Израиль и Турция: новая конфигурация центров силы.

Развитие отношений стратегического партнерства между Израилем и Турцией началось в 90-е гг. Этому способствовало как начало израильско-палестинского мирного процесса, так и окончание холодной войны, которое значительно снизило стратегическую значимость обеих стран для США. Как отмечал в 1993г. министр иностранных дел Турции Х. Четин, в результате окончания холодной войны Турция превратилась из флангового государства в противостоянии советского и западного блоков в государство прифронтовое, причем с перспективой войны сразу на несколько фронтов – особую озабоченность Анкары вызывали Сирия, Иран и Ирак. Именно чрезвычайно влиятельный в Турции генералитет стал фактически главной движущей силой развития израильско-турецкого стратегического сотрудничества.[163]

В качестве одной из главных потенциальных угроз для обоих государств изначально рассматривалась Сирия, имеющая, помимо неурегулированного конфликта с Израилем, давние разногласия с Турцией по поводу водных ресурсов р. Евфрат. Кроме того, как Израиль, так и Турция имеют серьезные претензии к Сирии по поводу поддержки ею экстремистских группировок – организации Хизбалла в Ливане и Курдской рабочей партии в Турции.

В 1996г. Израиль и Турция подписали соглашение о военном сотрудничестве. Как подчеркивает турецкий политолог М. Кибароглу, это соглашение нельзя рассматривать как альянс, направленный против третьей стороны, т.к. стороны не подписывали какого-либо официального документа, в котором они приняли бы на себя обязательства об оказании друг другу помощи в случае вооруженного конфликта. Тем не менее, развитие сотрудничества между двумя сторонами в соответствии с подписанным соглашением может вывести отношения между ними на уровень практически соответствующий союзническим – и это полностью соответствует национальным интересам обеих стран.[164]

Соглашение дало старт регулярным совместным учениям армий и флотов обеих стран, а пилоты израильских ВВС начали проводить тренировочные полеты в турецком воздушном пространстве.

К середине первого десятилетия XXI в. возникли определенные затруднения затруднений в отношениях между Турцией и США. 1 марта 2003г. турецкий парламент проголосовал против участия Турции в иракской кампании США. В ходе этой кампании получили дальнейшее развитие турецко-американские разногласия по курдской проблеме, т.к. американская интервенция в Ираке, наиболее активно поддержанная курдским населением страны, способствовала росту националистических настроений среди курдов и в Ираке, и в Турции. Поддерживая американскую интервенцию, курды явно рассчитывали на ответную поддержку Вашингтоном их стремления к независимости. Турция, со своей стороны, традиционно считала и продолжает считать курдский национализм и сепаратизм одной из главных угроз своей национальной безопасности. Вашингтон начал проявлять определенную озабоченность в связи с приходом к власти в 2003г. Партии справедливости и развития, стоящей, хотя и на умеренных, но все же исламистских позициях, а также подвергал постоянной критике авторитарные тенденции в политической жизни Турции и случаи нарушения прав человека.[165] Одновременно блок НАТО продолжал активизировать свою деятельность, прежде всего, в Восточной Европе и на Балканах. Начали обсуждаться планы создания единой европейской армии. Все это усиливало опасения Турции по поводу надежности членства в НАТО и союзнических отношений с США в плане обеспечения своей национальной безопасности в регионе. К тому же стало совершенно очевидно, что американская политика военного вмешательства в Ираке и Афганистане не достигает поставленных задач в области обеспечения региональной безопасности и ликвидации террористической угрозы.

В результате развития этих неблагоприятных для Турции тенденций приоритет ближневосточного направления в ее внешней политике в последние годы повысился до беспрецедентного уровня.

Помимо развития стратегических отношений с Израилем, Турция активно укрепляет свои позиции и в арабском мире - в частности за счет использования так называемой «мягкой силы», под которой в данном случае подразумевается прежде всего привлекательность турецкой модели социально-экономического и политического развития, продемонстрировавшей свою эффективность в области обеспечения стабильности и роста благосостояния населения при полном сохранении национально-культурной идентичности и исламских ценностей. Турецкие исследователи с удовлетворением отмечают, что Турции уже удалось достичь заметных успехов в области развития отношений с арабскими странами, в частности, Турции предоставлен статус постоянного гостя на заседаниях Лиги арабских государств.[166]

Параллельное развитие отношений Турции с Израилем и с арабскими странами позволило ей в кратчайшие сроки занять одно из ключевых мест на дипломатической сцене Ближнего Востока, выступив в качестве главного посредника на переговорах между Израилем и Сирией (о чем уже упоминалось в предыдущем разделе статьи). Можно предположить, что дипломатическая активность Анкары на Ближнем Востоке вряд ли ограничится этим. Как отмечает уже цитировавшийся выше М. Кибароглу, у Турции исторически сложились своего рода «особые отношения» с палестинскими арабами, которые еще в начале XX в. были относительно лояльно настроены к Османской империи, в то время как в других областях арабского мира (и не в последнюю очередь в Сирии) активно развивался арабский национализм, имевший ярко выраженную антитурецкую направленность. В современном турецком обществе также довольно широко распространены симпатии к палестинцам.[167] С одной стороны, это может вызвать в Турции внутриполитические осложнения по мере развития израильско-турецкого альянса, но с другой – создает самые благоприятные условия для турецкого дипломатического посредничества в израильско-палестинских переговорах, т.к. фактически Турция так или иначе связана достаточно теплыми отношениями с обеими сторонами и никогда не была недружественной страной ни для одной из них.

