нам подошел один россиянин и спросил нас: «Мы не знакомы?». Как выяснилось, он молился со мной мо­литвой покаяния на одном из наших предыдущих концертов. Он сказал, что получил письмо от нас и с радостью заказал для нас номер в гостинице. Как и в предыдущий раз, мы остановились в гостинице-корабле и заплатили 80 долларов за комнату размером с кладовку.

Миша, один из помощников Евгения, встретил нас на следу­ющий день в гостинице и отвез через весь город в местный аэро­порт. Дороги в Москве сумасшедшие. Мы чуть было не врезались в грузовик, когда одна машина подрезала нас.

После двухчасовой молитвы о том, чтобы не погибнуть на дороге, мы прибыли в терминал, в котором, в отличие от между­народного аэропорта, были длинные очереди уставших и раздраженных людей, пытающихся сесть на свой рейс.

Во время полета в Барнаул Джоди долго говорила с мужчи­ной, сидящим рядом с ней. Она рассказала ему, почему мы здесь, а он ответил ей, что жители Советского Союза как раз нуждаются в послании о Боге. «Это время как раз для такого послания», – сказал он. Как он объяснил, Бог был полностью исключен из его образования, поэтому в его понимании о смысле жизни была огромная дыра.

Прибыв в Барнаул, мы встретили Евгения, который рас­плылся в улыбке при виде нас. Он с радостью протянул мне руку, а я пожал ее с еще большей радостью.

«Мы считали дни до вашего приезда», – сказал он. Наш друг протянул мне расписание полное встреч с прессой, ТБ и местны­ми школами.

Мы поселились в гостинице и были рады тому, что там теп­ло (а так бывает не всегда), потому что на улице было минус 60 градусов по Фаренгейту. Однако расстроило нас отсутствие воды во всем здании. Целый район города был без воды.

Из-за резкой смены часовых поясов и громких звуков дис­ко в соседней комнате мы не выспались. На следующее утро мы попытались освежиться настолько, насколько это возможно при отсутствии воды, и поехали в первое место назначения в нашем плане – сибирскую тюрьму.

Военный командир завел нас с арктического воздуха к себе в офис. Тюрьмы в Советском Союзе контролируются воен­ными, и американские, по сравнению с ними, напоминают лагеря для отдыха. Ветер бил мне в лицо, когда он вел нас через двор, где сосульки свисали с крыш зданий. Мы выдыхали белый пар, так как находились на морозном воздухе.

Мы зашли в комнату, где, как мне сказали, я смогу обра­титься к заключенным. У них были бритые головы и старая, изно­шенная до дыр одежда. Непрерывно бил барабан, и заключенные в такт ему ходили по кругу.

Когда мы с Джоди вошли в комнату, люди остановились и посмотрели на нас. Командир разрешил им сесть и сказал мне, что я могу обратиться к заключенным. Л заметил, что ни один из них не осмелился взглянуть на Джоди. Наверное, их предупреди­ли, чтобы они этого не делали, и, возможно, их сильно наказали, если бы они это сделали.

«Я хочу рассказать вам о Том, Кому вынесли смертельный приговор», – начал я, а ветер за окном завывал, кидая снег в окно. Заключенные посмотрели на меня с интересом.

«В Америке, – говорил я, – вас отправляют в тюрьму в нака­зание за совершенное преступление, и если вы совершили очень серьезное преступление, вам выносят смертельный приговор – ча­сто это смерть на электрическом стуле». Многие из них стали слу­шать еще более внимательно, услышав это.

«Я хочу рассказать вам о Том, Кто не был виновен ни в чем, когда Ему вынесли смертельный приговор. На самом деле. Он умер за все плохое, что мы совершили», - объяснил я. Они ус­лышали об Иисусе, как Он умер за нас на кресте, потому что Бог хотел иметь с нами личные взаимоотношения и хотел простить нам всю нашу вину.

«Если кто-то из вас хочет познать Бога и принять Иисуса Христа в свое сердце, я хочу пригласить вас выйти вперед и стать на колени вместе со мной», – сказал я.

Командир разрешил, и десять человек вышли вперед, и мы вместе стали на колени.

После молитвы некоторые заключенные остались и зада­вали вопросы, а мы с Джоди дали покаявшимся Библии и другую литературу. Остальные тихо ушли в свои камеры. Потом мы пили чай с командиром и другими офицерами в тюрьме.

На следующее утро в дверь нашего номера постучали: это была женщина, возглавлявшая местный Институт иностранных языков. Мы долго говорили с ней о Боге и гордыне. Это была образованная женщина, знающая несколько языков и занимающая престижное положение в обществе. Я сказал ей, что если она хо­чет познать Бога, ей необходимо смирить себя и очистить свое сердце от гордыни. К моему удивлению, она согласилась и попро­сила разрешения встретиться с нами еще раз.

Наша следующая встреча состоялась в школе, располо­женной неподалеку. Б местной газете вышла статья о нашей по­ездке в тюрьму за день до этого, и репортер называл меня «рок-священником». Это была доброжелательная статья, и школьники с нетерпением ждали увидеть этого рок-священника из Америки.

Перед отъездом наша группа сделала три двадцатиминут­ных видео об NLM и нашем послании, говорящем о Боге. Одно из них мы показали ученикам и ответили на их многочисленные вопросы. Джоди постоянно окружала толпа молодых людей, кото­рые просили ее поставить автограф на их буклетах, и она писала длинные посвящения для каждого.

Телевизионная команда приехала в школу, и мы дали им интервью о нашем предстоящем туре «Никакого секса» (до брака). Они думали, что название выглядит смешно. Они задавали много вопросов о нем и о моей вере в Бога. Я не мог поверить, что все это происходит в самом сердце Сибири.

