Глава девятая. – Тут ручей становится шире, поэтому выложен мостик из камушков

– Тут ручей становится шире, поэтому выложен мостик из камушков. Надо по нему перейти на другую сторону. Давай я тебя перенесу. Или хочешь сама попробовать?

Марианна остановилась на берегу.

– Камни плоские?

– Да.

– Наверное, мокрые?

– Возможно, даже обледеневшие.

– Тогда лучше перенеси. На закорках?

– Зачем? Держи обе палки в правой руке. Я обхвачу тебя за талию и под коленями и потащу, готова?

Когда Кейр ее поднял, она положила левую руку ему на шею, провела пальцами по рюкзаку.

– А что там у тебя?

– Пара клеенок. Все для пикника. Фотоаппарат.

– Пикник на снегу?

– В домике на дереве. Все, прибыли на другой берег. – Поставив Марианну на ноги, он выпрямился и тихонько потянул ее за руку. – Сюда. Иди помедленнее. Тут деревья гуще растут. Держи крепче палки. И лучше закрой глаза, чтобы случайно не поранить их веткой.

Они протаптывали тропку меж деревьев, Марианна спросила:

– Ты говорил, что хочешь показать, чем ты тут занимаешься. Ну и чем?

– В основном сажаю деревья. Присматриваю за ними. Пытаюсь приучить людей любить деревья, знать их.

Марианна на миг остановилась.

– Хочу задать тебе один глупый вопрос.

– Задавай.

– Почему они?

– Почему именно деревья?

– Да, почему деревья? Почему надо знать их, а не птиц или зверей?

– Вопрос совсем не глупый, хороший вопрос. Деревья порождают жизнь, создают условия для существования остальных тварей. Они как многоквартирные высокие дома у нас, у людей. Хотя сам я предпочел бы жить на дереве, а не в обычном доме. В отличие от высотных домов, деревья сами создают условия для жизни. Под корой проживают разные насекомые, на коре лишайники и мхи, в дуплах и на ветках зверьки всякие. Дереву даже не обязательно быть живым, чтобы принести пользу ближним. Мертвое или гибнущее дерево и накормит, и даст кров разным букашкам, пчелам, жукам… я, наверное, уже тебе надоел, но из вежливости ты терпишь мою трепотню.

– Нет-нет, продолжай! Я ведь жертва искусствоведческих лекций, а наука для меня – закрытая книга. Так что просвещай дальше.

– Смеешься надо мной, ну да ладно, сделаю вид, что поверил в твою искренность. Лиственные деревья укрывают, дают тень, сброшенная листва гниет и в свою очередь дает приют слизнякам, улиткам, червякам, мокрицам, паукам, многоножкам, сороконожкам… можно перечислять бесконечно. Эти беспозвоночные служат кормом более высокоразвитым существам, птицам, лягушкам и ежам. Удивительная симбиотическая система. Достаточно срубить одно дерево, и этой системе будет нанесен серьезный урон. – Кейр внезапно остановился. – Вот мы и прибыли.

Он забрал у Марианны палки и сунул ей в руку, обтянутую перчаткой, свисающий канат.

– Это веревочная лестница. Деревянные перекладины, закрепленные поочередно на двух толстых канатах. Прочная и надежная. Но тебе придется лезть первой, потому что я должен буду придерживать ее снизу, чтобы не крутилась и не раскачивалась.

– А до чего я должна добраться?

– До площадки. Она огорожена, там есть перила. Но прислоняться к ним не надо, это тебе ориентир. Просто остановись на этом уровне и стой.

– А сколько на лестнице ступенек?

Кейр молчал, считая про себя:

– Шестнадцать.

– Боже! Это, наверное, очень высоко.

– Да уж. Оттуда лучше не падать.

– Кейр, вряд ли я смогу забраться. Ты не втащишь меня туда в какой-нибудь корзине или в мешке? Что-то подобное проделывали в книге «Швейцарская семья Робинзонов».

– Тут есть подъемник на блоке, но только для вещей.

– А чем я не гожусь? Я же коробка конфет.

– Ты хотя бы попробуй. Считай про себя ступеньки. На десятой голова твоя окажется примерно на уровне площадки. Залезешь на нее и жди, когда я поднимусь.

– А если упаду?

– Постараюсь тебя поймать.