В целом можно констатировать, что Израиль и Турцию связывает сложный и многосторонний комплекс взаимных и общих интересов в области двусторонних отношений и в сфере национальной и региональной безопасности. Турция, безусловно, заинтересована в приобретении у Израиля самых различных новейших технологий и развитии сотрудничества в различных областях науки и техники, сельского хозяйства, медицины и т.п. Израиль, со своей стороны, заинтересован в возможности использования в случае военного конфликта турецкой территории и турецкого воздушного пространства предположительно против Сирии, Ирана или Ирака, так как в случае развития событий в этих странах по наиболее неблагоприятному сценарию ложившаяся ситуация будет практически в равной степени представлять угрозу для национальной безопасности как Израиля, так и Турции. Кроме того, Израиль заинтересован также в возможности размещения в турецких портах своих военных кораблей.[168] Таким образом, Израиль мог бы решить свою «вечную» проблему «стратегической глубины» за счет сотрудничества с дружественной Турцией после того, как попытка решить эту проблему путем оккупации палестинских территорий закончилась провалом.

Однако, как представляется, реализация сценария военного сотрудничества в условиях реального вооруженного конфликта в обозримом будущем все же маловероятна. Скорее следует ожидать дальнейшего развития политико-дипломатического сотрудничества двух стран, направленного на нейтрализацию внутрирегиональных угроз и формирование прочной структуры региональной безопасности. При этом развитие военного сотрудничества между Израилем и Турцией само по себе становится важным фактором давления на государства – потенциальные источники угроз национальной безопасности обоих партнеров (на сегодняшний момент это прежде всего Иран и Сирия). Ирану, в частности, таким образом, посылается недвусмысленный сигнал о том, что в случае эскалации его агрессивного поведения и роста конфронтации в регионе, ему придется воевать на два фронта и при этом иметь дело с государством-членом НАТО.

В отношении Сирии в рамках израильско-турецкого партнерства применяется стратегия многоцелевого воздействия. Во-первых, военный альянс двух стран является безусловным фактором давления на Сирию – геополитически он как бы берет Сирию в «клещи». Во-вторых, израильско-сирийские переговоры при турецком посредничестве, как уже отмечалось выше, направлены не только на урегулирование двусторонних отношений между Израилем и Сирией, прекращение состояния войны Израиля с последней арабской страной – участницей арабо-израильского конфликта и формирование добрососедских отношений между двумя странами. Они направлены также на лишение сирийской поддержки экстремистских группировок ХАМАС и Хизбалла, что, в свою очередь, должно значительно облегчить положение Израиля сразу на двух других «фронтах» конфликта, а также создать дополнительные условия для установления и развития мирных отношений Израиля с Ливаном. И, наконец, в-третьих, данный дипломатический процесс косвенно направлен опять-таки против Ирана, т.к. в случае его успешного завершения Сирия, являющаяся на сегодняшний момент единственным союзником и оплотом Ирана в арабском мире, будет выведена из-под его влияния.

Итак, положение Израиля в ближневосточном регионе к моменту его вступления в седьмое десятилетие независимого существования можно охарактеризовать следующим образом. Израиль все еще не стал полноценным участником региональной системы международных отношений. Уровень его отношений со странами региона – даже с теми, с которыми он имеет мирные договоры – остается весьма низким. Однако на сегодняшний момент можно констатировать, что отношения конфронтации и непримиримости между Израилем и арабскими государствами остались в прошлом – и судя по всему, навсегда. Более того, их стратегические интересы стали во многом совпадать, прежде всего в таких областях как борьба против угрозы терроризма и экстремизма, противодействие распространению иранского влияния, а также сотрудничество в экономической, энергетической, финансовой и других сферах, в частности, в сфере развития в регионе международного туризма.

Перспективы урегулирования израильско-палестинского конфликта в обозримом будущем можно оценить как минимальные, и это обещает быть одной из самых серьезных проблем Израиля и региона в целом. Причем в настоящее время главное, если не единственное препятствие на пути урегулирования находится на палестинской стороне – это прежде всего экстремистская позиция ХАМАС и совершаемые ею террористические нападения. И здесь сотрудничество Израиля с арабскими государствами могло бы стать достаточно эффективным инструментом для нейтрализации этого препятствия.

Появление на ближневосточной арене двух новых активных игроков – Ирана и Турции – создает принципиально новые условия для Израиля. Стратегическое сотрудничество с Турцией укрепляет военно-политические позиции Израиля и его национальную безопасность. Кроме того, Турция может служить дипломатическим и политическим «мостом» в развитии отношений Израиля с арабскими странами (в этом отношении турецкое посредничество в нынешних израильско-сирийских переговорах представляет собой в высшей степени интересный «пилотный проект»), и с НАТО, членом которой она является.

Иран, со своей стороны, выступает на ближневосточной арене как новый активный игрок, стремящийся изменить сложившееся соотношение сил в свою пользу посредством демонстративно вызывающего поведения и целенаправленного нарушения устоявшихся правил игры. В настоящее время именно Иран можно считать единственным в регионе государством, способным представлять реальную военную угрозу для Израиля, хотя, как представляется наиболее апокалипсические варианты возможного поведения Ирана в регионе вряд ли рассматриваются самим иранским руководством как реальные, представляя собой, возможно, элемент скорее психологического давления.

Тем не менее, иранская угроза в настоящее время становится дополнительным фактором, способствующим сближению интересов Израиля и ключевых арабских государств и подталкивающим их к сотрудничеству.

И наконец, евросредиземноморский проект, при всей своей сложности и малой предсказуемости реальных сроков его осуществления и тех форм сотрудничества, которые будут в конце концов реально реализованы в его рамках, безусловно открывает для Израиля не только новые перспективы сотрудничества с Европой, но и способствует строительству дополнительных «мостов» между Израилем и его соседями по региону.

Дата добавления: 2015-08-18