Глава седьмая. После ужина Кейр сел писать письмо матери Мака, надо было поддержать ее и утешить

После ужина Кейр сел писать письмо матери Мака, надо было поддержать ее и утешить, а Марианна сразу отправилась наверх, укладываться, сама захотела лечь пораньше. Ее очень утомила экскурсия и то, что пришлось уйму всего запоминать, осваивая неизведанную территорию. Уже забравшись под одеяло, она слушала, как Кейр умывается, как готовится к ночлегу. Вот открыл и закрыл печную дверцу, вот зашуршал спальным мешком, раскладывает, вот скрипнул диван, оседая под тяжестью его тела.

Лежа на спине, Марианна пыталась услышать происходящее за стенами дома. Ветер прекратился, и ей показалось, что повисла тишина, почти давящая. Но чуть погодя сквозь шипение и сердитое потрескивание дров в печи Марианна все же уловила радостный прерывистый лепет, мелодичное бульканье. Она догадалась, что это ручей, это он, перекатываясь по камням и скалистым порогам, гулко приплясывая, мчался к морю. Журчание ручья… оно неизменно в своем постоянстве и одновременно постоянно меняется. Марианна притихла под одеялом, завороженная звуками. Ей страстно захотелось поделиться своими ощущениями с ним, с человеком, который уговорил ее приехать сюда, но он, скорее всего, уже спал.

Снова переключившись на то, что происходит внизу, она услышала шорох перелистываемых страниц. Для книги – слишком громкий. Значит, Кейр читал журнал. Интересно какой? Специализированный, для нефтяников? Что-то про новейшие технологии при разведочном бурении? Или в этом журнале пишут про природу? Наверное, про природу. Кейр, похоже, четко разграничивал работу и дом, он же нефтяник, а дома они предпочитают целиком отрешаться от своих профессиональных тягот. Марианна помнила благоговейное, на грани сумасшествия, отношение Харви к домашнему очагу и понимала, как это ему было необходимо – обо всем забыть на какое-то время.

Тихонько откашлявшись, Кейр перевернул страницу.

– Кейр? Ты не спишь?

– Не сплю. Что-то не так?

– Все нормально. Просто мне интересно, что ты читаешь.

– Журнал для любителей птиц.

– Так я и подумала.

– Как ты догадалась? Я вроде бы не присвистывал от восхищения, переворачивая очередную страницу…

– Если бы присвистывал, я бы подумала про «Плейбой», и листал бы ты тогда чаще, там же мало текста. Что мы завтра будем делать?

– В зависимости от того, как долго ты согласишься мокнуть.

– Я люблю дождик. Мне гораздо больше нравится гулять под дождем, чем в ясную погоду.

– О-о, тогда тут для тебя настоящее раздолье. Утром у нас экскурсия, потом пикник и, возможно, даже ланч на дереве, в домике.

– В домике на дереве? – Она рывком уселась.

Услышав шорох одеяла, Кейр крикнул:

– Не расшиби голову!

– Там действительно самый настоящий домик?

– Да.

– Это ты его построил?

– Построил дед, а я потом слегка его модернизировал.

– Домик на дереве! – Она рассмеялась. – Дерево-дом.

– Прекрати издеваться.

– Я не издеваюсь, я радуюсь! Радуюсь, что мой человек-дерево живет в домике на дереве. Его дом тоже дерево.

– Ты бывала в таком доме?

– Послушай, неужели это возможно? Конечно, не бывала! А как ты туда забирался?

– По веревочной лестнице.

– Ох… – услышал Кейр, и непонятно было, что означал этот приглушенный вскрик, восхищение или разочарование.

– Марианна? Ты расстроилась?

– Что ты! Просто, можно сказать, лопну сейчас от счастья. Домик на дереве… Я смогу попасть на самый верх, на высокие ветви! Но я справлюсь, как ты думаешь? Веревочная лестница – штука коварная.

– Не бойся, я буду ее держать.

– Значит, сначала залезу я.

– Можем и вместе, если я перекину тебя через плечо, как доблестный пожарный.

– Ладно, черт с ними, с приличиями. Перекидывай. Ради домика я согласна на все. Это же здорово! Знаешь, зря ты мне сказал про домик. Теперь я точно не усну.

– А я соответственно не смогу почитать.

– Ах, простите, что оторвала вас от плейбоевской «модели месяца»…

– Хуже. От прекрасного фото кричащей выпи. Спи давай. Тебе предстоит насыщенный день. И к тому же завтра твоя очередь готовить.

Марианна снова улеглась, закуталась в одеяло и пробормотала:

– Столько всего… и еще какао.

