Югославский отряд

Это был холодный, мрачный, угрюмый январский день на ферме в Голландии, позже названной Гайдбик. Я был озадачен тем, что же я делаю, сидя в этой комнате.

«Мне приснился сон, где Бог сказал мне, что пошлет меня в народы, – сказала одна молодая девушка, ее лицо светилось эн­тузиазмом, - и когда я услышала об этой школе, то почувствовала подтверждение в своем духе». Расплакавшись, она села.

Я смотрел в пол, кусая губу и стараясь не рассмеяться. Затем я окинул комнату взглядом, который мог сказать собрав­шимся, что мне скучно и что меня мало заботит происходящее. Молодой голландец захотел быть следующим. «Привет, меня зовут Ринус», – сказал он, делая паузу, чтобы придать своим словам важ­ность. Про себя я подумал: «Ринус! Ты, наверное, шутишь. Что же это за имя такое?».

Он продолжал, я громко зевнул. «Я вырос в Голландской реформаторской церкви, и я очень рад, что могу находиться в этой школе и научиться тем вещам, которые будут здесь изучать­ся». В комнате раздались аплодисменты, и он выразил признатель­ность за такой ответ. Я подумал, что будет лучше нарушить свое молчание и начать говорить. Я поднял свою руку и затем поднял­ся на ноги. «Я не знаю, почему я здесь, и я не хотел приезжать сюда», - отрезал я резко. Закончив свою короткую речь, я тяже­ло опустился на свое место. Мои слова произвели парализующий эффект. Никто не аплодировал, и комнату наполнила неловкая тишина. Я высказал свое равнодушие к собравшимся. Один из лидеров мрачно взглянул на меня с плотно сжатыми губами.

Я думаю, что я был ужасным студентом. Лидеры школы все время пытались найти на меня управу. Утром по понедельни­кам мы должны были собираться на ходатайственную молитву за разные страны. Моя группа собиралась в маленьком бунгало, отапливаемом маленькой газовой печкой. Встреча начиналась в 8-30 утра, и обычно в это время я был все еще сонным. Я также не мог привыкнуть к идее молиться за то место, в котором никогда не был. Поэтому я садился в большое мягкое кресло возле газовой грелки, Моисей, маленькая пастушья собака, запрыгивал ко мне на колени, и мы оба засыпали, закрывая слипающиеся глаза. Все по очереди мыли посуду в школе, у них даже были ответствен­ные за каждую команду по мытью посуды. Это раздражало меня, потому что я никогда не был таким лидером. Я думал: «Мне не верится. Разве я не могу быть даже ответственным за мытье по­суды? Разве они не знают, что когда-то в Америке я был лидером целого служения?»

Но все-таки меня утешал тот факт, что однажды настанет мой день. Скоро будет евангелизационная кампания в Амстерда­ме, и это станет моей возможностью показать всем, что я великий проповедник. Я долго разговаривал с Джоном Гудфеллоу, кото­рый был одним из лидеров в школе, о том, как будет великолепно, когда мы поедем в город. Его назначили другие лидеры наблюдать за мной, чтобы мое плохое влияние не распространялось на дру­гих студентов.

За день до нашей поездки в город, одна из женщин-лиде­ров, которая мне очень не нравилась, зашла в наше бунгало. Она нечаянно услышала мой разговор с Джоном о предстоящем собы­тии.

«Ты никуда не поедешь, – сказала она, с улыбкой похожей на радиаторную сетку. – Ты будешь мыть посуду». У меня подко­сились ноги. Я онемел от гнева и молнией выскочил на улицу по направлению к темному мрачному лесу. Раздраженный этой жен­щиной и школой, в которой мне пришлось находиться, я стоял, ошеломленный, в серо-голубой стене дождя. Идя по тропинке, я не понял, что произошло, но вдруг я обнаружил себя лежащим и рыдающим, лицом в морозной грязи на поле.

