Глава шестая. – Все. Дальше на колесах не выйдет.

– Все. Дальше на колесах не выйдет.

Выключив мотор, Кейр посмотрел на сплошную пелену дождя, который неистово барабанил по капоту.

– Дальше только пешком. И тут есть два варианта. К дому можно пройти по узенькой окольной тропе. Это тебе по силам, но идти довольно долго, вымокнешь до нитки. Или… – Он замолчал.

– Или?

– Или я отнесу тебя. На склоне есть ступени.

– Отнесешь? Не смеши. Я сама могу спуститься. Только не очень быстро.

– Понимаешь, ступени-то так себе. Я воткнул в землю плоские камни через более или менее равные интервалы. Камни грязные и держатся не очень прочно, и расстояние между ними я примеривал к своему шагу. Тебе придется здорово наклоняться назад и высоко задирать ногу. Сплошная морока. То ли дело на закорках. И приличнее, и удобнее.

– Ты очень любезен, но я лучше пойду по тропинке.

– Как угодно.

Вцепившись в ручку дверцы, Марианна стала вылезать наружу, но тут порыв ветра выдрал дверцу из ее рук. Она неловко ступила на землю, и у нее вырвалось:

– Ч-черт!

Кейр, открывавший багажник, всполошился:

– Что такое?

– Тут, оказывается, глубокая лужа, и теперь башмаки мои полны воды. – Она на ощупь добралась до Кейра, прилаживавшего к спине рюкзак. – Зонтика ты, конечно, не захватил.

Он расхохотался.

– Зонтик? При таком ветре?

Она услышала, как он вытащил ее чемодан, и бодрым голосом предложила:

– Я сама могу нести. Он довольно легкий.

– Лучше сосредоточься, идти предстоит по пересеченной местности, а вещи понесу я.

Тут дождь хлынул еще сильнее, и она юркнула в машину.

– Кейр, прекрати изображать героя в духе Джейн Остин.

– Но почему?

– Потому, что я чувствую себя ее героиней.

– Это тебя раздражает?

– Да.

– Потому что ты всю свою жизнь пытаешься преодолеть ощущение беспомощности?

– Да, пытаюсь. – Она упрямо вздернула подбородок.

Несколько секунд он смотрел на ее усталое мокрое лицо, обрамленное слипшимися, похожими на крысиные хвосты прядями. Потом запихнул чемодан обратно в багажник, потом машина слегка осела, и Марианна почувствовала, что Кейр очутился рядом.

– Представь, а я всю свою жизнь хотел стать героем.

Марианна, по-птичьи наклонив голову набок, внимательно его слушала.

– Героем?

– Ну-у… в какой-то мере.

Марианна ничего на это не ответила. Дождь еще яростней забарабанил по крыше. Марианна плотно сдвинула колени и ступни, чтобы было теплее, – промокшие ботинки жалобно квакнули.

– Я наверняка тяжелее, чем может кому-то показаться, – простонала она.

– А я наверняка сильнее, чем может кому-то показаться.

Он стащил со спины рюкзак и кинул его рядом с чемоданом, потом, захлопнув заднюю дверцу, обернулся к Марианне и протянул ей руку:

– Сейчас перед тобой будет каменный уступ, чуть ниже твоих коленок. – Он взял ее за обе руки. – Заберись на него.

Она послушно взгромоздилась на скользкий, шаткий камень, и он отпустил ее.

– Умница, я сейчас встану рядом и развернусь к тебе спиной.

Протянув вперед руки, она нашла его плечи.

– Боже, со школьных времен не вытворяла ничего такого. Я же тебя задушу.

– Это вряд ли. Вперед.

С воинственным кличем Марианна запрыгнула ему на спину, а он подхватил согнутыми локтями ее ноги.

– Ну, теперь держись, – сказал он.

Она крепче обняла его шею, и Кейр, по-крабьи забирая то вправо, то влево, начал спускаться. Марианна, которую по инерции тоже заносило то вправо, то влево, нервно хихикала:

– А что, даже весело. – И, приставив губы к его уху, добавила: – Предлагаю заключить соглашение. Установить распорядок героических поступков.

– Твоих или моих?

– И твоих и моих.

– Прекрасная мысль!

– Ты побудешь героем, пока мы не придем.

– А потом что?