Последнее, что она запомнила перед сонным забытьем, было тихое хихиканье Кейра. Но, возможно, это веселился ручей.

Его разбудил сон. Про Мака. Снился эпизод, когда Кейр заметил, что сейчас произойдет нечто ужасное. Мак, стоя на сильном ветру, хохочет и что-то кричит, не слыша сзади скрежета пиллерса, этот, как оказалось, плохо приваренный огромный вертикальный столб оторвался от палубы, качнулся и… вот-вот рухнет. Кейр прыгнул к Маку, оттолкнул собой, и тот отлетел в сторону. Еще мгновение, и вот они уже оба распластаны на полу… Тут Кейр проснулся…

Печка уже остыла, но он весь вспотел в своем спальном мешке; и руки и ноги, все его большое тело ныло, измученное сначала теснотой поезда, потом «лендровера», а теперь дивана. Он расправил плечи, вытянул ноги. Потерев пальцами шов на лбу, тут же вспомнил, как ударился, как лежал ничком, уставившись на кроваво-коричневое пятно ржавчины на палубе, рядом с которым ярко краснела лужица его собственной крови. Потом он услышал, как упал Мак, но не мог пошевельнуться, а дальше перед глазами все расплылось…

Оказалось, что рухнувшая стальная опора все же задела Мака, удар был не прямым, но все равно фатальным. Из-за того маневра с прыжком друга его не убило сразу, но все равно это был конец.

В общем, геройский маневр лишь продлил агонию Мака и страдания его близких. Энни неделю провела у постели мужа, надеясь, что к нему вернется сознание. Неделю отчаянной надежды, которая постепенно угасала вместе с жизнью Мака. В душе Кейра расползалась пустота, заполнить которую могли только ярость и боль.

…Кейр вспомнил, что там, наверху, Марианна. Напряг слух. Тишина. Мерного сонного дыхания что-то не было слышно. Но потом услышал, как она повернулась, скрипнули доски над головой. Он сел, глянул в окно на ночное небо. Звезд не было. А луну почти закрыли облака. Он зябко поежился и потер голые плечи. Ну и холодина. Завтра вполне может пойти снег.

Марианна снова пошевелилась и что-то пробормотала, Кейр замер от неожиданности и удивления. Этот ее бормоток напомнил Кейру о тех женщинах, с которыми он был близок. О женщинах, которые лепетали что-то, лежа с ним рядом. Он улыбнулся в темноте и снова втиснулся в спальный мешок.

– Кейр?

Услышав ее шепот, Кейр подумал, что это она во сне, но Марианна повторила чуть громче:

– Кейр?

– Да?

– Зажги лампу, если хочешь почитать, ты мне не помешаешь.

– Я в окно смотрел, а теперь вот лежу, думаю.

– О Маке?

– Д-да-а, – ответил он, словно бы через силу.

– А хочешь, поговорим о нем?

Он подумал, что это было бы замечательно. Облегчить душу; дать волю гневу и отчаянию под покровом темноты; рассказать, что́ он пережил, что его мучит вот сейчас, все-все рассказать своей незримой и чуткой собеседнице. Но вслух Кейр произнес:

– Давай лучше о звездах.

– Да-да, конечно! Но сколько сейчас времени?

Он глянул на свои часы.

– Час почти.

– Боже! Оказывается, уже ночь. А что ты там видишь? Мерцающие звезды? Ты сказал, на окне нет занавесок. Весь дом залит лунным светом? А на что он похож, этот свет? Он всегда вызывает такие восторги…

– Лунный свет? Жутковатый. Похож на прохладную, незаметно струящуюся воду. Помнишь, какими бывают в Эдинбурге туманы, когда воздух весь пропитан влагой? Кажется, что ты дышишь водой. Воздух какой-то вязкий, он просачивается в одежду, проникает в кости. Лунный свет примерно такой же. Холодный. И загадочный. Иногда он бывает сказочно прекрасен. Или ужасен.

– Расскажи мне про звезды.

– Ты там не замерзла? Печка остыла. В первый вечер она всегда ленится и капризничает. Погоди, сейчас снова ее растоплю.

Выбравшись из спального мешка, он опускается на колени перед печкой, нашаривает лежащие наверху коробку со спичками и свечу. Он зажигает ее, потом, отворив дверцу, выгребает золу и несколько еще подернутых жаром угольков. Запихивает в печь обрывки бумаги, немного щепок, потом, когда занялся огонь, кладет полено.

– Мм… как хорошо пахнет! – донеслось сверху. – Свечка? Воском запахло. Может, лампу зажжешь?