На следующий день было немного теплее – температура поднялась до -40 градусов по Фаренгейту. Мы посетили колледж и, обратившись к студентам (чего мне не разрешили бы делать в Америке), я рассказал им, что мир не случаен, и что Бог соз­дал красивые горы. Он не энергия или сила, Он Отец с любящим сердцем, который любит их и хочет подарить им жизнь и новую надежду.

Одна учительница подняла свою руку и спросила: «Я вижу, что вы говорите от всего сердца, – сказала она. – Наверное, вы многое пережили, прежде чем принести сюда это послание».

Я сказал, что это правда, что мое сердце болит, но не от­того, что я много страдал. «Причина этой боли, – сказал я, – это то, что большинство из вас не знает, насколько сильно Бог любит вас. Это очень меня расстраивает». Вдруг без предупреждения я заплакал. И все потому, что Божье присутствие наполнило этот тихий класс, и многие другие в нем тоже плакали.

Я чувствовал, что Бог не хочет, чтобы я призывал их выйти вперед и принять Христа прямо там, но позволил им помолиться индивидуально. Мы раздали всем буклеты и объяснили, как они могут познать Иисуса, а затем у нас были откровенные разговоры со студентами, а также с одним из представителей начальства.

После этого мы с Джоди поехали в школу, которую я посе­щал в предыдущем году. Наша встреча была исключительно с уче­никами возрастом от пятнадцати до восемнадцати лет. Многие из них приняли Христа в свое сердце во время фестиваля «Рок Азия» и посещали последующие встречи с нами. Эти ученики рассказали мне, что постоянно читают Библию и разговаривают часто о Боге. Мы показали им снятое нами видео, и они истерически смеялись, потому что перевод на русский язык, сделанный в Голландии, был очень плохим. Они предложили сделать более корректную озвучку, прежде чем показывать по телевизору.

Один из учеников сказал мне, что в одном месте мой пере­вод на русский был совершенно неправильным. Я говорил о том, что Бог простирает к нам Свои руки с готовностью простить каждого, но перевод говорил, что Бог решает, кого прощать, а кого нет.

Оттуда мы поехали в Институт иностранных языков. Боль­шинству студентов было больше двадцати лет, и я говорил с ними о пустоте материализма. Для многих их них материализм был ответом на все их проблемы, поэтому я рассказал об отчаянии и оди­ночестве, которое переживают люди в Голландии – относительно благополучной стране.

Даже богатые люди не удовлетворены; поскольку ответом являются не вещи, но духовное обновление», – сказал я.

В тот вечер мы пошли в гости к Евгению и составили план великолепного тура, который начнется в Москве и закончится в Монголии.

В воскресенье, после по обыкновению выматывающей по­ездки на такси, мы приехали в одну из евангельских церквей Бар­наула. Это была баптистская церковь, насчитывающая около 300 прихожан.

Пастор Виктор встретил нас и провел в комнату, где соби­рались старейшины. Могу сказать, что далеко не все были рады моему присутствию, и я был даже немного удивлен, что мне дали слово.

Служение проводилось в красивом, но не отапливаемом помещении. В зале сидели в основном старушки, с косыночками на головах, а на балконе – молодые ученики из школы, которую мы посетили за день до этого. На сцене сидело несколько муж­чин-проповедников и старший пастор за столом. Во время служ­бы люди передавали пастору записки. Это были вопросы. Пока я ждал своей очереди говорить, я начал сильно нервничать. Мне не давал покоя вопрос, как же обратиться к этой аудитории, особен­но зная, что они удивлялись мне и моей внешности – скорее всего.

Я был первым длинноволосым проповедником, которого они когда-либо видели у алтаря.

Пастор дал мне знак, что пришел мой черед проповедо­вать, и я пошел к алтарю со своим переводчиком, не христиа­нином. Я говорил о заблудшей овце из Луки 15, и о том, что Бог более печется об одной заблудшей овце, нежели о девяноста де­вяти, не заблудших. Он бы пошел и нашел заблудших овец, а не ждал бы, пока они придут к Нему.

В завершение своего послания я попросил людей склонить свои колени вместе со мной на сцене, если Бог обращался к их сердцам, и если они хотят идти к заблудшим овцам Барнаула.

Я стал на колени, и многие присоединились ко мне, рыдая и моля Бога дать им смелость повиноваться Ему. Мы провели вме­сте великолепное время. После этого все их сомнения относитель­но сотрудничества с нами рассеялись, и они сказали, что хотят, чтобы мы поддерживали друг друга.

После мы помолились вместе, и пастор предложил мне спеть. Эта идея показалась мне сумасшедшей. Что я могу спеть такой аудитории? Мой мозг судорожно вспоминал все возможные песни, которые я когда-то пел на мосту в Амстердаме, и единствен­ное, что я смог вспомнить это

«Святой, Святой, Святой, Господь, Бог могущества и силы».

Я спросил пастора, как их музыкант сможет мне подыграть на органе, если она не знает аккордов.

«Не беспокойтесь об этом, – улыбнулся он. – Она подстро­ится под вас».

Итак, я снова вышел вперед и пел песню, в то время как эта женщина пыталась аккомпанировать мне на органе. Мое пе­ние было ужасным, и когда я сел на свое место, Джоди сказала мне, что я совсем не попадал в ноты. Я почувствовал себя глупо, и знал, что Джоди старается не смущаться. Но пастор Виктор сказал мне, что ему очень сильно понравилось мое пение!

В тот вечер мы поехали в гости к Наташе. Они с мужем были директорами местного университета, но у них в квартире было настолько холодно, что нам пришлось сидеть в куртках. В предыдущий раз они просили меня привезти им кассеты на английском языке, чтобы студенты могли изучать английский. Мне сказали, что все кассеты, которые у них были, устарели и не соответствовали нормам современного английского языка. Поэтому мыс Джоди дали им кассеты, на которых была записана Библия на английском языке в современном переводе, чтобы их студенты учились говорить по-английски. Они сказали, что это был наибо­лее ценный подарок, который они когда-либо получали, и тут же начали слушать кассеты.