– А потом я, считай, с завязанными глазами буду творить кулинарные чудеса под твои крики «браво!». Жонглировать ножами, метать тарелки, превращать воду в вино. Обещаю отличное представление.

Он остановился перевести дух.

– Что? Тяжело? Хочешь передохнуть?

– Да нет, хочу полюбоваться, пока не стемнело. Среди деревьев отыскать взглядом свой кров после долгой разлуки. Можно сказать, ритуал. В эту минуту я чувствую, что я уже дома. Слышишь шум воды? Это ручей.

– Понятно. И вроде бы там… водопад?

– Точно, а ниже его ручей огибает дом и течет к морю, до которого отсюда примерно четверть мили.

– В ручье, наверное, хорошо летом охлаждать вино.

– И не говори, а под водопадом можно принимать душ. Сейчас, конечно, не стоит, сейчас в воду полезет только какой-нибудь мазохист из клуба моржей. Держись крепче, уже близко.

Шум воды отступает, склон выравнивается, и Кейр ускоряет шаг. И наконец останавливается. Он отпустил ноги Марианны, и она соскользнула на землю. Отворив незапертую дверь, Кейр завел гостью в помещение, крытое рифленым железом. Это она определила тут же, по стуку капель.

– Вот это да! Ты только послушай! Барабанит как на Эдинбургском военном параде, на «Тату».

– Вообще-то тут у меня совсем не парадный уголок, американцы назвали бы его «грязной кладовкой».

Марианна услышала глухой щелчок повернутого в замке ключа. Взяв за руку, Кейр ввел ее в дом.

– Ты пока постой тут, отряхнись, а я пойду растоплю печь.

Марианна начала расшнуровывать башмаки, слыша, как Кейр отошел, а потом лязгнула металлическая дверь, из-за двери донесся шорох спичек в коробке, потом звук вспыхнувшей бумаги и потрескивание занявшегося огнем дерева.

– Как ты быстро!

– Перед отъездом всегда оставляю печку наготове. Ну заходи, присаживайся.

Он помог ей стащить мокрое пальто, она скинула ботинки, и Кейр подвел ее к креслу у печки.

– Я сгоняю за вещами. Побудешь одна? Я быстро.

– Не волнуйся. Посижу, подышу дымком. Сплошное удовольствие.

– И канцерогены.

– Плевать. Жизнь все равно не вечна.

– Вот это ты верно заметила.

Марианна прикрыла рот рукой, лицо ее вытянулось.

– Как же это я… у тебя сегодня такое случилось, а я… из-за всей этой кутерьмы совсем забыла. Прости, Кейр.

– Не расстраивайся. Я ведь чувствовал, что к этому идет. Я уже неделю сам не свой. Конечно, надеешься на лучшее. Ты же сама знаешь, какие на нефтяных платформах бывают несчастья, чудовищные, потому что там мало места, там дьявольски тесно… Марианна, ты не очень разочарована?

– Ты о нашей поездке? Ты же знаешь, что совсем наоборот. Для меня это настоящее приключение. Как у Энид Блайтон^[17], очень опасная писательница, на мой взгляд. Надеюсь, какао у тебя найдется? – спросила она, потирая озябшие руки. – Нам же предстоит ночная пирушка. Кейр, что ты молчишь? Опять смеешься надо мной?

– Нет. Просто устал. И на душе полегчало.

– Это ты о чем?

– Тихо радуюсь, что тебе тут понравилось. Что ты не жаловалась на дождь. И на холод. И на не подобающий даме транспорт.

– Это ты про «лендровер» или про себя?

– Про себя.

– По мне, так очень подходящий был транспорт. А насколько подобающий… знаешь ли, нам, слепым, выбирать особо не приходится. Это нереально. Главное, преодолеть чувство признательности, кстати, на мою благодарность не рассчитывай. Понимай это как знаешь.

– Думаю, ты уже убедилась, что я умею читать между строк. И между слов.

– Знал бы ты, как мне полегчало.

– Тебе?

– Что это случилось с Маком, а не с тобой. Бедный он бедный.

Кейр промолчал, и Марианна, протянув руки к огню, с поспешным воодушевлением добавила:

– Вот оно, настоящее тепло. Дрова – замечательная штука, правда? От них, наверное, много грязи, но меня это не волнует. С глаз долой – из сердца вон.