«Ладно, Бог, я сдаюсь, - кричал я, чувствуя, как раскаяние внезапно нахлынуло на меня. – Я просто хочу узнать Тебя лучше. Мне не важно, что я буду делать. Если Ты хочешь, чтобы я остался и мыл посуду, я сделаю это». Я хрипел и говорил невнятно. Весь в грязи, я поднялся, чувствуя, что выплеснул свой гнев. Той холод­ной ночью это невероятное событие послужило началом главного прорыва в моей жизни. После этого я стал ходить на долгие про­гулки в лес вместе с Моисеем. Часто я ходил туда посреди ночи более чем на пять часов, только чтобы провести время в общении с Богом. Я ходил ночью, потому что там была зловещая атмосфе­ра, и это заставляло меня лучше сосредотачиваться. Иногда шел морозно-холодный дождь, но я не обращал на это внимания.

Как аутсайдер, я не был тем, кого Бог мог использовать для своего служения. И многие из лидеров служения также пришли к такому выводу. Но Бог не призывает людей, потому что в них есть только что-то хорошее. Он призывает грешных, страдающих лю­дей служить Ему, и я как раз входил в эту категорию.

У Эда Харрингтона было ужасное прошлое в Америке – он был вовлечен в наркотики. Он воззвал к Богу, думая, что умирает от передозировки. После школы мы с Эдом отправились в Югос­лавию, услышав об ужасном землетрясении в городе Улцине (сей­час находиться в Черногории – прим. пер.), который находился не­далеко от Албанской границы. Мы поехали поездом в провинцию Монтенегро (с июня 2006 года – республика Черногория – прим. пер.) и пошли в офис Югославской Национальной Гвардии, распо­ложенный в районе бывшего землетрясения. «Мы из Америки, мы слышали о землетрясении и хотим быть добровольцами в вашей Национальной Гвардии», – сказал я.

Офицер посмотрел на нас с удивлением. «Не будьте глуп­цами, – сказал он. – Вы же американцы. Это невозможно. Пожа­луйста, уходите». Недоумевая, Эд решил, что мы поспешили, и нам нужно поститься и молиться на протяжении нескольких дней, а затем снова пойти туда. После окончания поста, одна семья, живу­щая в палатке - их дом был разрушен землетрясением, пригласила нас к себе, и мы согласились.

Крепкий югославский парень дал нам по стакану какой-то жидкости. Мы решили их взять, чтобы не обидеть хозяев. Когда я выпил этот напиток, то почувствовал прилив сил. Это был сильный алкогольный напиток, способный завалить даже мула.

Снова мы пошли в офис правительства и попросились стать волонтерами. К нашему удивлению, тот же самый человек, который, казалось, был одет в ту же вонючую рубашку, сказал нам, что мы можем ими стать. Нам сразу же выдали зеленую ар­мейскую форму с югославской нашивкой спереди. Так мы вступи­ли в Югославский коммунистический отряд.

Мы жили в лагере с 200 других мужчин и несколькими дю­жинами женщин. В пять утра по-югославски нас будили, и потом мы все тренировались на поле. Затем они поднимали югославский государственный флаг, и все мы пели югославский национальный гимн.

Каждый день мы выезжали на грузовиках работать на до­рогах или в домах, поврежденных землетрясением. В лагере был комендантский час, и нужно было проходить пропускной пункт при входе и выходе из него. Поначалу за нами все время ходили местные солдаты. Они, наверное, полагали, что мы американские шпионы, но вскоре все изменилось. Мы сдружились с комендантом, и он приглашал меня к себе в палатку и задавал мне вопросы о Библии и о Боге. Вскоре мы могли ходить, куда хотели. Бог по­слал нам Свое ощутимое благоволение в том лагере. Все мужчины много пили и курили. Они начинали употреблять эту жидкость в пять часов утра и курили сигареты без фильтра весь день.