В конце концов, пришло время нам с Джоди прощаться с нашими многочисленными друзьями в Барнауле. И вот наш тур «Никакого секса» от Москвы до Монголии начинал вырисовывать­ся.

Тур «Никакого секса»

Я стоял на сцене перед публикой в Московском театре: «Я устал, – зевнул я, подтягиваясь. – Где же моя кровать?» Толпа взор­валась аплодисментами, когда на сцене появилась моя кровать на колесах, украшенная трубами, мигающими огнями, сиренами и запрещающими дорожными знаками.

Затем я надел длинную полосатую ночную рубашку поверх своего сценического костюма, и встал на устланную красным са­тином кровать.

«Я верю в секс», – заорал я в толпу. Она дико завизжала в ответ.

«Я уверен, что вы должны заниматься сексом как можно чаще», – продолжал я, и они еще громче завизжали. Эти москов­ские ребята были со всем согласны и наслаждались каждой мину­той моего выступления.

И тут я ударил прямо в точку. «Только после свадьбы, ко­нечно же!»

Они вдруг затихли. Пока мою кровать толкали, я пел пес­ню, а слова показывали по-русски на экране:

Эта песня дня всех вас, кто занимается безопасным сексом. Думая, что СПИД – это худшее, что может произойти с вами.

Но кто сохранит вас от разбитого сердца?

Единственный постоянный секс, который у вас будет, это с видеокассетой.

Никакого секса до свадьбы, никакого секса.

Это песня для всех вас, нежащих в своей постели.

Смотрящих в потолок и желающих смерти.

Единственная настоящая любовь – это ваша подушка;

Вы бегаете по кругу, подобно курице без головы.

Никакого секса до свадьбы, никакого секса.

Бог видит одиноких матерей.

Одинокие жизни,

И всех остальных:

Нерожденных детей, несправедливость мира.

Иисус плачет, видя всю эту боль.

Никакого секса до свадьбы, никакого секса.

Послание взорвало зал!

Мы были в дороге уже почти четыре дня. Несмотря на мно­гие трудности в Москве, где мы выступали дважды, у нас было хорошее настроение. Концерты в этом городе были плохо прорекламированы и организованы, но, несмотря на это, тридцать пять людей пришли к Христу, и нас поддержала евангельская церковь в Москве.

Евгений, наш тур-менеджер, нанял для нас приватный са­молет, и мы поехали в аэропорт, чтобы посмотреть на него. Мы согласовали некоторые детали, поскольку нам необходимо было летать на длинные расстояния в течение нашего самого большого тура. Без него наша поездка растянулась бы на месяцы.

Наша международная тур-команда состояла из четырнад­цати человек и тысяч Библий, брошюр, учебной литературы и му­зыкального оборудования. Это был тур NLM «Никакого секса» от Москвы до Монголии.

Перед поездкой были организованы специальные ходатайственные группы в каждом городе, в котором мы собирались выступать. Идея состояла в том, чтобы организовать группу руководителей фан-клубов (являвшимися на самом деле устроителями церквей), которые останутся в городах, чтобы помочь возрастать покаявшимся.

Евгений пообещал нам два самолета, и когда он достал только один, это стало для нас настоящей проблемой, поскольку нам нужно было перевозить команду, все наше оборудование и литературу.

Когда мы приехали на взлетное поле, чтобы лететь в Таш­кент, столицу Узбекистана, мы увидели, что наш самолет – это очень маленький трехдвигательный летательный аппарат, кото­рый вообще не приспособленный для перевозки грузов. Един­ственный способ, как мы могли погрузить все наши вещи в само­лет, – это убрать двери и половину кресел.

Мы сложили оборудование возле туалета от пола до потол­ка. Там не было ремней для фиксации груза, поэтому если бы мы попали в зону турбулентности, один из наших больших чемоданов мог бы упасть на нас. А для того, чтобы попасть в салон, нужно было забраться с помощью трапа на крыло самолета и пролезть в небольшое окно.

Некоторые члены нашей команды, боясь худшего, начали говорить, что мы перегрузили самолет и можем разбиться. Люди запаниковали, помня, что случилось с Китом Грин (Его небольшой самолет разбился в Техасе после того, как был перегружен).

Виктор, наш звукорежиссер, достал фонарь и начал про­верять крылья самолета на наличие изъянов.

«Может нам не стоит ехать?» – сказал кто-то из команды. Не было сомнения, что это была духовная атака – мы собирались ехать в Ташкент, закрытую мусульманскую цитадель в советской Центральной Азии.

Чтобы снять напряжение, я твердо сказал: «Советские пи­лоты натренированы лучше всех в мире». Я не был в этом уверен, но все равно это сказал.

«Но самолет перегружен», – простонал один из членов ко­манды.

Мне было сложно себя сдерживать, чтобы окончательно не рассердиться. И я сказал:

«Хорошо, давайте посчитаем, что сколько весит». И Виктор начал считать вес нашего оборудования и спрашивать у каждого его личный вес.

Когда Терри Нокс, наш гитарист, сказал, сколько он весит, один из членов группы возмутился: «Нет, Терри, ты весишь боль­ше! Воздух был буквально наэлектризован напряжением. Мы с Виктором забрались через окно к пилоту, который до этого был летчиком на самолетах «МИГ», и показали ему предполагаемый вес. Я спросил: «Как вы считаете, сможем ли мы полететь при та­ком весе?»

«Без проблем», – ответил он.

Я предположил, что мы очень перегрузили самолет, но его убедительных слов хватило, чтобы меня успокоить. Когда я сооб­щил всей группе об этом, они неохотно вернулись в самолет через окно, и мы начали молитвенное собрание.