– Вот спасибо!

Нащупав первую ступеньку, Марианна бросила через плечо:

– В хоккее тоже ведь ловят, шайбу, да?

– В основном простуду.

Марианна

Деревянные ступеньки были скользкими от влаги – вот такое коварство. Руки в перчатках то и дело съезжали вбок, зато подошвы ботинок совсем не скользили. Хотя Кейр держал лестницу, она раскачивалась, и вскоре мне пришлось сильно откидываться назад, чтобы подталкивать себя вверх, и запястья ныли от тяжести моего собственного тела. Сначала было страшно, но постепенно страх сменился восторгом. Я вдруг задела головой ветку, и черед секунду снизу раздался вопль.

Я замерла на ступеньке:

– Что там такое?

– Ничего особенного. Мне за шиворот попал снег. Ты задела ветку, он и посыпался.

– Прости.

– Ничего. Очень освежает. Над чем это ты там хихикаешь?

– Вспомнила про снежки. По-моему, мы в них все-таки играем. Ой, я сбилась со счета! Где я?

– Ты на десятой ступеньке. Теперь будет легче. Совсем близко у площадки, где закреплена лестница, а там ее уже не качает.

Вскинув руку вверх, я уткнулась ладонью в деревянную раму, к которой было прилажено что-то более жесткое, чем дерево. Похоже на проволочную клетку для цыплят. Я остановилась, не представляя, как забираться на эту самую площадку. Кейр крикнул:

– Справа, в самом низу, так сказать на уровне пола, есть ручка. Нашла? Ухватись за нее, проще будет лезть.

– Я боюсь выпустить из рук веревку, вдруг упаду?

– Не бойся. Правую руку на эту ручку, и продолжай подниматься по ступенькам. Одна… вторая… все, последняя. Хочешь, подожди меня. Но учти, пока я буду забираться, лестница будет ходить ходуном. Еще вариант: поставь левую ногу на площадку и толчком перенеси туда все тело. Как раз пригодятся дорогостоящие тренировки в спортзале.

Я стала карабкаться на площадку, стараясь не думать о высоте и о том, спасет ли меня снежный сугроб, если грохнусь. Вскоре снова раздался голос Кейра:

– Отлично! Ты там! Можешь встать во весь рост, сверху достаточно места для головы.

– Нет уж, спасибо. Зачем испытывать судьбу? Посижу тут, подожду тебя.

– Жди.

Пока он лез, площадка чуть-чуть накренилась, и я намертво вцепилась в ручку. Я услышала, когда он оказался рядом, он взял меня за руки и помог подняться. Поежившись, я спросила:

– Теперь головы наши оказались среди веток? Я боюсь за свои глаза. Я ими дорожу, хоть от них никакого толку.

– Мы сейчас под навесом из сплетенных веток, под портиком, так сказать. Это часть домика. Тут твоим глазам ничего не грозит. А если подойдешь сюда… – он обнял меня за плечи и слегка подтолкнул вперед, – то окажешься как бы на открытом балконе. Мы на высоте двадцать футов. – Он прижал мою ладонь к ветке толщиной с мою руку. – А над нами шатер, крона дерева.

Обхватив ветку, я слегка ее качнула. Раздался тихий шелест, потом мягкий удар – на площадку упали снежные комья с более высоких ветвей.

– Попала в тебя?

– На этот раз мимо.

– Да, стрелок из меня никакой. Ой, а тут холоднее! Чувствуешь, как дует?

– Мадам, изволите горячего шоколаду? Или бренди?

– Так вот что у тебя в рюкзаке!

– То самое. Фляжка, с бочоночек на ошейнике у сенбернаров, но тяжелая, сволочь.

Послышался тихий лязг поднятого засова, потом жалобный скрип распахиваемой двери. Кейр приобнял меня.

– Прошу сюда, мадам. Сию минуту будет накрыт стол.

– Пространство небольшое. Ты запросто сможешь обследовать его руками. Но тут полно всяких любопытных вещиц и приспособлений.

– Да ну?

– Истинная правда. Дед у меня был замечательный. Строил этот дом для детей и внуков, но и сам любил тут отдохнуть.

Марианна сняла перчатки и, вытянув руки, приступила к обследованию. Посреди комнаты она наткнулась на что-то шершавое и округлое. Она сразу поняла, что это. От изумления она даже отдернула руки, но потом с радостью снова положила их на круглящийся бок.