Монтенегро известна своими большими, сильными госте­приимными людьми. Они много пьют, грубы, но дружелюбны. Мы и не думали, что сможем поделиться Благой Вестью со всем лагерем. И неожиданно Эду пришла идея покупать пачки сигарет и прикреплять к каждой сигарете длинную небольшую записку с текстом Иоанна 3:16-17. Он аккуратно писал на каждой на хорват­ском языке следующее:

Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Едино­родного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него».

Мы дарили по сигарете с евангельским посланием каждому человеку в лагере.

Часто ночью мы собирались в большой палатке для раз­говоров об Иисусе. Кто-нибудь переводил мою речь, или я искал нужный стих в своей английской Библии и показывал на него в югославской Библии, и кто-то его читал.

Наибольшим почетом, который могли оказать в лагере, было опускание флага в конце дня. Я никогда не забуду то, как они попросили меня опустить флаг, и как я гордо совершил этот ритуал, пока все остальные стояли и пели национальный гимн, и слезы выступали на их глазах.

Когда мы были в лагере, приехало югославское ТВ и взяло у нас интервью. Они спросили нас, почему мы здесь. Мы ответи­ли им: потому, что Иисус любит Югославию. По их реакции я мог предположить, что они подумали, что Иисус был каким-то парнем в Штатах. Местные газеты тоже написали о нашем приезде.

Однажды мы работали по восстановлению поврежденной дороги. Эд спросил у коменданта, куда вела эта дорога. Он объ­яснил, что эта дорога вела в местную туристическую колонию нудистов. И получалось, что миссионеры чинят дорогу, ведущую в нудистскую колонию! Мы попросили дать нам какую-то другую ра­боту, и он, к нашему удивлению, согласился.

Однажды во время обеда я сидел в летнем кафе на бере­гу Адриатического моря и разговаривал с одним парнем об Ии­сусе. Я объяснил ему, насколько важно принять решение отдать свою жизнь Богу. Внезапно началось землетрясение, и все начали кричать. Видно было, как двигается берег. Это выглядело велико­лепно. Маленькое кафе из камыша превратилось в кучу хлама, а мы буквально вдавились в наши стулья. Было чудесно осознавать, что нам не угрожает ничего, только если земля не разойдется под нами. Когда землетрясение закончилось, я спокойно посмотрел на парня и сказал: «В Библии написано, что в последнее время будут землетрясения». После этого он стал меня слушать намного внима­тельней.

Как-то рано утром, когда мы занимались восстановлением разрушенного дома, я пошел за угол и наткнулся на разбитое стек­ло. Оно прорезало мою правую ногу до кости. Эд быстро снял свою рубашку и использовал ее, как жгут, чтобы я не истек кро­вью. К счастью, мы пережили поездку. Водитель кружил по гор­ным серпантинам, часто мы просто скользили на двух колесах. Го­спиталем оказалось несколько палаток, затянутых внутри белым материалом для создания видимости чистоты. Там была длинная очередь больных и раненых людей, ждущих приема доктора. Так как я был иностранцем, меня пропустили вне очереди, и я попал к доктору быстрее. Он зашил мою ногу, и Эд отнес меня в одну из палаток. Медсестры сидели возле палатки и курили, едва уделяя внимание пациентам.

Ежедневно завтрак состоял из очень сладкого чая и творо­га с белым хлебом. Не было проточной воды за исключением тру­бы, торчащей из земли за палаткой. Рядом со мной лежал очень больной старик, и я подарил ему югославскую Библию. Единствен­ный способ, с помощью которого я мог обращаться к медсестрам, это говорить на своем ломаном французском умирающему мужчи­не возле меня, а он переводил на хорватский.

Неудивительно, что в таких условиях я тяжело заболел диа­реей. Туалет был только на улице, в пятидесяти ярдах от палатки. Это были просто дырки в земле, и больше ничего. Для того что­бы справить нужду, необходимо было садиться на корточки над ямой. Из-за своей раны я мог стоять только на одной ноге. До­вольно сложно сесть на корточки на одной ноге. В связи с такими ужасными условиями в госпитале, мы решили, что я быстрее вы­лечусь где-то в другом месте, и через три дня я покинул госпиталь.