Наш самолет странно выглядел. Люди сидели по обе сто­роны, чемоданы и коробки были сложены до потолка. Когда мы начали взлетать, все принялись молиться, чтобы нам не упасть. Вдруг Геррит Этсинг, наш командный пастор, начал бегать по про­ходу и неистово молиться.

«Сядь, Геррит, – сказал я, – и пристегни свой ремень без­опасности».

Я уговорил его сесть обратно на свое место. Я подумал о своей семье и пришел к выводу, что Бог не допустит того, что­бы мы разбились. Нам предстояло так много всего сделать. Рик Адаме, наш специалист по спецэффектам из Нью-Йорка, захотел сесть рядом со мной, сказав: «Если мы умрем, я хочу быть рядом с тобой».

Когда мы оторвались от земли, вся команда облегченно вздохнула. Следующий наш кризис был во время приземления. Я закрыл глаза и дождался, когда колеса самолета коснутся земли. Самолет заскрипел, когда пилот нажал на тормоза, и мы вздохну­ли с облегчением после успешного приземления в Ташкенте.

После трехчасового сна в кишащей тараканами гостинице я молился, прося Бога показать, какой подход мне следует исполь­зовать на концерте в этот вечер. В вестибюле гостиницы я видел устрашающую картину, на которой был изображен человек, похо­жий, как мне показалось, на Аятоллу Хомейни. Из окна нашей го­стиницы была видна мечеть, где собиралось большое количество мусульман.

Ташкент, на то время четвертый по величине город в Со­ветском Союзе, с населением до двух миллионов человек, грани­чит с Ираном и Афганистаном, которые были крайне негативно настроены по отношению к христианам. Городской совет на днях разрешил открыто проповедовать Евангелие, но как раз тогда, когда мы были в Ташкенте, в Тегеране (Иран) был утвержден указ о том, что убийство любого американца является святым и пра­ведным делом для мусульман.

В тот день Виктор подошел ко мне со статьей, которую он прочитал в «USA Today», предупреждающей американцев не ехать в этот регион мира. Однако я все еще ощущал, что нам необходи­мо быть смелыми, и я знал, что нам не следует бояться всех этих угроз.

Первый концерт был великолепен. Мы играли вместе с не­христианской командой под названием «09», и когда мы были на сцене, я чувствовал Божью силу. Я не призывал людей выходить и каяться публично, но я знал, что если бы я сделал призыв, то мно­гие так бы и сделали. Евгений предупредил меня не делать этого. Он рассказал мне, как кто-то приезжал с фильмом об Иисусе, и это вызвало большой бунт общественности.

Я закончил второй концерт словами: «Я знаю, что жители Узбекистана любят своих детей. И то, что вы видели на сцене, – это история любви Бога к Его творению».

Я собирался остановиться на этом, но ничего не смог с со­бой поделать и продолжил объяснять, кем был Иисус – восемь че­ловек вышли вперед, чтобы принять Иисуса Христа. После этого Евгений сказал мне, что в зале были представители власти, кото­рые должны были решить, сможем ли мы провести еще несколь­ко концертов в этом городе или нет. Конечно, я боялся, что из-за моего поступка они отменят все последующие концерты в городе.

На следующий день я встретился с двумя людьми из един­ственной баптистской церкви в Ташкенте. Они рассказали мне, что находятся под большим давлением из-за того, что власти не разрешают им проповедовать.

Я мог ощущать страх, окутавший город, и казалось, что люди на улицах находятся в постоянном напряжении. Власти раз­решили нам выступать, и когда мы готовились к следующему кон­церту, я дал интервью для телевидения. Я рассказал о том, что на наших концертах мы говорим о любви Отца, выделяя то, что всем нужно пережить эту любовь.

«Как дела?» – спросил я у вокалиста группы «09». Он пожа­ловался на боль в желудке. Я почувствовал необходимость молить­ся о том, чтобы Бог исцелил его, поэтому я спросил этого парня: «Ты не против, если я помолюсь за тебя, и попрошу Бога исцелить твой желудок?» Он согласился, а после сказал, что чувствует себя гораздо лучше.

Намного больше людей посетили следующий концерт. Ког­да мы играли нашу вторую песню «Я хочу славить тебя, Господь», я прыгнул с платформы, не удержал равновесие и тяжело приземлился на левую пятку.

Я закрутился на месте от сильной стреляющей боли, и чуть было не потерял сознание. Мне вдруг стало тяжело стоять на ногах, а мышцы непроизвольно сокращались, но я нашел в себе силы как-то закончить концерт. Терпя неимоверную боль, с бледным лицом, я как-то пригласил людей принять Христа в свои сердца. Шесть человек покаялись публично.

Журналистка, бывшая там, чтобы сделать репортаж, зали­валась слезами, когда брала у меня интервью, настолько она была тронута посланием, которое услышала.

Я не мог рассуждать здраво из-за боли. У меня болела го­лова, и мышцы ног вообще не слушались меня. Как-то я пережил следующий концерт, и Карей, наша медсестра, перевязала мне ло­дыжку. Я корчился от боли. Двадцать три человека покаялось на этом концерне, и после него меня отнесли в карету скорой помо­щи, которая отвезла меня в обычную больницу, где мне сделали рентген ноги. Нога распухла, но я знал, что мне необходимо про­вести еще два концерта, несмотря ни на что.

После наложения гипса на мою ногу врач, одетый в белое, сказал мне через переводчика:

«Боюсь, что Вы не сможете ходить три недели».

«Почему?» – спросил я, чувствуя, как все внутри меня пере­ворачивается.

«Ну, хотя вы ее не сломали, но очень сильно растянули связки», – ответил он серьезным тоном.