– Это же ствол дерева! Дерево растет прямо в доме.

– Представь. Точнее, это огромный сук. – Кейр положил руку Марианны на развилку между стволом и суком. – Он делит комнату на две части. Мы с тобой сейчас в столовой, а с другой стороны спальный покой.

– И кровать?

– Ну да. Дед все всегда делал основательно. Тут две кровати и еще приделаны крючки для гамака. Справа от тебя, на полу, стоит деревянный сундучок, набитый старыми пледами и стегаными одеялами. Осторожнее, не споткнись. Я захватил с собой одну из палок, это тебе вместо трости. Держи.

Марианна взяла палку и стала водить ею, постукивая по мебели.

– Что тут еще? Очень даже интересно!

Обернувшись, Кейр посмотрел на нее, улыбнулся:

– Круглый столик и несколько полок с высокими бортиками, чтобы с них ничего не падало, когда налетит буря. Он хотел закрепить полки на шарнирах, но не знал, как это сделать. Ну и хорошо. Это дерево не особенно качается. Ветки – да, а ствол никогда.

– А ты бывал тут в бурю?

– Я тут спал во время бури.

Марианна ахнула и прижала пальцы к губам, как ребенок, услышавший что-то невероятное. У Кейра перехватило вдруг горло, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить рассказ:

– Тут есть тарелки, кружки, ножи и вилки, пластиковые стаканчики. Словом, все необходимое для пикника или полуночного пиршества. Ну что, ты готова испить горячего шоколаду?

– Ты же знаешь, что готова. А стулья есть?

– Навалом. Универсальные стулья, табуреты. Они же деревенский вариант кофейного, журнального и прочих столиков. На табуретке можно сидеть, разложить закуску, задрать на нее ноги или поставить стакан с выпивкой. Компактные, одного размера, легкие, в общем, на все случаи жизни.

Он протянул Марианне прочную, прямоугольной формы табуретку, она села. Вторую он поставил перед ней, водрузил на этот столик две эмалированные кружки, налил из термоса шоколад.

– Пахнет умопомрачительно.

– Кружка прямо перед тобой. Проголодалась?

– Ну что ты! Я же съела огромный сэндвич с беконом.

– Это не в счет. В домике на дереве всегда хочется пожевать. Такое уж тут место.

Он достал с полки жестяную банку и встряхнул ее.

– У тебя тут запас еды?

– Для птиц. И для людей тоже есть, немножко. Что тут на крышке написано? Вполне еще пригодно. Я сюда две недели назад наведывался, провел чистку. Подставляй руку.

Марианна послушно протянула ему руку, и он положил ей на ладонь небольшой плотный кубик.

– Знаешь, в Эдинбурге я ко всяким тянучкам даже не прикасаюсь. Это же кошмар для зубов. – Она кинула тянучку в рот. – Совсем застыла от холода! Но очень вкусно!

– Голод – лучшая из приправ, – изрек Кейр, тоже жуя тянучку.

– Опиши мне этот домик. Как твой дед исхитрился задействовать в устройстве живые ветви, не погубив их?

– Домик расположен близко к стволу. Это вполне надежно, и не потребовалось его намертво прикреплять. Но надо было учесть, что случаются бури и что дерево растет. Поэтому он насажен на каркас, прилаженный кое-где к ветвям, на скользящих болтах, которые позволяют на несколько дюймов изменять наклон крепежных реек, конструкция подвижна.

– Но ствол тоже растет. Наверняка за столько лет он стал толще. А эта ветка в комнате? Она не разворотит со временем стену или крышу?

– И в полу, и в стене, и в крыше отверстия специально были проделаны побольше, на вырост. Теперь зазор стал меньше.

– Так там дыры? Но почему-то не чувствуется сквозняка, совсем.

– В них уложен якорный канат, закрепленный в доме, к дереву он не крепится. Это надежная преграда сквозняку. И смотрится очень неплохо.

– Как остроумно! А если дерево перерастет границы отверстий?

– При моей жизни точно не перерастет.

– А при детях?

– У меня нет детей.

– Я вообще говорю. Какие-нибудь племянники, племянницы.

– Пока не обзавелся.

