За пределами родового гнезда

У меня всегда было огромное желание путешествовать. Я мог бы стать фантастическим Марко Поло, если бы родился в ту эпоху. Мне хорошо, когда я путешествую, у меня ощущение, что я делаю что-то полезное для себя, для моей семьи, для друзей.

С тех пор как я впервые обрел известность, я охотно соглашался ездить с концертами и гастролями за границей - отчасти из-за желания открывать для себя новые места и знакомиться с новыми людьми, а отчасти из-за того, что путешествие по маршруту «Челлино – остальной мир» должно продолжаться. Я всегда хотел оценить себя со стороны за пределами родового гнезда, чтобы понять, как далеко я способен улететь.

Помимо работы, я хочу видеть, как живут люди в странах, которые я посещаю. Я до сих пор испытываю огромное любопытство и желание путешествовать, погружаться в жизнь других людей, понимать, в чем мне повезло, а в чем – не очень, узнавать, как устроен мир не понаслышке или читая о нем, а потому что я в нем жил; иными словами – я продолжаю хотеть все это реализовать. Подобно святому Фоме, мне нужно увидеть все своими глазами и вложить внутрь руки, а также и нос.

В 1972 году я давал концерт на Мальте, в столице Валетте, в красивом театре. Когда я пел песню, которая принесла мне определенный успех в Сан-Ремо, 13, storia d’oggi («13, история сегодняшнего дня»), все во главе с Дом Минтоффом (тогда премьер-министр Мальты – Прим. пер.) вскочили на ноги и начал аплодировать. Я пел:

«13 декабря, святая Лючия…

Сколько пятен нефти

На городском асфальте,

Сколько кроличьих сердец, но где же лев?»

Потом они мне объяснили, что для них эта песня была почти национальным гимном, потому что 13 декабря – это день, когда Дом Минтофф пришел к власти.

Другой очень хороший эпизод случился в Греции в период диктатуры черных полковников. Я записал Il ragazzo che sorride («Парень, который улыбается») – песню, которая в Греции была под строжайшим запретом, потому что написана Микисом Теодоракисом, яростным противником режима. Пластинка там продавалась подпольно. Фокус был в том, что студия EMI наклеивала на нее этикетку ’O sole mio («О, мое солнце»), но люди знали, что там записана запрещенная песня.

Когда я пел в Афинах 16 июля 1970 года, там были и люди, близкие к полковникам, и много обычных людей. Они все аплодировали как сумасшедшие: я знал этому причину и исполнил Il ragazzo che sorride («Парень, который улыбается»). Восемьдесят тысяч человек сходили с ума.

Так же, как я пел «Аве Мария» Шуберта в Болгарии и в Советском Союзе, когда это было запрещено делать. В обеих странах организаторы меня просили избегать этого, но я им сказал: «Это мой репертуар: либо принимаете, либо гоните меня».

В Испании времен режима Франко то же самое: 13, storia d’oggi («13, история сегодняшнего дня») и песня Теодоракиса были запрещены, поскольку носили социальный оттенок, но я их все равно пел на каждом концерте. Я никогда не обращал внимания на скрытые предостережения эмиссаров режима. Я также никогда не отказывался выступать в странах с недемократическими правительствами: я всегда находил подобные отказы неправильными.

Дата добавления: 2015-08-18