– Ну ее. Много мороки. И слишком она яркая. А чтобы увидеть звезды, должно быть темно, – сказал он, задувая свечу. – В детстве я ненавидел лето. Потому что меня заедали комары и потому что никак не темнело. Звезды бывают только на ночном небе, и мне не удавалось их дождаться. Слышишь меня?

– Очень хорошо. Деревянный пол – отличный резонатор. Ты как будто совсем рядом говоришь. Продолжай.

– Так вот. Летом я подолгу стоял у окна своей комнаты… взрослые были уверены, что ребенок давно спит… и всматривался в небо, точно зная, что звезды там, просто мне они не видны. И я мысленно расставлял их, прикидывал, где бы они находились, если бы можно было их увидеть.

– Как те астрономы, которые открыли Нептун.

– Точно! Ты знаешь про Нептун?

– Представь. Я коллекционирую открытия, совершенные без помощи глаз. Расскажи, что ты сейчас видишь. Не бойся, что я что-то не пойму. Я просто буду слушать, как сказку. Нет, как музыку. Музыку сфер. – Она тихо рассмеялась. – Как космическую оперу.

Убедившись, что полено разгорелось, Кейр снова забрался в спальный мешок и выглянул в окно. Когда луна выплыла из-за облака, он увидел огромные снежные хлопья, медленно падавшие сверху. Снег скапливался в уголках окна и постепенно, точно украдкой, заметал подоконник. Перевернувшись на спину, Кейр задрал голову повыше, чтобы голос его был направлен точно вверх. Говорил он негромко и довольно монотонно, словно не просто объяснял, но и творил заклинание.

– Если посмотреть на восток, там отыщешь Арктур, он один из самых ярких на небосводе. Свет у него желто-оранжевый. Большинство звезд кажутся холодными. Ледяными. Они звучали бы как… флейты. Точнее, как маленькие флейты, пикколо. Высокие, пронзительные довольно звуки. Арктур на вид гораздо теплее. Я бы сравнил его с виолончелью… Он как печка, когда она уже не раскаленная, а приятно греет. Арктур яркий, но не жжет и не слепит, как солнце. Он… как чувство, которое испытываешь к старому другу… или к бывшей своей любви, к человеку, который все еще тебе дорог. Спокойная нежность. Страсть отполыхала. Может, даже не виолончель, скорее, альт. Ну и как тебе моя лекция?

– Я на верху блаженства. Хочу, чтобы ты записал для меня все это. Буду слушать, когда вернусь домой. Рассказывай дальше.

Кейр повернулся на бок и, приподнявшись на локте, глянул на печь.

– Если посмотришь на запад, увидишь созвездие Орион, это охотник. Его найти легко. Это великан, и могучий. Мои уважаемые коллеги, досточтимые буровики, наверняка сравнили бы его с криво построенным кирпичным коттеджем. Да, общий контур, по периметру созвездия, местами асимметричен. Но мы мысленно впишем в этот контур фигуру охотника. В правой, поднятой вверх руке Орион держит дубинку. В левой – щит, по некоторым легендам, это не щит, а львиная шкура. У него широкие плечи, на правом плече примостилась огромная яркая звезда Бетельгейзе. В детстве я никак не мог выговорить и запомнить это слово, все время путал с названием фильма «Битлджюс». На ступне левой ноги сияет еще более яркая Ригель, звезда-сверхгигант. А теперь я сражу тебя наповал: Ригель в пятьдесят тысяч раз ярче Солнца, но она дальше от нас на тысячу четыреста световых лет. Но больше всего у Ориона мне нравился пояс дивной красоты. И все же, что бы кто ни говорил, Орион – парень хоть куда! Плечи широкие, талия узкая, на ней сияют три яркие звезды, это и есть так называемый Пояс Ориона. А с него свисает меч, состоящий из очень плотно расположенных звезд. Средняя звезда меча на самом деле представляет собой туманность, из облака пыли и газа, но выглядит она как звезда. Слева от Ориона самая-самая яркая звезда, хватает его за пятки, Сириус. Он же Песья звезда, охотничья собака Ориона. Сириус близко, всего в восьми световых годах от нас, он в сорок раз ослепительней Солнца, потому и кажется таким ярким. Назовем его… кларнетом, который доминирует в хоре прочих инструментов оркестра. Сириус сияет сильнее остальных звезд и сразу притягивает взгляд. У моего деда был пес, овчарка, тоже настоящая звезда. У него и кличка соответствующая была – Астер. Толку от него не было никакого: лентяй и позер. Дед отдал этого бездельника мне, и он постоянно крутился под ногами, требовал внимания. В общем, доставал меня страшно, но я его любил, и он меня тоже. По секрету от всех я придумал ему другую кличку. Сириус. И часто воображал себя охотником Орионом, подпоясывался кожаным ремнем, который отдал мне старший брат, а мечом служила огромная палка. Однажды Сириус приволок убитого зайца и положил этот трофей к моим ногам. У меня даже дух перехватило.