– Жаль. – Марианна вздохнула. – Дом – настоящая сказка, особенно для детей, столько бы им радости.

– Мне самому он нравится не меньше, чем в детстве. А подростком я вообще сюда не заглядывал. Считал, что это детская забава, недостойная солидного, взрослого человека. Решил тогда, пусть теперь младшая сестра играет тут в куклы. А сестра устроила в домике склад сломанных игрушек. Некоторые и сейчас здесь. Думаю, уже навечно. Надо бы их выбросить, но ведь у них не меньше прав на это жилье, чем у меня.

– Игрушки. Расскажи мне про них.

– Деревянная лошадка, на колесиках. Ее можно было катать. Но больше не покатаешь, колесики отвалились и потерялись. Еще есть всякие деревянные звери, уцелевшие из коллекции «Клуб одиноких сердец».

– Почему ты их так назвал?

– Понимаешь, изначально их было по двое, и жили они в ковчеге. Дед сам их вырезал из дерева и потом раскрашивал. За долгие годы кое-какие фигурки растерялись, и бедные твари остались одни-одинешеньки. А старину Ноя кто-то случайно пустил на растопку костра. Миссис Ной с тех пор мыкается с детьми одна и со всем этим зверинцем.

– Вдова, в общем.

Кейр тихонько произнес:

– Да, получается, что так.

Марианна поставила на стол кружку с шоколадом.

– Прости. Я напомнила тебе про Энни, да?

– А я тебе про Харви.

Помолчав, Марианна, уже веселым голосом, спросила:

– А деревянные кролики есть?

– Этих-то полно.

Марианна рассмеялась:

– Можно мне подержать кого-нибудь из «Клуба одиноких сердец»?

Кейр протянул ей деревянную фигурку:

– Угадаешь, кто это?

Пока Марианна ощупывала деревяшку, Кейр изучал ее широко распахнутые, отрешенные глаза, дымчато-голубые, будто небо перед дождем. Ему было немного неловко, словно он за ней подсматривал, потом вдруг вспомнился олень, за которым он следил из-за деревьев, взгляд у оленя был внимательный, но не гневный. У Марианны еле заметно подрагивало веко и уголок рта, голова была чуть вскинута, как у зверя, нюхающего воздух. Она протянула Кейру сложенную ковшиком ладонь с игрушкой.

– Это не очень трудно. Жираф. Длинная шея, и еще я нашла пятна.

– Все верно. Правда, жираф этот смахивает на пса далматина. Дед был хорошим резчиком, но рисовал средне. Его манеру письма я бы назвал экспрессионистской.

Когда Кейр потянулся за жирафом, его взгляд уперся в жилки на запястье Марианны, ярко-голубые на бледной прозрачно-мраморной коже. Кейр положил пальцы на переплетение жилок, почувствовал, как от неожиданности запястье чуть дрогнуло и как холодная кожа начала теплеть под его пальцами.

– Щупаешь пульс?

– Нет. Но чувствую, как бежит кровь по твоим жилам. Пульсирует. У тебя такое маленькое, такое узкое запястье… захотелось прикоснуться. Прости, я должен был спросить, можно ли. – Он взял из ее ладони фигурку. – Можно? Я чувствую себя так, будто слежу тайком. Я всегда знаю, что ты вот сейчас делаешь или сделаешь, а ты – нет. Это не очень честно.

– Не очень, но иначе у меня не бывает. Я уже привыкла, что мужчины этим пользуются.

– Прости.

– Я не тебя имела в виду. Я говорю о других мужчинах. Это было так давно. На самом деле, я едва ли теперь вспомню о чем-то подобном. Моя жизнь состоит из прикосновений, я постоянно трогаю что-то, но мало что теперь трогает меня. Я о людях.

– Но в каком смысле?

– То есть?

– Ты хочешь сказать, что люди к тебе не прикасаются? – Взяв ее руку, он снова провел большим пальцем по узкому запястью, гладя выступающие жилки. – Или ты имеешь в виду именно то, что сказала: «Но мало что теперь меня трогает»?

Марианна молчала. Не отнимая у него руки, опустив голову, она думала. Наконец произнесла:

– Конечно, трогает музыка. Прогулки по Ботаническому. Твой остров. Сама идея то есть. И… ты.