– Я наверх, надо принести вещи, – сказал Кейр, отворяя входную дверь. – А ты поговори с печкой поласковей, ее надо подбодрить.

– Всех надо подбодрить. Осторожнее на этих твоих ступеньках.

– Я всегда осторожен. До больницы тут далеко. До всего далеко.

– Очень глубокая мысль, – отозвалась она, стаскивая мокрые носки.

– Какое ты пьешь виски?

– Какое дадут, за то и спасибо.

Кейр сунул ей в руку стакан со словами:

– А теперь я устрою для тебя экскурсию, много времени она не займет. Дом небольшой, но кое-какие зоны риска все же имеются. И надо их четко определить.

– Что-что?

– Проведем боевые учения. Отработаем посредством тренировки возможные нештатные ситуации.

– И каким же образом ты собираешься это сделать?

– «Каким образом»… гм… – Он улыбнулся и поднял свой стакан. – Что за вопрос? Задействуем принципы технологии «Три дэ», вот таким образом. Будем исходить из того, что пространство трехмерно. Итак, сейчас мы на кухне, где имеется старая печка. Когда она топится, ты сможешь понять по жару, тут никаких проблем. Стол и стулья стоят у стены, всякие мелочи и утварь на полках или в шкафах, то есть спотыкаться не обо что, но в коврике кое-где прорехи, это да. Надо бы его скатать.

– Не надо. У меня очень хорошая память. Разок все обойду и запомню где что. Я хорошо ориентируюсь, только переставлять ничего не надо. Гости всегда поражались, что я могу готовить. Даже если я просто угощала их чаем, это воспринималось как трюк фокусника. Странно. Ведь когда все на привычных местах, любой сможет приготовить чай даже с закрытыми глазами. Если это и трюк, то трюк, проделанный памятью.

– Полагаю, твоя память развивалась без опоры на продублированные зрительной памятью образы? Погоди-ка… когда люди хотят что-то вспомнить, то часто закрывают глаза, вероятно, чтобы задействовать внутреннее зрение. Ну ладно, продолжаем экскурсию. В дальней стене есть еще одна дверь, черный ход. Оттуда можно выйти в сад. Сад – это, конечно, громко сказано, есть пруд, так что будь бдительна. Имеются тропинки, завтра проведу тебя по ним. Если мы вернемся вспять к кухонной двери, то входная дверь будет слева, а справа – дверь в ванную, весьма скромную, там только душевая кабинка и унитаз. Дальше: пересекаем холл и… Марианна, ты что-то считаешь?

– Да. И запоминаю сумму. Понимаешь, это мои ориентиры, числа, зазубренные в определенном порядке. Сколько шагов от одного предмета до другого.

Кейр в ответ молчит.

– Что такое? Почему я опять слышу молчание?

– Это я думаю. Наверно, слепому ребенку очень трудно жить. Когда целиком и полностью зависишь от… мм… трюков памяти, от эфемерных цепочек из чисел. Трудно оставаться непринужденным, во что-то играть, в общем, быть ребенком.

– Постоянно грохаешься, постоянно в синяках и ссадинах. Но это казалось вполне нормальным. Училась я в специнтернате. Остальные дети тоже были слепыми. Мы все были в одной лодке. Ну а где сейчас мы с тобой?

– В гостиной. Справа от тебя лестница, ведущая в спальную зону. Над гостиной нависает нечто вроде огромного балкона, частично открытого, но есть защитные поручни, примерно на уровне пояса. Я сейчас тебя туда свожу. Ну а здесь, внизу… так-так… у окна мой письменный стол, у печки кресло – с ними ты уже знакома. У дальней стены диван, на нем я буду спать.

– Диван-кровать?

– Нет, но он большой и удобный. Он с раскладными подлокотниками, помещаюсь нормально.

– Я могла бы спать на нем. Это безопаснее, мне тогда не придется идти по лестнице.

– Знаешь, я думал об этом. Выбирать, конечно, тебе, но тут ведь ни стен, ни двери, ванная крошечная, в ней невозможно переодеться. Я подумал, что в спальне тебе будет уютней. Но решай сама.

– Надо же, ты все учел. Наверное, наверху действительно лучше.

– И там теплее ночью. Ну что, пойдем осваивать лестницу? Двигайся за мной. Слева перила. Тут десять ступеней, просто досочки, осторожнее.