После моего возвращения из госпиталя около 1:30 дня, меня отнесли в мой номер в гостинице. Я очень сильно устал и по­терял уверенность в своих силах. Последнее, что я помню, перед тем как погрузиться в сон, это мысль: «Бог, почему ты не исцелишь мою лодыжку?»

На следующее утро Евгений постучал в мою дверь. Вид у него был угрюмый. «Дэвид, нам необходимо отменить все следу­ющие концерты, – сказал он с печалью. – Тебе необходимо отдохнуть».

«Извини, Евгений, – ответил я настолько твердо, насколько мог, – спасибо, за твою заботу обо мне, но мы не можем сделать этого. В любом случае я чувствую себя уже намного лучше». На самом деле я был разбит, но я должен был не допустить того, чтобы Евгений отменил весь тур. Я собирался проводить концерты, даже если для этого мне нужно было лежать на кровати.

Позже днем вдобавок к моей депрессии у меня обостри­лась диарея. Джефф Готт, наш тур-менеджер, дал мне несколько таблеток. Проблема ушла, но я все равно чувствовал себя ужасно.

Водитель такси с видом дикаря пришел ко мне в номер, чтобы отвезти меня на концерт. Он отнес меня на своей спине от такси до сцены. Он сказал мне, что принял Христа за день до это­го, на одном из наших концертов, и он рад тому, что я в городе.

Несколько мыслей пронеслось у меня в голове, когда я за­ходил в здание, где мы выступали. Во-первых, я надеялся, что мне не станет плохо во время концерта от лекарств, которые я принял. Во-вторых, мне было интересно, как же будет проходить концерт, ведь нам пришлось отказаться от показа шоу, в том числе и мощ­ной презентации Евангелия через постановку с живой музыкой.
Занавес был закрыт, но я слышал шум толпы за ним. Меня отнесли и посадили на ящик для аппаратуры, и я сидел там прямо перед занавесом.

«Я не верю, что делаю это», – прокричал я членам команды.

Внезапно открылся занавес, и мы начали свое выступле­ние. Я крепко схватил радиомикрофон и ездил по сцене на ящике. Одна из песен должна была закончиться тремя моими прыжками. И я встал с ящика и подпрыгнул три раза, но на третий раз я при­землился на четвереньки прямо перед ящиком. Я меня был жал­кий вид.

Я подумал, что должен что-то сказать, поэтому я объяснил послание креста очень простыми словами. То, что произошло по­сле этого, было просто великолепным. Я чувствовал мощнейшее присутствие Божьей силы, и молодые люди буквально бежали вперед, чтобы принять Иисуса.

Намного больше людей пришло к Богу, когда я был болен и не мог ходить, чем тогда, когда я чувствовал себя хорошо и мог показать «сильное» представление.

Игорь из «09» чуть не заплакал, когда мы собрались ухо­дить. Мы дали имена и адреса 154 недавно уверовавших ребят баптистской церкви, которая собиралась посетить всех их.

Я вернулся обратно в гостиницу, мне все еще было нехоро­шо, и меня занесли обратно в мою комнату.

После прибытия в Барнаул, Сибирь, я не спал всю ночь, поскольку у меня опять был острый приступ диареи. Мы прилете­ли туда днем. Я встретился с командой поддержки, которая основывала новую церковь, включающую и членов фан-клуба. Они рассказали мне, что проблема, с которой они столкнулись, заклю­чалась в том, что люди приходили к Христу, но не знали, как сле­довать за Ним дальше.

Сидя в своей комнате в одиночестве, я наблюдал за ма­ленькими русскими машинами, тракторами, изрыгающими клубы дыма автобусами и грузовиками, которые стремились прорваться через нерегулируемый перекресток. Бедно одетые люди стреми­лись, во что бы то ни стало, пересечь улицу.

«Иисус, – закричал я, – помоги мне видеть этих бедных лю­дей Твоими глазами!»

И Он сделал это. Тем вечером я опять сидел на ящике с ко­лесиками, и восемьдесят человек отдали свои жизни Христу.

Из Барнаула мы полетели в Новосибирск. Там была боль­шая сумасшедшая толпа, но Роки помолился за мою ногу, и я смог опираться на нее. После концерта покаялось тридцать восемь че­ловек.

Казалось, что все налаживается, пока мы не получили из­вестие о том, что умер отец нашей переводчицы Татьяны. Роки вернулся вместе с ней обратно в Барнаул на похороны. Это было шоком для всех нас.

Оттуда мы полетели в Красноярск. Мое настроение стало намного лучше, поскольку я смог снять гипс со своей ноги. И в гостинице даже была горячая вода!

Мы увидели, как 255 человек пришло к Богу, включая женщину, которая освободилась от спиритизма и покинула сцену, танцуя от радости.

Оттуда мы поехали в Иркутск. Я встретился с Сергеем, ко­торый организовывал наш последний концерт в этом городе. Б тот раз он принял Христа, но опять стал пить водку, когда его жена ушла от него, и вернулся в свое прежнее состояние.

Гостиница, в которой мы остановились, была намного луч­ше той, где мы жили в прошлый раз. Вода была все такой же коричневой, но, по крайней мере, теплой. Я очень соскучился по Джоди и мальчикам. Сообщение от Джоди по телетайпу принесло мне много радости, в нем говорилось, что она сможет встретить меня в Улан-Удэ.

Огромная ревущая толпа была на концерте в Иркутске. Впереди стояла группа сатанистов, которые кричали и произно­сили проклятья. Во время концерта они брали буклеты, которые мы раздавали аудитории и сжигали их прямо на месте.

Когда Терри, наш гитарист, подошел к ним, они попыта­лись ударить его, ругаясь и крича. Сорок два подростка вышли на сцену, чтобы принять Христа в тот вечер, в то время как один из сатанистов выпрыгнул на сцену и начал «мочиться» прямо со сцены, а другие кричали ругательства в микрофон.