Он перестал гладить ее запястье. И, собравшись с духом, спросил:

– Хочешь потрогать меня?

Она смущенно опустила ресницы, потом провела кончиком языка по пересохшим губам.

– Постоянно. Не знаю, любопытство это или что-то большее, но мне мало только слышать твой голос… Мои деревья. Я слушаю их. Я многое узнаю про них по шумам, которые они издают или не издают, но мне хочется знать, что они есть, существуют. Удостовериться в этом я могу, только к ним прикоснувшись. И я делаю это. Когда никого нет рядом, как мне кажется. Я прижимаюсь к ним. Иногда я… я приникаю к ним лицом и вдыхаю их.

– Покажи мне, – еле слышно попросил он. – Покажи мне, что ты с ними делаешь.

Они стояли друг перед другом. Марианна, выставив вперед ладонь, медленно приближала ее к тому месту, откуда прозвучал шепот. Рука ее ощутила холодную металлическую молнию на куртке. Нащупав замочек, Марианна расстегнула молнию, распахнула полы куртки и положила обе ладони на свитер с ребристым узором, чуть повыше диафрагмы, раздвинула пальцы.

– Ты теплый. Ты мягче, чем деревья. Я чувствую ребра на узоре, а поперек них, под ними, твои ребра… получается внахлест, крест-накрест. И все это движется, очень плавно, в такт твоему дыханию… Вдох, выдох.

Проведя ладонями по его бокам, под курткой, она прижала их к мощным мускулам над лопатками, потом прильнула щекой к его груди. Ничего не говоря, она глубоко вдыхала, голова ее чуть приподнималась и опускалась, в такт вдохам и выдохам. Так прошла минута. Она пробормотала:

– Вот так бы взяла и уснула. Стоя. Как лошадь.

– Можно я тебя обниму?

– Да.

Она почувствовала, как напряглись его мышцы и как раздвинулись лопатки под ее ладонями, когда он обхватил ее руками во флисовых рукавах. Почувствовав затылком упругое и нежное прикосновение, она сразу догадалась, что это было. Подавив желание откинуть голову и подставить губы, она спросила:

– Деревья и звери тебе приятнее, чем люди?

– Не то что приятнее… Просто среди деревьев мне уютнее. А со зверями проще.

– Как ты думаешь почему?

– У меня был пес, который умел читать мои мысли, а я его. Едва ли кто-то способен его заменить.

– Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

Он помолчал, потом выпустил ее из объятий.

– Я плохо схожусь с людьми. Начнем с того, что я предпочитаю не смотреть в глаза, ты не представляешь, как это всех напрягает. Общаться с тобой мне легче еще и поэтому. Не нужно на тебя смотреть. То есть я-то как раз смотрю, но главное, на меня ты точно не смотришь.

– Но почему это так тебя беспокоит? Ты же не урод, и сложение, можно сказать, атлетическое. И по-моему, не из робких. Возможно, несколько замкнутый, и то не особенно, ведь ты горец. По сравнению с некоторыми субъектами ты просто балагур, душа компании.

– Ну, спасибо.

– А почему ты не любишь, когда на тебя смотрят?

– Наверное, причина в моих глазах. Людей они смущают, все чувствуют, что-то в них не то, а что именно – непонятно. И еще… иногда я вижу по глазам больше, чем мне хотелось бы.

– Ты что имеешь в виду?

Марианна услышала, что он отошел, потом как скрипнула табуретка, когда он снова уселся.

– Понимаешь, у меня острый глаз, сразу вижу всякую гадость. Возможно, это следствие наблюдений за птицами и зверями, я всю жизнь их изучаю, научился замечать малейшие изменения в поведении, особенности полета, крики тревоги… я могу подолгу стоять не двигаясь – как цапля – и просто все фиксировать… Когда я смотрю в глаза, у человека, наверное, возникает ощущение, будто его фотографируют. Хуже – будто его просвечивают на рентгене. Вот такая чертовщина.

– Кажется, я понимаю, о чем ты… Луиза после знакомства с тобой вот что мне выдала: «От глаз этого человека ничто не укроется».

– Правда? Готов побиться об заклад, что от ее глаз тоже.

– Намекаешь на ее готовность кого-нибудь заловить? В качестве хорошо сохранившейся антенны? А ты ведь знал, что я потеряла близкого человека. Ты так это тогда сказал, будто точно знал.