– Но почему?

– Понимаешь, прямо под ногой Ориона находится еще одно созвездие. Лепус. Заяц в переводе с латыни. Я был совершенно уверен, что Сириус знал, что означает его тайная кличка и кого я изображаю, потому и добыл зайца. – Кейр повернулся к окну. Понаблюдав некоторое время за густо падающими снежными хлопьями, он тихо спросил: – Ты не уснула еще? Молчишь все.

– Это я от восторга, правда, нет слов.

Наверху зашуршали простыни, это Марианна перевернулась.

– Спасибо тебе, Кейр. Это было чудесно, все это.

– Постарайся уснуть. Я придумал тебе на завтра обширную программу, устанешь.

– Ну что ты, какой сон! Теперь я буду наблюдать за звездами, мысленным взором, так сказать.

Он ничего ей не ответил, но чуть погодя начал нараспев цитировать:

О Ты, чудеса творящий,

Защити, меня, Всемогущий,

Ты, правитель всей жизни

И звезд…

– Что это?

– Гэльская молитва. Эти молитвы похожи на заклинание, в них есть что-то языческое. Это заклинание против бессонницы.

– Это все или еще слова есть?

– Да, там еще много.

Упаси меня этой ночью,

Сбереги мое тело и душу,

Упаси меня этой ночью.

Будь всемилостив каждую ночь.

Упаси меня, не оставь

Посреди небес и земли,

Перед тайной Твоих законов,

Не доступных очам слепца.

Он услышал приглушенный, судорожный вздох, но продолжил:

Перед тем, что узреть сумел,

И пред тем, что осталось незримым,

Перед тем, что я, слава Тебе,

смог постичь и чего не смог ^[19] .

– Спокойной ночи, Марианна.

– Спокойной ночи… Спасибо, Кейр.

– Не за что.

Она услышала жужжание молнии на спальном мешке и скрип дивана под телом Кейра. Потихоньку, едва дыша, Марианна повторила: «О Ты, чудеса творящий…» Она, улыбаясь, стала думать про Кейра, и в какой-то момент с тревогой обнаружила, что вся дрожит, но совсем не из-за зимней стужи.

Луиза

Через несколько дней после их отъезда Марианна прислала мне открытку, вероятно, она ее надиктовала.

Дорогая Лу!

Разглядывать достопримечательности я, сама понимаешь, не могу и тем не менее Скай изучила неплохо. Куда бы мы ни ходили, везде я слышу чарующие, ласкающие слух звуки. Тут столько разных дождей! Совсем неслышимых не бывает, но они никогда не буйствуют, поэтому не заглушают даже очень тихие звуки. Например, треньканье капель, срывающихся с камней. У меня такое чувство, будто специально для моих ушей устроили спектакль, кто-то взял и навел фокус в мире моих ощущений. Меня тут угостили коктейлем: гарь торфяников, влажный дух разнообразной растительности и моря, и эту терпкую смесь я еще запиваю стаканом отличного виски.

Как говорится, наслаждаюсь жизнью.

Привет,

М.

P.S. Я попросила Кейра выбрать открытку.

Это была «юморная» открытка, абсолютно черная, без всякого изображения, и на ней надпись «Ночной Скай». Сначала я подумала, что шутка довольно безвкусная, но, поразмышляв, решила, что так могла сострить только сама Марианна. Кейр прислал мне свою открытку, они обе сразу пришли. На его открытке имелись живописные горы. Текст был коротким:

Привет, Луиза.

Марианна, по-моему, вполне довольна. Никаких недоразумений, она уже освоила территорию дома. Даже наша кошмарная погода, похоже, ей нравится.

Всего хорошего,

Кейр.

Какие молодцы, знали, что я ужасно волнуюсь, сидя в своих четырех стенах. У меня действительно отлегло от сердца. Но ни он, ни она и словом не обмолвились о том, что интересовало меня больше всего.

Я показала открытки Гэрту, который зашел проверить мой компьютер – что-то с машиной не то. Надо сказать, что, несмотря на свое законченное школьное образование (впрочем, возможно, как раз благодаря ему), Гэрт любит ввернуть крепкое словечко, как какой-нибудь кокни.

Прочитав оба послания, он с ухмылочкой выдал:

– Так ты думаешь, они трахаются?

Дата добавления: 2015-08-18