Про себя я подумал: «Это настоящая духовная война».

Несмотря на все эти беспорядки, семьдесят два человека обрели Христа в Иркутске за те два вечера.

Оттуда мы полетели в Улан-Удэ, центр буддизма в советской Цен­тральной Азии. Я сразу же почувствовал иную духовную атмосфе­ру, когда приехал в город. Группа, выступавшая перед нами, была настроена очень агрессивно и недружелюбно по отношению к нам. Перед концертом я вернулся в гостиницу, и мне сказали, что приехали две американки, и одна из них – Джоди. Я поднялся по лестнице, открыл дверь и увидел Генриетту, голландскую невесту Тэрри, нашего гитариста. Когда я увидел свою красавицу-жену, я заключил ее в объятия и разрыдался. Как же хорошо было снова ее увидеть!

Двадцать пять человек пришли ко Христу в тот вечер, и были приглашены на собрание нашего фан-клуба.

Нас пригласили посетить единственный буддистский муж­ской монастырь в советской Центральной Азии. В Голландии мне посоветовали быть крайне осторожным при посещении подобно­го монастыря.

«Я знаю людей, посетивших буддистский монастырь, им по­требовалось немало времени, чтобы прийти в себя, – предупреди­ли меня, – это не место для экскурсии. Это демоническая духов­ная цитадель».

Я принял этот совет всерьез, и у меня чуть не развилась паранойя при входе в монастырь. Входя в ворота, я сильно сжал руку Джоди, я смотрел по сторонам, чтобы убедиться, что ни один демон не следует за нами.

Нас повели в храм, где было много идолов и других религи­озных вещей, а еще я увидел монаха, одетого в желто-оранжевую одежду, сидящего за столом.

Я был рад, когда пришло время вернуться обратно в авто­бус, и вздохнул с облегчением, когда понял, что не пострадал от этого визита. Но вдруг я почувствовал, как Бог говорит ко мне: «Дэвид, я хочу, чтобы ты вернулся обратно и отдал Библию тому монаху». Я подумал про себя: «Это просто мои мысли. Это не Бог». И не обратил на это внимания. Но это чувство становилось все сильнее и сильнее. «Я хочу, чтобы ты дал этому буддистскому мо­наху Библию».

Поэтому я попросил Джоди подождать меня в автобусе, а переводчика – вернуться со мной в монастырь. Мы прошли через ворота и направились прямо к храму, где я нашел все еще сидяще­го за столом монаха.

«Бог доволен тобой», – сказал я ему через переводчика.

Он озадаченно посмотрел на меня.

«Бог очень рад, что ты хочешь познать Его и ищешь Его, – продолжал я. – Он очень-очень рад тому, что ты хочешь узнать, Кем Он является. И Он действительно доволен тобой».

Я мог сказать, что он пришел в смятение от моих слов.

«Поэтому я хочу дать тебе эту книгу, – сказал я. – Это – Би­блия. И я надеюсь, что она поможет тебе в твоих поисках Бога».

Он взял Библию и попросил меня подписать ее. Даже по­среди буддистского храма я мог чувствовать мощное присутствие Святого Духа.

В четыре часа утра, когда солнце еще не взошло, мы по­грузились в холодный автобус, чтобы ехать на железнодорожную станцию. Толпы народа были там, крича и борясь за место в по­езде.

После долгой неразберихи и толкотни мы все-таки смог­ли сесть в поезд. Каждый вагон отапливался железной угольной печкой. После поездки на поезде весь день нам пришлось стоять восемь часов на монгольской границе. Потом таможенный служа­щий позвал к себе нашего менеджера Джеффа Готта.

«Вы никак не сможете перевезти все это оборудование че­рез нашу границу, – сказал он.

Джефф начал протестовать, но таможенник его пере­бил: «Здесь нет грузового вагона, вам придется ехать обратно!» Джефф, человек, который не мирится с ответом «нет», пошел и поговорил с шестью другими служащими таможни, которые тоже сказали «нет». Только перед самым отправлением поезда военный офицер, которому мы подарили Библию, распорядился, чтобы к нашему поезду прицепили грузовой вагон. Итак, чудесным обра­зом Монгольский тур не был отменен.

Вагоны были грязные, и этот старый поезд ехал очень медленно, часто останавливаясь посреди степи. Из окна поезда были видны семьи, живущие в палатках, людей на лошадях, и я зада­вайся вопросом, что мы забыли в этой Монголии.

«Наверное, эти люди подумают, что мы с Марса!», – сказал я Джоди.

Она засмеялась: «Иногда и я думаю, что ты с Марса!»

Улан-Батор, столицу Монголии. В то время во всей стране было только сто христиан. Все из них были верующими только в течение года или и того меньше. Эта атеистическая страна с населением в два миллиона человек была одной из самых труднодо­ступных для Евангелия стран в мире.

Нашим переводчиком была Алтая, первая христианка в стране за последние восемьсот лет. Родившийся в Англии Джон Гиббенс женился на Алтае и недавно закончил перевод Нового Завета на основной язык народа Монгольской Республики (также известной как Внешняя Монголия). Он начал перевод двадцать лет назад. Монгольский, наверное, последний официальный национальный язык в мире, получивший перевод Нового Завета. Алтая помогала Джону Гиббенсу закончить работу.

Джон, наверное, лучший западный специалист по Монго­лии в наши дни. От него мы узнали, что до 1921 года Монголия была частью Китая и стала второй советской республикой после СССР, которая приняла атеизм, как часть марксистско-ленинистской идеологии, а в 1924 году была запрещена всякая религиоз­ная деятельность, и христианских миссионеров заставили покинуть страну.