– Это было совершенно очевидно.

– Редко кто умеет понимать, какие эмоции отражены на лице слепого. Наша мимика отличается от мимики зрячих. Особенно у тех, кто не видит с самого рождения. Разговариваем мы нормально, нормальным голосом, однако большинству людей противно видеть безжизненные глаза, и они стараются поскорее улизнуть. Те же, кто посмелее и побойчее, начинают так орать, будто разговаривают с умственно отсталыми.

Склонив голову набок, она помолчала.

– Что-то ты притих. Я кажусь тебе ворчливой занудой?

– Ничуть, просто я за тобой наблюдаю. По-моему, это становится одним из любимых моих занятий. У тебя очень выразительные губы.

– Неужели?

– Правда. У тебя прелестный рот. Чертовски соблазнительный. Ты часто трогаешь свои губы. Кончиками пальцев. И кончиком языка. Это очень чувственно и манит. Хочется на них смотреть, как тем хищным типам, про которых ты говорила. Может быть, твои губы посылают некий призыв, непреднамеренно.

Пальцы Марианны тут же вспорхнули к губам.

– Боже! Ты так думаешь?

Кейр, рассмеявшись, легонько прижал пальцы к ее пальцам.

– Видишь? Ты снова это сделала. Я думаю, твои губы отражают эмоции примерно так же, как у других – глаза.

Он опустил руку и стал смотреть, как меж тонко очерченных бровей Марианны то залегают, то исчезают морщинки – она сосредоточенно хмурилась, стараясь осмыслить предположение Кейра.

– Но сегодня утром… когда ты спросил, хочу ли я близости, ты не знал, чего я хотела?

– А ты – знала?

Она молчала, и, выждав секунду, он заключил:

– Минное поле эмоций, вот что это было. И я старался уцелеть, не подорваться. Мне показалось, я понял, чего ты хочешь, но не был уверен, что ты скажешь «да». Ты и не сказала. Вот я и говорю, что не очень-то умею общаться с людьми. Я не силен во всяких играх.

– Но ты силен в хоккее.

– Даже в хоккее я не так чтобы очень! И уж совершенно точно в тех играх, которые приходится всегда вести с женщинами. Мужчины и животные гораздо проще и искренней. С ними мне легче.

– И со слепыми женщинами?

– И со слепыми женщинами.

– Хотя ты и не можешь определить, считают ли они тебя привлекательным.

– Нет, не могу. Но я понятливый ученик. В пределах природных возможностей мужчины, разумеется.

Наморщив губы, Марианна строго произнесла:

– Давай-ка сменим тему. По-моему, я теряю почву под ногами.

– Какая восхитительная искренность!

– Расскажи мне еще про дедушку. И про игрушки.

– С удовольствием. Он любил мастерить из дерева. И на день рождения обязательно что-нибудь нам дарил. Ноев ковчег был мой. А сестра попросила его сделать деревянную книгу, одному Богу известно, зачем такой крохе она понадобилась. В книге было четыре страницы из клееной фанеры, разрисованные и скрепленные петлями из холстины.

Порывшись в ящике с игрушками, Кейр сказал:

– Интересно, ты угадаешь, что это?

Он протянул Марианне плоскую дощечку размером с небольшой чайный поднос неправильной формы – то ли морская звезда, то ли птица с расправленными крыльями. Одна сторона дощечки была совершенно гладкой, другая – сплошь в волнистых бороздках и зазубринах. В середке какая-то цепочка из бугорков, похожая на грубо вырезанную подкову.

– Да что же это такое?

– Нечто, что очень бы тебе пригодилось, гораздо больше, чем мне.

– Какая-то скульптура?

– Можно и так сказать. Вообще-то это карта. Деревянный макет рельефа острова Скай. Эти вроде как крылья состоят из полуостровов: Троттерниш, Уотерниш, Дуириниш, Мингиниш, а ниже фрагмент покрупнее, это наш полуостров, Слит.

– А эти бугорки в середке, наверное, горы Куиллин?

– Они самые. Кое-какие мелкие части растерялись. Но основные фрагменты гор целы. Кое-где дерево уже раскрошилось, и с игрушками та же история.

– Карта раскрашена красками?