Они поднялись в спальню. Кейр проводил Марианну на середину комнаты, а сам отошел к краю, где начиналась лестница.

– Я стою рядом с верхней ступенькой, так что не бойся, не упадешь. А ты сейчас в середине комнаты, во весь рост можно выпрямиться только там. Подними руки вверх, потолок скошенный, чувствуешь? Кровать двуспальная, еще не застелена. Под окном столик и кресло, кстати, на крыше есть окно, без занавесок. Рядом с кроватью комод. Вот, я снимаю с него всякую ерунду, ставь что тебе нужно. На стене напротив кровати полки с корзинами, там одежда и кое-какой хлам. Ну вот и все. Не так уж много. И вообще гораздо интереснее снаружи, чем в доме. Но один важный момент. Электричества нет, поэтому я пользуюсь керосиновыми лампами.

– Кейр, мне же не нужен свет!

– Знаю, но керосиновые лампы – это еще одна зона риска. Ты должна знать, где они стоят и зажжены ли они. Я еще и поэтому рассудил, что тебе проще будет наверху. Спокойнее.

– Но мне кажется, я бы почувствовала, горит лампа или нет, по теплу. И по запаху керосина.

– Вот и я подумал о том же. Уверен, с лампами проблем не будет. Хуже было бы, если бы на полу болтались всякие провода. Как там твой стакан?

– Пустой.

– Ай-ай-ай, непростительная оплошность со стороны хозяина. Ну что, спустимся вниз, или принести тебе виски сюда, пока ты распаковываешь вещи? Чем-нибудь помочь?

– Нет, только мне нужно место для одежды. Ящик или корзина, в общем, какая-то емкость, вещей не так уж много.

Она услышала, как он выдвинул ящик комода, стал выгребать оттуда вещи и куда-то их сваливать.

– Верхний ящик комода, прошу. Вешалки нужны?

– Нет. А есть какой-нибудь крючок? Халат повесить, чтобы его легче было найти.

– Это запросто. В стене над кроватью есть крючок, только фотографию снимем… – Он направил ее пальцы к крючку. – Вот он, чувствуешь? Сюда повесишь.

– Что за фотография?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну как почему, ты устроил мне экскурсию по дому, а о нем ничего не рассказал. Какие тут книги, фотографии, памятные вещицы. Ты показал мне скелет. А мне интересно, каковы были его плоть и кровь, то есть люди.

– И что же ты хочешь узнать?

– Про твои книжки. Какая появилась самой первой?

Кейр не задумываясь отчеканил:

– Про птиц. Справочник. Бабушка подарила, в семь лет.

– А из последних?

– Ну… – Он озадаченно вздохнул. – Пожалуй… «Месть Геи» Джеймса Лавлока.

– Это научная фантастика?

– К сожалению, нет. Он предсказывает глобальное потепление. Нас ожидают страшные последствия. Еще виски? Если не хочешь, не надо. Я и один с удовольствием тяпну еще.

– А самая любимая твоя книга? Если бы тебя должны были отправить в тюрьму, в одиночную камеру, какую бы захватил?

– Ну ты и шутница… «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо. Или… может быть, томик стихов.

– Чьих?

– Нормана Маккейга.

– Каких именно?

Он снова вздохнул:

– «Звонок другу» можно сделать?

– И все же, Кейр?

– «Избранные стихотворения». Их можно надолго растянуть.

– Спасибо! Теперь я кое-что о тебе знаю.

– Чего не знала раньше?

– Раньше я знала только то, что ты сам о себе говорил. А теперь я получила более полное представление о вашей персоне. Кстати, что на той фотографии, которую ты снял с крючка?

– Мое семейство. Старое фото, сделано здесь, в этом доме. В семьдесят каком-то.

– И сколько тебе там?

– Одиннадцать или двенадцать.

– А кто там еще?

– Моя бабушка. Мои родители. Мои брат и сестра. И мой пес.

– Родители. Они приехали сюда из Харриса, и им посчастливилось умереть в собственных постелях?

– Верно. У тебя хорошая память.

– Ведь ты же произвел на меня тогда незабываемое впечатление.

– Правда?

Проигнорировав его вопрос, она продолжила:

– Но это ведь не твой дом? Он совсем маленький. В смысле, не дом твоих родителей?