Я задал ему вопрос: «Джон, как ты считаешь, имеет ли смысл такой группе, как наша, быть здесь?» Джон, которого я в шутку называл сумасшедшим ученым из-за его прически, удивил меня своим ответом: «Я не вижу кого-либо более подходящего для евангелизации Монголии, чем ваша группа, – сказал он, – сыны и дочери Чингисхана реагируют на громкую музыку, силу и дикость более чем кто-либо другой. Это единственный способ». Мне при­шлось согласиться с этим. Мы действительно были дикими и гром­кими.

Нам также сказали, что в Монголии не было ни одной рус­скоговорящей церкви. Монголия считается одной из самых же­стоких стан мира. Говорят, что здесь самый большой процент преступлений по отношению к детям. Изнасилование считается естественным и редко наказывается. К иностранцам здесь отно­сятся с презрением, что было противоположностью тому, что мы наблюдали в Сибири, а русских здесь страстно ненавидели. Фак­тически, Евгению и другим членам команды, помогающим ему, нужно было прятаться, чтобы на них не напали.

Из-за всего этого нам необходимо было вести себя предель­но осторожно и никогда не выходить ночью. Когда мы с Джоди шли к месту проведения концерта после ужина, сзади нас появи­лась группа монгольских ребят, которые стали орать на меня. Они чуть было не ударили меня, как вдруг до меня дошло, что они, ско­рее всего, думают, что я русский. Преувеличивая свой американ­ский акцент, я сказал: «Я американец. Американец! Рок-концерт. Рок-н-ролл». Когда они, в конце концов, поняли, что я не русский, они рассмеялись, и все наладилось.

Гостиница, в которой мы остановились, стоила 5 центов за ночь, а за четыре цента мы могли поесть там же. Хотя там повсю­ду ползали тараканы, все же была горячая вода.

Наши первые четыре концерта проводились для русских жителей (Монголия была государством-спутником Советского Со­юза), и в Улан-Баторе мы увидели, как 34 россиянина приняли Христа. Целые русские семьи выходили вперед после концерта, и мы проводили для них последующие встречи в гимназии.

С каждым днем я чувствовал себя все более истощенным, я обнаружил фурункул на своем поясе, и у меня не прекращалась диарея. А с Джоди как всегда все было в порядке.

Пришло время провести наш основной концерт для граж­дан Монголии. Филармонию заполнила тысяча человек. После концерта я начала говорить. Я говорил так же, как и в Сибири: о Боге, как Отце, который хочет утешить всех их, и что Бог-Отец хочет иметь взаимоотношения с ними. Но враждебная толпа не откликнулась на мое послание.

Лишь три человека вышли вперед, пока другие глумились и ругались. Позже мне сказали, что они непристойно шутили над теми, кто вышел вперед. Люди боялись выходить вперед из-за того, что их могли побить после этого. Это разочаровало меня. Я думал, что мы соберем большой урожай здесь в Монголии, и не ожидал такой негативной реакции с их стороны.

На следующий день мы с Джеффом встретились с Джоном Гиббенсом и Алтаей.

Переходя прямо к делу, Джон сказал: «Дэвид, тебе следует многому научиться». Он объяснил мне, что способ, который я ис­пользовал для объяснения Евангелия, был абсолютно неприемлем для этой культуры. «Люди в этой стране относятся к Богу как к «Высшему разуму» и тебе необходимо использовать это словосоче­тание, когда ты говоришь о том, кто такой Бог. Ты их не достиг­нешь, если будешь говорить об отцовстве. Это не коснется их. Вместо этого тебе следует объяснить им, как мы утратили контакт с Высшим разумом, и что этот Высший разум есть Дух, но что Он послал Своего Сына стать человеком из плоти и крови».

Я подумал о том, чему я научился по поводу общения на языке тех людей, которых я пытался достичь. Я напрасно считал, что вещи, затронувшие людей в Сибири, затронут и людей в Монголии.

Это был наш второй концерт в филармонии. Выступление подошло к концу, и после беседы с Джоном я попытался объяс­нить Евангелие так, как он мне посоветовал. Я сел на краю сцены и сказал: «Я хочу представить вам мою жену Джоди».

Джоди вышла на сцену, неся зажженную свечу. Она села рядом со мной и протянула ее мне. Держа свечу, я сказал: «У нас есть два маленьких мальчика, Аарон и Бенджамин. Имеют ли значение их жизни? Ценнее ли они, чем эта свеча?»

Затем я задул свечу и отдал обратно своей жене.

«Существует Высший разум, и я учился в американском университете, чтобы понять, Кто же этот Высший разум» (Джон Гиббенс сказал мне, что здесь люди придают большое значение образованию, поэтому я им это и сказал).

«Многие мои друзья из университета сошли с пути познания Высшего разума, они пытались заполнить пустоту внутри другими вещами: алкоголем, музыкой, сексом и даже более глубоким обра­зованием. Я хочу, чтобы вы знали, что Высший разум – это Дух, Он невидим, но послал Своего Сына Иисуса, в теле человека, чтобы показать нам, Кем Он является». Я рассказал понятным им языком послание креста, и как благодаря ему у них есть надежда увидеть Высший разум.

«Концерт окончен, – закончил я. – Я хочу, чтобы все ушли. Но те, которые хотят познать Высший разум, пусть останутся, и мы помолимся вместе. Только те, кто желает познать этот Высший разум, и кто хочет отдать свою жизнь Иисусу, пусть останут­ся. Остальные должны уйти». Более ста человек остались, чтобы получить Библии и помолиться вместе с нами.

Пришло время, когда Джоди должна была сесть на поезд обратно в Сибирь, чтобы успеть на авиарейс до Москвы, а отту­да – до Амстердама. Я очень не хотел, чтобы она уезжала, но был рад тому, что она возвращается к нашим мальчикам. Мы с Терри пошли вместе с Генриеттой и Джоди на вокзал. Евгений сказал, что обеспечит эскорт для наших девушек, чтобы они спокойно вернулись обратно в Улан-Удэ.