Коммунистическая бригада выполнила свою задачу, по­этому мы с Эдом направились в Югославскую столицу, Белград.

Мы нашли открытое поле и решили пожить там какое-то время, чтобы моя нога поправилась. Единственной проблемой было от­сутствие палатки - у нас были только спальные мешки. Во время дождя мы должны были прятаться под деревом, а дождь обычно шел ночью. На протяжении месяца мы ели только сырые овощи, яйца и хлеб. Чтобы съесть сырое яйцо, нужно было взять малень­кий камешек, проделать отверстия с двух сторон и высосать со­держимое. Это не плохо, если привыкнуть. По некоторым причи­нам моя нога не заживала. Я был расстроен, т.к. у нас оставалось еще несколько Библий, которые мы хотели отдать людям, жившим неподалеку в лагере и уехавшим в свои города и села.

Я хотел доставить эти Библии, несмотря на свою больную ногу, поэтому мы решили разделиться, чтобы сделать это быстрее. Я надеялся добраться до одной деревни автостопом, и я это сде­лал. А за ночь до этого, лежа на скамейке, дрожа от холода с боль­ной ногой, я почувствовал, что это было испытанием моей веры.

В конце концов, я выкрикнул: «Ладно, Бог, если Ты хочешь, чтобы я замерзал, и я, хромая, разносил Библии, я буду делать это». На следующий день моя нога поправилась, и к концу дня я уже мог ходить. И я подумал, что только что прошел основатель­ную проверку в своих отношениях с Богом. Это было правдой. Бог хотел увидеть, сделаю ли я буквально все, что Он попросит меня, и я сделал!

Это был важный урок на будущее.

Гроб

По возвращении из Югославии я поселился в Клефте, рас­положенном в центре Амстердама, в качестве члена команды Джона гудфеллоу (The Cleft – с англ. «расщелина», одна из гости­ниц служения «Молодежь с Миссией», предоставляет жилье бездо­мным и проституткам – прим. пер.). Это место находилось в самом центре пользующегося дурной славой района Красных фонарей, и было названо в честь источника свежей воды в пустыне, кото­рый нашел Моисей, ударив по скале жезлом. Справа от Клефта на­ходилась Церковь сатаны. Эта церковь утвердила себя в этом рай­оне и контролировала все секс-лайв-шоу и проституцию в округе. С левой стороны находился порнографический кинотеатр. Весь квартал был полон борделями.

Героиновые проститутки стояли на мостах, а проститутки высшего класса сидели за окнами, освещенные красными флуо­ресцентными лампами, полулежали на кушетках, были одеты в свои пеньюары, так что туристы, проходя мимо, могли выбрать ту девушку, которую хотели.

Однажды, идя по городу, я четко ощутил, что мне нужно подняться в свою комнату и помолиться. Мне нечасто приходили в голову такие мысли, поэтому я знал, что лучше сделать это. Я склонил колени у своей кровати, не зная о чем молиться. Вдруг я почувствовал переполняющее меня желание дать Богу согласие оставаться холостым на всю жизнь, если Он этого захочет. Па тот момент мне было двадцать пять пет, и я еще не думал серьезно о женитьбе.

«Господь, – молился я, – если Ты хочешь, чтоб я вообще не женился, пусть так и будет».

Выйдя из комнаты, я пошел на улицу и забыл об этом собы­тии. На следующий день я готовился к нашей Летней социальной программе. Студенты колледжей со всего мира должны были при­соединиться к нам на несколько недель для активной евангелизации. Кто-то из команды сказал мне: «Привет, Дэвид, только что приехала симпатичная светловолосая немка. Ты бы встретил ее».

Я почувствовал, что я обязан удостовериться, все ли с ней в порядке. Когда мы шли в центр города, друг сказал мне конспи­раторским тоном: «Вон она, впереди». Как по мне, девушка хоро­шо выглядела сзади, поэтому я прибавил шагу, чтоб увидеть, как же она выглядит спереди. Но прежде чем я догнал ее, одна из девушек привлекла мое внимание и сказала: «Дэвид, я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился».