– Нет, только резьба, и все прокрыто лаком. Вот эти длинные извилистые канавки… чувствуешь? Это реки. А эти впадинки – озера, lochs. Канавки почти прямые – дороги, шоссе всякие.

– Прелесть! Настоящий шедевр! Но зачем? Зачем ему понадобилась деревянная карта?

– Дед видел такие в Канаде, у эскимосов. Они брали их с собой, когда отправлялись на своих каяках в море, карты побережья, вырезанные из дрейфующих обломков дерева, по этим картам можно было ночью ориентироваться на ощупь. Им и волны не страшны, не размокнут, а если уронишь случайно за борт, не утонут. Сколько сразу решено проблем. Просто и гениально. Наверное, именно это вдохновило моего деда. Еще шоколаду?

– Мм… да, будь любезен.

Кейр снова наполнил ее кружку, и какое-то время оба молча пили. Потом он сказал:

– Марианна, если ты уже достаточно тут освоилась, я бы хотел съездить позвонить Энни.

– Здесь, в лесу, конечно, нет связи?

– Нет. И в доме тоже. Придется ехать к шоссе. Заодно бы я заскочил в Броудфорд, надо запастись продуктами. Кое-какими. Я всегда отовариваюсь в одном магазинчике. Ты готова к дорожным колдобинам? К жутким колдобинам!

– Знаешь, как-то не очень. А тебя долго не будет?

– Часа два. Может, чуть дольше. Смотря как дела у Энни. И на скольких знакомых я наткнусь в Ко.

– В Ко?

– Кооп. Это, так сказать, центр, светское место. Процесс закупок может слегка затянуться, не отпустят, пока не выложат все местные новости.

– Думаю, я все же не поеду с тобой. Прости, что я такая несветская особа, но подремать у теплой печки мне будет гораздо приятнее. Я очень устала после нашего похода по нетронутым снегам, и трекинговые палки пока мне непривычны. Когда вокруг все незнакомое, это здорово выматывает, потому что я стараюсь как можно больше запомнить.

– Могу себе представить. То есть не могу, конечно, но ты понимаешь, о чем я. Ладно, давай домой. Как придем – поедим, а потом сядешь в кресло, и ноги кверху.

Кейр задвинул табуретки под стол, запихнул кружки в пластиковый пакет, пакет в рюкзак. Застегнув молнию на куртке, подвел Марианну к выходу и распахнул дверь.

Дверь снова жалобно заскрипела, и Марианна рассмеялась.

– Стонет совсем как в «Сказках братьев Гримм».

– Твоя правда, надо принести сюда масленку, избавить старушку от страданий.

– Даже не смей. В этом есть что-то восхитительно зловещее. А у домика есть имя?

– Разумеется.

– Что оно означает?

– Убежище. Ну что, готова к спуску?

– А куда теперь денешься? Я много читала про восхождения и уяснила, что спуск – операция не менее рискованная. Почти все несчастные случаи происходят при спуске.

– Да-да. Поэтому я спущусь первым и буду держать лестницу. Раз ты сумела забраться, ничего, спустишься нормально. Только надо осторожнее слезать с площадки.

– Не волнуйся, я аккуратно.

– Вот тут встань на коленки и постарайся удержать равновесие.

Когда она выполнила его требование, он положил ее пальцы на ручку, выступающую над полом.

– Не забывай про эту ручку.

– Можно я положу руки тебе на плечи, когда ты начнешь слезать с площадки? Это поможет мне сориентироваться, к тому же я постараюсь запомнить твои движения и потом их повторю.

– Ладно, действуй, как считаешь нужным. А я буду двигаться помедленней, чтобы тебе было легче запомнить.

И вот ладони Марианны на плечах Кейра, она ощущает каждый поворот его тела, перемещающегося на лестницу. Когда Кейр оказался вне досягаемости, Марианна вдруг почувствовала себя покинутой и испугалась. Чтобы восстановить контакт, она крикнула:

– Ну и приключение! Лу никогда бы не поверила, что я была наверху. И наверняка бы этого не одобрила.

– Тебя это беспокоит? – донесся снизу голос Кейра.

– Нисколечко, – отозвалась Марианна. Вцепившись в ручку, она осторожно протянула вниз ногу, нащупывая сомнительную опору – узенькую перекладину на покачивавшейся лестнице.

Дата добавления: 2015-08-18