– В нем жили дедушка с бабушкой. Но мы часто у них гостили. Моя мама родилась на Скае. А замуж вышла за уроженца Харриса, папа был школьным учителем. Но ей всегда хотелось вернуться на Скай.

– Представляю, как здорово тебе тут жилось. И в детстве, и когда повзрослел.

– Это правда. Дед и бабушка дом оставили маме. Она хотела продать эту землю, под застройку. Но мне хотелось все сохранить, и я сам купил дом у родителей.

– Тебе он так дорог? Или эта земля?

– Земля.

– Зачем она тебе?

– Это обсудим завтра, когда я проведу тебя по окрестностям. Надо бы поесть. Как ты насчет омлета?

– Отлично. Но можно и подождать. Я еще не очень голодная.

– А за второй порцией виски спустишься?

– Чуть позже. Хочу достать кое-какие вещи. Забери мой стакан, а я попробую спуститься одна.

– Итак, ужин через полчаса?

– Договорились.

Марианна услышала, как он гулко шагает по деревянным ступенькам, беззаботно насвистывая; далее раздалось звяканье горлышка о край стакана. Марианна достала из чемодана белье и переложила в комодный ящик, повесила халат на крючок и задвинула под кровать промокшие ботинки. Выложив на кровать сумочку с туалетными принадлежностями, она дважды промерила шагами комнату и решила, что лучше всего отсчет начинать от окна – чтобы попасть к лестнице – и шагать по прямой.

Перед спуском Марианна извлекла из чемодана тяжелую бутылку, обернутую салфеткой. Прижав ее одной рукой к боку, второй она отыскала окно. Развернувшись, отсчитала пять шагов и оказалась у лестницы, потом нащупала перила. Старательно отмечая каждую ступень, она добралась до пола и перевела дух.

– Кейр? Ты на кухне?

– В гостиной, за лестницей. Постой, я уберу свои башмаки. Бросил их посреди комнаты.

Она протянула бутылку в сторону его голоса:

– А это мой вклад в домашние припасы.

Кейр взял сверток, развернул.

– Шампанское?

– Да. Понимаю, это жутко глупо. Но мне трудновато выбирать подарки. Я подумала, может, захочешь что-нибудь отметить. Например, прилет каких-нибудь птиц.

– Или отлет комаров. Брось, мы выпьем его до твоего отъезда, пока ты тут.

– В общем, я на это рассчитывала. В конце концов, даже какао иногда приедается. Мне еще нужно обследовать кухню. А ты занимайся своими делами.

Она повернулась, чтобы уйти, и вдруг услышала крик:

– Осторожней, лестница! – Кейр, схватив ее за руку, заставил нагнуться. Марианна оступилась, но он крепко обнял ее за талию и сжал локоть. – Ты хотела пройти прямо и наверняка бы врезалась лбом. Прости, если испугал.

– Ничего… все нормально. Спасибо. – Выпрямляясь, она положила ладонь ему на грудь и тут же, несколько опешив, почувствовала прикосновение упругих завитков волос и обнаженной кожи. Резко отдернув руку, она, запинаясь, пробормотала: – Прости… ты, что ли… Боже, Кейр, – ты что, голый?!

Он рассмеялся.

– Просто решил переодеться.

– Ой! Прости. Я помешала. Надо было постучаться.

– Но тут нет двери.

Она еще не оправилась от шока, и у нее вырвалось:

– Нам необходимо что-то придумать, ты согласен? Наверху ведь тоже нет двери.

– Я уже об этом подумал. Подойди к началу лестницы. – Взяв ее под локоть, он провел ее эти несколько шагов. – Ну как, готова?

– Готова. – Она отмечала вслух: – Входная дверь… Кухня… Гостиная?

– Да, все так, все верно. А вот здесь, прямо у входа в кухню, я прицепил одну штуковину, «музыку ветра». – Над головой Марианны раздался беспорядочный перезвон, впрочем, мелодичный. Когда он утих, Кейр сказал: – Это будет нашим дверным звонком. Я буду звонить, прежде чем подойду. Ну и ты звони, если захочешь подать мне знак: ты тут, близко. Но вообще-то, если и не оповестишь меня, не беда.

– Потому что ты мужчина?