Она познакомила меня с немкой. «Я хочу представить тебе Джоди Смит», - сказала она. Я узнал, что Джоди не была немкой, а была американкой. И, кроме того, она была родом из моего родного города Миннеаполиса.

«Ты Дэвид Пирс?» – спросила она.

«Да», – ответил я, надеясь, что правильно, потому что в этот момент я влюбился в нее по уши.

«Я знаю тебя», – сказала она.

«Да?»

«Мы ходили в одну и ту же церковь в Бруклин-Центре».

«Правда?»

Оказалось, что мы действительно не знали друг друга, т.к. она сидела всегда впереди зала, а я – сзади. Она была не только из моей церкви, но еще ее отец был на свадьбе моего отца.

Я подумал о том, о чем я молился вчера, и почувствовал себя как-то странно: вчера я сказал Богу, что готов оставаться холостым, а сейчас, похоже, что Он дает мне жену.

На следующий день я пил кофе с одной своей подругой, Марвин, и сказал ей, что встретил девушку, на которой собираюсь жениться. Она посмеялась надо мной и сказала, что я сошел с ума.

С того момента мы с Джоди были неразлучны, за исключе­нием того времени, когда я был в гробу. Я объясню. Одной из про­блем, с которой мы столкнулись в Амстердаме, было то, что 97% людей никогда не посещали церковь, а в остальных 3% почти не было молодежи.

Если я говорил кому-то в Амстердаме, что я христианин, тут же между нами вырастала невидимая стена.

«О, да, говорили они, – я знаю, кто такие христиане. Разве это не они убивали друг друга в Белфасте?» или «О, христиане – это политическая идеология? Эти христиане за ядерное оружие?». Или они думали о большой красивой церкви, которую они видели из окна дома. Этот старый собор посещали тысячи туристов со всего мира. А в колокола звонили гомосексуалисты. Церковь, ча­сто закрытая, была окружена борделями, которые были открыты всегда.

Поэтому концепция состояла в том, что большинство жи­телей города считали христианство мертвой, пустой традицией. Они считали, что Иисус не подходил для их жизни. Но я знал Его как самую потрясающую и идеально подходящую для этого места личность.

Иисус всегда уделял внимание тому, чтобы говорить на языке тех людей, которых хотел достичь. Когда Он разговаривал с крестьянами – говорил о мехах для вина и виноградниках, когда Он общался с рыбаками. Он сказал: «Я хочу сделать вас ловцами людей». Когда Он разговаривал с пастухами, Он говорил: «Я па­стырь добрый, который заботится о Своем стаде».

Но мне было известно, что если я подойду к кому-нибудь в Амстердаме и скажу, что Иисус – пастырь добрый, он не поймет меня, потому что не так много овец бегает по Амстердаму. Поэтому я стал молиться, прося Бога показать мне, какой же символ мож­но использовать, чтобы привлечь внимание людей.

Проблема, с которой мы столкнулись, состояла в том, что так много людей думали, будто слышали послание об Иисусе, но в действительности это было не так. Иисуса, которого они отвергали, я бы тоже отверг. Я верил, что если бы они узнали, кто Он такой на самом деле, они бы захотели иметь отношения с Ним.

Итак, моя задача состояла в том, чтобы заставить их слу­шать. И однажды мне в голову пришла идея. Она была необычной и могла захватить воображение людей. Я построил большой чер­ный гроб. Затем с командой около тридцати человек мы устроили похоронную процессию, идущую вдоль города. И каждый раз, пе­ред тем как начать, мы просили Бога дать нам часть Его разбитого сердца за этот город. Мы хотели знать, как Он чувствует Себя, видя секс-шопы детской порнографии, безбожие в университетах и тысячи наркозависимых людей, умирающих в Амстердаме без надежды.