Когда я зашел в поезд и нашел нужные места, мне стало не по себе, так как я увидел, что вагон был полон мужчин, присма­тривающихся к двум женщинам. Оказалось, что Евгений не смог найти обещанный нам эскорт. В их купе был один пьяный мужчи­на, который уставился на них. Потом в вагон зашел россиянин, и Евгений попросил его присмотреть за ними.

«Конечно, – сказал он, – я с удовольствием присмотрю за ними».

И тут я понял, что если я позволю им уехать этим поез­дом, то, возможно, больше их никогда не увижу. Поэтому я сказал: «Пошли со мной. Я ни за что не позволю вам уехать этим поездом. Берите сумки, убираемся отсюда».

Это очень сильно расстроило Евгения, и он попытался объ­яснить мне, что если они не уедут, то не успеют на рейс до Москвы, и он не знает, как они тогда смогут добраться туда. Я ответил ему, что мне все равно.

«Я ни за что не отпущу их одних на этом поезде», сказал я.

Евгений подумал, что я ему не доверяю и обиделся, но по­том мы обсудили эту ситуацию, и смогли уладить наши разногла­сия. Позже я купил билеты из Улан-Батора до Москвы, и они вернулись в Голландию целые и невредимые.

Это была тяжелая и дикая четырехчасовая поездка в Дахран. На четырехколесной «лунной машине» мы проезжали мимо сгоревших автобусов, полуразложившихся трупов лошадей, смотрели на людей, живущих в палатках, и на большие стада овец.

Джон Гиббенс сказал мне, что в Дахране есть только три христианина. Наш первый концерт для монголов посетило около 600 человек. В конце представления я снова сказал: «Я хочу, что­бы остались только те люди, которые хотят познать Высший разум и отдать свою жизнь Иисусу». Никто не ушел.

«Вы не понимаете, – продолжил я. – Концерт окончен. Я хочу, чтобы остались только те, кто хочет познать Высший разум и отдать свою жизнь Христу».

Мне удалось убедить покинуть зал только сто человек, остальные 500 остались и помолились вместе со мной. Джон записал имена и адреса покаявшихся людей, чтобы продолжить с ними общение.

Мы поехали обратно в Улан-Батор и провели там концерт для русской военной части. После концерта 125 человек помоли­лись о принятии Иисуса, и мы получили письмо с благодарностью от Главнокомандующего Советскими Военными Силами. Мы были первой иностранной группой, которой оказали такую честь. На следующий день Евгений вошел в мою комнату. Его рука была перевязана, и казалось, он чуть не плакал. Он сказал, что шел на какую-то встречу, как двое монгольских парней напали на него. Он был потрясен и попросил помолиться.

Не следующий день Джефф Готт тоже почувствовал вкус жизни в Улан-Баторе. В магазине у него украли сумку с монголь­скими деньгами и личными вещами.

Обратный путь в Сибирь занял у нас две ночи. Темнокожие продавцы организовали магазин в поезде, а у русского проводни­ка были синяки под глазами после драки с какими-то монгольскими пассажирами.

После пяти дней путешествия мы наконец-то вернулись в Амстердам. Б результате во время нашего тура 1700 человек по­молились с нами после концертов о том, чтобы узнать больше о Боге, и после этого многие из них решили следовать за Христом. Новые церкви образовались в Барнауле, Красноярске, Улан-Удэ и в Новосибирске благодаря «Операции Столкновение» организа­ции, созданной после тура «Никакого секса».

Перед отъездом из Монголии со мной встретился Джон Гиббенс. «Дэвцд, нам нужны служители, – сказал он. – Нам будут помогать также монгольские христиане, если ты пошлешь к нам служителей. Вместе, как команда, они пойдут в монгольские горо­да, где никогда не было церквей, и смогут стать частью истории - первыми людьми, которые насадили там церковь!» И это заявление все еще живет во мне!

Меня зовут Макс. Мне 21 год, и приблизительно 4 года на­зад я посетил концерт группы «Nо Longer Music» в Новосибирске, Сибирь.

В то время я ходил на каждый рок-концерт в городе, и эта западная группа привлекла мое внимание. Поэтому с несколькими своими друзьями я пошел на их концерт! Мы тогда были очень ди­кими. Мои волосы были длинными, закрывали лицо, и одет я был как любитель тяжелого металла – старые потертые джинсы, и т.д.

Мне действительно понравилась музыка, и шоу было вели­колепным. Оно действительно коснулось меня, и хотя я не отдал свою жизнь Христу на том концерте, я все-таки хотел побольше узнать обо всех тех вещах, о которых говорил Дэвид. Поэтому я оставил свое имя и адрес для фан-клуба, который они хотели ор­ганизовать.

Меня пригласили на встречу, и я начал посещать встречи по изучению Библии. Они были организованы группой, которая работала с теми, кто посетил концерт «Nо Longer Music», и вскоре я отдал свою жизнь Христу.

Я благодарен Богу за Его терпение ко мне и за мудрость в использовании музыки, чтобы донести благую весть до меня. Я очень сильно благодарен Дэвиду и команде «Nо Longer Music», что они были послушны Ему и приехали в Сибирь, чтобы принести Евангелие.

Теперь фан-клуб стал церковью «Слово Жизни», и Бог про­должает ту работу, которую начал через концерт «Nо Longer Music» в Новосибирске. Сейчас я являюсь лидером одной из групп по из­учению Библии, а также нашей группы прославления. Также я по­лучаю высшее образование по специальности инженер-электрик. Я все еще люблю музыку, но более всего я люблю Иисуса, как своего Господа и Спасителя. Да благословит вас Бог, и я буду рад еще раз увидеть «Больше не музыку» в Сибири.

Макс.

Дата добавления: 2015-08-18