– Нет, потому что ты не видишь. А я могу видеть, где ты. Что ты делаешь.

– Да-да. Конечно. Тебе нужно одеться. Тут холодно, когда отходишь от печки. Спасибо за «музыку ветра». Великолепная идея. И такой приятный звон.

– Так я буду оповещать тебя, когда собираюсь выйти из дома или когда прихожу. Как только открывается входная дверь, наша музыка срабатывает, подает тебе сигнал.

– Не такой назойливый, как дверной звонок.

– Это уж точно.

– Какой же ты изобретательный! И заботливый. Спасибо, Кейр.

– Я забочусь не только о тебе. Громкие звуки здесь как-то режут слух. И могут распугать птиц. Я пытаюсь сохранить естественный баланс, по крайней мере, на звуковом уровне.

– Значит, никакой оперы?

– Только в наушниках и сидя в машине. Тут же нет электричества. Но у меня есть приемник на батарейках, если тебе очень захочется послушать музыку или новости.

– Не захочется. Так здорово очутиться в деревушке Бригадун^[18], вырваться из пут современности. Кухня где-то тут, да?

– Она прямо перед тобой. Марианна… – Он виновато прикоснулся к ее локтю. – Прости, если напугал. Ну… когда схватил тебя. Иначе бы ты набила на лбу огромную шишку.

– Да ладно тебе, я просто немного растерялась. И почувствовала себя… незащищенной, наверное. Когда мужчины знают, что ты не видишь, то позволяют себе иногда всякие глупости.

– Все шутишь?

– К сожалению, нет.

– Ублюдки!

– В свое время случались неприятные сюрпризы. Но не волнуйся, этот таковым не был.

Марианна

Напротив, сюрприз был очень приятным. Но я стыдливо от Кейра шарахнулась, скромница нашлась, вполне в духе Джейн Остин.

Наверное, сказалось то, что у меня давно не было отношений с мужчинами, иначе вела бы себя умнее. До чего же мне не хватает глаз в такие моменты, нормальных глаз, которыми, говорят, можно выразить любые чувства, они могут манить, отталкивать, запрещать, позволять – без всяких слов. Мне не дано красноречивого взгляда, ну и как же я могла подать знак, что дверь открыта, что я буду рада, если он захочет прийти?

Только прикосновением. Мне хотелось к нему прикоснуться, но я этого не сделала. Когда зазвенела музыка ветра, я едва не кинулась его обнимать. Может, и кинулась бы, если бы он был одет. Но я просто сказала «спасибо», я запретила своим рукам обвить его шею, потому что не знала, что будет означать это объятие – и для него, и для меня. Что, кроме моего порыва прикоснуться к нему? Жизнь не сводится к прикосновению. По крайней мере, для меня.

(Глупости. Нужно, нет, необходимо, поступать так, будто впереди лишь год жизни; а я зачем-то фокусничаю, развожу сантименты.)

Отсчитав ступени и шаги, я поднялась наверх, села на кровать. Кейр бродил внизу, я слышала, как он расстегивает молнии на карманах рюкзака (или на джинсах?) и раскладывает вещи по шкафам и ящикам. Лязгнула дверца печки, затем раздался глухой деревянный стук, чуть потянуло дымом. Подложил в печку дров, сообразила я.

Я нашарила в изножье кровати сумочку с туалетными принадлежностями и вытащила щетку для волос. Потом долго и безжалостно их расчесывала, они так и трещали от статического электричества. В общем, выплескивала наружу злость на себя и свою слепоту, на то, что не могу поддержать столь желанную игру, поскольку у меня нет нужных карт.

Волосы мои наконец ровно легли на плечи, безупречно шелковистые, но я тут же собрала их в хвост и полезла в сумочку за матерчатой резинкой. Для моей унылой жизни подходит унылый хвост, а не распущенная роскошная грива.

Полная раскаяния в своей застенчивости, я сидела на кровати, смиренно сложив руки на коленях, и мысленно раздевала Кейра. Конечно, теперь, когда мы с ним вдвоем оказались в замкнутом и очень тесном пространстве, неизбежными будут неловкость и напряженность. Но меня утешало то, что, по крайней мере, мысли мои он точно не увидит.

А если учесть, что в этих мыслях творилось, то знать о них Кейру было абсолютно незачем.

Дата добавления: 2015-08-18