Носильщики несли гроб: два спереди и два сзади. Мы шли через район Красных фонарей, мимо бара «Ангелы Ада», мимо уличных кафе. Сидящие там люди крестились, так как они не были уверены, лежит ли кто-то в гробу или нет. Кто-то был в гробу – я! Я был одет в черное, и мои глаза были накрашены черным.

До того как наша процессия вышла на площадь, Джон Гудфеллоу был уже там со своей евангелистской командой. Они сто­яли полукругом и пели милые христианские песни под гитару и бубны. Затем приходили мы, сопровождаемые горящими факела­ми. Наша группа опустила гроб прямо перед Джоном Гудфеллоу и его командой. Люди с факелами окружали гроб так, что получился круг из огня и дыма; (я взял идею из фильма о Франкенштейне).

Люди собирались со всей площади, чтобы посмотреть на происходящее. И когда ты лежишь в гробу и ты не мертв, время тянется очень медленно. Первый раз, когда я был в гробу, мне хотелось как можно быстрее выпрыгнуть из него. Поэтому мне нужно было придумать, как же долежать в гробу до назначенного времени. Тогда я начинал обратный отсчет: «Десять, девять, восемь, семь... четыре, три, два, один, ноль». Потом я выпрыгивал из гроба и кричал изо всех сил.

«Этот город убил меня своей ложью, – кричал я. – Бы ска­зали мне, что я найду знание в ваших университетах, но вы не мудры. Вы не можете решить даже своих собственных проблем.

Вы сказали, что я найду свободу в ваших секс-шопах, но я не стал свободным. Вы только дали мне грязные мысли. Вы сказали мне, что я найду счастье в ваших наркотиках, но они не сделали меня счастливым. Они только разрушили мое тело. Всем все равно. Ни­кто в этом городе не любит. Мы все мертвы!»

И я падал обратно в гроб.

Тогда Джон Гудфеллоу вставал на стол и говорил: «Эй, ты там! Это правда: пути человеческие ведут к смерти! Позволь мне рассказать тебе о пути, который ведет к жизни».

Толпе это нравилось. Они думали: «Разве это не прекрас­но? Этот тупой христианин пытается спорить с этим сумасшедшим парнем». Они не знали, что мы были заодно.

«Почему я должен тебя слушать? – издевался я. – Каждый пытался навязать мне свою лучшую идею. И посмотри, куда они меня привели».

Джон отвечал: «Я здесь не для того, чтобы навязать тебе свою лучшую идею. Я здесь для того, чтобы рассказать тебе прав­ду о Боге, которую ты можешь прочитать в Библии».

«Библия – это куча религиозного мусора!» – ответил я.

«Хорошо, позволь мне задать вопрос, – отвечал Джон. – Ты когда-нибудь читал Библию?»

«А зачем мне это нужно?»

«Потому что в Библии ты найдешь ответы на вопросы: кто ты, кто такой Бог и какова твоя цель в жизни».

Толпа наблюдала за нами, затаив дыхание. И многие из них впервые по-настоящему слышали благую весть об Иисусе. Затем я обращался к толпе.

«Амстердам, это правда, – говорил я. – Я был мертв, но Ии­сус воскресил меня! Если бы вы знали, кем я был и кем я стал сей­час, вы бы поняли, что это правда! Разве вы не хотите, чтобы город, известный своей свободой, стал по-настоящему свободным? Если Иисус смог дать мне новую жизнь, то Он сможет дать ее и вам».

Затем я приглашал людей склонить колени вместе со мной прямо на мостовой и отдать свою жизнь Иисусу. Через эту поста­новку многие нашли Иисуса.

Джон Гудфеллоу стал больше беспокоиться о моих взаимо­отношениях с Джоди, т.к. это было против правил, чтобы члены его команды встречались с девушками из волонтеров. Поэтому, чтобы разделить нас, он задействовал Джоди в служении евангелизационного кемпинга недалеко от города. А я должен был хо­дить на мост, недалеко от места, где я жил, с пятью женщинами и одним тихим парнем.

Чтобы добраться до моста, мне нужно было пройти мимо порнографического кинотеатра, нескольких секс-шопов и потом по аллее с полуголыми проститутками в окнах с обеих сторон. Мост выходил к тому месту, где находились все лайв-секс-театры.

Каждый вечер происходило одно и то же: мы пели три- четыре песни, которые я ненавидел, где лидировала девушка на гитаре, и еще одна играла на тамбурине. Мы пели песни типа: «Этот день, этот день, который сотворил Господь». Часто в это вре­мя шел дождь.

Я стоял и думал: «Не удивительно, что никто не хочет ста­новиться христианином», мне было неловко за Бога. «Что мне де­лать? Бог не может хотеть, чтоб я стоял на мосту с этими пятью женщинами и одним тихим парнем и пел эти глупые песенки».

А то, что одна из женщин начинала проповедовать, толь­ко ухудшало ситуацию. Я раздражался не только потому, что она должна вести поклонение, но я также думал, что могу пропове­довать лучше нее. Поэтому я выбрал такую стратегию: стоять в стороне и делать вид, что я не с ними. Одетый в свой черный кожаный пиджак, я просто сдержанно вел себя и иногда говорил с людьми, проходящими мимо. Это продолжалось вечер за вече­ром. Однажды мы снова смешались с туристами, проститутками и наркоманами. Я опять собрался делать то, что и раньше. Но вдруг я почувствовал сильное обличение от Бога.

«Ты беспокоишься не о Моей репутации, ты беспокоишься о своей репутации, – почувствовал я, как Бог обличает меня. – Ты не хочешь быть глупым ради Меня».

«Это значит, что Ты хочешь, чтоб я стоял на этом мосту и пел эти глупые песни с пятью женщинами и одним тихим парнем? – спросил я. – Ты действительно хочешь, чтобы я это делал?»

«Да, – чувствовал я, как Бог обращается к моему сердцу. – Я действительно хочу, чтобы ты это делал».

Это очень разозлило меня. И я подумал: «Ладно, если Ты хочешь, чтоб я пел, я буду». И я начал петь так громко, что даже появилось эхо. Казалось, будто я пою соло, а все остальные подпевают мне. Люди злились и кидали в нас чем-то из окон. Но это заставило меня петь еще громче. Я не помню, чтобы кто-то пока­ялся на том мосту, но, скорее всего, Бога тогда это не волновало. Что тогда случилось, так это то, что моя гордость сломалась, и мои отношения с Богом стали крепче, чем были до этого.

Когда лето подходило к концу, наша команда вернулась на ферму из города. Мы с Джоди гуляли по красивому вересковому полю. И я знал, что нужно это сделать сейчас или никогда. Мы присели на деревенскую скамейку возле тропинки, я прокашлял­ся и настолько спокойно, насколько мог, сказал: «Разве здесь не красиво?» Я волновался. Мое сердце колотилось. Я же собирался выйти из игры? «Нет, – подумал я, – я смогу это сделать! Я же уже выпрыгивал из гроба, не так ли?».

Я посмотрел Джоди прямо в глаза и сказал: «Джоди, ты вы­йдешь за меня замуж?»

Она засомневалась: «Останься здесь, я пойду, прогуляюсь», – сказала она.

Бремя тянулось медленно. Казалось, прошла целая веч­ность, пока ее не было, хотя прошло всего пять минут.

«Конечно, – ответила она, улыбнувшись, и покраснела, – идем, позвоним моим родителям и сообщим им эту новость».

Когда мои родители узнали, что я помолвлен с хорошей ве­рующей девушкой из своего родного города, они были рады. Род­ственники Джоди были не очень рады. Мы были знакомы только несколько недель, прежде чем обручиться, и Джоди встречалась с одним хорошим молодым человеком до этого.

Итак, в сентябре 1979 года мы вернулись в Миннесоту, что­бы приготовиться к свадьбе, которая была назначена на 29 дека­бря. Поскольку со стороны родственников Джоди чувствовалось некоторое напряжение, я доверил почти всю организацию торжества Джоди и ее маме. Я понимал, что если мне удастся пережить это событие, никого не обидев, это будет достижением для меня.

В этот великий день все шло хорошо. Был туман, и на до­рогах гололед, но к счастью не было больших проблем, и я не думаю, что кого-то серьезно обидел. Но на родственников Джоди я не произвел хорошего впечатления. Джоди переживала, чтобы ее родители не подумали, что она вышла замуж за сумасшедшего. Тем временем я встретил Скотта и еще нескольких своих друзей из Миннеаполиса и рассказал им, как такой великолепный инстру­мент, как гроб, может помочь рассказать людям об Иисусе. «Это единственный способ достигать людей», – восторженно закончил я свою великолепную речь про гроб.

«Мы должны сделать гроб в Миннеаполисе», – сказал Скотт. Все согласились, и в подвале Скотта мы сделали красивый черный гроб. Джоди думала, что это даст возможность ее семье увидеть часть нашего служения. Она думала, если они увидят процедуру с гробом, я им понравлюсь.

Поэтому она сказала двум своим братьям, Лансу и Стиву: «Дэвид собирается сыграть постановку с гробом в Миннеаполисе. Вы должны придти и посмотреть. Это мощный инструмент, кото­рый использует Бог». Они согласились. В тот роковой вечер Скотт, мои друзья и гроб ждали в конце знаменитого центра города, одну милю длиной, усаженного деревьями, под названием Николлетт Молл, ведущему к НДС Билдинг. Два брата Джоди, Ланс и Стив были там. Я попросил моего зятя, Тома Герцога, сыграть роль, которую обычно играл Джон Гудфеллоу и мы интенсивно репети­ровали к этому вечеру.

После молитвы я забрался в гроб, и мы пошли по улице Николлетт Молл по направлению к ИДС Билдинг. Носильщики прош­ли мимо множества магазинов, ресторанов, фонтанов, метеорологической станции и часов с движущейся статуей. Когда гроб приблизился к небоскребу, люди из окон и витрин магазинов на­блюдали за этой процессией, двигающейся к площади. Несколько человек вышло посмотреть, что происходит.

Когда гроб поставили на землю, я начал обратный отсчет и еще больше любопытных людей собралось вокруг гроба: «Десять, девять, восемь, семь... четыре, три, два, один, ноль». Я выпрыгнул из гроба и закричал, что было сип.

И все разбежались.

Я обнаружил, что стою один в гробу, глядя на свою жену, ее двух братьев и моего зятя, Тима. Люди попрятались в магази­нах. И я, почувствовав себя полностью униженным, взял свой гроб и пошел домой.

Прошло некоторое время, прежде чем братья Джоди на­чали со мной разговаривать. Но это был важный урок для меня. То, чему меня научил Бог в Амстердаме, было хорошо, но то, как я попробовал применить это в Миннеаполисе, было плохо. Не­достаточно было понять только духовные принципы. Мне также было необходимо понять культуру, которую я пытался достичь. Я должен был использовать эти принципы эффективно и доносить Евангелие на понятном людям языке.

Одной из величайших вещей, которая произошла после свадьбы, была та, что церковь наконец-то согласилась поддержи­вать нас финансово. Мы начали получать $150 в месяц от Фейт Баптист Феллоущип из Су-Фоле, Южная Дакота. Но нам нужно было найти где-то намного больше денег, чтобы купить билеты на самолет, дабы вернуться в Европу.

Мы решили продать все наши свадебные подарки, но даже тогда нам не хватило. Джоди получила красивый китайский сер­виз от своей семьи в подарок на свадьбу. И однажды она прошла ко мне и сказала, что хочет продать сервиз.

«Ты уверена?» спросил я.

«Бог всегда сможет дать мне еще посуду, если она будет мне нужна», – сказала она.

Сервиз сделал свое дело, и мы улетели в Амстердам в нашу новую совместную жизнь.

Дата добавления: 2015-08-18